Моя идеальная

Глава 23

Можно забыть разумом, но не сердцем.

Первое, что чувствую — жуткую боль по всему телу и отравляющую слабость. Они настолько сильные, что лучше бы я просто сдох. Эти давно забытые ощущения слишком хорошо мне знакомы. С ними приходит отчаяние.

Топлю все поганые воспоминания. Всё это в прошлом и нехер туда возвращаться.

На звук открываемой двери даже не реагирую, но вот дрожащий голос вынуждает поднять налитые свинцом веки.

— Тёма… — шуршит женский голос. Морщусь от такого обращения. Какого хрена она меня так называет? — Тёмочка…

Да какого хера происходит?

Девушка, судя по звуку, подбегает к койке и глухо оседает на пол. Перевожу взгляд на залитое слезами лицо.

Наверное, я всё же умер, потому что передо мной сейчас ангел смерти. Волосы как расплавленное золото с красными потёками крови. Глаза такого глубокого зелёного цвета, что его просто не может существовать в человеческом мире.

Где же я? В Аду? Или всё же это Рай? И кто эта рыдающая девушка? Почему она смотрит на меня, как на какое-то божество?

— Любимый… — шепчет это странное существо.

Чего, блядь? Какой ещё, на хрен, любимый? Что за дичь? Я её, блядь, впервые вижу.

— Кто… ты? — вырываю хрипом и тут же захожусь в кашле.

Зеленоглазая несколько раз моргает, и по щекам скатываются прозрачные капли.

Всегда женские слёзы бесили. Но почему тогда в груди так неприятно ноет?

Девушка смахивает их и растягивает пухлые губы в улыбке.

— Не смешно, Северов.

Согласен. Вообще, мать вашу, не смешно. Она явно меня знает, а вот я никак в эту тему въехать не могу.

Сознание путается. Снова не понимаю, реальность это или всё же нет.

— Ты… ангел? — выталкиваю причиняющие физическую боль слова.

Зеленоглазая теряется, и в её глазах что-то такое отражается, что у меня за рёбрами какая-то липкая херень растекается, сковывая биение сердца.

Почему так больно видеть её глаза?

Несколько секунд, и девушка задаёт, надеюсь, риторический вопрос:

— Ты знаешь кто ты?

В глубине зелёных озёр такая надежда плещется, что я всё же отвечаю:

— Артём Северов. — срываюсь новой порцией кашля. — Студент полицейской… академии. — говорить становится сложнее, но я должен знать. — А ты..? Ты — ангел?

— Нет, Тём, не ангел. — отбивает без запинки.

Какого хера она вечно повторяет этот вариант моего имени? Я в жизни, блядь, никому не позволял так себя называть, а она делает это так, словно у неё какое-то исключительное право на это есть.

— Не называй…так. Падший…ангел… — девчонка подвисает, но ничего не говорит, а я… Я с какого-то волшебного хера хочу снова услышать её тихий голос с хрипотцой, от которого по телу ток летит. — Ангел. — зову тихо.

Глотку аж продирает от любого звука, который приходится воспроизводить.

Она вскидывает на меня взгляд. Губы трясутся так, что она, кажется, сейчас разревётся.

Блядь, да что не так с ней?

Но в следующую секунду Ангел меня удивляет. Смаргивает влагу с ресниц, закусывает губы до побеления и выбивает:

— Настя. Моё имя Настя.

— Нас-тя. — тяну по слогам. Такое странное имя… Она совсем не похожа на Настю. — Тебе больше…идёт… Ангел.

Ступор. Вот что происходит с ней после моих слов. Зеленоглазая тупо виснет, будто у неё, блядь, винда слетела. Бледнеет так, что становится на фарфоровую куклу похожа. Только в глазах жизнь горит вместе с потоком эмоций, которые я ни хрена не могу разобрать.

— Ты правда не помнишь меня? — шелестит почти белыми губами, на которых я чётко залипаю. Какая она на вкус? Блядь, да о чём я вообще думаю?! — Артём, я…

— На сегодня хватит. — разрывает моё помутнение голос врача.

Девушка переводит взгляд на него и едва ли не умоляет:

— Ещё минуту.

А я, мать вашу, не хочу, чтобы она уходила. Какого хрена я так цепляюсь за незнакомую девчонку? Наверное, дело всё же в травме головы, потому что другого определения своим мыслям и желаниям я не нахожу.

Черепушка пульсирует. Глаза жжёт. Всё тело словно на адской сковородке подгорает. Мне срочно нужен сон, чтобы привести башку в порядок и избавиться от этого чёртового наваждения.

— Пациенту нужен отдых. Пойдёмте.

— Ты ещё придёшь…ко мне…Ангел?

До меня не сразу доходит, что это мои собственные слова. Наверняка у меня горячечный бред.

Кто-нибудь, измерьте мне температуру и вколите жаропонижающее.

— Я всегда буду приходить к тебе, Тёма.

Ангел улыбается, но отчего-то мне ещё паршивее становится. И дело не в том, что она продолжает меня так звать. Столько боли и грусти в её улыбке, что мне выть охота. А потом зеленоглазая делает то, отчего я забываю как, сука, дышать.

Она целует меня.

Какого, мать вашу, она это делает?

Мягкие прохладные губы прижимаются к моим, а горячий язычок обводит по контуру и ныряет мне в рот. Отвечаю дико и жадно, будто жажду утолить пытаюсь. Втягиваю язык глубже и сплетаюсь с ним.

Девушка отстраняется и мне буквально, блядь, в душу смотрит. Перекрываю поток эмоций и высекаю ровным тоном:

— Хорошо целуешься…Ангел.

И тут этот самый Ангел как с цепи срывается. Отворачивается и пулей вылетает из палаты. Остаюсь один и глушу странное тягучее ощущение пустоты. Кажется, что с её уходом и сердце меня покинуло.

Откуда эти чувства? Кто она, мать вашу, такая? Почему смотрит на меня так, будто я для неё весь мир? И почему я думаю о том, что и она могла бы быть моим миром? Что за хуйня?

Резко трясу головой и тут же морщусь от боли и падаю на подушку. В черепной коробке затяжной гул стоит, а перед глазами, как ни стараюсь от них избавиться, зелёные озёра.

Приходит медсестра. Берёт какие-то анализы и меняет капельницу. Бросаю на неё мутный взгляд. Слишком короткий халат и виднеющаяся в распахе "троечка". Длинные ноги, аппетитная задница, чёрные до талии волосы.

Улыбаюсь ей, и она в ответ выдаёт обольстительную улыбку.

Как только очухаюсь, точно трахну её, вижу же, что не против.

Вот только моё припизднутое подсознание говорит совсем о другом. Перед глазами Ангел с этой своей печальной улыбкой и грустью во взгляде. Во рту появляется её сладкий вкус. В носу пряный запах с примесью крови.

Да что за херотень творится? Почему я думаю о какой-то левой девке? Походу, ведьма она. Точно. Зеленоглазая ведьма, которая меня, блядь, прокляла. Другого объяснения этому я просто не нахожу.

Через какое-то время проваливаюсь в сон, который занимает мою голову весь оставшийся день и часть вечера.

— Обними, Тёма. — раздаётся тихий смех.

Кругом стоит непроглядная тьма, но я знаю, что нахожусь в своей спальне. Без сомнений откидываю одеяло и ложусь на кровать. Прижимаю мягкое, горячее, податливое тело и целую сладкие губы. Толкаю девушку на спину и наваливаюсь сверху. Вхожу одним резким толчком и тут же разбиваюсь несдержанным стоном. Ногти царапают мою спину. Она кусает мои губы. Стоны и дыхания смешиваются. Тела сплавляются в одно целое. Движения становятся быстрее и резче. Выхожу до самого конца и с силой врываюсь обратно до упора. Рычу, кончая, и девушка отзывается не менее животным рыком.

Это не просто секс. С другими такого никогда не было. Я взлетаю выше небес, держа невидимую руку.

В той же темноте раздаётся тихий шёпот:

— Всё будет хорошо… Всё будет хорошо…

Мне снятся сотни поцелуев, от которых я тащусь как чёртов нарик. Мне снится сладкий запах ванили и кокоса, от которого маниакально кайфую. Мне снится тепло и уют, которыми наслаждаюсь. Мне снится девушка, которую я не вижу, но ощущаю каждой клеткой. Мне снится чувство, которого не должно быть.

Подрываюсь на кровати и со стоном боли заваливаюсь обратно. Пульсация в голове опасно разрастается. Скриплю зубами, терпя жутчайшую боль. Когда отпускает, начинаю гонять все ощущения, испытанные во сне.

Ни лица, ни фигуры, ни голоса невидимки не помню, только то, что чувствовал рядом с ней. И почему, блядь, моя больная фантазия подкидывает мне образ зеленоглазой на эту роль?

Вечером в дверном проёме появляется лохматая башка Тохи.

— Живой? — ржёт скрипучим смехом, от которого мне вздёрнуться охота.

— Не сдох ещё, прикинь. — отзываюсь задушенным голосом.

Приятель напрягается и становится серьёзным.

— Реально не помнишь её? — режет вопросом. Мне даже не надо спрашивать кого её. Отрицательно качаю головой. — Пиздец, Тёмыч. Как, блядь, так? — сипит друг.

— А почему я, собственно, должен помнить её? Что в ней, блядь, волшебного такого? Девка и девка, ничего особенного. — отсекаю, с какого-то хрена начиная закипать.

— Послушай, Артём, — теперь уже и я напрягаюсь. Это обращение, тон, взгляд не предвещают мне ничего хорошего. — ты должен вспомнить её. Настя ради тебя весь мир свернуть готова, как и ты ради неё.

— Чё, блядь, за хуйня, Тоха? — взрываюсь я. — С каких пор я ради бабы на всё готов? Что у меня с ней должно было такого быть, чтобы я миры сворачивал?!

— Ты любишь её, Тёмыч. Может, головой и не помнишь, но сердце не забывает.

Весь следующий день прокручиваю этот разговор.

Люблю? Как? Как, блядь, я могу любить?

С самого утра моя палата напоминает проходной двор. Врачи, медсёстры, следак, Тоха со своей девкой, санитарка. Кажется, что все кому ни лень приходили, вот только Насти всё нет.

Ловлю себя на мысли, что хочу её увидеть.

Все попытки Антона рассказать о нашем с ней прошлом пресёк на корню.

Не хочу знать. Не хочу помнить. Не хочу любить.

Вот только один вопрос никак не даёт мне покоя. Все чувства, испытанные во сне, были с НЕЙ? Если так, то как можно забыть такое?

В дверь тихо скребутся, и я поднимаю голову, разгоняя поток мыслей. Мотор заходится в бешенном ритме, когда на пороге появляется зеленоглазая.

— Ты пришла, Ангел. — начинаю какого-то дьявола тянуть лыбу.

Что меня так обрадовало? Не хочу её видеть.

— Привет. — улыбается девчонка, а у меня уже не сердце, а костедробилка за рёбрами разворачивается.

— Я же обещала, что вернусь, Артём.

Она садится на край кровати и цепляет мою руку.

Совсем оборзела, что ли?

Предпринимаю слабую попытку вырвать ладонь, но мелкая только сильнее сжимает.

Почему слабую? Потому что я, блядь, кайфую от её прикосновения.

Бред. Какой же это бред. Не должно быть так.

Снова дёргаю рукой. И снова слишком слабо. С самим собой бороться нихуяшеньки не просто.

— Не отпущу, Тём. — серьёзно заявляет девушка.

— Не называй так, Ангел. Я же просил. — рычу на неё.

— А я просила не называть меня Ангел.

Да, я, мать вашу, знаю, как её зовут, но намеренно не обращаюсь по имени. Чувство такое, что если я сделаю это, то пути назад не будет. Я не хочу чувствовать. Я не хочу любить. Любовь приносит боль.

Жру ведьму глазами. Вчера всё плыло и размазывалось, а сейчас я чётко вижу каждый изгиб, каждую впадинку, каждую черту лица. Я должен перестать на неё пялиться, но вместо того, чтобы отвести взгляд, выбиваю:

— Ты очень красивая, Ан… Настя. — пробую её имя на вкус и анализирую собственные эмоции. Она улыбается. На щеках появляются мозговъебательные ямочки, и следующими словами добиваю сам себя. — И улыбка у тебя охуенная.

Сам тяну лыбу и тут же кривлюсь от боли. Хотя меня напичкали обезболами, башка болит и кружится от любого неосторожного движения.

Мы оба зависаем. Не знаю, что там в голове у ведьмы, а я тупо впитываю её улыбку.

— Подвинься. — внезапно командует мелкая и толкает под рёбра. Охреневаю от такой наглости, но всё равно, сука, сползаю в бок. Золотистая макушка падает мне на плечо, и я тяну её запах. Нет, блядь, это не ваниль и кокос. Это кофе и корица. Это, мать вашу, мой запах. — Я знаю, что ты не помнишь меня, Артём, но мы знакомы уже больше двух лет. Мы учимся в одной академии, только на разных специальностях. Я иду на сотрудника следственного комитета, а ты изучаешь оперативное дело.

— Я знаю на кого учусь. — бубню ей в волосы и снова вдыхаю аромат. Если в моём сне была она, тогда почему пахнет иначе? Злюсь сам на себя, поэтому психую и добавляю. — Но тебя всё равно не знаю.

— А Вику Заболоцкую? — шелестит зеленоглазая.

— Тохину девку?

— Она моя лучшая подруга.

— Это должно что-то мне сказать? — обрубаю, не скрывая раздражения.

— А знаешь, когда они начали встречаться?

Да что она до меня докалупалась? Я не хочу помнить. Не хо-чу!!!

— Мне так-то похуй. — ловлю в фокус её глаза и сдаюсь. Да что, блядь, не так со мной? — Недели две назад. Я как раз сачковал.

— А помнишь, почему ты не ходил на занятия?

Опускаю веки в попытке отыскать причину, но ни хера не выходит. А если я не помню, то это связано с ней. Как будто вся моя жизнь с ней переплетена.

— Да что ты доебалась до меня?! Ты, блядь, не Ангел, а Дьявол во плоти! Тебе то что? — срываюсь на девчонку из-за собственного бессилия.

Сам не понимаю себя. Хочу ли я помнить или всё же нет? Есть ли возможность вернуть только часть воспоминаний? Чтобы я знал всё, что происходило в моей жизни, но ничего не чувствовал?

— А то, Северов, что ты, твою мать, помнишь всё и всех, кроме, блядь, меня. — режет словами ведьма, которые отчего-то больно жалят. — Это тебе ни о чём не говорит? Как сам думаешь, что у тебя должно было произойти с девушкой, чтобы ты её забыл на хрен?!

Она во мне такую злость поднимает, что из ушей дым валит. Неужели мелкая решила, что раз у нас что-то было, то она имеет право лезть мне в душу? Хуй-то там! Не позволю!

— Я должен был её выебать. — отбиваю ледяным тоном. — Знаешь, как это работает? Пришёл. Увидел. Победил. Трахнул. Забыл.

И эта девчонка, она, мать вашу, начинает плакать. Хрен меня слезами пробьёшь. Вот только происходит очередная дичь, когда ловлю пальцами капли и, прижимаясь вплотную, шепчу сиплыми интонациями:

— Почему ты плачешь, Ангел? Не плачь, маленькая.

Маленькая?! Это ещё, блядь, откуда вылезло? На хуй мне такая любовь не нужна, если я размазнёй становлюсь.

Зеленоглазая ещё пару раз всхлипывает и подаётся навстречу моим губам. Все предохранители летят к чертям, когда врываюсь в её рот. Таскает так, что похую на всё вокруг. Какого хрена мне так вышибает пробки её вкус? Какого, ёбаный в рот, дьявола, мне нравится её целовать?

Перекрываю эти эмоции злостью и толкаю девчонку на спину. Без предисловий сую руку между ног и жёстко сжимаю. Кусаю за шею, давясь бессильной яростью. Меня пугают собственные ощущения, когда она рядом.

Вгрызаюсь в мягкую плоть щеки, забивая рецепторы солёным вкусом её слёз и тяжёлым отчаянием. Я не должен сдаваться ей. Не должен чувствовать всё это.

Член ноет, упираясь в ткань боксеров и требуя немедленно воспользоваться податливым телом. Поднимаю руку к пуговице на её джинсах, но мелкая с неожиданной силой сталкивает меня с себя и убегает.

Вот же сучка.

Вот только на выходе она оборачивается и со сталью заявляет:

— Если ты хочешь меня, Тёмочка, то тебе придётся вспомнить!

Я, блядь, готов её голыми руками придушить. А ещё я готов получить её любой ценой.

Сколько не анализирую всё произошедшее за последние пару дней, так и не удаётся разобраться не только во всей этой странной истории, но и в собственных запутанных мыслях. Хочу ли я всё-таки вспомнить её и ту самую, сука, любовь, о которой твердил Тоха, или оставить всё как есть? В одном я уверен точно: мне не хватает этой зеленоглазой ведьмы. Да, я, блядь, скучаю по ней. По её запаху. По её голосу. По её мозговъебательной улыбке. По её поцелуям. По её вкусу. По её, блядь, близости.

Наверное, стоит признать, что сердце отказывается забывать эти чувства, в отличии от мозга? Как можно любить девушку, которую не знаешь?

Сутки так и пролетают со шквалом неотвеченных вопросов, постоянными процедурами, приёмом таблеток и головной болью. Когда наступает время посещений, пытаю взглядом закрытую дверь, ожидая увидеть зеленоглазую.

А если она не вернётся? Что если после моей дикости она больше не придёт? Вёл ли я себя с ней так раньше или у нас было по-другому?

Опять вопросы. И опять без ответов.

Дверь открывается, и я даже не успеваю ухватить порцию кислорода, когда ведьма оказывается рядом со мной. Без слов падает на кровать и притягивает мою голову к себе. Зарывается пальцами в волосы, отчего по коже мчат мурахи, а по позвоночнику электрический разряд.

В её поцелуе столько нежности и одновременно голода, что меня тут же накрывает волной похоти. Девчонка толкается языком мне в рот и хозяйничает так, будто она королева, а я её царство. Да, именно я, потому что она царит не только во рту, но и намного глубже. Поднимаю руки в попытке обнять её и притянуть ближе, как она соскакивает с кровати и начинает тарахтеть:

— То, что было между нами, Северов, не просто трах. Запомни это раз и навсегда. Мы с тобой были вместе. Мы любили друг друга. Если ты не вспомнишь, то больше никогда меня не увидишь, хотя тебе же насрать. Тебе плевать на меня! Я для тебя…

Её слова, её интонации, её блестящие зелёные глаза, её разбитые, сжатые в кулаки руки вызывают в душе такую бурю, что я едва могу дышать. Кажись, моё сердце решило самоубиться, потому что так херачится о рёбра, что в кровавую лепёшку разбивается. И я вдруг получаю ответы на все свои вопросы.

Она нужна мне. Нужна как никто другой.

— Расскажи мне. — выбиваю тихо, цепляя её взгляд.

В этот раз контакт затягивается. Погружаюсь в глубину её зрачков и захлёбываюсь шквалом одуряющих эмоций.

Я хочу знать. Я хочу помнить. Я хочу любить.

А ещё меня вдруг топит чувство вины за боль, которую она транслирует в меня. Не только ментально, но и физически её ощущаю.

Настя садится рядом и переплетает наши пальцы. По каждому нерву двести двадцать пробивает. Ошарашенно смотрю на наши руки и в груди становится жарко и тесно.

Девушка рассказывает мне о прошлом. О нашей первой встрече. От том, как я выводил её. О том, какими мы были до нас. Как ни стараюсь вспомнить, ничего не выходит. Наше время заканчивается, но я не хочу отпускать.

Ловлю её пальцы, едва поднимается с кровати. Встаю на пошатывающихся ногах, обнимаю за талию и целую. Не так, как делал это с другими, а совсем легко и даже, блядь, нежно. Интуитивно понимаю, что с ней надо именно так. Она отвечает не сразу, но когда обнимает и касается моего языка в ответ, по всему телу колючие мурахи разбегаются, жаля кожу, словно иглы. Чувствую себя маньячиной от того кайфа, который ловлю от этого контакта.

Разлепляет нас в итоге та самая медсестра, которая ставила капельницу в первый день. Зеленоглазая уходит, а я смотрю на пышногрудую брюнетку и вообще нихуя не ощущаю. Даже физического отклика нет. Мне бы стоило разозлиться на ведьму за то, что не хочу трахать никого, кроме неё, но вместо этого шумно выдыхаю и растягиваю губы в улыбке.

Я обязательно вспомню каждое мгновение и снова получу эту девчонку.

Большую часть ночи гоняю её слова по нейронным сетям, но даже во сне ничего не удаётся вспомнить.

Настя приходит каждый день, едва начинают пускать посетителей, и уходит, только когда её чуть ли не силой выталкивают.

Она рассказала мне о встрече в коридоре, после которой всё изменилось. О спарринге и о том, что он закончился почти поцелуем у раздевалок. Я узнал, что у неё был жених, которого она бросила ради меня. А ещё я понял, хотя она этого и не говорила, что я стал её первым мужчиной.

Но как, мать вашу, можно было об этом забыть?

На девятую ночь ко мне всё же приходят воспоминания, но совсем не те, которых я ждал.

Весь день я сижу на парковке академии и пишу сообщения, которые так и остаются неотвеченными. Так же как и звонки.

Страх. Отчаяние. Ужас. Паника.

Подъезжаю к её дому. Вижу Настю в открытом окне и во мне загорается надежда, которую разрывает в клочья закрытое ей окно.

Ночь, проведённая под этим самым окном.

Боль.

Помноженная на миллион боль, когда признаюсь в любви, а она заявляет, что любит Должанского.

Адски мучительная боль, когда целует зализыша на парковке и просит отпустить.

Просыпаюсь в холодном поту. Коноёбит меня так, что зуб на зуб, блядь, не попадает.

Если эта та самая любовь, то я не хочу её вспоминать. Лучше оставить всё как есть.

Смотрю на часы, понимая, что скоро придёт зеленоглазая, но я не хочу её видеть.

Не хочу эту боль. Не хочу страх.

Лучше обрубить всё на корню, пока для меня ещё не поздно. Если вылезли эти воспоминания, то наверняка поползут и другие.

Настя появляется и сразу обнимает, но я отворачиваю морду.

— Что случилось, Артём? — шелестит перепуганным голосом, но меня не пронимает.

— Нихуя не случилось, Ангел. — намеренно так её называю. — Устал. Уходи.

— Почему, Тёма?

— Не зови, блядь, так! — гаркаю зло.

— Да что произошло?! — кричит в ответ. — Вчера всё было нормально, а теперь…

— А теперь я не хочу тебя видеть! Заебала уже со своим "вспоминай"! — ору что есть мочи. — Не получается у меня! Нихуя не выходит!

— Ты даже не стараешься! — вопит, давясь слезами. Гашу в себе желание успокоить. — Почему ты не хочешь вспомнить МЕНЯ?!

— Может потому, что мне, блядь, нечего вспоминать?!

— А может, ты просто боишься любить?! — озвучивает мои мысли.

— А может, я не хочу любить тебя?! Ты об этом не думала?! Может, мне так лучше?!

Девушка вылетает из палаты, а я вдруг понимаю, что хочу рвануть за ней. Что хочу остановить, вернуть и заставить остаться навсегда. И похуй на боль. Похуй на страх. Я в любом, блядь, случае уже весь в ней. По самые, мать вашу, уши.

Мои попытки свалить следом за Настей пресекают ещё в коридоре и едва ли не силой вынуждают вернуться в палату.

— Артём, — холодно, но всё же с пониманием моей ситуации говорит врач, — тебе осталось всего два дня, чтобы закончить курс лечения, и тогда сможешь без проблем вернуться домой и поговорить со своей девушкой. Несмотря на то, что ты ей наговорил, уверен, что она не намерена сдаваться. Я никогда не видел таких целеустремлённых людей, как она. — добавляет с улыбкой, но легче мне особо не становится.

Что-то подсказывает мне, что она больше не вернётся. И что мне, блядь, делать? Терпение не входит в перечень моих положительных качеств.

Меня до чёртиков бесят эти грязно-розовые стены и вид на соседнее отделение из окна. Мне надо выбраться отсюда, иначе я тупо свихнусь.

День, вечер и часть ночи проходят в напряжённом мыслительном процессе.

Появляется Тоха, и я, мать вашу, сдаюсь.

— Расскажи мне о ней. — прошу едва слышно, потому что самому стрёмно становится.

Друг шумно выдыхает.

— А разве она сама тебе не рассказала?

— Я знаю историю с её стороны. А что я к ней чувствовал — нет.

— Ты так-то не любитель делиться. — отсекает Арипов.

— Но что-то же я говорил.

— Говорил, брат. Что на всё ради неё готов, говорил. Что любишь до потери пульса. Что она твоя путеводная звезда. Что добьёшься любыми способами. Что хочешь жениться на ней. Что она самое дорогое, что есть в твоей жизни. А ещё, — тяжело сглатывает и заглядывает в глаза, — с ней тебе лучше, чем когда-либо. Она готова принять тебя вместе с твоим прошлым.

— Я рассказал ей? — сиплю, потому что уверен, что никогда никого не посвятил бы в своё прошлое.

— Нет, не рассказал. Но, — глухой вдох, — ты расскажешь.

Если раньше у меня были сомнения, то больше их не осталось. Какой смысл пиздеть самому себе? Я люблю эту девочку, даже не помня её. Собираю всю силу воли и приказываю себе вспоминать, но, как вы уже догадались, так это не работает. Даже не замечаю, когда отключаюсь.

Подрываюсь на кровати и сразу слетаю с неё, хватая телефон и набирая Тохе.

— Что случилось, Север? — раздаётся встревоженный, но сонный голос приятеля.

— Можешь приехать в больницу и привезти какие-нибудь шмотки?

— Тёмыч, бля, что происходит?

— Мне срочно надо домой.

— До утра не ждёт? — сипит возмущённо.

— Нет, блядь, не ждёт, Тоха! — повышаю голос и тут же давлю интонациями. — Мне надо срочно увидеть Настю.

— Еду. Только объясни, что творится.

— Я вспомнил, Антон. Всё, блядь, вспомнил. И я должен немедленно сказать Насте, как сильно я её люблю.