Моя идеальная

Глава 37

Начать сначала

— Артём, хватит меня на руках таскать. Я не калека. — смеюсь, когда Северов вытаскивает меня из машины и несёт в подъезд.

— Знаю, — бурчит парень, — но это не у меня артерия штопаная.

Понимаю же, что он прав, но не могу смириться с тем, что и ему не слабо досталось, а о себе любимый вообще не думает.

— Тём, пожалуйста. — выбиваю жестче, когда Егор открывает дверь подъезда.

Северов опускает на меня взгляд, тяжело выдыхает, но на ноги меня ставит только в лифте. Продолжает крепко прижимать к торсу, снимая упор с левой ноги, которая неприятно ноет и то и дело простреливается болезненными импульсами, будто кто-то автоматную очередь по нервным окончаниям запускает, хотя я и не перестаю делать вид, что со мной всё в порядке, чтобы Артём не зацикливался на моём состоянии ещё больше.

Не хочу, чтобы он винил себя в том, что со мной произошло. В памяти свежи слова Антона о том, что Тёма решил меня от всего защищать. Сейчас же понимаю, что он будет вешать всех собак на себя, потому что не смог этого сделать.

— Чувствуйте себя как дома. — выбивает Северов младший, открывая дверь квартиры и жестом приглашая нас внутрь.

Когда дверь за нами закрывается, Егор уходит, указав направление кухни, и возвращается уже с аптечкой.

— Братиш, давай я тебя заштопаю пока. — режет, глядя на Артёма.

— Чёрта с два я тебя к себе подпущу. — обрубает он, занимая стул и паркуя меня к себе на колени.

Вот почему он такой упёртый?

Цепляю его пальцы и занимаю более выгодное положение, чтобы иметь возможность установить зрительный контакт.

Сердце замирает в груди, когда снова вижу его избитое, уставшее, осунувшееся и хмурое лицо, на котором нет и тени улыбки. И пусть кровь он смыл, когда мы останавливались в последний раз, она всё равно продолжает сочиться из раны над бровью.

Поднимаю руку и осторожно обвожу вокруг этой раны пальцами.

— Родной, прошу тебя, пусть Егор зашьёт её. Ради меня.

Наверное, это единственный аргумент, который он готов принять, потому что ради себя он никогда этого не сделает.

Он отпускает глухой выдох и прижимает мою ладонь к своей щеке, легко касаясь губами.

— А ты не боишься, что мой брат сделает из меня Франкенштейна?

Не могу не улыбнуться на его замечание, и любимый отзеркаливает мою улыбку.

— Вообще-то я третий год на медицинском и с такой пустяковой раной справлюсь за пару минут. — бурчит Егор, копаясь в аптечке.

— Окей. Но если ты, блядь, накосячишь, то я тебе руки повыдёргиваю.

— Тёмыч, не выёбывайся, ладно? — рычит молчавший до этого Антон.

После того, как Артём ушёл с отцом, попросив Арипова остаться со мной, мы перекинулись буквально парой фраз. Вообще не помню, чтобы когда-то видела его таким серьёзным и сдержанным.

— Блядь, Тоха, и ты туда же? — бросает Тёма, прожигая его тяжёлым взглядом.

— Мы все туда же, — отбивает он, — потому что ты упёртый до тупости. Вспомни, к чему это привело в прошлый раз.

На кухню опускается гробовая тишина, потому что всем, кроме Северова младшего, есть что вспоминать. Если бы Артём в день Х сказал мне правду, куда и зачем он едет, или хотя бы ответил на звонок, то всё могло быть иначе.

Нет, я не виню его в том, через что мне пришлось пройти, но хватает и того, что любимый сам это делает.

Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая разбушевавшееся сердце, и обвожу глазами всех находящихся за столом.

Артём выглядит мрачнее тучи. На скулах ходят желваки. Руки сжаты в кулаки с такой силой, что на них снова проступают бордовые капли.

Егор замер над набором для зашивания ран и тоже бегает взглядом от Тёмы на Антона, потом на меня и так по кругу.

Антон поджимает губы и отводит взгляд в сторону, явно понимая, что упоминание об этом было самой большой его ошибкой.

Знаю, что кто-то должен хоть что-то сказать, но никто этого делать явно не собирается, поэтому сгребаю всю свою решимость и спокойствие и выпаливаю:

— Егор, а где у тебя ванна? Я бы хотела помыться и, если можно, дай что-нибудь переодеться. Меня уже тошнит от этого маскарадного костюма.

Сжимаю пальцами ткань сорочки и выпячиваю её вперёд, чтобы все поняли, о чём я говорю. Нет, они, конечно, и так догадались, но мне необходимо привлечь всё внимание к себе, поэтому ещё и брезгливо кривлю лицо, давая понять, что тошнота — не шутка.

— Ванна справа по коридору. Полотенца на стиралке. Шмотки какие-нибудь накопаю. — выходит из оцепенения парень, так похожий на моего любимого мужчину, но в то же время совсем другой. — Только там замок сломан, так что не закрывайся, иначе дверь придётся выламывать. И если нужна помощь, — растягивает рот в улыбке, указывая на моё загипсованное запястье, — то я к твоим услугам.

Тёма напрягается, но вразрез с окаменевшим телом его тон ровный и спокойный:

— Потом, братик, к твоим услугам будет травматолог.

— Тёма! — буркаю, легко стукнув его по плечу.

— Да я же просто пошутил. — бубнит Егор, выставляя ладони перед собой и строя оскорблённую невинность, чем вызывает улыбку не только у меня, но и у хмурых Артёма и Антона.

— Ой, зря ты так шутишь, Егорыч. — высекает Арипов. — Тёмыч на Настюхе помешан, так что не советую так делать. Мне один раз чуть глаза не вырвал за то, что я на неё не так посмотрел. А уж когда увидел, как мы обнимаемся… — бросает многозначительный взгляд на друга.

— Не настолько всё плохо. — сипит любимый пристыженно, явно вспомнив момент, когда я, не зная о том, что пришёл Тоха, выперлась к ним в халате, который даже задницу не прикрывает. И о сцене ревности, которую устроил нам за дружеские объятия.

Они ещё о чём-то спорят и переговариваются, но я уже не слушаю. Быстро целую Артёма и иду в сторону ванной. Уже у двери он меня перехватывает, поймав руками за талию. Прижимаюсь всем телом и откидываю голову ему на плечо, зацепив встревоженный взгляд.

— Ты чего, Тём?

— Точно справишься сама, маленькая? — хрипит тихо, опуская ладонь на гипс. — Помощь не нужна?

Даже сквозь него ощущаю жар кожи. По всему телу мурашки летят, когда представляю себе его «помощь». Мы оба знаем, чем это закончится, если окажемся в ванне вдвоём и без одежды, а я пока не готова к такому.

Да, в машине мне снесло крышу от его близости, но теперь в душе зарождаются страхи, а я ещё не понимаю, как с ними бороться, поэтому уверенно обрубаю:

— Справлюсь.

Правда, пока сама не знаю как. Мыться одной рукой наверняка то ещё испытание, но выбора нет. К тому же мне надо настроиться и выбрать тактику поведения, прежде чем рассказать обо всём произошедшем со мной не только Артёму, но и Антону с Егором. Не уверена, что смогу повторить свой рассказ ещё хоть раз. Слишком страшно проходить через это снова, но выбора нет. Я не хочу мучать любимого неизвестностью чрезмерно долго, поэтому принимаю решение покончить с этим сегодня же.

Не могу видеть его потухшие глаза и горькие улыбки. Не могу… Это намного хуже того, что я пережила. Тысячекратно хуже, когда страдаешь не ты, а человек, ради которого живёшь.

Поворачиваюсь в его руках и обнимаю за шею, поднимаясь на носочки. Точнее, перебрасывая весь упор на правую ногу, висну на Северове и шепчу ему в рот:

— Сколько раз принятие душа ограничивалось только мытьём? — Тёма опускает веки и гулко выдыхает, скользя ладонями по моей спине. Глотаю выпущенный им воздух вместе с любимым запахом и прижимаюсь к губам. — Я справлюсь, родной. Пока не знаю как, но что-нибудь придумаю. Пообщайся пока с братом. — по нейронным сетям пробегает несколько десятков вопросов, но я задвигаю их на дальний план. Для этого ещё будет время. — Я быстро.

— Если что, зови. — режет сипом и, поцеловав, разворачивается и возвращается на кухню.

Благо, у Егора ванная, а не душевая кабина. Заткнув пробку, настраиваю воду на приемлемый кипяток, не только потому, что мне холодно, но и для того, чтобы смыть с себя все воспоминания о прикосновениях Должанского.

При мысли о нём со стуком стягиваю челюсти и сгребаю пальцы на здоровой руке в кулак.

Неужели ему удалось сломать меня? Почему от одного его имени или фамилии меня прошибает ознобом, а на коже выступает то испарина, то холодный пот? В ту ночь мне пришлось быть сильной. А сейчас? Могу ли я позволить себе слабость или это меня убьёт?

Стоило только увидеть кровь на своих руках и у меня случилась истерика.

Справлюсь ли я с этим? Смогу ли побороть свои кошмары?

Присев на край ванны, стягиваю с себя больничную одежду и развязываю бинт на бедре. Задеваю взглядом не очень длинный, но широкий, кривой, красный шрам и схлопываю веки. Дыхание учащается, а сердечная мышца срывается в галоп.

Я снова чувствую, как ногу разрезает острой болью, как холодный металл входит в кожу, пробивает мышцы и будто обжигает. Прикладываю ладонь к тому месту и ощущаю, как между пальцев сочится горячая влага.

Меня начинает колотить. Зубы стучат друг об друга. Руки дрожат. Уши забивает ватой, а горло сжимает спазмом, отчего воздух кажется вязким и дышать становится чертовски сложно. Хватаю его непослушными губами, но он с хрипами вырывается обратно.

Я задыхаюсь.

Я, мать вашу, снова умираю.

Перед глазами темнота. Внутри паника и отчаяние.

Соскальзываю на пол, но больно не от удара об кафель, а от того, что тяжёлые ботинки Должанского ломают мне рёбра.

— Настя! — кричит Артём, подрывая меня с пола и несколько раз встряхивая. — Что случилось?! Настя?!

В этот раз из погружения в Ад мне удаётся выбраться гораздо быстрее. Всего через пару минут я фокусирую взгляд и вижу перепуганные глаза любимого.

Выдавить ничего не удаётся, поэтому толкаюсь ему навстречу и утыкаюсь носом в плечо, прячась в крепких надёжных объятиях.

Я плачу. Опять, блядь, реву и никак не могу успокоиться. Меня всё ещё трусит и крупно потряхивает.

Цепляюсь дрожащими пальцами в футболку и просто позволяю Артёму успокаивать меня. Сама я не справляюсь с паникой, но его тихий, но сильный, дрожащий, но твёрдый голос помогает прийти в чувство. Так же, как и горячие ладони, гладящие напряжённую спину.

— Мне лучше, Тём. — шуршу хрипло, когда возвращается возможность говорить.

Парень отстраняется и заглядывает мне в глаза. В его зрачках такой испуг читается, что, несмотря на собственное нестабильное психическое состояние, во мне разгорается желание успокоить его.

Сжимаю ладонями его лицо и целую. В этот раз в поцелуй вкладываю не любовь и желание, а нужду в нём. Я действительно нуждаюсь в Артёме, как никогда раньше. Только благодаря любимому человеку я смогу справиться с прошлым.

Он отвечает на мой поцелуй, но слишком неуверенно, что придаёт ему горький привкус.

— Что случилось, любимая? — шепчет Тёма, сжимая руками мои плечи и отодвигая от себя. — Что это было?

Вдох-выдох.

Если бы я знала… Если бы хоть что-то понимала, то расписала бы своё состояние профессиональными терминами, но я не могу разобраться даже в себе, не говоря уже обо всём остальном.

Цепляюсь в его пальцы и перехватываю тяжёлый взгляд.

Нельзя сдаваться. Я не имею права сломаться.

Вдох-выдох.

— Не знаю, Артём. — говорю неуверенно, глядя в глаза. — Наверное, что-то вроде твоего приступа на кухне.

Он забивает лёгкие кислородом до треска и выбивает сквозь сжатые челюсти:

— Как мне тебе помочь, родная? Что сделать? Как исправить?..

Его голос срывается и глохнет на середине фразы. У меня и самой в груди такое запредельное давление, что даже дышать не выходит нормально, не говоря уже о необходимости ответить.

Я не могу позволить ему винить себя в моём состоянии. Он не виноват. И я не виновна. Только человек, который сделал это.

Вдох-выдох.

Вынуждаю лёгкие функционировать в аварийном режиме.

Вдох-выдох.

Все резервы на работу сердца.

Вдох-выдох.

Спокойствие в глаза.

Вдох-выдох.

Уверенность в голос.

— Будь рядом, Артём. Просто будь со мной, потому что без тебя я не справлюсь с этим. А пока, — вдох-выдох, — можешь всё-таки помочь мне искупаться.

Выжимаю из себя слабую улыбку и подцепляю край его футболки, таща её вверх, пока Север не отстраняется, позволяя стащить её через голову.

Дыхание снова стопорится, когда скольжу взглядом по его обнажённому торсу. Облизываю пересохшие губы и провожу пальцами по грудным мышцам.

— Даже не думай об этом. — хрипит парень, беря меня на руки и осторожно опуская в ванную.

Я и не думала… Нет, правда не думала о том, чтобы заняться с ним сексом, пока он не поднялся, выставляя на обозрение крепкий стояк. Тяжело сглатываю и отворачиваюсь.

— Я и не думала, — бурчу тихо, — просто…

— Что "просто", Насть? — сипит Север, опускаясь на колени рядом с ванной и, сжимая пальцами мой подбородок, вынуждает посмотреть на него.

— Просто я скучала, Артём. — отбиваю едва слышно.

Не знаю, как можно скучать по человеку, находясь в коме, но чувство такое, что каждая секунда, когда его не было рядом, растянулась на года.

— Я тоже, маленькая. — шепчет так же тихо, опуская ладонь мне на шею и подтягивая к себе, сам подаётся навстречу, пока наши губы не соприкасаются. — Я был уверен, что потерял тебя навсегда. Когда позвонил этот уёбок и сказал, что сначала, — тяжело сглатывает, на секунды отводя взгляд, — изнасиловал тебя, а потом убил, я просто…

Запечатываю его губы своими, потому что не могу слышать боль и отчаяние в дрожащем голосе.

Ему звонил Должанский? Когда? Зачем? Господи… Вашу мать! Значит, всё это время у Артёма были причины думать, что я умерла, а перед этим ещё и… Пиздец, блядь!!! Через что же ему пришлось пройти? Мои мучения закончились в ту же ночь и возобновились только вчера, а мой любимый девять дней жил с этим дерьмом.

Цепляюсь пальцами в его плечо и толкаю назад, пока не встречаемся глазами.

— Мне жаль, Тёма, что я заставила тебя пройти через всё это, но, — прикладываю ладонь к его губам, когда собирается что-то сказать. — я уже говорила, что он не сделал ничего такого, с чем нельзя было бы жить. Я всё расскажу тебе, как только закончу мыться и собираться с мыслями. Дай мне ещё полчаса, и ты всё поймёшь.

Вот бы мне ещё быть самой в этом уверенной. Я убеждаю Севера со спокойствием, которого во мне нет и грамма. Но я понимаю, что иначе не смогу не только успокоить любимого, но и саму себя.

— Если не готова, Насть…

— Ты столько лет носил в себе свою боль, Артём, а я так не могу. Я понимаю, что пока ты не узнаешь всей истории, то не сможешь принять то, что изнасилования не было. Поэтому дай мне закончить купание.

Он молча кивает и берёт с полки гель для душа, наливая его на ладонь.

— Тёма, может я лучше сама? — выбиваю сипло, когда скользит рукой от шеи и плеч к груди.

— Расслабься, родная. — отсекает хрипом, вынуждая меня встать в ванне и продолжая намыливать моё тело.

Я бы и не против это сделать, вот только бугор в его штанах и узел в животе не дают этого сделать.

Когда начинает втирать гель во внутреннюю сторону бёдер, резко подаюсь назад. Упираясь спиной в кафель, тяжело гоняю воздух. Взгляд в его потемневшие глаза, и мы оба сжимаем зубы.

— Хватит. — бросаю дрожью.

— Сама дальше справишься? — цедит сквозь челюсти, сползая взглядом от груди и треугольнику между ног, а я чувствую себя настолько неловко из-за того, что уже десять дней не делала эпиляцию.

Выдыхает так тяжело, что его дыхание задевает соски и разгонятся мурашками по коже. — Блядь. — рычит, отводя глаза в сторону, и тут же повторяет. — Блядь!

Понимаю, что он только сейчас заметил красный рубец, но ничего не говорю. Вечно прятать его всё равно не удастся.

Север проводит пальцами над шрамом, и я слышу, как скрипят его зубы. Перехватываю запястье и шепчу:

— Всё нормально, Артём. Затянется.

Он отрывает отяжелевший взгляд от раны и переводит на лицо.

— Я убью его, Насть. Ты же понимаешь, что этого я ему никогда не прощу? Даже если загремлю за решётку, так просто не оставлю.

Я понимаю. Прекрасно сознаю, что он сейчас чувствует, но спокойно обрубаю:

— Не убьёшь, Артём. — ловлю ещё один хмурый взгляд. — Потому что я сама это сделаю. За себя. За тебя. За нас. За всё, через что нам пришлось пройти и пережить, его жизнь я оборву своими руками.

Парень шумно вздыхает, и я уже готовлюсь к спору, но он только качает головой и, подаваясь вперёд, прижимает меня к обнажённому торсу. Кожа к коже, и я захлёбываюсь от счастья. Это непередаваемые ощущения.

По моему телу скатываются капли воды, намочив не только его грудную клетку и рельефный пресс, но и штаны, но, кажется, его это совсем не волнует.

— Вместе. — всё, что выдаёт, а потом молча выходит за дверь.

И как это, мать вашу, понимать? Что мы вместе убьём его? Будем по очереди втыкать в него нож? Бред.

Я, конечно, не собираюсь искать Должанского, но если он ещё раз появится в нашей жизни, то без раздумий всажу в него не только нож, но и единственную пулю, просто потому, что не смогу спокойно жить, пока не буду уверена в том, что мы не дышим с ним одним воздухом. Как я буду ходить по улицам, не выискивая в каждом лице свой ночной кошмар и не оборачиваясь, ожидая увидеть, как он идёт за мной по пятам?

Я даже не понимаю, чего боюсь больше: Должанского или того, что Артём не будет просто сидеть и ждать, пока тот объявится, а сам займётся поисками? Понимаю же, что он не сдастся, пока не отомстит за меня. Северову хватило всего одного укуса и нескольких синяков, чтобы у него появилась причина убить, а сейчас…

Блядь, даже думать об этом боюсь.

После того, как он увидел не только шрам, но и расплывшиеся по левой стороне грудины и рёбер чёрно-жёлтые пятна, такие же, как и на лице, то сейчас Тёма едва держится, чтобы не сорваться. Я должна что-то придумать, чтобы не дать ему этого сделать, иначе навсегда потеряю любимого человека.

С трудом, но достаточно быстро заканчиваю купание и выползаю из ванны, заматываясь в полотенце.

Одежду мне так и не дали, а натягивать обратно больничную сорочку никак не тянет, поэтому сильнее стягиваю узел и выхожу в коридор.

— Сейчас не время, Ди. Потом поговорим. — долетает голос Егора вместе со сквозняком из распахнутой входной двери.

Не успеваю остановиться, когда ловлю на себе одновременно растерянный и злобный взгляд брюнетки, стоящей в дверном проёме.

— Привет. — здороваюсь с улыбкой, но вместо ответа мне, прилетает Северову младшему. Пощечина.

— Ненавижу тебя, мудак! — кричит девушка и убегает.

— Блядь! — рычит Егор, опуская голову.

И тут до меня доходит, что я только что натворила. Настолько погрузилась в себя, что выперлась в полотенце в коридор и поздоровалась, судя по всему, с его девушкой, как ни в чём не бывало. Что она должна была подумать, увидев меня в квартире брата Артёма, да ещё и в таком виде?

Упс…

— Твоя девушка? — уточняю на всякий случай.

— Вроде того. — бурчит зло.

— Извини. Давай я ей всё объясню.

— Не надо. Одежда в гостевой спальне. Скоро вернусь. — выбивает, вылетая за дверь.

Знать бы ещё, где она находится.

Прихрамывая и морщась от боли, прохожусь по комнатам, пока не замечаю на постели футболку и штаны. Одеваюсь, думая о том, что пол жизни сейчас отдала бы за трусы. Одно дело дома расхаживать в таком виде, а совсем другое по улицам и в чужой квартире.

Антон с Артёмом что-то тихо обсуждают, но замолкают, как только я вхожу на кухню. Замираю на полушаге и встречаю встревоженные взгляды, направленные на меня.

— Мне стоит спрашивать? — выталкиваю обеспокоенно, потому что понимаю, о чём бы они не разговаривали, связано это с мной.

— Не стоит. — бросает Север и тянет мне руку. — Иди ко мне, Насть.

Вместо этого только на секунду сжимаю его ладонь и занимаю соседний стул.

Дышу на надрыв, собирая все резервные силы.

— Люблю тебя. — говорю одними губами, ловя бирюзовые глаза, и в них же читаю безмолвный ответ.

Пододвигаю стул ближе к Артёму и переплетаю наши пальцы. Все молчат. Не знаю, что творится в головах у парней, а я жду Егора. Опускаю голову на плечо любимому и обречённо выдыхаю, когда тот, наконец появляется.

— У тебя есть выпить что-то покрепче? — спрашиваю хрипло, принимая ровное положение.

Северов младший кивает, и через минуту на стол опускается бутылка виски и четыре стакана.

Опрокидываю в горло свою порцию и тут же закашливаюсь. Что ни говори, но к крепкому алкоголю я всё ещё не привыкла.

Вдох-выдох.

Сердце по рёбрам до хруста.

Воздух в лёгкие до отказа.

— Я не знаю с чего начать, поэтому расскажу всё с самого начала.