Моя идеальная

Глава 27

Набирая высоту

— Тём, всё нормально? — спрашиваю, едва встречаемся в коридоре после второй пары.

— Нормально. — отбивает ледяным тоном, от которого по спине озноб летит.

Подходя ближе, обнимает за талию и прижимает к себе. Физически ощущаю, как напряжены все мышцы в его теле. С какой силой и скоростью его лёгкие вентилируют кислород. Как оголтело колотится его сердце.

Делаю попытку отстраниться, но Север только сильнее сжимает хватку.

— Артём, что происходит? — шиплю, вырываясь из его рук и делая два шага назад.

Только сейчас подмечаю потемневшие и суженные глаза и играющие на скулах желваки.

Он зол. Только на кого и за что?

Быстро перебираю в голове варианты, но своей вины так и не нахожу. На прошлом перерыве всё было отлично, а теперь его будто подменили.

— Не молчи! — срываюсь на повышенные, потому что меня до чёртиков пугает его беспричинная злость. Парень только сильнее стискивает челюсти и сжимает кулаки, и я понимаю, что направлена она, какого-то дьявола, на меня. — Или ты сейчас скажешь, что случилось, Артём, или я ухожу.

С этими словами разворачиваюсь, но ни шагу ступить не успеваю. Пальцы Северова с силой сжимают моё запястье, вынуждая повернуться.

— Ты совсем ебанулась, Настя? — рычит он.

А я просто-напросто зависаю, открывая и закрывая рот не столько от его слов, сколько от ярости и угрозы, сквозящих в них.

Что за хрень?! Эту мысль я ему и озвучиваю.

— Что, мать твою, за хрень, Северов? — цежу сквозь плотно сжатые зубы. — Что я, блядь, по-твоему, сделала и в чём ты меня обвиняешь?!

Лишь на короткое мгновение на лице парня читается растерянность, которую он тут же скрывает злостью. Выдёргиваю руку из его захвата и сверлю тяжёлым взглядом.

— Нахера ты накатала заяву?! — рубит Север.

А я снова впадаю в ступор.

Какая, на хрен, заява? С той, что написал мой отец, мы уже разобрались. Неужели он взялся за старое? И почему Артём говорит, что её написала я?

Делаю глубокий вдох и медленно через нос выпускаю переработанный кислород. Прикрываю веки и торможу в себе всё бешенство, которое вызвало обвинение любимого человека. Сейчас не время. Потом он услышит о себе много нового, но сейчас надо разобраться. Открываю глаза и прошу ровным тоном:

— Тёма, объясни, пожалуйста, нормально, что за заявление, потому что я, блядь, не понимаю.

— Мне только что звонил следак и сказал, что заведено дело на Должанского за нанесение повреждений средней тяжести. — разрезает, сжимая кулаки.

— А при чём здесь я, Артём? Я не писала никакого заявления. — отбиваю спокойно, хотя внутри разворачивается целая буря. — С чего ты вообще взял, что я это сделала?

— Оттуда, Настя, что следак сам сказал, что подписано оно Мироновой.

Что, мать вашу, происходит?

Глотаю вязкий воздух и с шумом выдыхаю.

— Тёма, если бы я это сделала, то какой мне смысл отнекиваться, зная, что ты всё равно узнаешь правду? Что увидишь написанное моей рукой заявление?

Толкаюсь спиной к стене и смотрю в его глаза, складывая руки на груди. Всем своим видом выказывая, насколько сильно меня зацепили и обидели его обвинения и неверие.

Северов выпрямляет пальцы, опускает веки и тяжело дышит, подавляя в себе злость.

— Прости. — сипит тихо, делая шаг в мою сторону. Вынуждаю себя оставаться неподвижной. — Если это сделала не ты, тогда кто?

— Тём, ты совсем дурак, что ли? — рычу, стискивая челюсти. — Если бы я знала, то не стала молчать. Я бы никогда так не поступила.

Как он мог подумать, что я могла сделать это за его спиной, так ещё и прикидываться, что ничего не знаю?

Обида разрастается сильнее от того, что любимый мог так обо мне подумать. Отталкиваюсь от стены и прохожу мимо Северова и друзей.

— Насть, подожди. — окликает Тёма, снова поймав моё запястье.

— Зачем, Артём? Ты ещё не во всех земных грехах меня обвинил? Или есть ещё причины мне не верить? Хочешь ещё больше меня обидеть, да? — шиплю, оборачиваясь.

— Извини, маленькая. — выбивает хриплым полушёпотом, притягивая меня в свои объятия.

— Отвали от меня, Северов! — обрубаю, снова вырываясь из его рук. — Сначала разберись во всём, а потом поговорим!

Последнее выкрикиваю, уже пройдя несколько метров. Я слишком зла сейчас, чтобы продолжать этот бессмысленный разговор. К тому же я действительно ничего не понимаю. Заявление подписано Мироновой, но я нигде не ставила свою подпись. И даже больше того: меня никто не опрашивал. Так какого, мать вашу, чёрта это значит?

Мысль, которая рождается в голове, настолько нереальная, что я тут же её отбрасываю. Не может же быть, что его написала мама? Зачем ей это? А если это сделала не она, тогда кто и зачем?

Чем больше я думаю обо всей этой странной истории, тем больше запутываюсь. На занятиях едва улавливаю монолог Игоря Валерьевича, разглядывая тёмно-коричневые стеновые панели и хмурое небо за окном.

— Миронова. — доносится голос преподавателя, но я реагирую на него, только когда получаю от Заболоцкой тычок под рёбра.

Отворачиваю голову от окна и перевожу взгляд на препода.

— Да, я здесь. — очевидная информация, конечно, но лучше в голову мне ничего не пришло.

— Я заметил, Миронова. — ухмыляется мужчина. — Кажется, тебе совсем не до учёбы.

Учёба — последнее, о чём я сейчас думаю. Вот как-то совсем не до неё в этот момент. Набрасываю на лицо заинтересованное выражение и отбиваю:

— Простите, Игорь Валерьевич, я отвлеклась, но этого больше не повторится.

Растягиваю губы в милой улыбке и буквально в рот ему заглядываю, чтобы дать понять, насколько мне интересна озвученная им информация.

— Ладно, Миронова, — да сколько можно мою фамилию повторять? Уже в печёнках сидит. — верю. И раз уж ты отвлеклась от мечтаний и вернулась в реальный мир, то подойди ко мне после лекции, надо кое-что обсудить.

— Конечно. — киваю в знак согласия и прилагаю все усилия, чтобы не улетать мыслями от темы.

После пары задерживаюсь и подхожу к преподавателю.

— Настя, — начинает он, устало потирая глаза, — ты наша лучшая студентка не только на своём курсе, но и в академии. Причём за многие годы. У тебя не только талант к учёбе, но и отличная интуиция, поэтому я хочу, чтобы ты попробовала раскрыть эти уголовные преступления. — передаёт небольшую, но весьма увесистую папку. — И если справишься с этой задачей, то в следующем полугодии сможешь приступить к практике в местном отделе полиции.

Подвисаю на несколько секунд, переваривая только что полученную информацию. Практика начинается только с четвёртого курса, и то, кроме бумажной работы студентам ничего не светит. Лишь на пятом можно прочувствовать весь вес выбранной профессии. Мне же предлагают начать, даже не окончив третий курс. Ненадолго я забываю обо всех своих проблемах и расплываюсь в довольной улыбке.

— Конечно, Игорь Валерьевич. Какие сроки? — киваю головой на папку в своих руках.

— Там четыре дела. Все улики, опросы свидетелей и допросы подозреваемых имеются. Если справишься за месяц, так как информации много, то получишь не только практику, но и зачёт за семестр. А если успеешь до новогодних каникул, тогда…

Фразу он не заканчивает, но и так всё ясно. Мне придётся сдавать экзамен, с которым я запросто справлюсь. Но я всё же загораюсь идеей разобраться со всем этим за месяц, чтобы доказать свои способности.

— Спасибо за доверие, Игорь Валерьевич. Я вас не подведу.

— Не сомневаюсь, Миронова.

— До свидания.

На выходе из аудитории меня сразу же ловит Вика и набрасывается с вопросами. Нехотя пересказываю суть разговора, выглядывая Артёма. Вот только вместо него приходит Антон. Один.

— Где Артём? — спрашиваю, едва подходит ближе.

— Уехал в отдел. Решил разобраться со всем этим дерьмом.

— Отлично, блин. — шиплю, начиная закипать.

Вот что с ним не так? Если это каким-то образом касается меня, то я тоже должна быть там, чтобы разобраться во всей этой запутанной истории.

— В каком он отделе? — выбиваю, принимая мгновенное решение ехать туда.

— Не сходи с ума, Насть. — бурчит Тоха. — Он сам разберётся. — ловит мой сердитый взгляд и добавляет. — К тому же ему надо время, чтобы остыть и обдумать ситуацию.

Ему нужно время? Зашибись просто. Хоть бы позвонил или написал, что уехал, но нет же. Он просто молча свалил, зная, как сильно меня зацепили его обвинения.

Без оглядки на друзей выхожу на улицу, направляясь в сторону раздевалок.

Обычно практические занятия: самооборона, стрельба, тактика — мои любимые, но сейчас не ощущаю ни малейшего желания идти на пару.

Я злая до чёртиков. И именно в этот момент из-за угла вырастает Волчинская вместе со своей сворой. Прохожу мимо них, ускоряя шаг и делая вид, что не замечаю презрительных взглядов.

Да пошли они. Все. Какая им разница, что мы с Северовым вместе?

Всё бы хорошо, но в спину мне прилетает замечание, от которого я с силой сжимаю челюсти и сгребаю пальцы в кулаки, разворачиваясь и простреливая Карину взбешённым взглядом.

— Интересно, а наша идеалка с женихом своим порвала или скачет из койки в койку? — раздаётся приторный голос блондинки.

Головой понимаю, что она намеренно меня провоцирует, но режим монстра запущен. Это была последняя капля в чаше моего терпения.

Твёрдой походкой направляюсь в сторону этой компании и останавливаюсь, только когда между мной и Кариной остаётся не более полуметра. Вскидываю вверх голову и цежу сквозь сжатые до скрипа зубы:

— Если тебе так интересно, то спроси об этом лично.

Она тащит вверх одну бровь и складывает руки на груди. Что-то вся эта ситуация мне очень напоминает. В прошлый раз она закончилась для этой стервы расквашенным носом и разбитой губой.

— Ты мне вообще неинтересна, Миронова. Просто любопытствую, что они все в тебе находят? Неужели так умело ноги раздвигаешь? — иронизирует Волчинская.

Цепляет? Не особо. Я знаю эту суку достаточно хорошо, чтобы понять, для чего она это делает.

Позволяю губам растянуться в слащавой улыбке и выталкиваю приторным тоном:

— Кариш, а ты в курсе, что зависть плохое чувство? Это грех, Карин. Если тебе так обидно, что Север трахнул тебя разок и забыл, то это твои проблемы, а не мои. Адьёс.

Вскидываю руку в прощальном жесте и с нескрываем злорадством, видя побагровевшее от злости лицо Карины, ухожу. Встречаюсь глазами с Ариповым и он салютует мне одобрительной усмешкой.

— Да на хрен мне этот урод с бракованными генами не сдался. — шипит злобный голос мне в затылок.

Я готова многое простить. Я способна спустить на тормозах все оскорбления в свою сторону. Но я никогда не позволю оскорблять моего любимого человека.

Последнее, что замечаю, прежде чем начать втрамбовывать зубы в череп Карины, округлившиеся от ужаса глаза Антона и Вики. Наверное, они увидели на моём лице желание её прикончить.

Вцепляюсь руками в блондинистую шевелюру и встречаю физиономию Волчинской своим коленом. Она визжит и вырывается, но я лишь крепче сжимаю волосы и приземляю её спиной на землю.

— Ты грёбанная завистливая сука. — рычу, опуская кулак на её окровавленное лицо. — Можешь сколько угодно ненавидеть меня, но никогда… Слышишь меня?! Никогда не смей плевать своим ядом в его сторону! — ору, забрызгивая её слюной, как бешенная собака, продолжая молотить её физиономию.

— Сука! — хрипит Карина, предпринимая попытку сбросить меня с себя.

— Заткнись, тварь! — гаркаю я.

Сжимая в кулаках волосы, отрываю её голову от земли и с силой ударяю её об асфальт.

Со всех сторон доносятся крики и визги, но я ничего не способна уловить из-за бурлящей магмой крови и прошибающего кости сердца. На глаза падает кровавая пелена, отсекая всё, кроме моей жертвы.

Кто-то подхватывает меня сзади и отдирает от Волчинской. Брыкаюсь и вырываюсь, намереваясь закончить начатое.

Боже… С каких пор я стала такой кровожадной?

— Тормози, Настя! — орёт мне в ухо Антон. С запозданием понимаю, что именно он оттащил меня. — Оставь её! Фу, блядь! — гаркает, когда мне удаётся наконец вырваться из его захвата.

Торможу так резко, что даже дыхание замирает. Медленно поворачиваюсь в сторону парня.

— Фу? — выбиваю удивлённо. — Я тебе псина, что ли?

Хотя именно так я себя чувствовала ещё минуту назад.

— Ну, сработало же. — лыбится он.

Я точно сошла с ума, потому что вместо того, чтобы рвануть к поднявшейся на ноги Карине, которая сыпет угрозами и оскорблениями, начинаю ржать.

— Я тебя пришибу, Арипов. — бросаю, прекращая смеяться.

— Угу. Потом. — буркает он. — Пойдём отсюда.

Без лишних слов иду за ним в сторону раздевалок.

— Ты за это ответишь! За всё ответишь, бешенная ты сука! — визжит Волчинская.

— Блядь, да заткнись ты уже, ебанашка! — кричит Тоха, повернувшись к ней. — Или хочешь, чтобы Север тебе шею свернул за неё?

В эту секунду я предпринимаю ещё одну попытку добить её, но мои ноги повисают в воздухе, потому что Антон перехватывает меня, отрывая от земли.

— Отпусти, Тох. Я только прибью эту тварь и всё. — высекаю хрипло, но спокойно.

— Блядь, да вы с Тёмычем два сапога пара. Что его не тормознёшь, как только месиво начинается, что тебя. Плохая идея, Настюха, её добивать. Не думаю, что тебе тюремная роба пойдёт.

— Я же её убивать не собираюсь. — рычу, но начинаю улыбаться. Ярость гаснет и добавляю уже спокойнее. — Всё, отпускай.

— Мне тебя потом ловить не придётся? — бурчит недоверчиво.

— Не придётся, Антон. Серьёзно, поставь меня на ноги.

Парень глухо выдыхает, и я оказываюсь на твёрдой земле. Бросаю взгляд на Карину и шакалью стаю, которая суетится вокруг неё, и толкаю ледяным тоном:

— Если ты, Кариша, ещё хоть одно поганое слово ляпнешь в сторону моего жениха, то я тебе не только зубы выбью, но кишки на кулак намотаю.

— Ты больная! — кричит она, пропитывая очередной платок кровью. — Ненормальная! Бешеная!

— Да, Карина, я абсолютно больная и неадекватная, поэтому в следующий раз, прежде чем открывать рот, подумай хорошенько.

— Тебе в психушке самое место! Или в тюрьме!

— Может, я там и окажусь, но перед этим ты займёшь своё место на кладбище. — обрубаю жёстко и отворачиваюсь от бледной, как смерть, Волчинской.

Ничего не добавив, иду в женский туалет и включаю холодную воду. Мне просто необходимо остыть.

— Нихуя ж себе ты чудовище! — ржёт Арипов, паркуя задницу на каменный пьедестал раковины.

— Иногда я сама себя боюсь. — признаюсь откровенно.

Парень присвистывает и заглядывает мне в глаза. Понятия не имею, что он там видит, но с его лица вмиг слетает выражение беззаботности.

— Знаешь, Северова, — делает акцент на фамилии, — ты не перестаёшь меня удивлять. Когда эта змеюка цепляла тебя, то ты и пальцем не пошевелила. Но стоило ей пиздануть что-то в сторону Тёмыча, и ты как с цепи сорвалась. И тогда с предками… Из-за него ведь.

Стряхиваю пальцами капли воды с лица.

— Не знаю, как объяснить, Тоха. Но когда кто-то причиняет боль Артёму, то я просто зверею. За себя могу и словами отбиться, но за него готова убивать. У меня в голове что-то перещёлкивает, и я будто перестаю быть человеком и превращаюсь в животное, чей инстинкт защищать любимого человека. — перевожу срывающееся дыхание. — Я не знаю, что случилось с ним в прошлом, но что бы это ни было, понимаю, что ему пришлось не сладко.

Цепляю взгляд Арипова и просто жду. Он тяжело выдыхает и шумно втягивает порцию кислорода. Громко сглатывает и сипло выбивает:

— Ты всё ещё хочешь знать, от чего он так упорно открещивается?

Прикрываю веки и на какое-то время задумываюсь над его вопросом. Прошлому место в прошлом.

Какая разница, что случилось когда-то давно? Если ему неприятны эти воспоминания, то я не стану туда лезть.

— Нет, Антон, не хочу. — бомблю полушёпотом, открывая глаза. — Я приняла его таким, какой он есть сейчас. Со всеми его секретами и страхами. Я сказала «да» человеку, которого полюбила, ничего о нём не зная. Если он когда-то решит рассказать, то я всё выслушаю и приму.

— А если тебе не понравится то, что ты услышишь?

— Мне всё равно, что натворил Артём или его семья. Я в любом случае не стану любить его меньше и всегда буду рядом.

— Он считает себя ужасным человеком.

Откровение от Арипова слишком ценно для меня, но ни как информация, а как знак доверия, поэтому смотрю ему в глаза и уверенно обрубаю:

— Я знаю, что он не такой. Может, мне и не знаком тот Артём Северов, но я верю ему и без колебаний доверю свою жизнь. Что бы ни случилось тогда… Это никогда на повлияет на ни моё отношение к Тёме, ни на мои чувства. Если я смогу помочь ему избавиться от кошмаров прошлого, то приложу для этого все силы. А если мне не удастся это сделать, то просто приму и разделю.

— Ты поражаешь меня всё больше и больше, Настя. — сипит Антон, спрыгивая с пьедестала и застывая в паре шагов от меня. — Знаешь, ты мне никогда не нравилась.

В общем-то, неудивительно. Я всегда замечала неприязнь Арипова ко мне.

— Ну, спасибо за правду, Тоха. — режу с улыбкой, чтобы разрядить напряжённую обстановку.

— Но потом я понял, что Север в тебе увидел. Силу. Сталь. Страсть. Жизнь. Ты способна не просто бороться. Ты — победитель. Такая же, как он. Вы прёте напролом и до конца. Когда ты бросила Тёмыча ради этого ублюдочного зализыша, я ненавидел тебя вместо него. Когда увидел тебя у Севера дома, то был готов вас обоих разорвать голыми руками. Вот только когда ты сказала, что положишь жизнь, чтобы всё исправить, когда без оглядки на чужое мнение заявила, что любишь и будешь бороться… Тогда я впервые ощутил то, что вообще редко к кому-то испытываю. Уважение, Насть. И потом, когда ты не стала лезть в его прошлое, несмотря ни на что, но просила у меня помощи, я ещё больше начал тебя уважать. — вынуждаю себя сохранять зрительный контакт, хотя его слова с такой силой пробивают по сердцу, что даже на ногах держаться сложно от бури эмоций, которую они поднимают в душе. — А вот в тот день, когда явились твои предки и этот уёбок… То, как ты держалась, когда Тёмыч упал… То, как защищала его перед предками… То, как вела себя по дороге и в больнице… — Арипов тяжело сглатывает и добивает. — В своей жизни я восхищался всего одним человеком — отцом. Но в тот день ты вызвала моё восхищение. Своей стойкостью и неспособностью сдаваться. Артём стал братом, которого у меня никогда не было. И, кажется, я не против обзавестись ещё и сестрой.

У меня нет слов. Просто, мать вашу, ни единого слова. Не так давно я гадала, сможем ли мы подружиться с Антоном, чтобы моему любимому не пришлось разрываться между нами, а сейчас…

Сейчас из глаз льётся водопад слёз, а в груди с такой силой вулкан чувств извергается, что даже дышать выходит с трудом. Бросаюсь Антону на шею и целую в щёку, чтобы хоть как-то выразить благодарность за его слова и отношение. Парень обнимает в ответ и хрипит:

— Достаточно сказать «спасибо».

— Спасибо. — смеюсь я, отстраняясь и краснея.

Обычно так я выражаю свои чувства только с Тёмой.

— Может кто-то объяснит мне, какого, мать вашу, хуя мой лучший друг зажимает мою невесту в туалете?