На лыжне попаданец Ломаев

Глава 11

Вообще, базовый принцип подготовки студентов ОЗО был такой, как и в нашем «счастливом» будущем — формально хороший вуз готовил как бы всесторонне добротных специалистов, в данном случае тренеров. Их понемножечку учили спецпредметам (физкультура — теория и практика, педагогика и околопедагогика, некоторые медицинские дисциплины);

Общественным предметам — специалисты должны быть идеологически подкованными (без всякой иронии с точки зрения официальных властей) — История КПСС, марксистко-ленинская философия, оный же марксизм — ленинизм;

И уже откровенно всяческим предметам (формально — для подготовки всесторонне развитых специалистов, а по сути — фиг его знает, а, можнет, чтобы дополнить сетку дисциплин для расписания), например, иностранный язык, современный русский язык, спецкурсы и спецсеминары, в зависимости от наличия профессуры.

И что сказать? Формально выпускники этого вуза, как и вообще выпускники советского образования, должны быть хорошими специалистами хотя бы на троечку. Однако существовало несколько принципиально важных НО:

Во-первых, нельзя объять необъятное и всесторонне развитые специалисты могут быть только на основе всесторонне развитых выпускников средней школы, то есть буквально несколько процентов. Даже я, попаданец, уже получивший в XXI веке высшее образование и окончивший аспирантуру (!), выучить все дисциплины был не в состоянии. Только пройти, очень хороший термин, и сразу же забыть;

Во-вторых, в рамках ОЗО, где на каждую дисциплины отводилось только несколько часов не всегда квалифицированного обучения, такие глобальные задачи не могли выполнить и сами преподаватели. Получая формальные перспективы, они также формально их выполнили и, значит, студенты их обязаны выполнить только формально. И не дай бог надрываться!;

И, наконец,в-третьих, сами студенты — «заушники» очень уж хорошо вписались в систему отечественного образования и учились по принципу: лучше иметь красное лицо и синий выпускной диплом, чем наоборот — синеелицо и красный диплом. У меня во время работы в деканате в XXI веке только один студент выходил на красный диплом, да и тот умер незадолго до окончания 5 курса. Пример вроде бы показателен.

К чему я привел этот длинный спич? Не критиковать, нет, пусть этим занимаются политики и придурки. Чтобы быть приличным студентом и выпустится хорошим специалистов, я должен четко иметь в виду, что есть три группы учебных дисциплин:

— Спецпредметы по профилю тренера. Тут, с одной стороны, уже есть хорошая база, что практическая, что теоретическая, но, с другой стороны, учить и прорабатывать надо все равно, иначе не станешь нормальным специалистом;

— Общие предметы, в первую очередь иностранный язык (для меня английский). СССР как раз в годы Перестройки выходил из-за железного занавеса и мне, спортсмену экстра-класса надо знать язык, все равно придется ездить за границу. Ну и некоторые другие дисциплины, посмотрим по обстоятельствам;

И третья группа, самая большая, как я посмотрел, не менее 50%, ее надо просто пройти и забыть, потому как практическая значимость здесь очень низкая, теоретическая вообще незаметная, а выбросить нельзя, наоборот, государство постоянно ими тычет, поскольку это официальная идеология. Очень уже неэффективная, скажу, как попаданец. Даже мои сокурсники, горячие и откровенно глупые на это указывали, неоднократно доводя преподавателя профессора Вассермана (гм-гм) до белого каления. Я же молчал. СССР со всеми его принципами и идеологическими глупостями вскоре через несколько лет рухнет. Что ж над покойниками-то издеваться?

В общем, уже на лекции по анатомии я выделил конкретный план. Главное, не наглеть и проходить не менее половины лекций и не менее двух третей семинаров. А то вид хороший внешний вид и красочная манера на занятиях имела и другую сторону — мое отсутствие сразу бессовестно обнаруживалось и пресекалось самым жестким образом.

Поэтому в первый же перерыв я намылился в родной деканат, радостно поулыбался Любочке, и узнал в духе ли дражайший Аркадий Борисович?

Секретарь деканата — типичная женщина, что по красоте, что по поведению, — не смогла не удержаться, тоже заулыбалась, приоткрыла занавес деканата. Оказалось, Гроздев немного сердит, но так нормально, можно пройти. Побрюзжит немного, но все текущие дела решит, так как надо бедному скубенту.

Прошел. Аркадий Борисович действительно немного сердился. Я бы так сказал, по рабочему. Так что он сразу приказал выдать мне экзаменационные листы для грядущих экзаменов и зачетов. А вот об про будущую спартакиаду я говорить не стал, не время. Зато сразу же решилряд вопросов по учебному процессу. С ходу получил зачет по физкультурной этике, и зачет по беговой практики, Это, оказывается, были его дисциплины. При чем не просто та. Практику, учитывая мои мировые рекорды, а этику, да и бы и так намолол зерна Отчизне. Марксистко-ленинская этика и эстетика (не только физкультурная) — это такое словоблудие, что просто ужас.

Так и включился в учебный процесс. Что надо слушал и выписывал, что не надо просто выборочно ходил, потихоньку прогуливая, как обычный студент ОЗО. Между делом досдавал пропущенные дисциплины, нарабатывая имидж талантливого студента, пусть и хулигана.

Первой, разумеется, была История КПСС. Как самый идеологический предмет, она читалась нам целых два семестра, больше были только некоторые Спецпредметы. Так вот, первую часть — «КПСС в дореволюционный период» — я доставал экстерном и тихонечко сказал преподавателю Борису Георгиевичу Корнееву, что некоторые трактовки дореволюционной деятельности И. В. Сталина в современном учебнике попахивают ревизионизмом.

А тут надо сказать, что Борис Георгиевич — один из немногих преподавателей вуза, не имеющих научной степени, даже кандидатской, что в столице выдержать очень не просто. Либо его выкидывают, либо, чаще всего, заставляют защищаться. А тут просто преподаватель. И не от лени, а из голимого принципа.

Его бы, конечно, съела профессура, но 80 летний с копейками Корнеев был участником еще дореволюционной деятельности и его яростно защищал Московский горком партии и чуть ли сам не сам почти всемогущий Л. Н. Зайков (хотя к этому времени его пост уже явно ослаб).

Чувствовалось, что и Корнеев сидит последние годы, но беззащитному студенту ОЗО хватило и этого. Я, понимая это, безжалостно давил на два слабого места. Во-первых, непримиримая любовь к И. В. Сталину (sik!), а во-вторых, панический страх выпадение из общей обоймы. Кто не с нами, то против нас — это ведь сегодня выглядит смешно, а в сталинском прошлом очень страшно.

И ведь победил! Против учебника, редактированного самим С. П. Трапезниковым, который был не только член-корреспондентом академии наук СССР, но и членом ЦК КПСС, он, естественно, не попер, но вот про И. В. Сталина мы поговорили всласть. Я с невидимым сарказмом, он — с искренней любовью.

Во как! А вторым предметом, на котором я оттачивал свою известность, как ученый и очень прилежный студент, был английский язык. В нашей ведь стране, как бы не относились к Западу, но их языками мучали население всегда — от многочисленной средней школы до научной аспирантуры. В основном английским, который зубрил в том числе и ваш покорный слуга, гораздо реже немецкий, единично французский, буквально в двух — трех школах испанский (может быть, сам я знал об этих случаях понаслышке, еще в XXI веке).

И когда в ЦГОЛИФК я пришел в составе подгруппы на занятии на занятие по иностранному языку, меня встретила тема, что вы думаете? — «Лондон ве кепитал оф Грейт Брийтн»! офигеть не встать, а еще не вставать от удивления из-под ученического стола.

Подгруппа была уже спаяна, три человека вылетели именно из вуза как раз из-за этого учебного предмета, двое перевелись в подгруппу французского, будто там медом хлеб намазан. Остальные примирились, как к обычному злу, от которого никуда не денешься.

Я в его состав вошел, как кондовый винтовочный патрон в обойму. Или, как еще раскаленный столовый нож в брусок сливочного масла. Мои-то однокурсники, как и полагалось студентам ОЗО, устойчиво знали язык на слабую троечку. Плюс еще стабильная лень, мешающая хоть немного расширить кругозор. А я, между прочим, уже все это проходил один раз и не так и хронологически далеко, просто в параллельной реальности.

Когда в ответ на вопрос англичанке, кто я такой, нужно ведь было познакомится, я «выстрелил» длинной очередью на языке предполагаемого враг, а потом еще и рассказал о Лондоне, как будто я там знал, то твердо понял — по английскому я стал постоянной примой на занятиях, и любимцем у преподавательницы.

И все же покровителем моим стал историк. Поскольку Борис Георгиевич Корнеев был неформальным политическим руководителем факультета, или еще главным, кто как считает понарошку, моя фамилий стойко и громко стояла во главе списка лучших студентов факультета, по крайней мере, заочного отделения точно.

Сам декан Аркадий Борисович Гроздев, перехватив меня в коридоре, с удивлением сказал:

— А ты ведь, оказывается, хорошо учишься, хвалят тебя у меня на факультете! — и после этого без всякой паузы, — будешь стрелять в армейской спартакиаде? Там очень высокий уровень, смотри!

Я даже несколько опешил. То есть я раньше не испытывал неудобство от невнимания, скорее наоборот. Но на это соревнование меня вообще разрывают, как красавицу девицу, оказавшуюся среди солдат. Я и так уже был от ВОСЛР, а из нее и представителем 18 армии, неким орудием спортивного общества ЦСКА, а вот теперь и приглашают от факультета.

Прожженная сука, — если так цинично подумать про себя, — места уже нет на теле, куда можно печать поставить, м-да!

Декан же подумал о моей похвальной скромности, легонечко похлопал по плечу и громогласно поспешил заявить, как само собой положенное:

— Впрочем, тебе еще там быть рано. Подучишься, закалишься, потом и будешь выступать за честь факультета. А пока иди на занятия!

Чудак, право слово, а еще декан факультета. Кто ж такое говорит прапорщику Советской Армии и командиру взвода спортсменов состава «А». Я ведь по наличию должен быть прожженным и наглым, а не самого съедят с костями. А не то, что он говорил про белое и воздушное. Тут если белое, то типа белый северный зверек типа песец, никак не меньше.

Ушел я от своего так сказать коллеги, удивляясь и посмеиваясь его легковерности. Как из под него стул не вытащили еще и штаны не сперли, ходил бы сейчас стыдливо блистал труселями!

А спартакиада прошла во время второй недели сессии ОЗО. Она ведь идет недолго, примерно где-то три недели в совокупности. Состязания же шли еще меньше — где-то около пяти дней. А уж я на них был два раза по полдня. От формальности же меня освободили, как-никак студент.

Вообще, я с удивлением почувствовал, что мной буквально машут, толи почетным знаменем, толи страшным, но симпатичным пугалом. И чего? Военный де, находясь на сверхсрочной службе, обучается в вузе. Раздули из мухи слона.

Но хоть мне хорошо, пришел, пристрелялся, ушел. Это внешняя сторона, спокойная и благостная. А вот внутренне содержание было изрядно взъерошенным и даже смешным, хотя, по мне, тоже вкусно, пусть и только для вашего покорного слуги.

Время моей первой стрельбы был в четверг, рабочий день. поэтому народу было относительно мало. Отстрелялся, как обычно, по мне так нормально, спасибо Инмару. Для судей же удивительно — изумительно. Оказывается, здесь было четыре известных на весь СССР спортсмена, между которыми и должны были состояться состязания. А тут вдруг появляется наглый прапорщик, который, как в пошлом анекдоте, все опошлил. Да так, что приличным людям просто совестно и стыдно.

Я отстрелялся, сдал оружие, уже хотел уйти, но судейская команда пришла в себя и начала действовать. Меня срочно сдернули с охранного поста и вернули к стрельбищу к мишеням, где судьи тщательно и увлеченно смотрели, кто простыми глазами, кто с лупами, а кто и в электронно-увеличенном устройстве мои мишени.

Стреляли с двухсот метров и густота поражений, кого как, а меня радовала. Председатель же судей вначале, как и полагается, на меня наехал.

— Я, сразу скажу, — говорил лысоватый председатель Кириллов, — что просто поражен этой наглости современной молодежи, которая совершенно не ставит в ряд почетных отслуживших стариков. А надо бы, ведь они кровь свою проливали, Родину нашу защищали, нежалея себя. Ты гораздо ниже по положению!

Я молчал, поскольку этими пустословиями спорить никак не будешь. Сегодня мы честно боролись в спортивном поединке, я выиграл, поскольку оказался сильнее в стрельбе, а остальное голая софистика. Если вы хотите ругаться, то ругайтесь, а я пас, не вижу причин!

Кириллов тоже помолчал, поскольку и него дошло глупость положения. Спросил только:

— Прапорщик, скажи-ка нам, тебе точно восемнадцать лет, или официальные бумаги нам откровенно врут?

Ну это просто. Врать ведь надо уметь, это, между прочим, сложное умение, не каждый может. А правду надо просто говорить, она и сама себя защитит. Поэтому я только сказал:

— Так точно, товарищ председатель, восемнадцать лет. А мои соперники, хоть и старше меня, ни никак не выше. Я тоже мастер спорта международного класса в биатлоне.

На последних словах встрепенулся еще один судья, белобрысый толстячок:

— По-моему, я тебя косвенно знаю, но не в лицо, очень приятно. Это ведь ты включен в список советских спортсменов на соревновании в ФРГ, и ты Ломаев?

Ну наконец-то, а то молодой, молодой. Молодые воду дома возят, а мы здесь серьезным делом занимаемся. Отрапортовался, если уж военный:

— Так точно, товарищ судья, Олег Ломаев, неоднократный золотой призер в биатлонных гонках в СССР, а теперь и в ГДР.

— А-а, — потянул Кириллов, — тогда понятно. Беру свои слова обратно, молодых здесь нет. Я ведь тоже тебя не знаю в лицо, но фамилии неоднократно слышал. Садись на стул, — оживился он, на глазах превращаясь из напыщенного спортивного функционера в простого мужика, этого обычного советского чела, — как же ты в армию вдруг оказался, ведь был сугубо штатский человек?

— Ну как? — тоже свободнее заговорил я, давая понять, что совсем не обижаюсь на наезды судей, — был взят на действительную службу, поскольку стукнуло восемнадцать лет. Отсюда через некоторое время перешел в ЦСКА, перешел на сверхсрочную, сейчас вот учусь в ЦГОЛИФК, на ОЗО, хочу стать офицером.

— о, как! — оценил он меня, — хорошо идешь. Другой бы заметался, решил искать выхода в армию, а ты делаешь новую карьеру!

В общем, помирились они со мной. И после этого я поспешил на очередную лекцию. Учеба ведь это тоже все, от которого начнется новая жизнь. А стрельба будет у меня только через три дня, в воскресенье. Все, забыли!

Так я наивно думал и, конечно, ошибся. После лекции, еще даже не ушел лектор профессор Свиридов, появилась пташка Любочка со своими важными деканатскими делами. Милостиво извинилась перед профессором и громко объявила:

— Студент Олег Ломаев срочно в деканат, декан голову будет мылить за веселую деятельность!

Взгляды всех студентов и даже Свиридова, естественно, остановились на мне. Ну вы чего, я не педофил и не серийный маньяк — убийца, что так неодобрительно палится.

— Сам ничего не знаю, — отрицательно замахал я руками, — может, и Аркадий Борисович выгнал уже, ща гляну, потом, может быть, скажу.

Товарищи мои возмущенно загалдели, особенно девушки, но я непреклонно вышел. В конце концов, сложно что-то говорить, если ничего не знаешь. гм, только бы это не шутка Любочки, которая решила поговорить со мной, соскучившись.

Но нет, едва я вошел в деканат, Люба молча показал на помещение декана, лишь потихоньку сказала:

— Сердится от чего-то, почему не знаю, недавно вернулся. Не шути с ним, отлупцует, хотя бы морально.

Что же, скажут катить — покатим, скажут тянуть — покатим. Пришел к декану, слегка поклонился, улыбнулся своей само неотразительной улыбкой. Ха, видит кошка, за что ему будут бить. Не хотел вставать в ряды команды факультета, получай!

Аркадий Борисович Гроздев, к моему удивлению, был не так сердит. Отошел или не на меня гневался? Ушки востро пока звери поблизости.

— А это ты, — несколько удивленно сказал декан, будто и не он через секретаря приглашал повелительным тоном, — ну садись, рассказывай о делах наших грешных. Только правду, а то я действительно рассержусь. Сами понимаете, кому будет плохо.

Да уж понимаю, мне, конечно. Кому еще, если не студенту, сам так действовал. М-да, придется рискнуть, если он озвереет, будет еще хуже. Вот ведь!