Я только к вечеру четко понял, что новая жизнь моя опять счастливо повернулась. Не сильно, правда, но перемены в ней есть, а, значит, надо приноравливаться. И первой такой лакмусовой бумажкой стало поведение моего земляка Корепанова.
Он ведь и раньше был ко мне уважительным, все-таки не каждый знакомый достигает такого спортивного успеха, чтобы получить в армейской спортроте место в составе «А». И тут Корепанов, торопясь (эталонный хороший солдат не может идти спокойно) вдруг увидел, что его земляк, только вчера приехав в спортроту в звании сержанта, хотя сам он говорил, что служил в армии меньше полугода, теперь стал прапорщиком!
Нет, Корепанов не обалдел и по-черному не обзавидовал. Знал уже от дедов, что спортсмены, попавшие в состав «А» спортроты служат по-своему и карьера у них другая. Брык и если повезет — офицер, «не повезет» — прапорщик. Это ведь тоже все относительно. Для многих сверхсрочников звание прапора — это верх военной карьеры. А вот этому не повезло.
На всякий случай он показательно козырнул. Но Ломаев лишь пренебрежительно махнул рукой:
— Как мне говорят мои коллеги спортсмены, по званию офицеры и прапорщики, в неформальной обстановке можно не тянутся, физически выше уже не станешь.
— Но я-то не спортсмен, я лишь рядовой — недообученый, — на всякий случай возразил Корепанов.
— Зато ты мой земляк и этого достаточно, — сказал я и поставил окончательную точку.
Другой показатель изменившего положения у меня вырисовался в комнате с соседями. Как я уже писал, отношения у нас стали хорошие, добрые, но не товарищеские. Скорее это были взаимосвязи взрослых с ребенком. Пусть талантливого, способного на многое, но еще не большого.
А вот теперь тот же самый лейтенант Ручников, одобрительно посмотрев на мои погоны прапорщика, сказал, что первый шаг сделан, и неплохо бы это отметить, чисто символически, разумеется, а?
Мой старческий разум попаданца в душе горячо согласился. Как бы на это не возражали женщины и моральные нищеброды, но лучше всего мужчины сходятся, как правило, в условиях пьянки. Правда, надо считаться и с тем, что здесь армия и мы спортсмены…
Я выжидательно посмотрел на Ручникова. В конце концов, он был инициатор, ему и дальнейшая работа хотя бы в продолжение.
Тот не возражал, предоставив несколько вводных:
— Предлагаю сегодня в столовой взять пирожки с капустой, с зеленым луком и яйцом, больше, пожалуй, не будет. На рубль наберем и хватит. Плюс и тихонечко возьму в «Продуктах» пиво. Там продавщица со мной дружит. Скинемся по пару рубликов, нам ведь полторашки хватит?
— Не-не, — я сразу отринул часть предложений лейтенанта, — сидеть будем по моему поводу, так что и за мой счет, — вытащил красненькую, — хватит?
— Хватит, — довольно кивнул Ручников, — застолье будет чисто символическое, я уже говорил.
На следующий день вставать было тяжеловато, хоть и пили немного. Ну это и хмельной напиток. Пьется легко, опьянение слабое, а вот похмелье ужасное.
К счастью, сегодня лыжи не предполагались. Мой первый лыжный поход в Вологодских краях был и последний в этом году, скорее всего. Русский Север — даже не Подмосковье, зима еще тут царствует, а не правит, но и тут лыжи для этого времени прошлое. Март уже кончается и, как не крути, но и на севера приходит весна.
Сегодня +6, снег еще местами спокойно лежит, но когда по нему пройдешь, то на лыжне выступит вода. Не лыжная гонка или даже прогулка, а сплошное мученье по лыжам. Все, биатлонистам, как и всем лыжникам, пора убирать спортинвентарь в запасниках до следующей зимы. А самим переходить на теорию и на второстепенную физкультуру.
Впрочем, у биатлонистов все же есть, чем заниматься по профилю. Например, стрелять, укрепляя, как твердость рук, так и зоркость глаз. Так что от теоретических занятий в первой половине дня, после обеда мы переходим в тир.
Армия — это постоянное жизненное испытание 24/7 и в 365 дней и ночей в году. Но привыкнув к ней хотя бы частично и выдавив определенное место, видишь и положительную сторону. Полноценное бесплатное питание, которое никогда не надо готовить. А попав в состав «А», не надо еще беспокоиться о количестве и количестве. Жри только, не хочу!
А потом в тир к мишени. Это уже в прошлом я был зеленым новобранцем. Теперь я бывалый прапорщик, ибо этот воинский чин не может быть не бывалым. Еще бы встретить маршала авиации Ивана Кожедуба. И-ик!
Я ведь ничего такого не хотел и колдовать не собирался. Гражданин атеистического государства, член КПСС и вдруг колдун. Нет, разумеется, многие уже перестроились, из парткома перешли в церковь, верить стали в Бога, капитализм и, потихоньку, ЛГБТ.
Но я то не такой и меня западной жвачкой не купишь. Из прекрасного далека, из второй четверти XXI века, хорошо видно, в какую трясину затаскивает наивный простак (и это в лучшем случае) М. С. Горбачев. Нет, не пойду, хоть за тонну жвачки!
И потому, увидя знакомый профиль прославленного летчика, оторопел. Не может же быть, только что думал, что увидеть бы его и вот сам маршал авиации появился. Ох… обалдеть!
Видимо, остальных офицеров тоже парализовала нежданная невезуха, раз все они, а точнее первый взвод спортроты (состав «А» другими словами) во главе с командиром взвода лейтенантом Касатоновым. тоже молчали, и оторопело смотрели. Гм, а нам за такое приветствие не нагорит? Командир-то взвода у нас молоденький, со слов лейтенанта Ручникова, поставлен на свой пост осенью, еще тетеря — тетерей,
Но остальные офицеры не торопятся, прикованные на свое место Сциллой и Харибдой, маршалом авиацией и командиром взвода. Согласен, последний выглядит не очень важно по сравнению с первым, но для подчиненных и это хватит.
Ой, ребята, потом по шее попадет за медлительность и пассивность, но будет поздно. Вот получите в характеристику плохую аттестацию и все, останетесь навсегда вечными лейтенантами с перспективой ухода в отставку в капитанах.
Все это пролетело в голове мгновенно и, посмотрев и увидев, что мои коллеги так и не собираются что-то менять, решительно выдвинулся, одновременно приказывая всем:
— Товарищи офицеры и прапорщики спортроты, равняйсь, смирно!
И уже рапортовал самому Трижды Герою Советского Союза Кожедубу:
— Товарищ маршал авиации! Личный состав первого взвода Вологодской спортроты окончил обедать и направляется в тир для стрельбы из спортивных винтовок. Доложил помощник заместителя командира роты прапорщик Ломаев!
Кожедуб откровенно удивился. Видимо, он не узнал меня, все выслеживая командира взвода. А тут вдруг знакомый голос! Поневоле «проснешься». Но ничего, я смогу отбрехаться, знаю уже его.
Но Кожедуб, между прочим, даже не собирался ругаться. Он только нашел, наконец-то, лейтенанта Касатонова, удрученно покачал головой. А потом оживленно заговорил со знакомыми спортсменами, которых знал уже несколько лет.
Я же пока не торопился возобновлять знакомство с именитым летчиком. Как-то он незаметно прошел в военный городок. Хотя, как незаметно? Просто велел дежурному на проходном пункте ничего не говорить, тот и заткнулся. Либо не решился противоборствовать с маршалом авиацией, либо сугубый служака и у него на первом месте дисциплина.
А ведь и капитан Великанов ничего не знает. Сидит в штабе спортроты и не ведает, что над ним навевается гроза. Надо сказать! Раз Кожедуб так нахально нарушает служебную этику, то и мы чуть-чуть ее подвинем.
Аккуратно обошел маршала авиации. Пусть каждый делает то, что ему положено — Кожедуб, как генеральный инспектор МО СССР, ревизует, проверяет войска. А я потихонечку, в силу низкого своего звания буду ему помогать, хе-хе!
Так, мобильного-то телефона здесь, в ХХ веке, пока нет. Придется отправлять к Великанову обычного посланца. Мазнул по лицам присутствующих здесь людей, легко зафиксировал знакомые. А как же, соседей по комнате. А куда они денутся, раз входят в состав «А», значит, тоже в этом же взводе!
Остановился на ближайшем из них Минаеве. Надо поторопиться, чует мое сердце, Кожедуб не даст мне так прохлаждаться вдалеке. Сам виноват, назвался груздем, иди добровольно — обязательно в корзину.
Коротко объяснил в двух словах: подойди к командиру роты, передать, что на территории спортроты находится высокопоставленный гость, который, суля по всему, проводит тайную от командования роты проверку. Черт возьми, а он ведь тоже теперь входит в это командование!
Чуть совсем вслух не чертыхнулся, но сдержался, отправил Минаева. Тот, похоже, все уже прекрасно понял, заторопился к Великанову. Я же говорил, что прапорщики есть только бывалые, а зеленые лишь лейтенанты из военного училища.
А сам незаметно присоединился к группе офицеров и прапорщиков, находящихся вокруг маршала авиации. Спросит Кожедуб, где Ломаев? А вот он, скромно стоит рядышком, не лезет нахраписто к вышестоящим командирам. А если не спросит, то тогда…
— А где, кстати, прапорщик Ломаев? — раздался голос маршала авиации, — куда он потерялся?
— Я здесь, Иван Никитович! — я тут же вылез пред августейшие глаза. Мол, здесь, гражданин начальник, напрасно чернуху лепите.
— Где здесь? — уже сварливо поинтересовался Кожедуб, поискал глазами и вдруг обнаружил меня буквально в метре от себя. Успокоился: — вот ты где! — проглотил про себя продолжение, — «а я уж думал, ты побежал доносить к командиру роты».
— Никак нет, товарищ маршал авиации! — открестился я от невысказанного предположения нашего «милого» гостя, — я тут, наслаждаюсь вашей беседой военнослужащими спортроты.
— А, я-то думал, — Кожедуб остановился, резко переменил тему разговора: — стрелять из автомата еще не разучился, Ломаев?
— Обижаете, товарищ маршал авиации! — осклабился я, — этот навык только крепнет и развивается. Он мне строго нужен и как хорошему военнослужащему Советской Армии, и как профессиональному спортсмену — биатлонисту.
— Замечательно! — не выдержав, воскликнул Кожедуб, — вот слушаю я тебя, Олег, и кажется мне, что ты из ряда болтунов — краснобаев. Потом смотрю на сделанные дела, нет, все-таки, настоящий коммунист! Сколько золотых медалей заработал с предыдущей, прапорщик Ломаев?
— Всего три, товарищ маршал авиации! — несколько уныло — для зрителей — произнес я.
Кожедуб открыто засмеялся над моим унынием:
— Всего три, это разве повод для уныния? Ну-ка постреляй для меня в тире, порадуй старика меткой стрельбой. Я в свое время своими зоркими глазами нередко «просматривал» фрицам!
— Так точно, товарищ маршал авиации! — готовно ответил я. А что мне оставалось делать? Я и так полагал, что мнепридется показательно стрелять в присутствии маршала авиации и этого не страшился. Мы, удмурты, издревле были прекрасными охотниками и, если надо, воинами. А сейчас я стал наследником предками. И, смею надеяться, им за меня не придется смущаться.
В тире, точнее даже в небольшом полигоне, но под крышей и легкими стенами, уже находился командир спортроты капитан Великанов. Как я и думал, умничка все же у нас командир. Если быон пришел к маршалу авиации во время встречи офицеров и прапорщиков первого взвода, то и дураку бы стало ясно — командиру сообщили о появлении начальства. И ведь еще не скажешь, какова была реакция ревизора в зависимости от характера и настроения. Мог бы и пошутить, а мог и грозного фитиля дать.
А тут капитан занимается важным и очень нужным делом — проводит текущую проверку матчасти тира. Это, конечно, не тракторный парк, а военнослужащие — не сельские труженики, но нечто общее у них есть и техбазу надо контролировать.
И Кожедуб лишь уважительно пожал руку рачительному хозяину. Потом предложил посмотреть на стрельбу из автомата Калашникова новичка в спортроте прапорщика Ломаева. Великанов лишь согласно козырнул. Лично проверил автомат, шепнул между делом: «Спасибо». За что спасибо не сказал, но это и так было понятно.
А стрелять, поскольку команды не было, решил стандартно — комбинировано: стоя, на колене, лежа. То есть на самым массовым формам стрельб мотострелков. По три патрона на каждую. Больше не надо, бумажная мишень будет в клочки, какая уж там проверка.
Нащупал глазом через прицел черный центр мишени. Парни говорили, что все оружие в спортроте пристреляно и недостатке в пределах нормы. Тут главный термин «в пределах», что говорящий под этим понимает. Для иного ведь автомат стреляет, а пуля лежит в том направлении, куда ее прицеливали. А что на сто метров идет на два — три метра скос — для автомата это нормально, дай очередь, какая-нибудь пуля да попадет.
Выстрелил, скос невооруженным взглядом видно, что есть, но минимальный. На этом расстоянии действительно нормальный, на результате не скажется. Опустил автомат, затем снова выстрелил. Снова. Потом на колене, потом лежа.
Зря я беспокоился, Калаш обычный, наверняка ведь, средний советский солдат ничего и не почувствовал. Это я биатлонист и с ощущением Инмара все копаюсь.
— Товарищ маршал авиации, стрельба окончена. Разрешите получить замечания!
Кожедуб только хмыкнул — фыркнул, оценил:
— Хорошо стреляешь, парень, в разведку бы я тебя с собой взял. Уточните технические характеристики этого автомата.
— Мне уточнить⁈ — удивился я несказанно.
— Тебе! — спокойно ответил Кожедуб, — на должность помощника по строевой части, правда, в обычных частях не роты, а батальона назначают опытного военнослужащего — ветерана. И он в том числе пристреливает стрелковое оружие подразделение. Ну?
Вот ведь дедок, как прижал, я уже и должен. Выдохнул воздух:
— Автомат готов к боевым действиям. Недостаток один — ствол в процессе производства немного искривлен. Это не серьезно, но стрелок должен во время стрельбы учитывать.
— Дай! — Кожедуб сам произвел неполную разборку автомата, посмотрел на лампочку через ствол.
Небольшой производственный дефект был следствием массового производства и соответственной технической базы 1970 — 1980-х годов. Приходилось с этим считаться. Был достаточный допуск, когда автомат Калашникова считался рабочим.
Именно поэтому я был спокоен. Всемогущий советский ГОСТ этот изъян пропускал, и исходя из этого мы должны его честь и только. Никто не виноват. Это, кстати, парадокс не только советского производства и не только ХХ века. Допуски есть, были и будут всегда за некоторым исключением и это был досадный, но реальный факт.
М-да, искривление ствола есть, но в допустимых размерах, — констатировал маршал авиации, — товарищ Ломаев, насколько это скажется на стрельбе?
— Обычным солдатам на небольшом расстоянии не скажется никак, — твердо успокоил я его, — проблема маленькая, не зря автомат был выпущен с производства.
Кожедуб одобрительно угукнул и стал смотреть на стрельбу остальных участников. Все-таки это был состав «А», армейская спортивная элита. Здесь даже выстрел на шесть или семь считался неприличным результатом.
Маршал авиации, по-видимому, остался доволен, а потом потянул в штаб, в кабинет командира роты. Там, попив обязательный чай, в виду появления высокопоставленного гостя дефицитного из фонда командира роты. Кожедуб по стариковски неторопливо начал рассказывать о целях и масштабах его инспекционной поездки.
Как я понял это была его основная работа в рамках группы генеральных инспекторов. Очень внушительно и помпезно, и… очень неэффективно. Не зря это подразделение почти открыто называли «райской группой». И фактически создавалась она с довольно благой целью — спасать отставных военных от нищенской пенсии. Ну, и в конце концов, работу свою они выполняли.
А Кожедуб, выпив чаю с печенюжками, сопровождая это с занимательным экскурсом в деятельность генерального инспектора, плавно перешел к текущему положению:
— А на обратном путешествии заглянул в Вологодскую спортроту с очень важно целью.
Капитан Великанов зримо напрягся, а московский гость продолжал напрягать обстановку:
— В столице, не только в Министерстве, но и в Кремле очень интересуются неким прапорщиком Ломаевым.
Теперь уже я я видимо напрягся, а вот маршал авиации благодушно оглядывал нас. Интересно ему, что ли?