На лыжне попаданец Ломаев

Глава 6

Мой «покровитель» и «благодетель» маршал авиации И. Н. Кожедуб еще в Вологде позвонил кое-кому из важных шишек в Министерстве Обороны СССР. И эти кое-кто должны были побеспокоиться, позвонить в ГЦОЛИФК ректору. Им — пустяк, мне — большая подмога.

На это и была у меня основная надежда. Так, еще потихонечку тлела надежда на малое количество студентов на первом курсе. В таком случае мы в XXI веке и выметали все резервы, не глядя на оценки и возможности абитуриентов. Но проблема была в том, что в советское время такого недостатка в молодежи не было. Не демографическая яма! Да и подход к образованию существовал принципиально другой. Так что, главным образом, я все же надеялся на звонок из Министерства Обороны.

Открыл дверь искомого деканата. Первое помещение было, как обычно, «предбанник» — царство женщины — секретаря деканата. Иногда здесь был еще и замдекана по учебной работе, но не обязательно. Подошел к секретарю. Та, как бы ничего не видя, шебуршала среди бумаг. Видно же не ректор и даже не профессор, пусть лебезит, если надо.

Гм, этакая мышка — норушка. Хочется надеяться, что перед мною обычная защитная реакция, а не банальный способ вытягивания денег. Не-не-не, денег не дам, я уже в Вологде сумел хабарнуть 300 грамм шоколадных конфет исключительно для «смазки» секретаря деканата. Ну и хватит с тебя, Бога ради!

Шаловливо, но в то же время вежливо поздоровался, как это делаю молодые люди понравившимся девушкам, сам представился:

— Ломаев Олег, в настоящее время прапорщик Советской Армии. Хочу поступать к вам учиться. Декан, надеюсь, у себя?

— У себя, — наконец-то улыбнулась секретарь, — занят, у него сейчас заседание с заведующими кафедр. На час, не меньше.

Видимо, все-таки понравился ей молодой недоофицер.

— Понятно, — улыбнулся я. Декан, действительно, должность суматошная, иной раз и чай попить некогда. Ничего, подожду, у меня забот-то на пять минут, а потом снова ехать в Вологду на воинскую службу.

Ненароком положил на стол сверточек с шоколадными конфетами. Для 1988 года, в условиях всеобщего дефицита даже в Москве, подарок был очень щедрый. Благо ведь я у нее ничего не просил. Так для знакомства по работе. Так сказать, для лучшей рабочей атмосферы.

— А меня Люба зовут, Любовь Викторовна, — в кои-то времена представилась она, — вы, пожалуйста, не обращайте внимания на мою суровость. У меня личная жизнь не задалась, вот и характер портится. Чаю не хотите, пока декан совещается?

Угу, а девочка-то-то хорошенькая, что на личико, что на фигурку. Грудь, как минимум, третьего размера, ножки аж от зубов. Жаль, что женат, еще бы раз женился. Но увы!

А так мы мило поболтали за чаем. Я точно, видимо, Любе понравился. На словах она ничего не говорила, но то ножку покажет, то невзначай нагнется так, что наполовину покажет прелестные грудки. В общем, полный женский охмуреж.

Я же, поскольку мне ничего уже от девушки Любы не было нужно, а только от секретаря Любови Викторовны, вежливо делал вид, что ничего не понимаю. И в принципе, глух, слеп и уж очень глупенький, чистый прапорщик.

Так и поболтали приятно час, пока совещание не окончилось, и декан не освободился. Любочка, подождав, пока важные заведующие и, вроде бы, иные деканатские работники, кроме декана, выйдут из помещения, легкой птицей выпорхнула в кабинет декана, что-то поговорила негромко, декан ей ответил одобрительно, после чего она вышла и кивнула головой:

— Проходи, Олег, Аркадий Борисович тебя ждет!

А мне и готовится нечего, шинель, фуражку я уже положил в платяной шкаф секретарши. Руками пригладил волосы и решительно шагнул вперед

Декан тренерского факультета Аркадий Борисович Гроздев был похож на классического тренера в отставке, заслеженного, старого, а потом по здоровью ушедшего с трудной, нервной работы. Уже потом я узнал, что он действительно тренировал биатлонистов (!), сначала по отдельности, а затем целой сборной СССР, но уже в начале 1980-х годов полностью ушел на педагогическую деятельность.

Заслуженный тренер СССР, кандидат педагогических наук, профессор. Это, кстати, было уже написано на специальной табличке на входной двери в деканат, просто я не увидел второпях. Смотреть надо лучше, милый!

Аркадий Борисович оценивающе посмотрел на меня, прослушал мое приветствие, после этого задумчиво сказал:

— Без обид, Олег, но за тебя звонили и из ЦК КПСС и из Министерства Обороны СССР. Спрошу прямо кто ты — такой хороший спортсмен или чей-то близкий родственник из политбюро?

Это еще не хватало, быть из золотой бестолковой молодежи. Тьфу-тьфу! А кто это за меня хлопотал из ЦК? В МО СССР Кожедуб, а в ЦК КПСС и не было больше никого! А вообще, ну их к лешему с этим нахальным блатом.

— Никак нет, Аркадий Борисович, — отрапортовал я, — неплохо бегаю, метко стреляю, в два последних года завоевал пять золотых медалей в рамках отечественных соревнований, первое место на лыжных гонках в ГДР. Четыре мировых рекорда. Мастер спорта международного класса.

Все это я не просто говорил, но и выкладывал на стол копии

— А ведь я знаю тебя! — торжествующе сказал декан. А то бы ты не знал! СССР, конечно, страна огромная, но ведь мы оба биатлонисты, трудно не узнать.

— Не раз читал, и в центральной, и в провинциальной прессе, в протоколах спортивных соревнованиях. Только почему-то я представлял спортсменом лет далеко за тридцать, может даже за сорок. А ты вон какой молоденький, — расчетливо признался он.

Я только смущенно улыбнулся. А что тут сказать, оправдаться или отбиваться? Какой уж, другого не вырастить.

А Аркадий Борисович еще раз посмотрел на меня, уже не оценивающе, но равнодушно, а точно выверено. Спросил уже с хитрецой:

— В конце года, с началом зимнего сезона пройдут международные состязания в ФРГ. Среди наших биатлонистов есть какой Ломаев. Ты?

— Я не видел списки спортсменов, — прямо сказал я, — но мне сказали, что я буду участвовать. Наверно, я, другого такого среди биатлонистов уже не знаю.

Мне действительно казалось, что я такой единственный. Ошибка юности, м-да, тут же декан данного факультета Гроздев четко сказал мне о промахе. Был, оказывается еще такой Владимир Ломаев. Он, правда, довольно стар и в соревнованиях уже не участвует, но в общих списках отечественных спортсменах значится.

Пришлось каятся и обещать, что больше я так бестолково говорить не буду. Впрочем, Аркадий Борисович отмахнулся рукой. Он и так понимал, что старый и опытный декан гораздо умнее, чем молоденький спортсмен.

После этого, когда Гроздев удостоверился, что я не пустышка и в спорте что-то значу, а, значит, и для факультета буду полезен в спортивной работе, мы стали прорабатывать меня реально. Сначала я под диктовку секретаря Любочки написал заявление о приеме меня в студенческие ряды факультета.

Потом декан, дотошно выспросив меня, смогу ли я самостоятельно сдать долги за две сессии первого курса, скептически усмехнулся на мои заверения, но все же написал: «Принять на первый курс с досдачей образовавшихся академических долгов в течение полугода».

— Смотри, — сказал он мне, — на первом курсе ОЗО вылетает до половины студентов. А восстановиться, особенно, таким образом, не мог еще никто. Не разочаруй меня, продержись хотя бы одну сессию, а там проверим зимой на лыжне. Если что-то промелькнет, то и деканат подключится.

Проводимый такими словами, я покинул сначала кабинет декана, а потом, одевшись и дружелюбно попрощавшись с Любой, и сам деканат. Досдавать долги прямо сейчас я не решился, взял только список экзаменов и зачетов, которые мои коллеги сдавали на двух предыдущих сессиях. Учить надо, незачем напропалую сдавать с надеждой, а вдруг обломится?

То же самое и со студенческими документами. Получать сразу не имело смысла, хотя формально нужно. Но это означало ждать несколько суток, пиная воздух на московских мостовых. Зачем, спрашивается?

В общем, я уехал обратно в Вологду. В вуз я уехал, а выполнение задачи на 200% — это определенный нюанс и словоблудие. Единственно, что я сделал обязательно — позвонил Кожедубу на служебный номер. Конец 1980-х годов — время уже достаточно телефонизированное, чтобы найти любого гражданина СССР, а тем более, высокопоставленному военному. Но в то же время еще не наше будущее с персональными мобильными телефонами и смартфонами.

То есть служебный телефон Кожедуба есть, а вот доступ к нему закрыт немногословным официальным лицом с немаленьким для меня прапорщика офицерским званием. Но ничего, я уже из телефонизированной эпохи, наглость и напористость, благо я звонил не этому самому адъютанту в чине подполковника, а его начальнику и тот ждал этого звонка.

Так что позвонил по телефону — автомату, сломил сопротивление лишних ушей и вот он — генеральный инспектор МО СССР маршал авиации Трижды Герой Советского Союза И. Н. Кожедуб.

Он еще помнил, что должен помочь мне поступить в один из московских вузов, причем сразу на первый курс, который уже год, как неспешно идет. Даже обрадовался, собрался, готовый ехать и откровенно обалдевший при известии, что я уже поступил и собираюсь ехать обратно, по месту нынешней службы.

Этого он понять уже не мог и как военный в жестко структурированной системе и как советский гражданин великой страны, но маленькими людьми. Ну что же делать, придется маршалу авиации принимать реальность, какая она есть. А я поговорил и уехал. Кажется, первый, пусть и небольшой шажочек к офицерскому званию я совершил.

А в ВОЛСР, в своем взводе было дел не проворт. Нет, не по прямому назначению. Даже в северной Вологде окончательно наступила весна и идти на лыжах можно было по принципу: «Стою на асфальте в лыжи обутый, то ли лыжи не тянут, то ли я… и т.д.».

Зато люди у меня были, прямо-таки не люди, а 31 насущная проблема. Но это для меня мелкий пустяк. Как опытный декан с большим стажем я и руководить умел, и снабдить немалую массу народу. А если надо, то и наводить дисциплину.

В армии, с одной стороны, сложнее — оружие, воинский порядок, людей надо кормить, одевать, беспокоиться обо всем — от умения стрелять и быстро бегать на лыжах до желания жить без миленькой мамы (таких до половины). Но, с другой стороны, армия — это жесткая структура со множеством уставов. И они распоряжаются всем, ты только делаешь морду кирпичом. Ну и определяешь перспективные цели на будущее.

И тут у меня все хорошо. Перспективы установлены на самом высоком уровне (Горбачев). Правда, он может передумать в любой момент, но пересмотреть грядущие действия уже невозможно. И еще тонкость — генеральный секретарь планировал деятельность только мою, а уж я перевел его на весь взвод. Но и это хорошо. Если удастся натренировать своих подчиненных до хороших спортсменов, то четырех биатлонистов легко заменим. Никто не будет противиться, если хорошие умельцы будут заменены отличными.

Единственно, сейчас весна, а потом лето, лыжи еще не скоро будут нужны. А биатлонисты, как и все лыжники, будут тренироваться пёхом. Впрочем, и это неплохо.

Я буквально был затоптан, морально, разумеется, когда объявил, что первые две будущие недели взвод будет бегать десять километров в день. и это без оздоровляющей физкультуры, утренней пробежки и прочей лабуды. Затем плавно переходим на пятнадцать километров в день. И, наконец, максимальное расстояние — двадцатка.

— У-у! — больше для меня, чем по-настоящему, взвыл взвод. Здесь у меня во взводе почти все профессиональные спортсмены (на 90%). И они понимают, что в биатлоне хорошая тренировка — это на две трети основа победы. И гарантировалось все моими успешными победами.

И раз я говорил — надо бегать, значит, надо. Один только спросил, впрочем, без двойного смысла, из простого любопытства. Мол, а вы побежите с нами, товарищ прапорщик? И заткнулся, поскольку я твердо ответил:

— Конечно, или я не спортсмен? Мне еще надо побеждать в ФРГ!

И повел свой взвод со следующего дня на тренировки, то есть, главным образом, бег. Да, кстати, структуризация и специализация сильно сказалась и на текущей деятельности. Бег день от дня и при том, как можно больше, — это стезя только нашего взвода.

Самый, скажем так,хитровыскобленнный взвод был второй, который занимался подготовкой инструкторов лыжного спорта. То есть комвзвода лейтенант Смирнов и три комода (для самых умных — командира отделения), получали зеленых новобранцев, хоть немного знакомых в теории и на практике с лыжами и через полгода год выпускали опытных сержантов — лыжников. Та же школа сержантов, но с особенной спецификой.

Лениво, конечно, но очень бестолково и бесцельно. Большим спортом они не занимаются, но и цели строить солдат из новобранцев у них тоже нет. Так себе, практически тянут время. Нет, кое что у них получается, видел немного от предыдущего выпуска. Все-таки армия — это великая вещь. И очень страшная, как камнедробильный механизм. Там, главное, попасть на ленту основного процесса, само размозжит.

И, наконец, третий взвод. Это те вспомогательные структуры, которые, собственно, и делают, хотя бы внешне, из спортивной гражданской организации военную спортроту. А чтобы еще получше делали, в этих солдатиков вгоняли воинский дух. Шагистика, дисциплина и субординация. Бр-р! Это то, что делают в каждой обычной армейской части. Желательно, но лучше без меня.

Ну и конечно, первый взвод здесь, безусловно, главный, не потому, что основная часть офицеров и прапорщиков спортроты находиться в этом подразделении, а потому, что это и есть спортрота, а остальные лишь подмогают.

И я совершенно не удивился, когда на утреннем построении взвода, а мы строились отдельно, слишком уж разные были и по задачам и по составу, и по текущей деятельности, показался командир все спортроты, прямо-таки царь и государь всея Руси капитан Великанов.

Как специально подошел. Я, между прочим, не приказывал, а по товарищески говорил о грядущих грандиозных задачах, и укреплении воинской дисциплины среди спортсменов в связи с этим.

Проблема ведь не такая и маленькая, как могло показаться с первого взгляда. Да, в первую очередь мы должны получать медали и желательно золотые. Но и быть военными тоже должны. Конечно, мы офицеры и прапорщики и требуют с нас не как с рядовых срочной службы. Но, товарищи, форма одежды все равно должна соответствовать имеющего устава, а утренняя побудка обязательна для всех.

Сегодня взвод строилсядвадцать семь минут. Почти полчаса! Первые устали ждать опоздавших, от которых к тому же ощутимо пахло перегаром. И если по первому пункту были сугубо армейские требования, то пить алкоголь спортсменам вообще нельзя. М-гм, ну или пить по минимуму.

Подчиненные мои опять зароптали, уже серьезно, но я помянул маршала авиации Кожедуба и риторически спросил, что стало бы, если здесь сегодня был И. Н. Кожедуб или любой другой высокопоставленный военный?

Строй замер. И не потому, что ребята увидели командира роты. Нет, до них дошла простенькая мысль, что такой взвод, а также вся рота будет расформированы. И не скорее всего, а безусловно. А личный состав будут передан в обычные части и еще хорошо, если не с понижением. Армия есть армия, дисциплина и субординация должны быть всюду. Если же они будут отсутствовать, то такие подразделения окажутся ликвидированы, несмотря на все достижения.

Капитан Великанов эту мысль подтвердил и потребовал держать минимальную дисциплину.

— Вы, прежде всего, советские военные — офицеры и прапорщики — а потом уже все остальное, — жестко сказал он, — это бытие воинской жизни. И если вы подумали, что вас поставят за армейские рамки, то вы глубоко ошибаетесь.

С такими мыслями лучше сами добровольно переходите на срочную службу в обычные армейские части, чтобы потом, через обусловленный срок, списаться на гражданку. А если хотите остаться в армии, то должны быть военными. Ясно, товарищи офицеры и прапорщики?

Чем армия хороша и чем она положительно отличается от гражданки, так это хотя бы подобием дисциплины. Пусть взвод был немного, гм, расхлябанным и разболтанным, но все-таки эо было воинское подразделение, а не гражданская анархия.

Поэтому строй дисциплинировано молчал и ждал, что будет дальше. А командир роты в свою очередь понимал, что здесь, главным образом, виновато командование, в том числе и он сам. Поэтому на уровне словесной накачки он и остановился, глубокомысленно посмотрел на меня, мол, понял, командир взвода, свои задачи? А потом перешел на основные перспективы первой структуры спортроты.