Встал по стойке смирно, как зеленый новобранец, но с умением старослужащего, начал смирено ждать. А генерал, собака, все никак не вылезет и часть генеральского погона все полностью не откроется. Видна только одна звезда. Генерал-майор? Нет, звезда слишком к краю расположена. Генерал-майорская звезда лежит в центре погона. Если только генерал рода войск, тогда на погоне есть еще эмблема, звезда сдвигается с краю.
Пока я так раздумывал, генерал немного передвинулся, чуть еще показав погон. Две генеральские звезды! А вот отсюда надо поподробнее. Это ведь общевойсковой генерал-лейтенант. Кожевников? Больше военного с таким чином у нас точно нет!
Потом проявилось два момента. Во-первых, погон оказался полностью, там еще третья звезда есть, как минимум. То есть генерал был совсем не наш, потому как у нас и не было генерал-полковников в Вологде. Во-вторых, генерал все же оказался знакомый… Кожевников!
Я долго не размышлял, не те кондиции у биатлонистов, чтобы просто мяться и пускать слюну. Козырнул, верноподданнически, гм-гм, произнес:
— Поздравляю вас, товарищ генерал-полковник, с очередным званием.
Нет, вы только не подумайте, я там не любой лизоблюд, к очку начальника не рвусь, чтобы облизнуть и получить какую-то нетрудовую плюшку. Тут другое. Сам был старик и в некоторой должности, хоть и не такой большой. Но знал прекрасно, что и им хочется поздравлений. А я что, скажу хорошие слова, и даже не буду требовать ответку. Сам заработаю ногами, хоть морозной зимой, хоть дождливым летом.
Кожевников же, видимо, пресловутым седьмым чувством, все легко понял и сразу принял, несильно топнул об асфальт генеральскими ботинками, беззлобно ругнулся:
— Чертовы сиденья в чертовых машинах, застрянешь в них ногами и кирдык (Кожевников, конечно, просто обматерился, но я его художества заменил татарским термином, рассказывающим о нелегкости жизни). Впрочем, и он не стал особо задерживаться на трудностях отечественного автопрома. Хватало и других актуальных новостей, от которых рука автоматически тянулась к емкости с сорокаградусной жидкостью.
Кожевников затянул меня к ближайшему складу, шуганул оттуда каких-то подозрительных личностей, скорее всего местных кладовщиков и которые, по-моему, собирались раздавить пол-литру на двоих (честно говорю, не люблю этих типов).
Видя, что мы теперь уже вдвоем, он широко улыбнулся, пошевелил атлетическими плечами с новыми генеральскими погонами:
— Видел, какие мне красавицы просто так приземлились!
И не успел я толи снова поздравить, толи возразить, Кожевников, насколько я видел, сейчас он работал за двоих. Тот снова начал рассказывать. Насколько я уже догадывался, ему был нужен не собеседник, ему были нужны молчаливые уши, в которые он бы мог слить всю эту важную информацию без опаски. Он чуть ли не взахлеб стал рассказывать:
— Сегодня утром часиком в десять, то есть практически с рабочего дня в политбюро в Кремле, мне позвонил САМ, его говорок, не спутаешь, особенный такой, специфический, ставропольский. Поздравил меня очередным званием и должностью командующего. О как я этот звонок ждал, уже снился он. И вот пришел!
Но подожди, — остановил он меня, — я еще не все сказал. Горбачев прямо сказал мне, за что мне все это дали. Ха-ха, старый болтун умел говорить, но если убрать всю эту словесную шалопонь, за спортивную доблесть. Генсек, разумеется, сказал по-другому, красиво, ни о чем, как это он умеет. Но если ужать все это в консистенцию, то так и будет.
А между нами, если шепотом, то свое звание, а потом должности я получал именно благодаря тебе!
Я изобразил на лице изумленное мину, хотя давно уже привел к такому же мнению. И Кожевников, не дурак, просто оборвал меня. Опытный и умный, он не собирался еще словоблудничать про понятное.
— Постой, — сказал он, — это снова не все. — Оценивающе отметил: — вроде бы не такой болтун, как мои штабисты, можешь помолчать?
Я поспешил вербально и жестами согласится с генерал-полковником. Не в то еще я в звании, чтобы ругаться с таким генералом. Пусть говорит, я буду целее.
— Я, товарищ Ломаев, прекрасно знаю текущую обстановку. Так получилось, хоть плачь, хоть смейся, старший лейтенант, по сути, маленькая козявка подняла начальника штаба армии и генерал-лейтенанта! правда, он еще выдающийся спортсмен…
Во всяком случае, я тебе должен и это четко помню. Новое звание дать пока не могу, даже командующий имеет определенные пределы. А вот о наградах для личного состава армии я с товарищем Горбачевым поговорил. И ты, как победоносный командир взвода, стоишь на первом месте.
Он молча посмотрел на меня, не увидел моего особого сопротивления от такого «неожиданного» предложения и как бы ненароком предложил:
— Пойдем-ка в штаб вашей роты, надо поговорить с Великановым.
Командир роты, как обычно, сидел на своем месте, перебирая различные бумаги. Не от радости, от необходимости. Увы, но современная армия, не только наша, очень бюрократизированная. И, между прочим, в XXI веке, с грядущей информатизацией, она еще усилилась.
При виде Кожевникова он стремительно вскочил, лишь потом увидел на нем погоны уже генерал-полковника. Самому ему, разумеется, ничего не сказал, только поздравил. А то он, конечно, званием постарше, чем я, но к генеральскому чину все равно мелкая шмакодявка, плюнуть и забыть.
Впрочем, сегодня Николай Валентинович был добродушен и не зол. Он милостиво махнул рукой, мол, садись, увидев приветствие, вопросительно посмотрел и на меня, — садись уже, и так вымахал в такую орясину. И только потом последним сел, благодушно высказался:
— Итоги деятельности армейской Вологодской роты, я считаю, за последнее время замечательны. И не только я так думаю, повышение в спортивном отношении нам показывает, что и там полагают, у нас все хорошо. Ну а нас в спортроте теперь солидная прослойка мастеров спорта СССР и кандидатов. Так, Виктор Семенович?
Генерал-полковник говорил ласково, по-домашнему, но Великанов на эту провокацию начальства не поддался. Мало ли как он в будущем повернет, все равно, у кого больше звезд на погоне, тот и прав. Поэтому он на такой вопрос ответил по-боевому — вскочил со своего стула и преданно гаркнул:
— Служу Светскому Союзу, товарищ генерал-полковник!
Кожевник от такого жесткого окрика явно поморщился, домашняя атмосфера в миг исчезла. Но я-то видел, теперь уже командующий армией доволен. Армия все-таки, а не куча прокладок! Ха, а если я все же позволил бы рассуждать мило и лепше? Хотя ладно, по-моему, пусть он мне и накидал кучу маленьких звездочек, но как-то по-настоящему военным не считает.
— Вот, товарищи, — удовлетворенно сказал Кожевников, — теперь и нам надо подвести некоторые промежуточные результаты. Оно ведь как — виноват, надо бить, положено. А сейчас действовали доблестно, и вся рота и ее командование — надо наградить, всех и спортсменов, и их командиров.
Кожевников по очереди посмотрел на нас — сначала на Великанова, потом на меня. Конкретно нас он не спросил, понимал, что и нас тоже положено наградить, а потому не зачем ставить в неловкое положение, вместо этого окончил свою нехитрую мысль:
— С появлением старшего лейтенанта Ломаева на посту командира первого взвода структура и вся деятельность спортроты стало окончено, эффективной, целеустремленной. Думаете, я это не вижу, вышестоящее командование не понимает? Блестящее выдвижение спортсменов роты во главе с командиром взвода далеко не случайно, а итог тяжелой каждодневной работы спортсменов во главе с товарищем Ломаевым, сам постоянно видел. Тут только можно сказать, как наш предок А. В. Суворов: тяжело в учение, легко в бою. И ведь как выступили, а? блеск, не только в стране ахнули, на Западе ополоумели.
Тут надо сказать, что и генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Михаил Сергеевич Горбачев высоко оценивал деятельность войск нашей армии в целом и спортроты в частности. М-да, — он повел плечами с новыми погонами, как бы намекая на уровень этой оценки. Подчеркнул: И он сам предложил выступить командованию с ходатайством в Президиум о награждении орденами и медалями командиров и спортсменов роты за плодотворную и эффективную деятельность. А, товарищи?
Кожевников снова посмотрел на нас, не увидел зримого неприятия. Удовлетворено сказал:
— Теперь конкретно. По существующему ныне регламенту с ходатайством выступить должен полк, или, если это отдельное подразделение дивизионного, корпусного или армейского подчинения, рота или батальон. А уж вышестоящее командование одобряет. И чтобы мы не расходились во мнении, это может быть неправильно воспринято в Москве, я предлагаю таким образом: данное ходатайство сегодня же лично напишет командир спортроты майор Великанов на следующие награды:
Орден Трудового Красного Знамени — на самого выдающего участника данного состязания — командира первого взвода старшего лейтенанта Ломаева Олега Николаевича;
Орден Знак Почета — на четверых спортсменов, участвовавших в соревновании и показавшего хорошие результаты по его итогам;
Медаль «За трудовое отличие» — выборочно представить семь-восемь человек из личного состава, наиболее отличившего, по вашему мнению, товарищи.
Далее, я сразу выскажу свое мнение, хотя сам товарищ Великанов, разумеется, это не напишет, это я укажу в своей резолюции: командира спортроты майора Великанова за хорошую организаторскую работу за укрепление прекрасной атмосферы наградить Орденом Знак Почета. Так, товарищи?
Гм, лично я был полностью согласен, хотя сам понимал, что не все будут ЗА, хотя и не вслух. Однако позже Великанов опроверг меня. На ровном месте вдруг получить государственную награду, а он еще и внеочередное звание. Да побойся Бога! Всегда будет мало, такова уж характер человека, ну так ведь надо понимать, что так можно и без всего остаться.
Ну а так в последующий месяц мы только делали, что получали награды. В Кремле, в Президиуме Верховного Совета СССР, в Госкомитете СССР по спорту, в Министерстве Обороны, в штабе нашей 16 армии.
Далеко не всюду я получал государственные и ведомственные награды. Точнее даже наоборот, получил только один Орден Трудового Красного Знамени. А все остальное у меня было. Но вместе с тем я всюду показывался.
В Президиуме награждали не только моим орденом, но и наградами немалую часть моего взвода. В госспорткомитете выдавали корочки спортсменам — моим подчиненным. И даже в 16 армии, когда, хе-хе, ликвидировали последних рядовых и сержантов, присваивали, в основном, прапорщиков, некоторым из уже существующих недоофицеров повышали в младшие лейтенанты. И я тут же стоял, скромно, но с достоинством. По всем каналам союзного телевидения примелькался, даже из родного села родные как-то звонили, интересовались, мол, как ты там служишь, уже как заслуженный артист пашешь на телевизоре.
А что, я теперь работаю не только на себя, родимого, но и на свой взвод, а по сути, на всю спортроту. Ведь если что, кормят — одевают в первую очередь спортсменов, то есть мой взвод. И как снабжают! Аж до политбюро доходило. Правда, только раз и только в плане недостачи лыжного инвентаря. Причем не я, ни Великанов, а генерал-полковник Кожевников за закрытыми дверьми. Но ведь достали нужного за третий день.
Но, честно говоря, для меня празднование и радостные всплески стало быстро по факту прошлым. У спортсменов так постоянно. Работаешь, трудишься в поте лица, потом ликующий миг победы, если он будет, и снова тренироваться. Я бы даже так сказал — чем чаше ты поднимаешься на спортивный пьедестал, тем больше надо вкалывать. И ни какой Инмар не поможет, если начинаешь волынить на тренировка.
Вот и получается, что один очевидный большой минус во всей этой праздничной шумихе был в том, что пришлось еще больше работать. нет, никто из взвода, как и в спортроте, не ушел, ленивые и бестолковые ушли еще раньше, но факт реальный — если до осенних состязаний бегали двадцать — двадцать километров один раз, то теперь — нередко два раза. А если и не бегали, то разминались, делали силовую гимнастику, в крайнем случае, стреляли в тире.
Практическая задача была простой, но трудной — следовало ко мне отправить еще три человека. То есть в биатлоне должна быть команде, как, в общем-то, везде, три члена команды и один кандидат.
Я уточню, раньше предполагалось, из Вологодской спортроты взять только одного меня, причем без промежуточных испытаний, а ко мне взять еще несколько человек. Их уже не просто так, но без особых проверок, лишь по итогам спортивных испытаний и медицинских проверок здоровья.
А потом произошел так называемый Вологодский казус, когда пять армейцев, из них только их командир (я то есть, если непонятно) был немного известен, а остальные вообще никто. И ведь еще один вопрос, а можно ли фиксировать эти соревнования? Они-то были по летнему бегу, а официально будут зимние виды спорта.
То есть вообще так можно сопоставлять и это нормально на обычном уровне средних состязаний. Но в мировых гонках это хорошая возможность подкузьмить свою же команду. Не зря же есть строгая специализация по зимним и летним видам спорта, а в зимних (в данном случае) есть еще отдельные виды. И даже биатлонисты не будут соревноваться с обычными лыжниками. Специфика!
И это при том, что на нижнем уровне, даже на областных соревнований это еще допускалось даже официально. Но на мировом уровне нет!
В общем, даже я допускал, что нельзя сравнивать зимние соревнования по результатов летним. Но ведь и закрывать глаза на высокие достижения тое нельзя. Сколько рекордсменов, правда, правда, по летнему бегу, но из профессиональных биатлонистов.
Тут и не специалисты скажут — надо проводить специальные соревнования для специального отбора для мирового конкурса. И вот объявили на самом высоком уровне еще в том же сентябре, что в начале декабря в Мурманске или в Вологде, в зависимости от погоды и слоя снега, пройдет зимнее первенство СССР.
Вот и допрыгался ты Олег Николаевич со своими кукареку. Теперь придется бегать, никуда не денешься. С другой стороны, а что такого?
В начале октября провели открыто партийно-комсомольское собрание с приглашением все желающих. Туда, разумеется, пришли, многие, причем многие просто из интереса, а не то, чтобы объявить себя кандидатами. Но даже не это было интересно. На собрании явился сам Кожевников!
Командующий понимал, что это чуть-чуть не строевое упражнение, хотя и тут только военные. Он прибыл не в мундире, при погонах, хотя военные элементы присутствовали. Впрочем, ему на это было наплевать. Перед собранием он кулуарно коротко поговорил со мной и Великановым, разговорил очень секретно. Оказывается с ним разговаривал сам Миша (это в моей интерпретенции) и не приказал, а именно подчеркнул. Он просит, чтобы генерал лично помог Вологодской спортроте и лично гениального биатлониста Ломаева (сильно же его прижало) подняться на максимальную форму к мировым состязаниям в ФРГ.
А ведь когда начальство просит, оно всегда приказывает вдвойне. И теперь Кожевников оказался на пике своей карьеры. Если он сумет помочь своим спортсменам и, что не менее важно, покажет это, то может даже стать очередным министром обороны, Маршалом Советского Союза. Или, хотя бы, генералом армии! Ну а если не получится, м-да, отставка для него будет самый хороший выход. Хочется надеяться все же не расстрел.
Командующий, явно перестраховываясь, или уже Горбачев искал любые возможности для успеха. В общем, Николай Валентинович передал личную просьбу генерального секретаря искать любые силы для успеха.
Нет, как-то не канает ваша просьба. Так постараюсь, а то как бы не на оборот получилось. У вас ведь всегда по-нашему — хотят, как лучше, а получается, как обычно.
Но с генерал-полковником поговорили по-нормальному, заверили, что все поняли, и будем рвать все жилы (опять про себя). И вот теперь я сидел со всеми и слушал, понимая, что и мне обязательно придется говорить.
Больше всего меня сердил тот факт, что председателем собрания был выборный парторг (партийный организатор то есть). Это такой неофициальный политработник. Нет, в каждой армейской парторганизацией были свои традиции, хоть немного, но отличающая. У нас прапорщик Иванопуло, что-то вроде избач 1930-х гг., а в современности культработник и, на полставки, работник небольшой библиотеки.
Он и без того был болтун, хоть кляп ему в глотку. А если найдется хорошая причина, то болтать будет долго, аж политработники станут морщиться мать ему в самую пасть!
И ведь не наорешь на него, не попросишь хоть немного дать отдохнуть хайло. Слова-то ведь правильные, идейно нужные, про хорошие коммунисты, про плохих империалистов, которые, правда начинают выправляться. Ух, как все это здорово, если не знать, что все это пустопорожняя словесная жвачка.
Именно поэтому, когда мне предоставили слово (хотя я его и не просил), начал говорить четко, очень по-деловому, опуская все положенные идеологические штампы. Понимал, что это опасно, но не сдержался. Впереди еще два политработника с их идеологической борьбой и светлого коммунистического будущего. Так ведь и сам антисоветчиком станешь.
Нет, идейным коммунистом я по-прежнему оставался, потому как противовес голубого капитализма и якобы толерантного Запада не существовало и не будет, если ты психологически нормален. Но, по-моему, и наши политработники тоже по-своему не нормальны.
А так я поговорил про спорт, про тренировки. Пришлось, правда, поговорить и об идеологической подоплеке, но коротко и все свести к курению. Все, товарищи, на этом я кончил, хе-хе!