Глава 23

Ехали мы в ФРГ… в Оберхоф! А это Тюрингия, самая что ни на есть Германская Демократическая Республика. Вот сволочи, даже не стесняются. Раньше хоть говорили, объединенная Германия, Западная и Восточная части, а теперь все ФРГ.

Чиновники ГДР, конечно, есть, на технических ролях. А что они, если их «августейший покровитель» сам есть из рук Гельмута Коля и, если что, готов бежать, куда ни поподя по их требования.

Ну, я-то не партийный чиновник и не западный либерал, я у них сразу спросил, а переводчик перевел:

— означает ли такая политика, что Западная Германия без объявления напала на государство Организации Варшавского Договора?

Как они попрыгали от такого простого вопроса! Причем, как немецкие чиновники, так и наши. Меня уже собирались отправить на Родину, и как раз в места далеко расположенные, но тут вступился министр обороны СССР Д. Т. Язов, как-никак я был в его ведении. Потом что-то негромко сказал Горбачев, и вся это свора лающих собак дисциплинированно затихла, лишь ворчала немного.

Немцы и так постарались затушить скандал, а уже вечером кругом вновь появились на немецком и русском языках лозунги об объединенной Германии.

И больше ничего, западные деятели уже не собирались уступать, ведь по факту, что бы тогда не говорили или сейчас, но СССР к началу 1990-х годов противоборство проиграл, причем неожиданно как для Запада, как и для большинства советских людей.

Именно поэтому на Западе еще долго боялись СССР. Пусть на коленях, пусть уже развален, а вдруг начнет воевать, а у них еще есть ядерный зонтик.

Ну а ко мне пришли два немца. Точнее, немецкий чиновник и переводчик. Опять начали сказку про белого бычка. Мол, мы понимаем ваш настрой, но жить надо дальше. Не хотите ли вы переехать в Германию вместе с семьей. У вас будет высокооплачиваемая зарплата, спортсмены такого класса у нас получают много. А для начала мы выдадим вам грант. На Западе много русских живет и не так уж плохо.

Лихо они, и психологию учли, не высовывают на первый план ФРГ, и как плохо живут сейчас в СССР знают. И даже настрой отца учли.

Я не стал с ними долго говорить, да они и не хотели слушать. Им надо было согласие, а я этого не хотел. Пусть Родина теперь была полуразваленная, государство на ней во главе с продажными чиновниками, а все равно моя, родная. И я не продаю, уж извините, господа либероссы.

То есть, в принципе, я их послал. И от себя, и от маленького сынишки, и от любимой жены. Вот такой получился общий хор.

К моему удивлению, они не стали настаивать, как и наши чиновники. Вот и хорошо, не пришлось ругаться с немецкими бюрократами и бить наших. Ух я бы развернулся. Всегда чиновников не любил еще с той, прошлой жизни. А в этой жизни уже ненавидел, так они мне надоели.

Подождал немного, да пошел инвентаризовать спортинвентарь — все ли привезли, ничего не перепутали, а если нет, то не сломали, не разукомплектовали.

Потом был ужин, нормальный, питательный, еще не до конца пропитанный химией. Хотя языковые сосочки тревожно сигнализировали — есть искусственные добавки, от которого сначала все становится приятственно, а потом органон начинает будоражиться.

Такой вот день заезда, нервный, тревожный, когда за огнестрельное оружие еще не хватаешься по причине отсутствия оного, но уже начинаешь искать хотя бы взглядом топор али вилами. Хотя утром я смотрел телевизор, вчерашние новости.

Оказывается, так весело и празднично было. И встречи все на самом высоком уровне, что с наше стороны, что не с нашей. И оба лидера — и Горбачев, и Коль такие говорливые и добрые. Все стремятся к миру, дружбе, жвачке.

И еще заметил, что если с утра телекамеры акцентировали внимание на название ФРГ (это на территории-то ГДР), то уже с обеда телевизор показывал только лозунги объединенной Германии. Во как я им пнул по худосочным пенднлям.

А я что? Я и так понимал, что скоро и в ГДР придут к власти ХДС/ХСС (если уже не пришли) и Германия объединится. А сверху на нее будет отечески смотрят иудушка Горбачев. И не мне тут шататься.

Так и побежал на первую гонку в тридцать километров. Мужчины в биатлоне здесь бегали три раза — на дистанцию в 30 км, командная гонка на 20 километров и финишная на пятьдесят. Так решили организаторы и укладывалось это в четыре дня. Плюс начальный день для организации, плюс последний день для награждения победителей и посыпание пепла на головы проигравших.

Жмоты, могли бы и на десять дней растянуть. Все равно, интерес у всех был бешеный, я более, чем уверен, организаторы все расходы уже отбили.

Ну а я бежал. Конечно, немцы знали всех наших спортсменов. Хотя и нет еще интернета, но есть квалифицированные специалисты и грамотные спецслужбы. И поскольку я явно был биатлонист номер один не только среди советских, но и немецких, хотя бы теоретически, то хозяева «великодушно» позволили мне быть на дистанции первым.

Почему в кавычкам? В спорте первым быть очень неоднозначно, много, как плюсов, так и минусов. Все, разумеется, зависит индивидуально, но в основном комфортабельночувствуют спортсмены за спиной, чем первые. Хотя и они в чем-то хороши.

В общем, ладно, мне до кхм, то есть до лампочки, я ведь опять бегу по времени. Ориентир теперь мой мировой рекорд на этом расстоянии, его никто пока не побил и, хочется верить, никто не побьет. Моя теперешняя задача — хотя бы повторить, максимум — поставить новый. Причем тут другие спортсмены? А хрен его знает, лишь бы не мешали.

Так что, это тоже хорошо, что я первый, разгонюсь, фиг кто догонит. Тем более, время еще сумбурное (кое-кто говорит демократическое), и поэтому спортсмены сами выбирать, как им идти — классическим ходом или коньковым. Или вообще серо-буро-малиновым, смешанным.

Да по фигу мороз, иди как идешь, лишь бы дошел. Ха, сегодня я новатор, пробую новые методы. Вы, наверное, скажете, что, мол, международные соревнование — не самое лучшее место для экспериментов. Может быть. Проблема здесь в том, что с недавнего времени меня всюду отслеживают. Даже иногда на тренировках. Дело то пустяшное — поставил автоматическую камеру. Если есть в этом регионе интернет — перебрось к себе домой картинку, нет такого — ухитрись взять камеру обратно. И все, ничего нового.

А дистанция тридцать километров проста, в конце концов, ближе к финишу, если приспичит, ускоришься, хотя бы до каких-то медалей дотянешься.

А так побежал, относительно медленно. То есть для меня медленно, вообще-то скорость выше среднего. Но для меня все равно тихо, вот и галдят аборигены по радио и ТВ, наверняка ведь мусолят интересную новость п замедление лидера, по крайней мере, советских. И то, что ты ничего не слышишь, ничего в сущности, не меняет. Говорят-то не со мной.

С другой стороны, мне ведь тоже все равно, о чем они говорят и как меня оценивают. Ведь, вестимо, несут всякую гадость и всякую нелепость, что даже слышать не хочется.

Главное, ни аборигены, ни наши граждане ко мне не приближаются, а это значит, моя головоломная концепция оказалась правильной. Тут ведь такая тонкость — все верно, на старте лучше не рвать, а медленно идти, уже потом, когда тело станет в ритме, можно ускорится. Но из-за того, что другие спортсмены будут быстро идти, ты просядешь и окажешься в толпе.

Прорывайся потом среди них. Вот и приходится оглядываться. И, если что, то плевать и ускорятся. Свобода маневра прежде всего. И никак иначе, господа — товарищи!

Но я все же переоценил их возможности. Теперь же я сам набрал скорость, вряд ли кто-то из спортсменов сможет обогнать меня. Ах! — видимо, специально утоптанная лыжня позволила на все сто процентов использовать преимущества конькового хода. Догоните меня, пожалуйста, и будет вам хороший цимес.

Я шел на хорошей скорости, а на старте мне явно завидовали и о чем-то шушукали. О чем они говорили, я не слышал, но немного видел.

Вот ведь, паразиты, глаза завидущие. А вот нечего, богатые тоже плачут! Вот много у вас марок (скоро не в далеком будущем евро), сумели приодеть, снарядить, а первым идет нищий советский спортсмен, в девичестве удмурт. И его уже не обогнать.

М-гм, может быть, если мне постараться. Ибо много людей в СССР, многие трудолюбивые и старательные, а вот, черт побери, бежать опять мне!

Ну а, с другой стороны, может я сюда и был для этого кинут. Ведь есть же определенная цель моего попаданства у Инмара? Иначе для чего он влил определенную толику божественных сил и возможностей.

Лыжня пошла на некрутой пологий, но уж очень длинный склон и мне пришлось напрягать максимум своих сил, даже думать неспешных мыслей перестал. Некогда пока, вот дойду до финиша, переведу дыхание и снова мыслить, как любой Гомо Сапиенс.

Уже на горке чуть остановился, даже просто замедлил, бросил мимолетный взгляд назад. Мне было этого достаточно. Где-то поодаль шли за мной спортсмены. И, похоже, они и не пытались меня догнать. А ведь впереди шли немцы, основа биатлона ФРГ! Но понимают, что нет возможностей. И они не до него пытаются дотянуться. Просто лыжня одна. Нет, они уже смирились и теперь имеют свою цель — второе место и так далее по победному спичку.

Правильно, и они тщательно просмотрели любительские видеосъемки моих рывков и бесполезных попыток догнать, в результате чего только израсходовали силы, и без того уже минимальные.

Между прочим, они не знают, но и у меня еще нет прочного убеждения в своей победе. Первый огневой я прошел, как и большинство спортсменов и мне не понравилось, как я стрелял. Нет, промахов не было, но как-то пули пролетали по-минимуму. Еще бы чуть-чуть и стало бы плохо.

Винтовку надо пристрелять заново или способности вдруг скисли? Ведь от родимой моей Удмуртии до Германии очень уж далеко, тысячи километров! А то еще тут крепится мощь протестанско-католического Христа и именно его поле влияния искажает сферу огневого полигона?

Так что все впереди и я могу и не победить. Или… победить, но не с таким преимуществом. И кого тогда материть от бессилия?

Пробежал до огневого рубежа, привычно продышался, дополнил кислородом все тело — от головы с мозгами и глазами, до рук и ног. Первые должны быть острыми и внимательными, первые — твердыми, прочными, если надо безжалостными.

Эта обычная процедура наполнила меня, как я в тайне надеялся, спокойствием и уверенностью. Что я Гекубе, что мне Гекуба? Ну Германия, ну и что, та же родная планета Земля. Вон неподалеку стоят знакомые березы, которые россияне почему-то считают чуть ли не символом России, но которые свободно растут и на большей территории Европы.

А нам все равно! Я решительно, но плавно направил винтовку в мишень, прицелился, метка без дрожи ткнула в нужную тарелку мишени. Выстрел! И она без усилия откинулась. Инмар понна! А ты боялась, ха. девство это такое состояние временное, социально — биологически девушка боится его исчезновения, но сама же и стремится, ибо женщина должна рожать, ведь это жизнь!

Уже без сомнения, как из пулемета расстрелял соседние мишени — подружки первой тарелки. Вот, российские десантники, в которые традиционно идут удмурты, опять победят!

И я уже весело побежал дальше. Всего-то лишь пролетать десять километров, какой пустяк. Какая это милая прогулка со отстрелом дичи или птицы. Еще бы освистать окружности, как приснопамятный барон Мюнхгаузен!

А вот невдалеке у немецких служителей полигона настроение, наоборот, было философско — умеренным. Один из них — белобрысый Ганс, оторвавшись от стереотрубы, в которую он смотрел на результаты стрельбы — по требованию правил полигона — только удручено вздохнул, выматеревшись:

— Доннер-веттер, Фриц, почему русскому так везет? Легко и быстро бежит, будто ему в задницу мотор авиационный вбили, настрелялся играючи, будто высморкался. Иногда я сомневаюсь, что он христианин!

Этот немец, самоуверенный и наглый, как все европейцы, очень ошибался. Я был россиянин, наполнившись от могущественной российской сферы влияния, но русский я не был. И тем более, не являлся сторонником Христа. Нет, я не любил и даже возненавидел этого бога. Не такой уж я силен и велик. Я просто язычник, а еще точнее, почти любимец Инмара. А вы пугаетесь и завидуете, дейчи!

После огневой позиции опять пошел склон, но уже со знаком минус. То есть местность прошла вниз. Это хорошо. Пользуясь своими сильными и длинными руками (все, конечно в меру, я не урод), придал инерцию и полетел по лыжне, радуясь гравитации.

Ничего сложного, все в рамках физических законов школьного курса. До этого я, пользуясь мускульной силой, поднимал свое тело. А вот потом спускаюсь. И как бы это ни было сказано тривиально, но катится вниз было гораздо легче и проще, чем подниматься, пыхтя. Вот-с!

И опять же, хоть и замызгано, но пока я опускался, я отдохнул. Немного, но тело отошло от той черты, когда конечности начинали дрожать, а потом неметь, а в глазах потихоньку темнело, словно бог этой земли вдруг выключал свет.

Ничего, это ж тридцать километров, уже пройдем! В наших просторах и не то случается, правой, левой, палкой правой, палкой левой и, кажется, в конце просторного поля виднеется финиш. Верно, финишные знаки еще не видны, но люди — волнующие и радующие — показывают, что трасса кончается, а впереди — долгожданный отдых. Для некоторых (например, для меня) чествование и вручение золотой медали. Лепота, да и только! Этим и всегда завершается биатлонная гонка.

И внезапность уже не происходит. Даже по сравнению с десятью годами, учитывая техническую отсталость СССР. Тогда зрители только могли гадать, как развивалась невидимая гонка, чей произошел победный триумф, а кто, наоборот, с треском проиграл.

Теперь в «прогрессивной», я бы даже сказал, что чрезмерно прогрессивной Германией, все стало по-другому. Рации, проводные телефоны, протянутые вдоль трассы, вертолеты с кинооператорами, неоднократно фиксируемых спортсменов. Особенно победителя, его еще сам бог велел!

Извините, по малой нужде в кустики не сбежишь. Нет же, поймают и будут снимать, как я облегчаюсь. Да еще с такими, гадскими комментариями, мол, русские варвары до сих пор не знают, что такие туалеты, мусорят чистые немецкие кусты.

А может я и не русский вообще? В России несколько сот народов, не только русские. И вообще, хотите чистоту и блеск, стройте туалеты вдоль всей лыжной трассы!

Думаете, конец европейскому «прогрессу»? как бы не так, скоро появятся дроны с бомбами и кинокамерами. Спортсменов они, естественно, бомбить не станут (хочется верить), но снимать будут еще тщательнее и чаще. А для связи (не только зрителей, но и самих спортсменов) появятся мобильные телефоны. Благодать, блин, с такой цивилизацией только материться хочется.

Ну вот пришел! На финише, правда, кроме бочки меда была изрядная ложка противного дегтя — журналисты. Что же, они меня не невидят, они просто зарабатывают деньги. Деньги, герр, не пахнут, их надо зарабатывать в поте лиц.

Все это правильно, мне одно непонятно — тут, собственно, при чем? И ведь это Германия, тут из всего делают деньги. Трое журналистов на показ стремятся ко мне бедному. Дело дошло до драки. И посмотрите, драка вежливая, нет крови, разбитых камер, упаси боже, они стоят немаленьких денег. Так, отмутузили немного, волосы подернули, выстроились по ранжиру, подошли ко мне.

А там свой кошмар, теперь уже незапланированный журналистами. Русский варвар (любить и жаловать, пожалуйста, интервьюировать фигушки), оказывается, не знает человеческого (то есть, немецкого) языка. Радостно поприветствовал, скаля зубы, и помахал обоими руками. Все амебы журналистские, пока, я пошел отдыхать!

Ха, в последний момент нашли переводчика. Я уже почти ушел, но толпой задержали, буквально вцепились. Грешным делом, думал, бить будут, но вышло гораздо хуже — через переводчика — русского немца из первой волны — начали спрашивать.

Вот ведь гады. Они не стали получать серьезную информацию, они спрашивали, что интересует рядовых немцев. А что хотят знать европейские обыватели почти совсем не ведающие россиян из железного занавеса. Ох, я сильнее вспотел, чем на трассе.

Вот ведь свол…нехорошие люди!

Загрузка...