Наступит день

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

С тяжелым чувством вышел из дворца Хикмат Исфагани.

Мысли путались, сердце билось тревожно. Он чувствовал недовольство, более того — плохо скрытую ненависть к нему шаха. Он знал, что шах ничего не забывает, не прощает ни малейшего проступка, и от того беспокойство охватило его еще сильнее.

"Я поступил глупо, как мальчишка, — думал он. — Зная повадку этих подлецов, я тем не менее бываю несдержан, болтаю лишнее. И вот результат: и мазандеранское поместье уплыло из рук, и сад в Ардебиле потерян, и дочь приходится отдавать этому нечестивцу, вдобавок я же в долгу остался. На меня ополчился и этот курильщик опиума, дворцовая крыса, желтый червяк! Ногой прямо на горло наступил!"

Инстинкт самосохранения понуждал его искать средство спасения, искать возможность повлиять на шаха и разрушить козни негодяя и наркомана Хакимульмулька. Подарками и подношениями шаху ничего не добьешься. У его величества была такая черта: чем больше он получал, тем все более росла его алчность; чем богаче он становился, тем сильнее влекло его к новым богатствам. Насытить его дарами было невозможно.

Перебирая в памяти все способы воздействия на шаха, Хикмат Исфаганн вспомнил внезапно своего друга Томаса.

"Вот где спасение! — радостно додумал он. — Нет в иранской политике ни одного рычага, который был бы недоступен этому человеку! Хорошо, нашел! Он смягчит повелителя"

И он приказал шоферу направить машину в английское посольство.

Хикмат Исфагани столкнулся с мистером Томасом у ворот посольства. Тот садился в машину. Увидев Хикмата Исфагани мистер Томас отложил свое намерение и пошел ему навстречу.

— Во всем Иране у меня один-единственный друг, — проговорил мистер Томас, беря Хикмата Исфагани под руку и ведя в помещение. — Сердечный друг! И это вы, мистер Исфагани. Ради такого друга я готов отложить самые срочные свои дела.

— Благодарю вас, мистер Томас! Аллах свидетель, так же искренне отношусь к вам и я. Когда долго не вижу вас, теряю покой. Будто вся моя любовь к английским друзьям сосредоточилась на вас одном.

— Я побывал в Индии, Египте, Аравии, но нигде не приобрел такого друга, как в Иране. Я не ошибусь, если скажу, что гостеприимство, простота и мудрость Востока воплощены в вашей личности, Я писал о вас моим друзьям в Англию, даже моей супруге.

— Благодарю, мистер Томас, благодарю. Готов к вашим услугам.

— Нет, я жду ваших приказаний, чтобы доставить себе удовольствие их исполнить. Не может быть большего морального удовлетворения, чем услужить другу. Говорите, прошу вас.

— Кроме желания видеть вас здоровым, у меня нет иных стремлений. Просто потянуло к вам, и я решил приехать, чтобы выразить вам свое почтение,

— Вижу, что вы не хотите говорить. В таком случае я вам сообщу кое-что, Я договорился с нашим торговым представительством: вам отпустят всю партию прибывших сюда из Англии товаров. Другие коммерсанты не получат ничего. А товар будет великолепный — шерстяные и шелковые ткани. Разных сортов и расцветок. Вы будете монополистом и хозяином рынка. Можете продавать по любой цене, какая вам вздумается. Ну, скажите, довольны вы мной?

— Вы меня очень обязываете, мистер Томас.

— Это еще не все. Правительство Соединенного королевства умеет ценить своих верных друзей, в каком бы уголке мира они ни находились, и по достоинству награждать их за труды. Вскоре вы будете влиятельной силой в политическом мире. Как вы смотрите на министерский пост, а?

— Вчера это было еще возможно, но сегодня это уже исключено, — с дельной грустью ответил Хикмат Исфагани, силясь подавить охватившую его радость.

— Почему исключено?

Хикмат Исфагани подробно рассказал ему обо всем, что произошло во дворце.

— Не беспокойтесь, все это пустяки! — сказал мистер Томас, внимательно выслушав его. — А я-то думаю, чем это вызвано выражение беспокойства на лице моего друга? Стоит ли думать об этом? Сущий пустяк!..

— Прошу вас напомнить господину послу, чтобы он замолвил шаху словцо за меня.

— Будьте покойны, мистер Исфагани. Все это поправимо. Его величество сам пригласит вас к себе и предложит портфель министра.

— Да не лишит нас аллах вашего расположения, мистер Томас! Не будь вас, мы бы совсем погибли… Мы поколениями помним и будем помнить добро, оказанное нам Англией на протяжении веков. Вы не должны обращать внимания на кучку болтунов, голодных и босых бездельников. Их, конечно, возбуждают русские, клянусь в том своей верой.

— Господин Исфагани, — сказал мистер Томас, — опыт, приобретенный вами в течение многих лет в таком крупном политическом центре, как Тегеран, дает вам возможность разбираться в самых тонких политических вопросах. Поэтому я с самого начала прошу у вас прощения за повторение некоторых истин, которые могут вам показаться с первого взгляда азбучными. Среди факторов, оказывающих постоянное влияние на взаимоотношения отдельных стран, независимо от направления их политики и государственного устройства, мы называем естественные или географические условия. Все прочее может измениться, но этот факт в отношениях между государствами измениться не может. Взаимоотношения России и Ирана также зависят целиком от этого фактора. Благодаря ему Россия остается для Ирана вечным источником угрозы. Царизм сменился большевизмом. Уменьшилась ли эта угроза? Нет. Наоборот, еще больше усилилась. Большевики угрожают Ирану, кроме всего прочего, еще своими страшными идеями — коммунизмом. Единственная забота правительства его величества в Иране заключается только в том, чтобы оградить его от этой опасности. В этом вопросе мы рассчитываем на поддержку и понимание таких господ, как вы.

— Мы докажем вам свою преданность, мистер Томас.

— Однако кое-кто в Иране не понимает этого и не ведет серьезной борьбы против этой опасности. Вы, вероятно, знаете о бунтарской литературе, которая распространялась в городе за последнее время. Кто ее распространял? Ясно, что русские, большевики, Коминтерн. А печать об этом не говорит с достаточной ясностью и резкостью…

Хикмат Исфагани сразу понял мистера Томаса.

— Моя газета ежедневно пишет об этом, мистер Томас, — сказал он. — Я пошлю вам последние номера. Прошу вас сообщить нам все ваши замечания. Мы их учтем. Я пошлю вам даже самого редактора газеты господина Софи Иранпереста. Сообщите ему все, что вы находите нужным дать в газете.

— Люди, озабоченные будущим Ирана, должны всегда иметь в виду еще один важный вопрос. Речь идет о северной нефти. Королевское правительство, всегда относившееся к Ирану с особенным дружелюбием, готово приложить все усилия и опыт к разработке северной нефти. Такие, как вы, разумные и дальновидные политические деятели Ирана должны выступать против легкомысленного разрушения этой проблемы в пользу какого бы то ни было другого государства.

Последние слова мистер Томас произнес с особенным ударением. Хикмат Исфагани и на этот раз хорошо понял своего друга.

— Мистер Томас, — сказал он. — Иран слабое государство, небольшая страна. Она не в силах устоять против такого гиганта, как Америка. Американский капитал силой проникает в страну и, клянусь аллахом, мы бываем вынуждены торговать с американцами, чтобы как-нибудь отвлечь от себя беду. Англия и Америка должны разрешать между собой эти вопросы не здесь, а в Лондоне или Вашингтоне, и давать нам определенные и ясные указания.

— Во всяком случае вам нужно высказать и ваше мнение, господин Исфагани.

— Завтра же посвятим этому вопросу целую полосу нашей газеты, мистер Томас. Разумеется, вести разработку северной нефти без участия Англии невозможно.

Мистер Томас ничего не ответил. Но Хикмат Исфагани прочитал на его лице удовлетворение.

— До свиданья, дорогой друг, мистер Томас,

Мистер Томас пожал ему руку. У выхода Хикмат Исфагани обернулся, чтобы еще раз напомнить о своей просьбе.

— Не забывайте и вы меня, мистер Томас! Я так рассчитываю на вашу поддержку!

Шофер мчал машину по центральным людным улицам города, и Хикмат Исфагани, все еще улыбаясь, разглядывал дома, магазины.

"Не очень-то следует доверять сладким речам этого собачьего сына англичанина. Они — мастера усыплять честных людей. Ради своей выгоды способны отца родного надуть. Если им удастся сговориться с его величеством, они обо мне и не вспомнят. И все эти разговоры о министерском портфеле не что иное, как приманка. Подлинная же их цель — нефть!.."

Мысли эти слова посеяли тревогу в его сердце. Даже улыбки мистера Томаса, казавшиеся ему такими ласковыми, были восприняты им теперь как насмешка.

"Нет, обязательно надо повидаться с моими американскими друзьями. Эти не чета англичанам. У них карманы набиты деньгами, поэтому и слово их так веско для шаха. Заеду к ним и закреплю свои позиции!.."

И он велел шоферу ехать в американское посольство.

Мистер Гарольд принял Исфагани без той восторженности, с которой встретил его мистер Томас. Он слегка приподнялся в кресле и, пожав руку Исфагани, кратко спросил об его самочувствии.

Его сдержанность показалась Хикмату Исфагани более искренней. И он подумал про себя: "Да, эти люди привыкли быть господами!"

За чаем, который подал слуга, мистер Гарольд завел беседу о последних городских новостях, о состоянии торговли, о мировых событиях.

— Война разгорается, — говорил он, — это создаст большие затруднения для торговли. Как друг, я советовал бы вам всю коммерцию вашу сосредоточить на товарах, которые приобретут особую ценность в военное время.

Опытный коммерсант, Хикмат Исфагани прекрасно учитывал возможности, которые создаст война в смысле обогащения.

— Мы всегда чутко прислушивались к советам искренних наших друзей и доброжелателей, мистер Гарольд. И благодаря этому, слава аллаху, преуспевали в делах.

— Америка стоит за свободную торговлю, за открытые двери во всех странах. Особенно заботится она об укреплении экономических и торговых связей с отсталыми странами Востока — с такими, как Иран. Мы высоко ценим заслуги таких друзей, как вы, способствующих развитию этих отношений, выгодных для обеих сторон. В настоящее время перед нашими странами открываются широкие перспективы в связи с разработкой нефти северных районов. Полагаю, вы с этим согласны?

— С этим согласен не я один, а весь Иран. До каких пор эта нефть будет лежать под землей? Слава аллаху, теперь настал подходящий момент. Забирайте нефть, разрабатывайте ее, наживайтесь и дайте нам нажиться.

— Мне думается, и англичане не станут возражать против этого, многозначительно сказал мистер Гарольд.

Хикмат Исфагани понял смысл его намека.

— Господин Гарольд, — проговорил он горячо, — англичан вы знаете лучше, чем мы. Особенно доверять им нельзя. Мы, иранцы, в этом убедились. Это ненасытный народ. Если они захватят всю землю, то захотят подняться и на луну. Вот они какие! Не так давно один из англичан сказал мне: "Нельзя отдать северную нефть одним американцам, это нарушит международное равновесие…" Он за создание специальной организации для эксплуатации северной нефти с участием Ирана, Америки и Англии. Клянусь вашей драгоценной головой, мистер Гарольд, я прямо ему сказал: "Друзья англичане, оставьте нас в покое, вы и так прибрали к рукам всю нашу южную нефть… Пользуйтесь ею, аллах с вами, но только не тянитесь еще и к северной нефти". Так я и сказал…

— Прекрасно сказали, — одобрил мистер Гарольд. — Но выгоднее было бы эксплуатировать именно южную иранскую нефть силами трех государств. Почему южной нефтью должны владеть одни англичане? Это же прямой ущерб и Ирану и Америке. Вы должны понимать это.

— Не сомневайтесь, мистер Гарольд, мы давно это поняли. Если и не все деловые люди Ирана, то уж девяносто девять процентов их являются сторонниками Америки. Я берусь провести ваши пожелания и в меджлисе и в правительстве. Только не лишайте меня вашего доброго расположения.

Вдруг, как бы вспомнив о чем-то, Исфагани полез в карман и вытащил оттуда несколько сложенных вчетверо листов:

— Я составил для себя кое-какие заметки, мистер Гарольд. Собираюсь выступить в меджлисе. Хочу вам прочитать, не упустил ли я чего. Ведь в вопросах политики вы куда опытнее меня!..

Мистер Гарольд лукаво посмотрел на Хикмата Исфагани я улыбнулся.

— Я бы очень желал, господин Исфагани, обладать таким политическим чутьем, каким обладаете Вы.

После обмена любезностями Хикмат Исфагани стал читать тезисы своей антисоветской речи, с которой он собирался выступить в меджлисе в субботу.

Мистер Гарольд слушал его внимательно, некоторые места заставил повторить и наконец сказал:

— Политика требует тонкости, мистер Исфагани, а этого у вас более чем достаточно. Не мешало бы многим западным парламентариям поучиться у вас этому искусству.

— Благодарю, благодарю вас за похвалу, мистер Гарольд! — И Хикмат Исфагани даже зарделся от удовольствия.

Увидев, что Хикмат Исфагани поверил в искренность его похвалы, мистер Гарольд продолжал:

— Но все же не мешало бы кое-что и подправить. Прежде всего поменьше брани и крика. Постройте свою речь в таких выражениях, чтобы люди не усомнились в вашей объективности! Потоньше! Потоньше!

— Одним словом, — прервал его Хикмат Исфагани, желая показать, что он хорошо понял мысль мистера Гарольда, — снять голову ваткой! Ваткой, мистер Гарольд! Все будет по-вашему, мистер Гарольд! Только не лишайте меня вашего доброго расположения!

Затем Хикмат Исфагани рассказал мистеру Гарольду об аудиенции у Реза-шаха и выразил свою тревогу. Он не забыл упомянуть и о том, что его величество непостоянен и, будучи рабом минутных страстей, часто меняет свои решения.

— Если бы господин полномочный посол пожелал повлиять на него, достаточно было бы одного намека на то, что американское правительство считает меня своим другом и благожелательно ко мне относится. Вот все, о чем я просил бы вас, мистер Гарольд.

Мистер Гарольд обнадежил его:

— Вы можете вполне положиться на нас и чувствовать себя под защитой американского флага.

Эти слова тронули Хикмата Исфагани до слез.

— Пусть не будет в нашей жизни ни одного дня без этого благословенного флага! — проговорил он, низко поклонившись.

Хикмат Исфагани был в восторге от сегодняшних успехов и наслаждался душевным равновесием, которое обрел после посещения двух иностранных посольств.

— Поезжай на Стамбульскую, — весело бросил он шоферу, садясь в машину. — Потом проедем на Лалезар. Мне хочется покататься.

Он снова смотрел на бежавшие мимо него дома и магазины, на пешеходов, которые казались ему ничего не стоящими пылинками и, развалившись на мягком сиденье, вытянув ноги, предавался радостным размышлениям. Но мысль о германском посольстве не давала ему покоя. Он чувствовал непреодолимую потребность повидаться и с фон Вальтером.

"Не будь наивным, — сказал он себе. — Загляни и сюда. Ведь, в сущности говоря, американцы мало чем отличаются от англичан. Все они одной породы. Полагаться на них нельзя. Только в одном Тегеране они связаны с сотней таких коммерсантов, как я. С сотней таких же, как и я, ведут они подобные любезные разговоры. Хотят показать себя благородными. А на самом деле они еще худшие разбойники, чем англичане. Только и думают о том, как бы получше общипать Иран. Иначе какая им польза говорить с шахом обо мне? Вот немцы — совсем другое дело. Это — народ решительный, напористый. К тому же сейчас сила в их руках. И Англию и Америку загнали в ореховую скорлупу. На глазах у этих стран захватили Францию, Бельгию, Польшу и сидят там, как в своих родовых имениях. Его величеству будет вполне достаточно одного их грозного взгляда".

И он поехал в германское посольство.

При виде машины Хикмата Исфагани комендант велел открыть ворота и, поздоровавшись, сказал:

— Сегодня фон Вальтер справлялся о вас.

Хикмат Исфагани был на седьмом небе. Его нечаянное посещение оказалось весьма кстати. Фон Вальтер встретил его в дверях кабинета — очевидно, комендант успел доложить ему.

— Я очень рад вам, — сказал он, сажая гостя в мягкое кресло и садясь напротив. — Сегодня я с утра разыскиваю вас, но вы, очевидно, витаете в высших сферах.

При этих словах он улыбнулся.

— Где бы мы ни витали, — в тон фон Вальтеру ответил Хикмат Исфагани, мы в конце концов опустимся перед очами нашего друга. В этом не сомневайтесь.

— Я нисколько не сомневаюсь. Быть может, и неудобно говорить вам это в лицо, но я вынужден признаться, что считаю вас человеком со здравым смыслом, умеющим разбираться в тайнах большой политики. Об этих ваших высоких качествах мы писали даже фюреру. Как раз сегодня фон Риббентроп передал нам шифром указание фюрера относительно вас. Я так был рад этому!

— Каково же указание фюрера? — нетерпеливо спросил Хикмат Исфагани.

— Фюрер поручил установить с вами более тесные отношения. Фюрер имеет особые виды на вас в проведении прогерманской политики в Иране.

Уловив в глазах своего собеседника огоньки живого интереса, фон Вальтер продолжал:

— Политический мир напоминает сейчас бурное норе. Разумные и жизнеспособные нации передают в такие моменты руль государственного корабля в умелые руки. В своей прозорливой политике фюрер всегда отводил Ирану видное место. Вы не думайте, что, поглощенный европейскими делами, он забывает о Востоке. Дело, начатое нами в Европе, найдет свое завершение на Востоке. А Иран является его воротами. Поэтому, по мнению фюрера, у этих ворот должен стоять испытанный привратник.

Хикмат Исфагани провел языком по губам, пересохшим от столь неожиданных известий.

— Что бы ни говорили, мы, иранцы, крепко уверовали в фюрера. Верьте слову, будь фюрер мусульманин, я первый поднял бы знамя за него.

Он остановился, сообразив, что о различии вероисповеданий напомнил совершенно неуместно, и, заглядывая фон Вальтеру в глаза, поспешил исправить оплошность:

— Какую бы веру он ни исповедовал, мы в него верим!

— Фюрер относится к иранцам с особенной симпатией и причисляет их к арийской расе. По его мнению, на всем земном шаре достойными жизни нациями являются германская и иранская, потому что обе они сохранили в чистоте арийскую кровь. По плану фюрера, мир должен принадлежать этим двум нациям. На Западе — мы, на Востоке — вы! Неужели нашу ненависть к славянам вы считаете случайной?! Славяне принадлежат к низшей расе. Не придавайте значения нашему соглашению с ними. Это все дипломатия фюрера. Не сегодня-завтра мы расправимся с англо-саксами, раса которых, конечно, не лучше, и повернем оружие против русских. Тогда Кавказ, Баку, Ташкент перейдут к Ирану, и на небе огромной империи господин Хикмат Исфагани будет звездой первой величины.

Он раскатисто захохотал, весьма довольный своим толкованием расовой теории Гитлера в заманчивом для Хикмата Исфаганн свете.

Как мираж, встали перед глазами Хикмата Исфагани обширные территории будущей великой империи.

— Вот когда расцветет торговля! — воскликнул он и снова провел языком по губам. — Ни тебе границ, ни таможен! Аллаху ведомо, что я доволен вами… Да возвысит аллах ваше знамя, и да не лишит он вас своей благодатной сени!

После недолгой паузы фон Вальтер решил приступить к главному вопросу.

— Как я уже говорил, для вас, конечно, не секрет, что наше столкновение с большевиками неизбежно, — сказал он вкрадчиво.

— Безусловно, безусловно! — угодливо подтвердил Хикмат Исфагани.

— К этому надо готовиться… И вот нам нужна ваша помощь.

— Ради бога, только намекните!

— Скажите, есть у вас торговая контора в Мияне?

— А где у меня нет контор в пределах Ирана? Во всех городах имею отделения, конторы, агентов…

— В Мияне нам надо иметь надежное место для хранения некоторых запасов продовольствия. В трудную минуту оно может нам пригодиться.

Под продовольствием фон Вальтер подразумевал взрывчатые вещества, но пока скрывал это от Хикмата Исфагани.

— Продовольствие? — повторил тот и задумался. — А количество груза узнать можно, друг мой?.. Нет, нет, ради бога, не подумайте чего-нибудь. Я хочу узнать только количество, чтобы соответственно приготовить и место.

— На первое время всего пятьсот тонн. В дальнейшем возможно некоторое увеличение. Только надо, чтобы этот груз был отправлен туда под вашей маркой. Сопровождать его будет, конечно, мой человек.

— Пожалуйста, хоть тысячу тонн. В два дня я переправлю его в какое угодно место Мазандерана или Азербайджана, так что и птица не узнает. Хоть на самый берег Аракса! Пожалуйста!

Хикмат Исфагани нарочно говорил с подчеркнутой откровенностью, чтобы фон Вальтер не счел его за круглого дурака и был с ним доверительнее. Тот довольно улыбнулся.

— Благодарю вас, господин Исфагани. Мы сумеем оценить эту вашу услугу.

Тут Хикмат Исфагани решил приступить к тому делу, которое его беспокоило.

— Господин фон Вальтер, — начал он тихо, — я хочу воспользоваться вашей любезностью…

— Пожалуйста, пожалуйста…

Он рассказал о своем даре и приеме, оказанном ему, Хикмату Исфагани, Реза-шахом.

— У меня одна просьба к вам, — закончил он свою речь, — как-нибудь довести до сведения его величества то, что пишет обо мне фюрер.

Фон Вальтер разразился хохотом.

— Не будьте младенцем в политике, господин Хикмат Исфагани! Об этом нельзя говорить Реза-шаху. — Потом, понизив голос, добавил, положив руку ему на плечо: — Ведь фюрер ставит вас на один уровень с Реза-шахом!

— Я вас умоляю спасти меня от меча этого кровопийцы! — заговорил Хикмат Исфагани. — Для этого достаточно вашего легкого намека.

— Будьте покойны, господин Хикмат Исфагани, под крылом нашей дружбы вам не грозит никакая опасность.