Навязанная игра

Глава 32

Поразмыслив, на предложенное ему шпионом свидание он просто не поехал. Из вредности и не желая давать на себя лишний компромат. Если Уоллес действительно хочет подставить его под наружку, то пусть в этот раз обломается. А дальше посмотрим, посоветуемся с товарищами…

Зато к месту встречи с Остохиным прибыл с истинно арийской пунктуальностью – в двадцать один ноль ноль, минута в минуту. Он бы и раньше приехал, но опасался, что зарешеченные ворота глухого двора, закрытые на амбарный замок, раньше назначенного времени ему никто не откроет.

Этот двор на Большой Полянке был застроен двухэтажными зданиями, в которых еще в советское время поселились не очень простые граждане. Настолько непростые, что сейчас смогли надежно оградить свой мирок воротами и поставить на их охрану крепких ребят, плевать хотевших на всех, кроме своих работодателей. Так что установить, к кому конкретно приехал гость на антикварных жигулях, было решительно невозможно.

Правда, смотрелась эта машина среди «Мерседесов» и БМВ откровенно неприлично, поэтому пренебрежительно усмехнувшийся охранник указал ей место в уголке просторного дворика, где она могла не коробить взоры уважаемых жильцов.

Щербатов прошел в подсобку. В таких в дореволюционной Москве, вероятно, жили дворники, а сейчас здесь оборудовал мастерскую модный художник, заказать которому портрет было безумно дорого и очень престижно. Человек, сделавший такой заказ, мог смело причислять себя к элите общества.

По вечерам этот живописец, в оплату за забвение неких прошлых грехов, предоставлял свою студию друзьям, что служило отличной легендой для этой явочной квартиры.

– Какие новости? – спросил Остохин, открыв дверь и широким жестом приглашая войти в заставленную мольбертами и незаконченными картинами, заваленную холстами и пропахшую красками комнату.

Усевшись на один из трех стульев, стоявших у маленького круглого, почти журнального стола, Щербатов вначале рассказал о звонке Уоллесу, а потом выслушал длинную матерную тираду.

– Тебя что, дисциплине не учили? – это были единственные приличные слова.

– Я тебе на подчиненный, – буркнул в ответ Василий, уже понимая, что виноват.

От такого ответа чекист опешил. Набрал воздуха, чтобы еще раз обматерить мента, но сдержался.

– Значит, вот как. Значит, это для тебя главное, – он говорил медленно и сквозь зубы. – А то, что я за твою безопасность головой отвечаю, это так, пустяк, мелочь. На меня и насрать можно. Действительно, кто я для тебя такой?

– Но я же как лучше хотел! Ну виноват, схулиганил, не предупредил, ну что теперь, расстрелять меня за это? – И тут же постарался сменить тему. – Да, а что в пакете – удалось выяснить?

– Не знаю, мы так и не решились туда лезть.

Два и два сложились легко.

– Вот! – азартно воскликнул Щербатов, как рыбак, почувствовавший поклевку. – Смотри, на таможне мною никто не интересовался. Сам Уоллес моего звонка не ждал, но время и место встречи обозначил сразу, не задумываясь. Значит, ему важен сам факт передачи конверта, который он, к гадалке не ходи, задокументирует. Только зачем такие сложности? Ведь я, по их мнению, и так на крючке.

– Ну, здесь, сам понимаешь, мы можем только гадать. – еще не успокоившийся Остохин нервно дернул уголком рта и пожал плечами. – Впрочем, ты же сам рассказывал – в Штатах бандиты встречали Поля Кассиди именно по его наводке. Тогда получается, что наш друг ведет свою игру, с его должностью никак не связанную.

– Точно, – подхватил Вася, – и именно в этом случае для контроля за расследованием я нужен ему лично. И у него должен быть свой собственный поводок, иначе, действительно, зачем этот цирк?

В конце разговора Гена подошел к телефону, набрал номер, спросил только: «Как дела?» и, выслушав ответ, положил трубку.

– Ну все, Уоллес дома, ждать тебя он наверняка перестал, хвоста за тобою нет, так что давай, напрашивайся в гости. Вот, держи, – он протянул мятый пластиковый пакет с конвертом. – Пакет помни, конверт подержи в руках – хрен знает, вдруг они захотят проверить отпечатки.

Майкл Уоллес

Как важно ложиться спать в хорошем настроении. Тогда спится легко, снятся веселые, теплые сны. И утром встаешь бодрый, готовый покорять вершины и двигать горы. Увы, но в этот вечер все было не так.

То есть вначале все шло хорошо – позвонил русский коп и сказал, что привезет ловушку. Вроде бы все шло по плану.

Затем настала очередь «Вальжана». Тот оказался полностью готов и операцию подготовил четко. Одна беда – объект на встречу не явился и все оказалось напрасно.

А какая была задумка! Сфотографировать передачу конверта офицером милиции американскому шпиону! После этого, да еще после швейцарских приключений, деваться мистеру Щербатову было бы некуда.

Не удалось, обидно. Завтра придется докладывать шефу о провале. Хорошо, не завтра, через день, через три дня, через неделю, наконец, но он спросит непременно. И что?

Был бы этот коп генералом, тогда можно было попросить и время, и поддержку, а ради этого майора никто в резидентуре и пальцем не пошевелит. Так, мелочевка сорвалась, которая не очень-то и нужна. Для ЦРУ.

Но для него – это уже совсем другое дело. О, этот парень, ради которого ФБР послала в дальнюю даль его контору, лично знакомый с покойным Кассиди, у которого в аэропорту буквально на плече рыдал сын убитого! Щербатов умудрился вывернуться из двух ловушек, куда-то пропал на две недели, да так, что следов не нашла ни его фирма, ни швейцарцы. Где он мотался, что делал? Он вообще кто, Джеймс Бонд под прикрытием? Ну да, с легендой местного околоточного. Смешно.

Только если мальчишка в полете рассказал этому супергерою что-то интересное, он становится действительно важен для его, Уоллеса, карьеры.

Можно, конечно, решить вопрос кардинально, «Вальжан» это умеет… Нет, слишком опасно – не дай бог проколоться. Разумеется, ничего страшного с Уоллесом не случится – ну пожурят, не более. Но из России уберут, а вот это уже плохо.

Казалось самым простым – завербовать на компромате, выдоить досуха, а там действовать по ситуации. Но сегодня все пошло не так. Как и в прошлый раз.

– Дорогой, чай готов! – позвала с кухни жена. За эти годы она, никогда не влезая в его дела, научилась чувствовать, когда нужна ее поддержка. Вот и сейчас наверняка нарезан любимый бисквитный торт, а на столе стоят свечи, которые загорятся, стоит ему войти.

– Спасибо, но лучше – коньяк. Ты выпьешь со мной?

– Только немножко!

Она ненавидит коньяк, но знает, как его любит муж. И в России усвоила – нельзя оставлять мужчину пить в одиночестве. Поэтому скрепя сердце заставляет себя сделать пару глотков. За компанию, как здесь говорят.

Телефонный звонок, кого еще принесла нелегкая?

– Слушаю. Кто?! Где? Да, конечно, сейчас выйду.

Черт бы подрал этого русского! Заявился в одиннадцать ночи, словно так и надо. И что делать? Отложить разговор на другой день? А с какой стати, если он уже стоит около дома. Придется идти и делать любезной физиономию.

Щербатов ждал недалеко от решетчатой ограды, опоясывавшей дипломатический дом. В стороне от фонаря, так, чтобы свет не падал на лицо.

– Бэзил, рад тебя видеть! Давно в Москве? – Можно подумать, я этого не знаю.

– Держи. – Коп протягивает конверт.

Еще раз черт. Ни одной камеры поблизости, чтобы зафиксировать это событие.

– Спасибо. – Жаль, плюнуть нельзя с досады. – Может, через пару дней в кафе сходим? Я угощаю.

– С удовольствием. А что в конверте, можно узнать?

– Разумеется. Ничего плохого.

Уоллес разорвал конверт и показал старинную брошюру семнадцатого века. Точнее, очень хорошую имитацию. Если бы русский повез ее в ручной клади, она была бы обнаружена, составлен протокол о попытке незаконного вывоза антикварной книги тысяча шестьсот шестьдесят седьмого года издания.

Потом бы Щербатова выпустили, даже извинились. Но заключение искусствоведа об имитации – это был бы уже другой документ. Так что копия изначального протокола привязала бы мента намертво.

– Ну, пока. – Щербатов повернулся, собираясь уходить.

– Да. Одна просьба – тебе, наверное, не очень удобно мне звонить. Давай я сам позвоню.

– Звони, мой служебный телефон запомнишь?

– Лучше запишу. – Американец достал маленький блокнот и ручку. – Диктуй.

Записав, протянул руку.

– До свидания. И еще, меня Майкл зовут, Миша, по-вашему. А то ты все Уоллес да Уоллес.