Навязанная игра

Глава 35

В чистенькую, но небогатую пельменную Уоллес входил героически. В том смысле, что его не стошнило и даже не передернуло. Одет он был в дешевую кожаную куртку, купленную, очевидно, на подмосковной барахолке, и потертые джинсы. Облик парня из хрущевки портили ботинки стоимостью, на взгляд Щербатова, не менее полтыщи баксов.

Увидев мента, он приветственно кивнул и сел за его столик.

– Есть будешь? – поинтересовался Василий.

– Спасибо, что-то не хочется.

– А надо. И хозяевам приятно, и гостям не подозрительно. Опять же – закуска – это святое. – Он достал из кармана чекушку.

– Тебе же на работу, да и мне за руль, – попытался соскочить американец. Не вышло.

– На работе все нормально будет, а сказки про трезвых дипломатов за рулем не мне рассказывай. Не боись, она не паленая. Подставляй стакан.

Пришлось взять порцию. Под водочку оказалось очень даже неплохо.

И разговор пошел как по маслу. Легко, можно сказать, непринужденно. Да и что в нем было особенного? Не о секретах же шла речь. Они оба в Москве живут, им обоим страшно.

Народ? Не безмолвствует, к сожалению. Если кратко – зол и растерян. Зол, потому что так дальше жить нельзя. Растерян, потому что не знает, кому верить.

Насколько похоже на девяносто первый? Тут вопрос не по адресу. Не было тогда Щербатова в Москве. Но по разговорам тех, кто был, теперь ситуация иная. Тогда верили и Ельцину, и Руцкому, и Хазбулатову. Теперь не верят никому. Однако всегда найдутся романтики, желающие что-то изменить прямо здесь и сейчас. И если поверят они, тогда будет беда.

Одна надежда – за единожды предавшими народ не пойдет.

– Ты говоришь опасные вещи, приятель, – после второй они перешли на «ты». – Если бы тебя слышало твое начальство…

– Ничего бы не случилось, – Щербатов нервно дернул уголком рта. – Пока я не выступаю в прессе и не хожу на митинги, я никому не интересен. И поверь, многие начальники думают, как я. И, как я, молчат в тряпочку.

– А как же ваш ОМОН? Все видели, что уж они-то разгоняют демонстрации не только по приказу, душу можно сказать вкладывают.

Василий лишь пожал плечами.

– Пусть бог их судит, а я для этого не гожусь. Ну, давай допьем, да пойдем помаленьку. Мне на службу пора.

* * *

Возвращаясь в посольство, Уоллес мысленно уже составлял справку о беседе. Получалось красиво – кандидат на вербовку сообщил о настроениях в обществе в связи со сложившейся напряженной ситуацией, дал крайне негативную оценку руководству страны и сообщил о существовании внутренней оппозиции к правящей верхушке среди высшего начальственного состава милиции… он подумал и добавил: и органов госбезопасности. Да, так написать будет правильно.

* * *

Наверное, все, кто был в Москве в то страшное время, запомнили его навсегда. Даже те, кто сидели по домам и лишь по телевизору наблюдали, как простые люди, вообще никакие не боевики, штурмовали Останкинский телецентр, захватывали, а потом ценой своей жизни под огнем бивших прямой наводкой танков защищали Белый Дом. Даже они никогда не забудут те серые октябрьские дни. Наивность и героизм людей, холодный расчет политиков, делавших свою игру и плевать хотевших на принесенные жертвы.

И мужество парней из «Вымпела», отказавшихся убивать, но договорившихся с восставшими, выведя из обреченного Белого Дома тех, кто еще оставался в живых. Потерявших свою службу, но сохранивших честь.

Об этом сейчас на явочной квартире за бутылкой водки и небогатой закуской рассказывал Гена Остохин, когда-то и сам служивший в этой уникальной команде, ныне приговоренной к роспуску.

– Это ж надо! Мужиков из нелегальной разведки²⁰ в ментуру запихнуть! Вась, без обид, но у них у каждого по два высших образования, иностранные языки. И все это для разгона митингов и захвата бандюганов? Это государственное мЫшление? – Он сделал ударение на первый слог.

– Но этим же тоже надо заниматься, – попытался смягчить разговор Щербатов.

– Надо, – Гена нетрезво кивнул. – Но кому? Тем, кто в Афгане Тора Бора штурмовал? Кто засветившихся нелегалов в последний момент, из-под носа контрразведки вывезти успевал? Кто наших офицеров из юаровских тюрем вынимал? Ты компьютером гвозди забивать не пробовал?

– И что теперь?

– Ничего. Несколько человек остались, кому генеральские погоны пообещали, или кто, кроме как стрелять, ничего не умеет. А остальные рапорта на перевод написали. Кто-то в СВР, а большинство – к нам. Спасибо начальству, сказали, что всех примут. Ты-то как эти дни пережил?

– Грех жаловаться. Сидели в отделении тихо-мирно, занимались своим делом. За две недели три квартирных кражи подняли, один разбой, два износа, ну и хулиганья по мелочи. Были слухи, что всех куда-то чего-то штурмовать пошлют, но, слава богу, все обошлось.

– Совсем все?

Щербатов нервно сглотнул, сжал кулаки.

– Если бы. Сегодня позвонили из Главка. У них там в Белом Доме целая команда работает, погибших устанавливают.

– И что?

– Опер мой, Востряков. Представляешь, из сытного ГАИ в розыск перевелся, наше дерьмо хлебать. Говорят, его танковый снаряд в клочья разнес, только по ксиве и опознали. Жена, двое детей, старший в этом году в школу пошел. Ребята рассказывали, он первого сентября такой счастливый пришел, операм поляну накрыл… ну, вообще всех угощал, кто в отделении был. Эх, парень… – Он плеснул водки в стаканы. Выпили не чокаясь.

Посидели, помолчали. Им было легко молчать вместе, двум битым жизнью мужчинам, не желавшим, а может, просто не умевшим принимать поражения.

– Что у тебя дальше? – спросил Остохин.

– Все то же, – равнодушно ответил Щербатов. – Ловить нашу шушеру, играть в ваши игры с этим Уоллесом. Он мне, кстати, чуть-ли не каждый день звонит. Обедаем вместе, словно два герцога. Ага, в пельменной, на Шаболовке. Впрочем, ты об этом и так знать должен.

– Черта с два! Ни я ни хрена не знаю, ни тот опер с райотдела, что за тобой охотится. Вася, вся наружка и техника сейчас работает только по оппозиции, по недавним столкновениям. Так что Уоллес?

– Готовит мою вербовку. Но это мелочи.

Гена вытаращил глаза, только что рот не раскрыл. Нормально так – офицер милиции считает мелочью свою вербовку американской разведкой. Что тогда для него не мелочь?

– Главное, – продолжил Василий, без слов поняв вопрос собеседника, – его по-прежнему интересует, как продвигается работа по убийству Кассиди. Понимаешь, он убежден, что для меня этот вопрос решаемый. А как там дело движется? Только не говори, что ты не в курсе.

– Никак не движется. Мы твои записи из дневника еще до заварушки передали в местную милицию, так все на этом и замерло. Вообще никаких подвижек. Зато наружка засекла встречу безопасника «Метронома» угадай с кем?

– С руководителем группы, – грустно ответил Щербатов. – В России живем, чего еще ждать?

– Точно, замначальника розыска в Центральном округе очень долго и подробно информацию сливал. Теперь с обходным листом бегает, но сделанного им назад уже не отыграть. Хорошо еще, что выписки твои мы сократили и подредактировали, бог даст, не все потеряно.

И это знакомо, к сожалению, да уже и привычно. Одно радует – если наружка встречу зафиксировала, то кто-то же ее выставлял. Этого Василий вслух не сказал. Зачем? Есть вопросы поважнее.

– На, читай, – он протянул отпечатанную на принтере справку о беседе с «Тенором». Только написанную так, чтобы невозможно было узнать, у кого удалось разжиться информацией. Все по науке «Источник сообщил…». А что за источник, откуда он сам чего узнал – поди догадайся. Ни одной подсказки. И документы приложены только те, что к фирмам Подобрезовой и Манукяна отношения не имеют.