Навязанная игра

Глава 47

Пельменная на Шаболовке

К этим двоим уже привыкли и завсегдатаи, и подавальщица. Назвать эту женщину среднего возраста, одетую хоть и в безукоризненно чистый, но застиранный белый, похожий на медицинский, халат официанткой не поворачивался язык.

Тем не менее, она улыбнулась двум мужчинам, частенько обедавшим в ее заведении. Постоянные клиенты – всегда желанные гости.

– Рад видеть, – сказал один из них другому, протягивая руку. – Сегодня у меня особенный день, поэтому предлагаю пообедать в чуть более комфортной обстановке.

И он открыл дверь в комнату, где кушал или хозяин, или почетные гости.

Его собеседник согласно кивнул и прошел внутрь.

Там, на вполне приличном столе, накрытом белоснежной скатертью, стояла бутылка армянского коньяка, рюмки и две порции салата. Майкл Уоллес уже знал, что это самый любимый в России салат, который раньше назывался «Столичный», но с приходом демократии вернул себе исконное название «Оливье».

– Садись, тост говорить буду, – Щербатов приглашающе взмахнул рукой. Затем налил коньяк в рюмки.

– Все-таки вы, русские, темный народ, – с улыбкой заметил американец. – Пить коньяк из рюмок, да под салат, словно водку, это – моветон. Бокалы должны быть большие, пузатые, чтобы было удобно согревать их в руке. И потом, ну какой коньяк может быть в Армении? Эта провинция во Франции расположена и, насколько мне известно, никуда переезжать не собирается.

Подобные пикировки уже вошли в привычку, стали неким веселым и совершенно не обидным ритуалом.

– Это кто бы говорил! Представитель нации, которая виски из кукурузы мастрячит? Что ты понимаешь в благородных напитках? Да ты знаешь, что Черчиль именно такой коньяк предпочитал? Ну, правда, другой выдержки, конечно.

Щербатов смущенно улыбнулся, мол, на любимый коньяк английского премьер-министра денег нет, извините, и перешел к главному:

– Так мы будем пить, или дискутировать?

– Конечно, будем, но за что?

– Справедливый вопрос, друг мой. Спешу ответить, я пью за то, что ты не удивился, увидев меня живым! – И Василий махнул рюмку одним глотком, словно там была обычная водка.

Уоллес поперхнулся, закашлялся, поставил недопитую рюмку на стол.

– Вася, я не понял? Что случилось, почему я должен быть удивлен? Ты заболел?

– Не-а. Просто меня пытались убить. Почти сразу после нашего последнего разговора. Вначале вколоть ту же гадость, что была обнаружена в крови у Кассиди, а потом да. Убить.

Что за новости?

– Ты шутишь? При чем здесь наш разговор?

– При том, что я тебе тогда сообщил о лежащих в моем сейфе непроявленных пленках. Тех самых, которые отснял Фрэнк Кассиди.

Щербатов уже не улыбался. Глаза чуть прищурились, губы поджались. Впервые перед Уоллесом сидел не свой парень Вася, а коп. Жесткий и напористый. И впервые американец почувствовал опасность. Еще не осознанную, но близкую.

– О чем ты? Я не понимаю, о каком уколе ты говоришь, кто тебя пытался убить?

– Тот же, кто убил Кассиди. Вальжан, он ведь у тебя на связи?

Обалдевший Уоллес машинально кивнул.

– Так вот, Вальжан только от тебя мог узнать о непроявленных еще пленках в моем сейфе. И он очень хотел их засветить. Для этого требовалось получить ключ от сейфа. Меня похитили, привезли в подвал его дома. Поскольку при мне ключа не было, Вальжан стал задавать вопросы. И попытался вколоть сыворотку правды. Помнишь, в крови Кассиди были барбитураты с кофеином? Вот именно их. Те же и в той же пропорции. Хорошо, не успел. Сам понимаешь, после этого мое дальнейшее существование не предполагалось. Миша, это было твое поручение?

– Ты с ума сошел? Зачем мне это?!

– А зачем было убивать Кассиди? В подвале Вальжана нашли его запонку. Помнишь, на трупе была только одна, приметная такая, с малахитом.

Американец механически взял бутылку, наполнил рюмку. Но Щербатов отставил ее в сторону.

– Нет, пить мы не будем. Нам нужны ясные головы.

Какая к черту ясность, когда мысли путаются и даже нет желания привести их в порядок.

– Но зачем ему?!

Василий достал из кармана куртки фотографию и положил перед собеседником.

– Наверное, чтобы никто не увидел вот этого? Я правильно понимаю, что именно этот человек передал тебе на связь агента-убийцу?

– Да, но… – только сейчас Уоллес понял, что с потрохами сдал и агента, и действующего разведчика. То есть совершил преступление, за которое десять лет в каком-нибудь Алькатрасе покажутся великой милостью.

Дьявол, наверняка здесь и микрофоны, и камеры. Предательство, пусть и невольное, наверняка уже зафиксировано.

Его взгляд метнулся по комнате, остановился на собеседнике. Злой взгляд, совсем уже не дружеский.

– Ну ты и сволочь.

– Я?! Интересно это у тебя получается – убиваете нас с Кассиди вы вот с этим, – он указал на фотографию, – а сволочь – я. Ты ничего не попутал, дружище? Вальжан раскололся. Сданные им секреты, это ладно, дело житейское. Но смерть Кассиди, покушение на его сына и Джудит Кэпбелл там, в Штатах, двое убитых здесь. Мужчина и женщина, они были виноваты лишь в том, что оказались в квартире, из которой Кассиди делал фотографии. Организация наркобизнеса в России, вывод грязных денег в Америку. Не многовато ли, господин совесть человечества?

Уоллес слушал собеседника каким-то краем сознания. Словно тот находился не здесь, рядом, только протяни руку, а вдруг мгновенно переместился куда-то далеко, и уже оттуда продолжал говорить страшные слова.

Уоллес слышал их, даже понимал, но одновременно и думал. Да, он влип. Убийства в России, это ерунда, мелочь. Всегда можно сослаться на эксцесс исполнителя. Но убийство американского полицейского и покушение на его сына… совершенные твоим агентом… такое не прощается. И доказать свою невиновность невозможно. Точнее, запросто можно в суде, но кто сказал, что будет суд?

Фирма должна быть чиста! Вот настоящий, пусть и неписаный закон. И ради его исполнения вполне допускается нарушение законов писаных. А убийство граждан США для прикрытия наркобизнеса? От этого отмыться невозможно. Значит, это пятно не должно появиться.

Минуточку!

– Какие еще наркотики, ты о чем?

Щербатов достал из куртки отпечатанные листы бумаги.

– Ты хотел ознакомиться с документами нашей разработки? Изволь.

Словно всего, что уже сказано, было мало. Да, ему предложили подлинный документ, никаких сомнений. Секретная справка о выявленных нарколабораториях, о движении денег, вырученных от этого бизнеса. Тех, что стекались в компанию «Метроном». Той самой, у двери которой и была сделана эта фотография.

На первой странице размашистая резолюция: «Готовьте направление документов по «Метроному» в ФБР США». Подпись – Валько В.Н. Хотели подобраться к генералу, мистер Уоллес? Пожалуйста, куда уж ближе.

Что теперь делать? Как в кино, убить мента и податься в бега? Смешно. Оружия нет, а в рукопашной этого лося точно не одолеть. Да и куда деваться из западни? Наверняка вокруг все обложено, спеленают как младенца, только дай повод.

Уйти и благородно застрелиться дома? Тоже глупость. Он ни в чем не виноват, но та скотина, что его подставила, в момент переведет стрелки на покойника. И будет жировать себе, весело похохатывая, вспоминая глупого и мертвого подчиненного.

Доложить о ситуации начальству? Какому? Тому самому доброму дедушке, который, собственно, и запечатлен на снимке? Тому, кто и стоит за всей этой грязью? Тот же вариант самоубийства, может быть несколько более экзотический.

Промолчать, уволится и смотаться с семьей… куда? Забиться в какую-нибудь дыру? Отказаться от хорошей зарплаты и еще от неплохих доходов, которые получается снимать по должности прикрытия? А что, вице-консул имеет для этого неплохие возможности.

Мысли о деньгах приободрили, заставили думать позитивно.

Что, все с таким трудом налаженное спустить псу под хвост? Фигушки!

Уоллес провел рукой по лицу и словно стряхнул наваждение, собеседник вновь оказался рядом.

Кстати!

– Вася, а как у тебя оказался документ с подписью Валько? Ты что, его подчиненный?

Щербатов облегченно вздохнул. Если задан этот вопрос, значит Уоллес готов договариваться.

– Это как раз неважно. Важно – почему разговор веду я. Здесь все просто. Когда начнется служебное расследование по этой ситуации, тебя обязательно посадят на полиграф. И ты с чистой совестью ответишь абсолютную правду. Что никакой информации русской контрразведке никогда не передавал, ни с кем из них не общаешься. Да, встречался с кандидатом на вербовку, но он же мент. И, главное, если и обсуждал с ним обстоятельства убийства Кассиди, так все было строго в рамках своей работы, не более.

– То есть вы еще и моей безопасностью обеспокоились, благородные господа?

Ого, в голосе слышен сарказм? Вообще отлично!

– Дружище, не надо обращаться ко мне во множественном числе. И, между прочим, где благодарность? Я так понимаю, что тебе теперь есть чем отчитаться. Как уж конкретно ты отчитаешься – твои проблемы, но информация у тебя есть. А что в ответ?

Чего еще хочет этот человек?

Уоллес поднял рюмку и выпил. Вовсе не для того, чтобы опьянеть. Нужна была пауза. Благодарность… Деньги? Стоп, господин полицейский, а вы не забыли, что и на вас крючочек имеется?

– Помощь жене в конфликте со швейцарской полицией принимается?

– Спасибо, не надо. Провокацию вы с Биллом организовали и впрямь грамотно, но не доработали. Не заметили, как залезли на мою поляну. Не спрашивай «как», просто прими к сведению. А в своем болоте я уж сумею разобраться, не беспокойся.

Чертов коп! Теперь еще поляну с болотом приплел… Что здесь-то не так было сделано? Вот это вряд ли удастся узнать.

– Тогда что тебе надо? Деньги? Сколько?

Господи, только бы согласился! Тогда…

– Боже упаси! Чтобы российский милиционер покусился на взятку?!

Они оба не смогли сдержать улыбки.

А Щербатов продолжил:

– Просто одному моему приятелю надо помочь с визой. Зовут Гена, очень приличный человек. Я дам ему твой домашний? Отлично! И давай все-таки выпьем. Крепко и с удовольствием!

Застольная беседа скатилась к задушевному трепу. Потому что после того, как сказано главное, именно так она и должна была закончиться.

* * *

Следующим вечером, когда лубянские коридоры опустели, напротив генерала Валько сидели Остохин и Щербатов. На столе стояла бутылка «Хеннеси», тарелка с нарезанным лимоном. В руках все трое держали солидные пузатые бокалы, из которых по глоточку отпивали коньяк.

– Вася, а ты почему лимон игнорируешь? – спросил генерал.

– В Швейцарии один умный еврей научил меня, что он перебивает вкус благородного напитка, – нарочито важно ответил Щербатов. Потом фыркнул и уже сам спросил:

– Лучше объясните, почему запретили дожимать Уоллеса. В той ситуации я б его на раз на любую подписку раскрутил, куда б он делся!

Чекисты переглянулись и Валько пояснил.

– Все верно, даже не сомневаюсь. Но что дальше? Ты всерьез веришь, что он вот так запросто сдал бы тебе свою агентуру? Да ни за что. Подсунул бы шлак, мол, разбирайтесь сами, господа, а потом по-тихому слился. Нет, компромат – это лишь начало. Можно сказать – повод для знакомства. Вот дадим человеку возможность разбогатеть, почувствовать вкус от работы с нами, тогда и пойдет настоящая информация. А сейчас главное – сковырнуть его шефа. Ну, тут уже все от американцев зависит, здесь у нас возможностей повлиять на них нет.

Щербатов едва сдержался, чтобы не усмехнуться. Как все-таки иногда здорово, когда в стране левая рука не знает, что делает правая.

Вечером из интернет-кафе на личные электронные адреса Лисицына, Кончака и Джудит Кэмпбелл он направил три одинаковых письма.