Небо в алмазах (СИ)

89-й. Июньский зной

Чертов зной в начале июня! Никакой возможности адекватно воспринимать происходящее, сидя в четырех стенах. А досрочная сессия подкидывала экзамены с завидной периодичностью. Всё из-за того, что Лизе хотелось вырваться на ленинградские белые ночи в самый разгар. И желательно взять с собой Космоса. Провериться ему не помешает. Юрий Ростиславович на недельку вздохнул бы спокойно. Но Космодром отнекивался, не желая покидать столицу. Он бесконечно трындел аргументы «против» летней поездки в Ленинград. Мотивируя свое бурчание тем, что это городок куда более неспокойный, чем любая московская окраина.

Ещё один разговор на тему Ленинграда вместе с сыном профессора астрофизики, и кто-то из них проследует на неделю в больницу с переломами. При любом раскладе этим счастливцем будет Космос Юрьевич. Прилетит хрустальной вазой до черепно-мозговой, очевидно, за её ангельское терпение. В последний раз они не разговаривали целых два дня именно по причине несогласованности общих действий.

Зато приятнее было перемирие, после которого Кос в очередной раз придумывал перед Пчёлой легенду, что он просто отличная мебель фабрики «Большевичка». Стоит в углу квартиры Лизы, атмосферу создает.

А сейчас же приходилось висеть на телефоне с обленившейся Голиковой, которая, как пить дать, сама пожалела, что вынуждена сдавать сессию вместе с Лизой. Потому что без Павловой идти на экзамен не было ни смысла, ни пользы, а шпоры, написанные «в ночь перед расстрелом», все равно бы не помогли.

— Софа, говори! Я тебя внимательно слушаю, не обращай внимания, просто жара, спать хочется! Что у тебя там? Варишь? Чего ещё? Черные джинсы из ГДР, которые твой папа в прошлом году привёз? Нет, ты соображаешь, это ж не с тверской фабрики! Софка…

Разговор ни о чем продолжался уже с пятнадцать минут, за которые Лиза успела уловить только одно — ее подруга не готова к экзамену по пресловутому ТГП, занимаясь вещами куда более прозаичными.

Томке, что ли, звякнуть, она была уж куда серьезнее. Теоремы наизусть знала, формулы применять умела. А Голикова, с ее непробиваемой ленью, похоже, теряла свойство обучаемости.

— Значит, тебе западло все это зубрить, когда сыну директора Балтийского ставят все зачеты за десять палок сырокопченой колбасы? Твою дивизию, честное слово, лучше бы ко мне приперлась, и готовилась к сессии! Не хочешь, красотка? А кто со мной разрешение на досрочную сессию выбивал? Пушкин? Сан Сергеевич? Как это, Пчёла, едрид, отсоветовал, не занимать себя этой херней? А знаешь, почему он мне этого не советует! Я, между прочим, его младшая сестра! В пчелиных глазах неразумное дитя! Потому что знает, какой это бред, и я пошлю его нафиг с такими наставлениями! Всё, слушай меня…

С каждым днем дружеские отношения Вити и Софы, граничащие со здравым смыслом и нервной системой родителей Голиковой, давали Лизе и Космосу понять, что недалек тот день, когда ящик Пандоры бомбанет, как новогодний салют. Они могли это предполагать, потому что и сами прошли через эти дебри.

— Ладно, если на то пошло, Соф, передай привет моему братцу! Вдруг вы опять случайно встретитесь где-нибудь в парке Горького? Всё, ладно, у меня, между прочим, тоже экзамен через два дня! Я за Энгельса! Давай…

Напоследок Софка пропела новость о купальном сезоне, который стартовал раньше положенного срока. Лиза отправилась бы на городской пляж первой, если бы не гора учебников, разложенных на кровати. Несмотря на то, что к лету сестра Пчёлы относилась далеко не фанатично, как и всякий человек, предпочитающий январскую вьюгу, от купания в холодной реке Лиза бы не отказалась. Только минут на пятнадцать, взбодриться, а потом с таким же успехом продолжать грызть гранит науки.

Лиза почти наверняка угадывала, что сегодня Космос опять пропадал с Витькой на Рижском, встречался с уже легендарными старшими, обычно в тех местах, которые запрещал ей посещать под угрозой небесной кары. На все настойчивые просьбы Лизы хоть однажды взять её с собой в места своей занятости, пусть и отдающей чем-то противозаконным (а дочь следака знала, что есть хорошо, а что плохо), Холмогоров объяснял, что её любопытство не всегда приводит к хорошим вещам.

Лиза выдерживала не один спор, доказывая, что она имеет право знать больше, чем Кос допускает. Но неизменно получала ответы о том, что у неё есть свои занятия. Учёбу никто не отменял.

В институте к ней относились положительно. Она не стремилась показать себя лучше, чем она есть, но так выходило, что учеба не была непосильным грузом на шее, и преподаватели сами отмечали любознательность первокурсницы. Однако в глазах студентов пищей для обсуждения были далеко ни достижения Лизы в области советского права…

Куда красноречивее говорил факт, что из института студентку забирает не кто-нибудь, а сын членкора АН СССР. На присутствие Космоса в жизни Лизы сокурсники обратили внимание в сентябре, когда он впервые появился в институтской общаге, производя неизгладимое впечатление своей кожаной косухой. И с тех пор не могли забыть это космическое нашествие с пачкой импортных сигарет в правом кармане брюк.

На неосторожно брошенное слово одногруппницы Татищевой о расчетливости «гордячки Павловой», Лиза не смолчала, и холодным «завидно?», заставила сплетницу замолчать. Простейший вопрос поставил любимицу лектора по логике в тупик, а Лиза была уверена, что её правильно поняли.

Кос только громко расхохотался, узнав от Лизы, что всем до него есть дело, и на следующий же день заявился в институт лично, представившись на входе «делегатом организации астрофизиков». Как он не заглох на лекции по римскому праву — величайшая загадка человечества, но пообещал явиться повторно для воспитательного воздействия. Потому что Косу не нравилось, как на Павлову глядит «конопатый упырь». Одного красноречивого драконьего взгляда было достаточно, чтобы любопытный троечник Знаменский всю лекцию таращился исключительно в «Капитал» Маркса.

На последнюю пару, следовавшую прямиком за лекцией, Лиза не явилась, потому что Космос не дал ей шанса на это. Они гуляли по Москве без устоявшегося маршрута, и рады были просто оказаться вместе без лишних свидетелей.

Несмотря на всю глубину трудных характеров, Лиза всецело любила своего Холмогорова, и её абсолютное чувство только крепло от его неподдельной взаимности… Теплоты, силы родных рук, которые умеют обнимать так, что она больше не знает, болит ли сердце той грустной девочки?

Восемьдесят третий затаился ноющей меткой, наведываясь в самые неожиданные моменты, но Космос умел вовремя предупреждать эти порывы беспросветной печали. Помнит ли сама Лиза тихого ребенка, с глазами полными обиды на мир? Наверное, Кос помнит, и брат с ребятами не забыли.

А вот себя, поломанную и выброшенную на снег, тем днем одиннадцатого марта Павлова предпочла бы вычеркнуть из памяти. Лиза всегда относила себя к числу людей, которые не держат прошлое за хвост, упрямо не желая идти дальше; но думая о родителях почему-то так слабовольно сдавалась…

Из кассетного магнитофона «Романтик», подаренного Пчёлой, звонкими переливами разносилась песня немки Сандры. Лиза пыталась не поднять белого флага, признавая свое бессилие перёд скоплением опросных билетов. Но, похоже, что учебник не выдержал первым, и свалился на пол. Поднимать его не было ни желания, ни мотивации. Почему-то в жару мысли решили покинуть её окончательно. Уронив спину на большую плюшевую подушку, сшитую тётей Валей, Лиза уже не думала о грядущем экзамене.

Смыкая веки, и, сжавшись в комок, она уснула, будто маленький ребенок.

Квартирный ключ лежал под ковриком у входа. Сколько раз Кос говорил этой Пчёлкиной, что это небезопасно, а ее квартиру не охраняет доберман без намордника! Но в моменты, когда Холмогоров в пух и прах ссорился с предком, разве что не навсегда, этот волшебный ключик его и спасал. Был надежным талисманом удачи, как ствол в бандитской драке. Душу грел.

Шут его знает, но сначала Космос, обычно не верящий во всяких призраков из бабских бредней, невзлюбил родное жилище своей девушки. Пятый этаж, самый отшиб — крайняя квартира от старого лифта, да еще и этот номер дурацкий. Не Кот же Бегемот там жил, не Азазелло? Нет, не интересовался литературой, и не надо, а то, мало ли, что померещится с бодуна? Хорошо бы, не летающие в ступе ведьмы или Надьки-пиявы.

Но в комнаты возвращалось оживление, ведь это родной дом Лизы, где жила память о её родителях. Косу и самому стало бы любопытно узнать, что за люди стали причиной появления Пчёлочки на свет, но ей до сих пор трудно говорить о них.

Впрочем, как и ему про ту, смерть которой стала самым ощутимым ударом в жизни. Но чаще Космос задумывался о том, что мама одобрила бы его отношения с Лизой, которую успела застать всего на год. Опасений в этом не существовало…

Холмогоров успел услышать, как через стенку доносился скрип магнитофона, и энергичный припев:

It goes around my heart

What a criminal man

Life will go in circles…

Мелодия наводила на определенные воспоминания, оставленные в этих стенах чуть больше двух недель назад…

Хорошо же им было вдвоем тем вечером, после шумного новоселья, спровадив ребят по домам. Плевать было даже на то, что в гостиной безобразно валялись остатки разбитой бутылки из-под красного, которую выронил из своих кривых клешней захмелевший Пчёла.

На выдержанной в бежевых тонах кухне пахло сигаретным дымом. Проветривать нужно всю ночь, но никто не двигался с места. Точнее, Лиза с его коленей. А Космос просто не желал отпускать её дальше, чем за чаем к плите, чувствуя себя тем еще монстром. Пьяным и безбашенным от счастья. Только его алмазная могла видеть такого Космоса, другим он был просто недоступен.

Благополучно забыли про гору немытой посуды, кавардак в доме, про то, что на кухне не курят, и, сидя на полу, расстелив под собой какой-то старый плед, всю ночь разговаривали. О чем? Да хотя бы о том, что она пользуется превышением в его организме градуса беленькой, и в открытую покушается на почти пустую пачку Мальборо. Далась ей эта единственная оставшаяся там сигарета! Но они были одни, могли признаваться в чём угодно, и такой союз чётко разделял грань между ними и другими. Космос охранял этот мир…

Он так и не привык делить внимание Лизы. Даже с друзьями детства, что здесь говорить и о простых знакомых. Голубоглазая лишь умилительно посмеивалась над ним, когда Кос ревниво поджимал губы на ее вежливые приветствия в сторону какого-нибудь сокурсника. Братская болтовня Лизы вместе с Филом и Белым тоже не заслуживала одобрения Космосилы, взирающего на этот цирк, как правило, хмуро и исподлобья.

И Холмогорову нравилось, когда любимая девочка, которая столько лет была рядом, клонила свою уставшую голову ему на колени. Или обнимала так, будто хотела прирасти к нему. В эти моменты хотелось в тысячный раз признать за собой, что Лизу хочется оберегать от любого злого взгляда, брошенного ей вслед. От всякой дурной вести…

Получалось с переменным успехом. Хотя бы потому залечивать его производственные «украшения мужчины», полученные в неосторожных столкновениях с особо непокорными, приходилось именно Лизе. Он надеялся на её понимание. Ведь не убежала она от него ещё в самом начале? Или когда узнала всю правду о том, чем он занимается. Кос догадывался, что Лиза была бы куда довольнее, протирай он светлые штанины своего дорогого костюма в институте, но она прекрасно знала, что это не их случай.

Она необходима для него, незыблема, и поэтому… золотое кольцо лежало у Холмогорова в кармане. Космос, недолго думая, пришел к выводу, что на этот ответственный шаг нужно решиться, как можно скорее, пока Лиза не уехала в Ленинград на неделю-другую. Ломанулся бы с нею, и в чемодане, раз на то пошло, но определенные дела, подконтрольные ему и Пчёле, требовали забыть про отлучки из Москвы.

Друг грезил мечтой о расширении круга точек, с которыми приходилось работать. Кос же находил свою правоту в признании авторитета в своей среде. Покушаться на полную самостоятельность им пока не светит. Да и не так сильны они были: вот только если бы привлечь к этому делу Фила, а вслед за ним и Саньку… Какой жизнью бы тогда зажила вся их компания!

Дверь открылась с двух оборотов, и встретить Космоса у порога никто не вышел. Магнитофон одиноко надрывался все той же Сандрой, распевающей «In the Heat of the Night», и молодой мужчина проскользнул в квартиру, замечая, что Лиза дома, хотя бы потому что он налетел носком на её летние туфли. И больно, надо сказать, налетел!

Лиза резко открыла глаза от громкого шарканья знакомых ног и хлопка входной двери. Легко понять, кто нарушил её незапланированный сон, длиною в полчаса. В голове гулко и настойчиво повторялся звук дверного железа, развеивая морок, напущенный на нее недолгим сном, из-за которого все мысли в голове путались, но преобладала одна — он все же приехал…

— Ты?! — Павлова роняет ноги, удобно взгроможденные на стенку, прямо на себя, и обнимает свои коленки, покрытые мурашками. Даже в жару ей нужно чем-то накрыться, чтобы во сне не замёрзнуть, но сегодня она пренебрегла своим правилом.

— Чё, блин, не похож, перебухал? — Космос стоял на пороге, и в излюбленной позе подпирал крепким плечом дверной косяк.

— К сожалению, подмена невозможна! — подушка брошена прямо в парня, и он без труда её ловит, и уверенным жестом отправляет в кресло.

— Зараза мелкая, кто б жаловался! — Лиза совсем по-детски показала молодому человеку язык, выражая этим жестом неподдельные эмоции, в данную минуту живущие в её сознании. — Вставай, что ли, уже, Пчёлкина!

— За «Пчёлкину», Космос Юрьевич, можно и получить по одному месту, а ты… нужен мне здоровым! На будущее! — смотреть на него вверх тормашками было чрезвычайно забавно, но спина затекла от долгого лежания. — Солнце, неплохо я придумала?

— Заладила! — Кос не двигался с места, одновременно любуясь плавной фигурой Лизы, скрытой за тканью длинной домашней футболки с нашивкой. — Ну, вот, зашел на огонек! А мне не рады?

— Тогда подними меня с кровати, Космик! — Лиза с грацией сиамской кошки задвигала руками, но тут же прекратила эти действия, зная, что так или иначе, пусть тягает её с кровати сам, а она же переучилась. И как-то не вовремя уснула, мучаясь, теперь разбитым состоянием.

— Космик? Какой идиот, это дурацкое сокращение придумал?

— Белый!

— А ты повторила, умница-дочка!

— Не, Космосила, не подлизывайся!

— Если гора не идёт к Магомеду… — не думал Космос, что в один из самых знаменательных вечеров его жизни ему так трудно будет не говорить с Лизой о всяких пустяках. Смешно, но от мысли, что она с такой же лёгкостью отправит его «по грибы», думая, что он, как всегда, поспешил, ладони сжимались в кулаки до побеленных костяшек.

— Не судьба к экзамену подготовиться, — согласилась Лиза, когда Космос плюхнулся со всей дури на её кровать, и целенаправленно уронил на пол конспекты, в которых он ничего не разбирал. Властно притянув девушку к себе, Кос плотоядно рассмеялся, как охотник своей добыче. Он соскучился. Остаться, чтобы тупо смотреть на то, как она читает эти мутные кирпичи без картинок, не было в его правилах.

— Слушать надо старших, — в следующий миг Лиза явственно ощутила удар чуть ниже поясницы, вскрикнув от неожиданности, но не осталась в долгу, передвигая Космоса к грядушке, — а я тебе поддаюсь…

— Будешь меньше распускать клешни!

— Это вряд ли…

— Холмогоров, ты… наглый… — схватив Коса за грудки его рубашки, Павлова не заметила, как была захвачена, — как сволочь!

— Раскусила, красивая! — когда голубоглазая прикоснулась своими губами к его щеке, он почти растерял свою удаль. — Привет, солнышко!

— Здравствуй, милый! Аэрофлот сообщает, что полет нормальный? — Лиза мягко обхватывала руками его плечи, снова чувствуя себя маленькой, защищённой; а когда парень трепетно коснулся губами её затылка, то и любимой до крайности. — Я слышала этот характерный звук в коридоре, и проснулась сразу же! Ты как вор на ярмарку, честное слово!

— Бля-я-я, да вздумала же туфли свои посредине выставлять! — в темном коридоре Космос чуть не растянулся во весь рост.

— То Ленинград не нравится, теперь туфли. Ты мне их сам купил…

— Лизка моя, хватит телегу катить! Чего, тучка, спряталась опять?

— Ты забыл, как я умею обижаться?

— Не помню, и помнить не хочу, маразм у меня, довольна ответом?

— И все-таки… Поехали со мной! — уже спокойно произнесла Лиза, играясь с крупным перстнем на пальце Холмогорова, понимая, что сейчас, когда он так близко, она имеет реальный шанс уговорить! — Во-первых, я одна боюсь на самолете летать…

— Так, ты же на поезд билеты собралась брать?

— Во-вторых, на самолете. Тёть Лена сказала, что так быстрее!

— Ага, не успели приехать, а там твоя тётка командует! Повяжет меня…

— Значит, ты согласен?

— Уговаривай!

— Да легко!

— Поди, речь сочинила, подготовилась, да?

— Да нет же, Кос! Ты просто не понимаешь, мозг кипит! — Лиза вскочила с кровати, окончательно сбрасывая с себя сонные оковы, и поднимая с пола свои учебные принадлежности. — Сижу здесь. Тупею. Жара! Ничего не складывается! Ещё и Софка ни хрена не чешется. Нужно срочно всё сдать, а потом валить из города! Чем тебе плох Ленинград? Ты Пчёлу на хозяйстве оставить не можешь?

— Допустим! — Кос кивнул головой. — А чего ты опять начинаешь? Все ты сдашь, первый раз, что ли? Ну, Лиза! Я уверен! Ты же у меня умная, как эта… забыл, как звали…

— Гипатия! — но Лиза не была уверена в своих силах. И просто пыталась вытянуть это чудовище из его замка, раз первые сдвиги уже определенно есть. — Нет, я не могу!

— Не верю, — удобно развалившись на кровати, и, заложив руки за голову, Кос чувствовал, что находится в театре, нет, в цирке для одного зрителя. От этого и не сдерживал свой приступ конского смеха, — но ты продолжай, я уши-то навострил.

— Нет, Космос, хватит ржать! Я больше не могу учить, голова кругом! — Лиза растрепала свои золотистые волосы так, что они неаккуратно торчали во все стороны. — Если не закрою эту сессию, то отчислят! Пойду в гараж за старым москвичом дяди Паши, таксовать стану. Язык подвешен, базар любой навести могу.

— Берегись автомобиля! — Космосу было откровенно смешно от всех восклицаний Лизы. — Не-а, хрен бы я тебе поверил. И я тебе запрещаю с всякими водилами дела иметь!

— Сдалась и уснула! Экзамен послезавтра, а я уже ничего не успела! — она с грохотом закинула тетради и учебник на полку, после чего также резко закрыла книжный шкаф.

— Врет и не краснеет, а! Вся в братца своего! Ты меня снова не убедила, но меня послушай! — Космос был уверен, что его будущая жена переплюнет любого зубоскала в своем институте. — Вон, жучаре и мне все контрольные в десятом классе бабахала. За подругу свою учишься. Тебе четыре надо диплома, четыре! Я ими весь сервант у отца заставлю. Всем хватит.

— Ничего я, блин, не соображаю. Тупенькая! — оставалось только сесть в кресло, закрыть лицо руками, и плыть по течению. Что сестра Вити Пчёлкина и сделала, понимая, что она действительно ничего не успевает. И не светит ей этот Ленинград с разводными мостами. — Буду досдавать, и как сайгак прыгать с кафедры на кафедру… Или вообще пойду на повариху учиться, все полезнее, чем мой диплом.

Космоса порядком утомил этот концерт по заявкам. Была бы его воля, то Лиза бы вообще не думала ни о поступлении, ни о последующей учебе, в которой Холмогоров, положа руку на сердце, не видел особой выгоды. Занималась бы женскими делами со всеми вытекающими последствиями. Это бы он ей обеспечил…

— Можно подумать… — Кос встал за спинкой кресла, незаметно для девушки находя в кармане синюю бархатную коробку.

— Нельзя! — Лиза не поднимала головы, опустив её на скрещенные ладони.

— Нет, ты послушай, — он перебил ее, — и внимательнее.

— Да, мой генерал!

— Как будто, глупенькая, я без этой чертовой корки на тебе не женюсь! — выпалил на одном дыхании Холмогоров, неуверенный, поймет ли она значение его фраз.

— Правда? — повернув голову на Космоса, Лиза увидела, что он улыбается во все тридцать два, протягивая ей на ладони аккуратное кольцо в футляре. Никакой двусмысленности, и Павлова могла только догадываться, когда он успел, и какой ценой достал эту сакральную вещь.

— Просто так в кармане завалялось. Дай, думаю, зайду!

— Космос! — Лиза не знала, что делают в данной ситуации. Она могла бы упираться, капризничать и продолжать жаловаться на жизнь, но вместо этого ей хотелось просто обнять этого невозможного Холмогорова. Что она и сделала через пару секунд, встав на кресло. — Я тебя обожаю!

— Не, маленькая, ты, наверное, можешь подумать, с брательником своим посоветоваться. Но… ты не будешь думать, Лиз, я сам! — изящный девичий пальчик был украшен в ту же минуту, и Кос с гордостью залюбовался ее ладонью. — Да-а-а!

— А ты… важность момента осознаешь, Космос? — и надо же, он будто искал колечко к тем фамильным серьгам её матери, которые теперь Лиза почти не снимает. Они и сейчас блестели алмазами, но чье сиянье сейчас было более ярким — больших голубых глаз с черной поволокой или же старинного украшения? Ответ был очевиден…

— Мы будем любить друг друга, и проживем вместе, как в сказке о Золушке, — сказал он почти на манер рассказчика детских сказок, из которых не помнил почти ни одной, — я классно всё выдумал!

— Главное, чтобы не как в «Рыбаке и рыбке».

— Ну, и чтобы в один день… — почему-то именно сейчас Кос невольно хотел сморозить какую-то лабуду, но осекся на полуслове. — Я люблю тебя…

— А я-то тебя как…

Лиза не подумала, что целует не просто собственного молодого человека, а жениха. Друга детства, вытащившего её из пучины большого несчастья. Который в один миг стал для неё целым миром, и теперь… хочет на ней жениться. Кто бы подумал об этом шесть лет назад!

— Два билета возьмем, — объявил своей невесте Космос, когда она в спешке искала прогулочное платье, — на самолёт, так и быть.

— Кактус и ключи на кого?

— Да на Фильку с Пчёлой! Воздух тут целебный! На всякие великие поступки вдохновляет.

И последнее обсуждению не подлежало…