Небо в алмазах (СИ)

89-й. С днем рождения, Софа!

OST:

— М. Муромов — Яблоки на снегу

— Steve Miller Band — Abracadabra

Софа ждала своего дня рождения с детской непосредственностью. Ровно за два месяца она начинала отсчитывать деньки до семнадцатого июня, зачеркивая цифры в календаре. На первом курсе института знаменательная дата обрела для неё таинственный смысл. Это первый день рождения, который Софка отмечала без родителей, а усилиями друзей. После знакомства с Лизой их круг общения совпадал на все девяносто девять процентов, и Софа замечательно чувствовала себя в компании, которая окончательно сформировалась, когда к ним присоединилась Тома.

Все вместе собрались и на день рождения Софки, но главную скрипку решился играть Пчёла, заводила праздника. Он влетел в квартиру Голиковых, пряча за спиной милый букетик из розовых пионов. В честь их чистой и светлой дружбы, вечной, как мир…

Неутомимая Софа уговорила явиться и Фила, ради такого повода пожертвовавшего своей тренировкой. «Не могу же я одна тащить пьяного Пчёлкина!». Валера откликнулся на призыв, и задача облегчалась тем, что на собрании клятвенно обещала быть Тома, чтобы хоть как-то сдерживать градус безобразия.

Не уехали бы старшие Голиковы на дачу, то не видать бы их дочери такого веселья, и поэтому Софа пользовалась моментом. Молодежь веселилась и не берегла печень, а из кухни чувствовался сигаретный дым. Сегодня можно было всё, и гости этим пользовались. О спокойствии и благополучии соседей не беспокоился никто: июнь радовал жарой, из-за которой дом, сплошь и рядом населенный партийными работниками, машинами отправлялся за город.

Хозяйка праздника веселилась, не скрывая бурной радости. Раз в пять минут прибавляла громкость на магнитофоне, а заодно успевая выговаривать что-то Пчёлкину, который отвечал за всеобщее алкогольное опьянение. Витя притащил ей новый кассетный магнитофон марки «Электроника», и пытался его наладить, не допуская в это дело других. Космос не мог не выразиться про «короля вечерины», которым возомнил себя назойливое насекомое, и безвременно павшую в пчелином организме бутылку «Васпуракана». Софа же старалась следить за тем, чтобы квартира не превратилась в гремящий бедлам, но с каждой новой песней, которой подпевал Пчёла, сделать это было все сложнее.

А с Пчёлкиным бывает легко? Он из простого «привет» лепит целую феерию. Любая тема для обсуждения часто выливалась в спор двух противоположностей, в котором не было особого смысла. Даже сейчас, когда они так бодро выплясывают под «Яблоки на снегу», Пчёла не забывает переговариваться в прежней боевой традиции.

— Когда-нибудь я привью тебе хороший вкус? Мохнатый, на нас люди смотрят, хватит, что ли, за талию лапать! Уже хряпнул, да?

— Ещё чего удумала? Бля, тоже возомнила, мать, смотрят! Кос и Лизка на кухне обжимаются, а Фил завис на царице всех наук.

— Не лезь к ребятам!

— Полегче, студентота, — девушка была притянута ближе, вровень к музыкальному — «я больше не могу…», — и отстань от кепаря, он модный.

— Я тебя в покое не оставлю! А, Пчёлкин? Не увиливай, хитрюга рыжая, я слежу!

— Озверела совсем? Ты бы добрее была, ласковее.

— А ты добрую заслужил? Мечтать не вредно!

— Вредно — не мечтать, а уж если мечтать, студенточка, то масштабно!

— Придумай ты уже другой аргумент, насекомый.

— Гребанная кличка! — и почему-то пренебрежительное «насекомый» в исполнении студентки бесит Виктора Пчёлкина больше всего.

— Вот и не отдам тебе твою кепку, боцман, — Софе кажется, что головной убор с козырьком в правую сторону идет ей куда больше, чем обделенному кавалеру. — Это национализация, батя, в честь праздника. В школе учился, читал?

— А сейчас тебе так «не отдам», если будешь себя плохо вести, чумичка! У-у-х, цыганочка ты! С выходом!

— Я тебе покажу «цыганку», комбинатор! Вдруг, возьму, папе пожалуюсь?

— Жалуйся, сколько влезет, дочура, — брюнетка не успевает, и подумать, как закинута на плечо, и остаётся только стучать кулаками по мужской спине. — Покажи, цыганку, давай! — с азартом в прозрачно-голубых глазах вопрошает молодой человек, ставя Софу на ноги. — Софа-а-а! Ну, блин горелый! Только не бросай!

— Я восемнадцать лет уже Софа! Софья Константиновна! — громкое имя должно было убедить Витю в правильности образа мыслей подруги, но он только насмешливо роняет многозначные в их ситуации слова:

— Я ж жду, любовь моя! — а глаза у него и вправду медовые — посмотреть разок, и влипнуть. Но Софа отучила себя от подобных разочарований, считая, что не ее это удел — страдать по кому-то с раздавленной всмятку сердечной мышцей.

— Любовь? Шутка хорошая! Молись, братец, чтобы тебя это стороной обошло!

— Ну, ёпт твою, Соф, какая ж ты не романтичная! Сказок в детстве не читала?

— Чистый материализм, он меня не подводит. Надейся, Витюша, жизнь длинная!

— Так и сдохну, не узнав!

— Крепче спишь, Витя, если знаешь меньше… — Голикова вернула кепку на золотую гриву обладателя. — На! И советую новую купить…

— Ну тебе же эта нравится, на фиг тогда покупать?

— Чтобы мне отдать!

— Да бля… — когда-нибудь она оставит его кепку в покое?

— Обращайся!

Софье не хочется, чтобы её медовая Баба Яга пропадала надолго. Это уже традиция, прогуливаясь по Москве, выбирать укромный уголок, и потягивать его любимые сигареты, делясь пережитым в проекции крайних трех дней. Он многое ей доверял, в том числе и истории о своих далеко не серых буднях. Пчёла ничего не боялся ей рассказать, чувствуя за спиной поддержку боевой подруги. Софку манила неизведанная сторона медали стремительной городской жизни, творившаяся где-то на окраинах столицы, облюбованных рисковыми парнями с толстыми цепями.

Можно было хотя бы чуть-чуть узнать, как живут те, что верит только в свой сегодняшний день. Просиживать три пары в день, делая вид, что санкции и диспозиции норм права ей интересны, становилось все тяжелее. Но Софе не оставили право выбора. А более Софка страшилась разочаровать отца, который вкалывал всю жизнь, чтобы роскошная обстановка, окружающая Голиковых, не превратилась в пыль.

Пчёлкин казался спасителем на пути, слушая которого Софка отдалялась от своей расписанной по минутам жизни. Она и сама не знала, кем видела себя через несколько лет, но уж точно не работающей по распределению служащей. За положенные в карман кровные сто пятьдесят рублей. Папиной дочке хотелось хоть вскользь посмотреть, откуда каждый раз к ней возвращается Витя. Она видела, что Лиза резко отделяет себя от больших денег и новой власти подпольного авторитета, не нервируя лишний раз сына профессора астрофизики.

Пчёла же был не так авторитарен. И однажды Софа прорвала эту оборону, навязавшись на шею Вити, держащего курс на Пятницкий, собрать положенные за крышевание деньги у мелкой коммерсантки, торгующей разнородным ширпотребом. Пчёла поддавался на женские уговоры про «ничего не говорить предкам», а Софа улучила момент, когда Кос и Лиза были заняты исключительно друг другом. Это не была дружеская прогулка, но Голикова наблюдала за Пчёлой молчаливым статистом, в разговоры не лезла, лишь поражаясь, из какой ерунды можно делать деньги.

Они надеялись, что никто и ни о чем не узнает, куда ходит дочь партработника на досуге. Но никто бы и не сказал по девушке в мужской олимпийке и видавших виды варёных джинсах, что она не с ближайшей подворотни, а с района Патриарших. Родители ничего и не ведали. Хватило бы одного намека — здравствуй, домашний арест! Мать, выучи телефон морга, как пелось в известной песне.

Марина Владленовна, учёная женщина, умела и любила раздувать из мухи слона. У профессора по кафедре уголовного права возникало слишком много вопросов относительно Вити, на которые младшая Голикова отвечать не собиралась. Кто он есть, что за семья и чем занимается? Как будто оценивала парня по шкале собственных запросов. Сказать проще — проверяла на вшивость.

Пчёла не понял бы подругу, расскажи она все родительнице. Есть закрытые темы, о которых они не поведают даже Космосу с Лизой. А Софа для него своя, понимающая, будто знакомая ему, как и Лиза, с которой он вместе ходил пешком под стол. Никто не решался делать лишних шагов, спугнув очень удачные в их ситуации отношения…

Московская ночь приближалась неумолимо, заставляя вспомнить, что день скоротечен, но тихая музыка лилась из приемника, перемешиваясь с негромкими разговорами. Дитер Болен негромко надрывался, повествуя о любви к неведомой маленькой Саре, прощении и мечтах, но Тома не сильно вдавалась в смысл песни. В отличие от Лизы, в каждой композиции видевшей глубинный смысл, неистовым поклонником музыки Бессонова не была.

Как и Валера Филатов. Он вообще предлагал врубить телик, но от этой идеи присутствующие отказались, как-то само собой разбившись по парам. Лиза и Космос забаррикадировали небольшой диван, о чем-то переговариваясь, и, вероятно, планируя каникулы в Ленинграде. Софа пыталась дисциплинировать готового на подвиги Пчёлу, смотрящего на неё добрыми, но пьянющими глазами. Как-то само собой вышло, что Тома сидела напротив Валеры за большим праздничным столом, осматривая будущий фронт работы. Ожидалась целая гора посуды…

— Как думаешь, Томк, — лениво потянувшись за столом, Филатов дотронулся до руки Тамары, попивающей «Ситро» из гранёного стакана, — Пчёла надолго зоопарк устроил?

Бессонова перевела тёмный взгляд на Валеру, указывающего на Софу и Витю. Пчёла вальяжно восседал на порожке лоджии, заграждая имениннице проход, а Голикова не могла сдвинуть этот вулкан с места.

— Нет, Валер, я прогнозов не берусь давать.

— А я бы сделал, но, блин, сейчас не прогадаю, и кирдык Софкиным нервам с этим…

— Брось! Мы тут не клуб бабок-гадалок! — Томка не желала строить в голове сложных теорем. Ей хватало их на учёбе, где профессорско-преподавательский состав с завидной регулярностью забрасывал бедных первокурсников трудноразрешимыми заданиями. Однажды выстроенная мысль, высказанная Лизе Павловой ровно два года назад, материализовалась во всей красе, и теперь будущие супруги Холмогоровы витают в облаках взаимного головокружительного чувства. — Лучше, пошли Коса с Лизой проводим.

— Да мы щас все пойдем, — торжественно объявил Космос, размахивая над головой ключами от машины, — и я поведу! Домчу за пять сек…

— Ты с дивана-то зад свой подними, гонщик, — Фил заранее знал, что ключи от своей гремящей ласточки Кос отдаст ему. Язык у любителя быстрой езды заплетался от количества принятого на грудь эликсира, стыренного из бара профессора Холмогорова.

— Ещё пять минуточек, Тео, — скандировала Софка, — а то быстро все как-то заканчивается.

— Соф, прости, но нам на самолет еще собираться, а Космос не летал ни разу, мне его подготовить нужно! — Лиза никак не могла выбраться из медвежьих лап жениха, и поэтому не поднимала светлой головы с родного плеча. — Ты Витю помочь попроси!

— Софико, водярой его какой-нибудь брызни, а лучше по тыкве! Сразу встанет, как пионэр! Он у нас всегда готовый! — ратовал поддатый Кос, на коленях у которого сидела Лиза, и они все ещё не могли собраться с силами и подняться с удобного дивана. — Может, соображать на старость лет начнет. А, Лизкин?

— Не, Софокл! Поливай, как цветочек! Я так шесть лет по утрам раньше делала, — наказание Лизы, как ни крути, было мягче. — Кос, не кусайся, домой ехать с тобой ещё! — смеясь, выпалила она, когда ощутила знакомый укус на плече. — Чудо в перьях!

— Да идите уж вы, демоны! — Пчёла отмахнулся, с озорством смотря на Голикову, готовую спустить на него целую псарню. — Софик! Я ж предупреждал, что курение девкам вредит! — он откашлялся, и запил сигаретный осадок во рту, початой беленькой, с которой не расставался минут пять.

— Какой поливай, нафиг! Зацветет кабан! Не прокормим… — Космос крепче сцепил свой варварский захват на животе невесты, поучая ее. — Ты херню Софке не советуй, ей с ним без нас неделю жить, а оно уже нажралось.

— Раскомандовался, — Лиза пригрозила Косу указательным пальцем, — я на тебе отыграюсь дома, дядя!

— Неугомонная, — Холмогоров даже не удивился, — сочтёмся!

— Эй, брэк, перед юбиляршей неудобно! — Фил сделал внушение Космосу, показав компанейскому чудовищу свой внушительный кулак. — Ну, нафиг, машину я поведу! — Валера и в самом деле не выпил ни капли за весь вечер, предпочитая беречь себя, особенно после получения звания мастера спорта.

— Софа, я провожу до парадной, а там вернусь… — откликнулась Томка, до того, как Космос, Лиза и Фил, медленно перебирая ногами, скрылись за серой железной дверью.

Софка осталась с проблемой наедине — Витя уходить не спешил.

— Сдрисни, — Софа задела коленку упрямого Пчёлу пяткой, за что была схвачена за руку, и стянута вниз, — Витя! Я всего лишь хотела пройти, у окошечка постоять!

— Раз позвала — не бросай! — Пчёла дружески обнял приятельницу за плечи. — Софа Генераловна! В этот достопамятный алкогольный день, желаю бодро неси знамя коммунизма, ленинского комсомола и Витю Пчёлкина! Аминь! — Пчёла отпустил Софку, и сумел доползти до стола в поисках собственного фужера. — Утром будет похмельный!

— И родителей до нервного припадка бы не довести! — Софка поднялась следом за другом, протягивая Вите бутерброд с рыбой. — Ты бы закусывал!

— Обожратый уже этими бутерами, — но еда была не лишней и вкусной, — а насчет предков не волнуйся. Я все вынесу, а Томка поможет следы преступлений скрыть. Ты б знала, какой у меня в этих фестивалях опыт!

— Да уж, а я не привыкла к неожиданным гостям… — Софа коротко взглянула на настенные часы, и, услышав звонок, ринулась с места. — Томка, наверное, вернулась!

— Иди, открой, я тут пока поприбираюсь. Не тормози, я смелых люблю!

— Помощник, блин, нашелся! — рассмеявшись, ответила Голикова, и убежала в коридор, надеясь увидеть за дверью Бессонову. Но мужская фигура с цветами, появившаяся за порогом квартиры, заставила Софу по-детски взвизгнуть, и поверить, что неисправимый салага обманул её ожидания.

Тамаре, стоявшей за спиной незнакомого для нее парня, оставалось только с легким испугом взирать на происходящее. Как и Вите, вывалившемуся из гостиной на голос подруги, и от неожиданности разбившему пустую бутылку из-под «Советского».

— Пчёла, растяпа! — Софа вспомнила, что время позднее, и они практически на лестничной площадке. — Так, это Ник! Никитка! — «Бог свидание послал» — мысль пролетела в голове у Пчёлкина также быстро, как Космос на своей колымаге.

— Да я уж вижу… — Витя, протрезвев окончательно, кивнул головой, не признавая за собой, что впервые за день, он не разделяет всеобщего веселья.

Тома, пользуясь всеобщим замешательством, проскользнула на кухню, предпочитая не наблюдать эту авансцену. Нужно было помочь другу с осколками, разбросанными по всему полу в коридоре, а совок в этом доме хранился на кухонных антресолях.

— Никита Милославский, только что из стажировки! — Ник не забыл представиться Пчёлкину, который, внимательно изучал его. — Приехал к вам, мадам, крайний рейсом! «Аэрофлот», родимый, не подвел! — почти скороговоркой проговорил высокий темно-рыжий парень, оказавшийся легендарным Ником, другом детства Софки.

А он существует…

— Говорил, что через месяц! Ну, старик, даешь! — Софа всегда относилась к Никите, как к хорошему другу, но никак не могла предположить, что будущий работник МИДа, так рьяно мчался к ней, забывая, какое позднее сейчас время. Любого другого, будь это не знакомый с горшка Милославский, она бы костерила на чём стоит свет, но не в этот раз…

— Держи, юрист, от всего дипкорпуса, прямо с грядок синички приперли! — и уверенно вручил девушке цветы. Это были розы, банально красные, но чего стоило достать такой шикарный букет! — Так и знал, что отмечаешь…

— Да и не одна она отмечает, — не думал же Пчёла, что вечер рядом с Софой завершится именно так, — а с друзьями.

И откуда этот перец вообще взялся?

На лице Виктора Пчёлкина читался немой вопрос…