Небо в алмазах (СИ)

91-й. Ожидание счастья

OST:

— Анна Герман — Ночной разговор

— ABBA — Lay All Your Love On Me

За окном глубокая московская ночь. Замело!

Совсем как в детстве, когда Лиза жила вместе с родителями. В те славные дни Алексей Владимирович бережно оберегал сказку в жизни своей дочери, и Лиза не ведала бед. Особенно в эти снежные зимы, которыми маленькая Павлова привыкла любоваться.

Папа всегда примечал, когда Лиза, променяв ночной сон на стояние около окошка своей комнатки, считала снежинки, размышляя о чем-то своём. Судья прокрадывался в комнату девочки, сразу же беря её на руки, и после они долго переговаривались, зная, что их никто не прервет. Ведь мама присоединялась к ним редко. Татьяне не была свойственна излишняя откровенность. Всё держала в себе, пока не взорвётся. Лиза и сама станет такой же с возрастом, но в детские годы сложный характер матери оставался для неё загадкой.

В голове снова воспоминания об отце. Зимними вечерами им было о чем поговорить. В такие моменты старший Павлов забывал, что он коренной житель Ленинграда, волею службы определенный приносить пользу государству во всесоюзную столицу. Москва действительно прекрасна зимой, и стоит разделить восторги миниатюрной копии жены, смотревшей на мир его, отцовскими, глазами.

— Пап, расскажи про себя!

— Что ты про меня ещё не знаешь, голубоглазка?

— Пап, ты же тоже так зиму любишь, как я? Мама говорит, что да.

— Мне кажется, миленький, что зимой происходят хорошие события, — какой ребенок не любит все эти гирлянды и пятьсот грамм хороших конфет в цветастом мешочке? Если бы Павлов не знал свою Лизу, то обязательно заговорил бы об увеселениях, но не со своей дочкой, — со мной, так точно!

— Деда Мороза нет, это Витька сказал, — утверждала семилетняя Лиза, напоминая отцу об обыкновениях своего возраста, — и я твои туфли тогда за шубой видела.

— Умно, — судья знал, что его стрекоза уже не ведётся на детские сказочки. — Тогда расскажу, что зимой родилась ты! И это мой самый любимый день на свете!

— И ещё мама мне сказала, что ты на ней зимой женился.

— Было дело, — Алексей мягко приглаживает светлые кудряшки своей крохотной принцессы, смотря на неё с нескрываемым обожанием, — а что это вы с мамкой про «замуж» разговорились? Нет, чтобы дочуре сказку рассказать! Или протоколы свои?

— Ты её в прошлый раз за это ругал!

— Что она тебе там поведала?

— Мама рассказывала про замуж, папк, когда мы у тети Ёлки в гостях были, а я ей ответила, что туда не хочу. Ёлка, кстати, тоже так сказала!

— Тетя Ёлка у нас — ума палата! — Павлов знал, что сестра несчастлива. Понимал, что затея родителей с «партийным» Виктором с треском разваливалась. Но Лена сама отказалась от его помощи, а помирить их с Рафаловичем — из разряда невозможного. Учитывая, что Лёнька женился. Выгодно и, наверное, полюбовно. Нужное подчеркнуть.

— А я решила, что туда не хочу!

— Когда-то моя голубоглазка вырастет!

— Но я буду как мама!

— Я не сомневаюсь, — глаза у Лизочки безнадежно слипаются, а ночное дежурство Татьяны не дает шанса дочери вовремя лечь спать. Сам Павлов просто не замечает, когда этот бегунок спрыгивает с кровати, крадясь к окошку. Слишком завален работой в кабинете, — но лучше, дочка, будь моей умненькой Лизой! А там разберемся… Кем вырастешь, кем станешь! Хоть космонавтом! Я тебе всегда всё разрешаю!

— Ага… — ответ любящий отец слышал лишь сонное согласие со своими словами, потому что дочка, пригревшись у него на руках, наконец-то засыпала…

Что мог сказать папа, если бы узнал, что профессия космонавта, в некотором роде, Лизой освоена? Наверное, сначала долго смеялся, интересуясь, кто эта жертва обстоятельств, а после стал бы задавать наводящие вопросы претенденту, считывая его биографию по лицу.

Неужели? Они с Космосом, начавшие детскую дружбу с делёжки старого велосипеда, и через несколько часов — муж и жена! Интересно, лет семь назад ему могло прийти в голову, что они дойдут до такой жизни? Да ещё захотят закатить свадьбу, чтобы о ней помнила вся Москва. Если, конечно, Подмосковье вдобавок не захватят. Кос просто не смог бы обойтись без такого балагана, а Лизе же приятно быть виновницей торжества, яркого и судьбоносного.

В одинокие моменты Лиза доподлинно ощущает, что никогда бы не смогла пройти мимо своего мужа (к этому давно пора привыкнуть). Так или иначе, но они бы все равно однажды встретились, и неминуемость этого пересечения была бы предрешена.

Как бы она жила, оставшись в Ленинграде одна? Плакала? Вечно сомневалась? Устраивала бы истерики с воем по поводу и без? Или бы уверяла всех, что, как всегда, права, и все сделала по уму!

Однажды Лиза спросила об этом Пчёлкина, от которого без сомнения могла услышать честный ответ. Брат не обманет. Рыжее бедствие в своей шутовской манере громко разразилось хохотом:

— Бля, опять в попе ветер? Чего ты мне мозг выносишь, а? — выслушивать Лизкины фантазии Пчёла привык. — Не знаем, что ты бы через месяц с рёвом вернулась? Вить, встреть меня, а то не справлюсь! Ну… ладно, как у вас там, у салаг это называется, через семестр! Там дальше ясно… Кос проматерился на тебя с пару минут, потом лямур-тужур, любовь до гроба и Грибоедовский.

— Почему бы тебе не заделаться писателем? — посетила Лизу гениальная мысль. — Какие барыши ты бы заколачивал на дамской впечатлительности, Пчёл! Решайся, я буду твоим редактором.

— Ну тебя в космонавты, нахер! — спешил отмахнуться Пчёла. Чего-чего, а дамской впечатлительности ему хватает и Софкиной. А про остальное ей, родимой, лучше не знать. — Чё ты вообще раздумалась, мелкая, тебе это вредно! Где меня ещё там не видели, да?

— А вдруг? — не унималась Павлова. — Представь такую ситуацию! Начнешь честным путем на хлеб с маслом зарабатывать.

— Блять, не дури, подлиза! Чё у тебя другие варианты имеются? — ситуацию следовало проиграть со всех сторон. — Хотя… нет, кого я обманываю! Вы ж даже расстаться нормально не смогли, все был какой-то цирк с телефонами и конями.

— Приехала на каникулы и случайно споткнулась о Коса? — Лизе даже подумалось, что это наиболее вероятный вариант. — Ты об этом сказать хотел? Не-ат, это вообще вся моя жизнь, промазал.

— И кто из нас теперь писака? Но тепло, почти жарень. Или же этот дурень сам бы заслал сватов. Я ж вас знаю, чёртовы детки, мать вашу! Достали б меня, опять поехал бы с этим по уши в тебя влюбленным…

— Да ты вечно первым чемодан пакуешь, дай только куда свалить.

— Ну да, быстро собрать шмотки и куда-то чухнуть — чисто моя тема!

— Бедная Софа!

— И не говори…

— Окей, братец, теперь твоя очередь, рассказывай!

— Моя-то, но с какого хрена? Птичка с пропиской в цековском доме напела?

— Вить, может, расскажешь уже, что происходит с Софкой?

— Не грузись!

— Уверен?

— Да на всю сотню баксов…

— Как знаешь!

— Разберемся! Не привыкать.

— Вот этого-то я и боюсь…

У них с Пчёлой с детских лет редкое взаимопонимание. Теперь их разговоры один на один достаточно редки, но оба чувствуют, что и того им достаточно. Лиза никогда не делала целью общения с братом ежесекундные жалобы, а Витя не рассказывал, что его, к несчастью, стала тяготить «Софья на шее». Что делать с метаниями брата Лиза пока не придумала, тем более Софе нужно отдать должное. Железное терпение для целого года, проведенного вместе с Пчёлой!

Да и Космос отговаривал лезть в «медовую оперетту». Сами разберутся, мозгов много не надо. Хватило же серой жидкости, чтобы начать свои шуры-муры прямо сразу после свиста пуль на даче Царевых? Он же предупреждал, что шашни с дочкой партийного босса до добра не доведут. А Павловой много гадать не надо. Видит, что брату тяжело. Витя не может привыкнуть, что обязан к кому-то возвращаться, и ещё рассказывать, а что он там целыми днями делает? Не его история.

Бесцельно глядя на свои старые качели во дворе, Лиза наконец-то задумалась, как представляла грядущую свадьбу, ожиданием которой жило всё их окружение в последние года полтора. Ведь Софка обещала пробежаться по залу, собирая «на космонавтика». Космос искренне попросил эту чумную заразу выбрать именно голубые ползунки!

При этом обсуждении Лиза хотела придушить обоих! Рано говорить про крохотные ползунки, и тем более определяться с выбором их цвета. Но Софокла слишком трудно отговаривать от идеи, которая, по её компетентному мнению, обречена на успех. Эту битву Голикова выиграла.

Лиза прокручивала в голове многочисленные сценарии, а сон упрямо не шел. Хоть вызывай такси, и мчись на Ленинский проспект. Это же Пчёлкин с Софой придумали идею с разделением, и в последний раз Лиза и Кос решили ответить согласием друзьям, чтобы после не видеть никого хотя бы два денёчка. Если уж свадебное путешествие отложило себя до лета!

Однако… Такси не нужно. Телефонная трубка сама привлекла внимание Лизы, а номер, заученный наизусть, она наберёт и в темноте. Должна же без пяти минут Холмогорова знать, что стоит на истинном пути?..

Наверное, Космос тоже не спит. Лиза не настолько забила свою голову романтикой, но не так часто же он берёт её в жены! Потерпит, не привыкать к её ночным звонкам.

— Алло, — слишком бодрый голос для человека, который бы хотел спать, — алло!

— Хорошая реакция, Космос Юрьевич, — Павлова пытается не рассмеяться в голос, но у нее ничего не выходит. Попытка устроить серьезный разговор ночью провалена, и Лиза просто хочется признаться, что её муж самый лучший. И она не знает для себя иного пути, — и ты самый хороший…

Космос лениво щурился, пытаясь собрать себя по частям с кровати, досадливо ощущая, что рядом с ним пусто. Никто не думает пинать ногами, потому что внезапно стало мало места, и никто не отзывался на его недовольное сонное кряхтение. Не сказать, что Кос чтил свадебные приметы, но разойтись по квартирам на одну ночь всё же пришлось. А после произойдет то, к чему они с Лизой вольно или невольно стремились, о чем постоянно думали или запрещали себе размышлять. С самого первого момента знакомства. Это не шутки…

В злой на мир девочке Кос вряд-ли мог распознать свою будущую жену, и осознание, бьющее обухом по голове, пришло гораздо позднее. Молния грянула закономерно, и никто не сопротивлялся такому удару. Разве что грозовые тучи позапрошлой осени чуть не развели Космоса и Лизу в разные стороны. Для кого-то свадьба непутевого сына профессора астрофизики казалась событием невероятным. Как это Космос, которому предоставлены все блага жизни, всех удивил и женился?

Что с него взять? Продолжал бы заниматься своими непонятными делишками, который год не поступая в институт, и не морочил голову хорошей девочке своими поползновениями! На подобные мнения, пожелания и замечания Космос Юрьевич Холмогоров плевал с высокой колокольни. В отношения с Лизой он не хотел кого-то впускать. Лишний советчик в любую секунду покушался не только на спокойствие в чужом доме, но и заставлял Космоса делать резкие и необдуманные вещи. А стрелял он метко.

К счастью, Кос имел право отпустить птицу своих неудач в неведомые дали. Всего-то через несколько часов все инстанции советской бюрократии узнают, что сын профессора астрофизики женился на племяннице маститой чиновницы из Ленинграда, и вынесут свой любимый вердикт. По расчету!

Вплоть до вечера им с Лизой придется делать вид, что они рады огромной толпе народа, которую собирает их торжество. Холмогоров снова себя одергивает, заставляя себя думать только о том, что на этой свадьбе для него есть единственное, что скрасить всю нелюбовь к незнакомцам и нелицеприятным поздравлениям — его Лиза…

И Кос чуть не сорвался с места, когда в ночи раздался телефонный звонок, снявший с него всякую пьяную мороку от посиделок с братьями. Лиза, которой не спалось, одним своим звучным голоском поднимала его с места, не учитывая, что ещё немного — и они больше никогда не расстанутся.

— Хорошая реакция, Космос Юрьевич, — в телефонной трубке послышались легкие смешки, — и ты самый хороший!

— Ты чё не спишь? — единственное, что пришло в голову, когда в Кос услышал родной голос. Правда, смех убивал любые опасения. — Или решила позвонить, чтобы сказать, что передумала, милая моя?

— Не дождешься, астронавт, я сегодня не такая добрая, — хитрющий голос не давал Космосу спуску. — И, знаешь, муж, пожалей! Я серьезно.

— Я тебя сегодня вечером пожалею, ты не сомневайся, но кого ругать?

— Тех, кто решил, что тебе сегодня нужен мальчишник, а мне — девичник, — недовольно пробубнила Лиза, не скрывая негатива, — и я не могу уснуть. Софка отняла живую грелку в лице Тутанхамона! Плохо…

— Потерпи немножко. Овец посчитай. Уснёшь, не заметишь!

— И начну с Софки… Потому что у нее проблем со сном не возникает! Храпит, блин, в моей комнате.

— Я баранов тоже с твоего Пчёлы считаю! Только давай эта математика останется между нами! Свидетели ведь…

— Замётано!

— Не жена, а золото!

— Но меня тошнит от этой обязаловки все соблюдать…

— А меня смущает фраза про тошниловку, — в их новом статусе слова о недомогании могли трактоваться однозначно, — капризная ещё какая-то, среди ночи подняла. Ничего сказать не хочешь?

— Погоди, Кос, — Лиза не даёт ему развить мысли о перспективах будущего, — ты наш уговор забыл? Ты же сам подписался.

— Который из? Не суй пальцы в розетку? Это помню. Или я опять чего-то забыл? — Космос действительно сбился со счётов, но в данном случае уверенно играл дурака. Потому что для него, само собой, разумеется: жить вдвоем им не так уж и долго. Это ему цыганка нагадала.

— А я теперь серьезно, не виляй своим хвостом, дракон! Именно в эту памятную ночь прошу тебя! Мне нужно диплом получить, раз! Ещё отработать несколько годков по распределению, как и положено, из Москвы меня все равно никуда не отправят, а там…

— Солнышко, дыхни через трубку! У меня теперь другие серьезные подозрения, что ты, прям, сильно поддала… В честь двадцати годков.

— Не валяй Ваньку, Холмогоров! С днём рождения меня поздравлять рано.

— Понял, прокурорша, срок завтра огласишь, я жду. Ладно, сдаюсь! Расскажи, алмазная, длинное платье выбрала?

— Если в него завернуться, то нам хватит, — можно было прикинуть на глаз, и не ошибиться. — Ёлка считает, что это шедевр, а Софка фыркает, говорит, что всю Москву своим платьем завтра подмету.

— Хижину надумала строить? — впервые в жизни Космосу нравился разговор о женских шмотках. — Берлога на Ленинском проспекте не устраивает?

— А с милым рай и в шалаше, и никуда не денешься! Будем жить, как первобытное племя…

— Папуасов?

— Тумба-юмба, мой несравненный Чингачгук!

— Твою ж мать, давай без аборигенов обойдемся, — в шалаше бы они не прожили и дня, потому что даже летом спали под одеялом, — тут один дракон местный нажрался. Заставлял пить за твое здоровье, и сказал, что возврату не подлежишь. Я его в Надькину комнату бывшую закинул, чтобы херню всякую молоть перестал.

— Вытрезвитель с отключением отопления? — Витя всегда мог найти повод квасить, и следующим же утром быть готовым к новому застолью.

— Ну у тебя и методы работы с молодежью, одни страхи и запугивания, комсомолка тоже мне, — не говорить же Лизке, что её брат снова пробивает дно, и сам не может понять, а что ему, собственно, надо от всего происходящего. — Чё сказать? На жизнь жаловался, а я ж ему говорил, что куда ему с рылом своим рыжим… Таможня добро не дает.

— Солнце, знаешь, я думаю… — без тени прежней веселости в голосе произносит Лиза, — а ведь это грустно, — мысли будущей новобрачной обратились к Софе, — и мы никак не можем им помочь. Они постоянно ссорятся, и места себе не находят, то вместе, то по углам. Она моя подруга, но я не могу отступиться от брата.

— Пусть сами плещутся, — Космос не считал нужным разбираться в личных проблемах Пчёлы и всех тех, кто был пунктом его донжуанского списка. И если эти двое приплетут в свои разборки его жену, то добра ждать не следует. — Лизок, я не для этого завтра на тебе женюсь! Перестань волноваться!

— Уже сегодня.

— Вот-вот, это у тебя нет выбора!

— И надеюсь, что ты никогда не станешь обсуждать меня с кем-то, если я начну кусаться и бодаться.

— Потому что я хороший, — Кос снова напомнил Лизе, что она говорила ему только пять минут назад, — повторишь на бис?

— Колыбельную споешь?

— Чтобы ты точно передумала быть моей женой?

— Я ж ведь уже говорила, что не дождешься!

— Люблю тебя, неугомонная…

— От неугомонного слышу!

— Все, давай по третьему кругу, всех нафиг разбудим!

— А давай…

Разговор бы так и продолжался часов до шести утра, если бы Космос не услышал, как его холодное солнце сонливо вздыхает. А до долгожданного мига уединения им ещё нужно пережить торжество, заботливо организованное старшим поколением, и тогда уже можно смело и без зазрения совести падать друг другу в объятия.

Квартира как будто вымерла. Отец явно встрял где-то по дороге, встречая с вокзала свою троюродную сестру с выводком, которую Кос не видел лет десять, и ещё бы столько не увидел, если бы не столь знаменательное событие. Пчёлкин, вполне очевидно, досматривал сто десятый эротический сон с Настасьей Кински. Белый и Фил обещали заехать вместе, прихватив с собой половину Москвы и Подмосковья. День обещал быть долгим…

Космос медленными движениями распрямил свои длинные руки, и, облачившись в махровый халат, поплелся к шкафу. На верхней полке, так, чтобы никто не дотянулся и не увидел, стояла темно-синяя миниатюрная коробка, внутри которой на бархатной поверхности лежали два золотых кольца. В бликах утреннего зимнего солнца они изысканно отливали своими красками, давая Холмогорову ощутить, что пути назад точно не будет. Его и никогда не было, потому что ровно двадцать лет назад на переменчивых берегах Ленинграда родилась Лиза Павлова. Выбор сделан, и Космос не допускает возможности своего обратного шага…

Тома предчувствует, что ближе к вечеру у неё будут дергаться оба века, из волос совершенно случайным образом пропадёт шпилька с жемчугом и сломается каблук на туфлях, которые Софка выкинула подарила ей с барской пятки. Тамаре впервые приходилось выдавать замуж подругу, да ещё быть постоянно на подхвате, потому что неизвестно, когда Витя или Саша что-то забудут, и не перепутает ли воодушевленный Валера листки с торжественными речами.

Отличаясь крайней скрупулёзностью, Тамара заранее установила, кому и что сказать, поздравляя новообращенных супругов Холмогоровых. Но, втолковывая рассеянному Пчёлкину про важность грядущей свадьбы его неугомонной сестры и закадычного друга, Тома получила в благодарность нехитрую тираду:

— Да твою мать, я и так не верю, что они наконец-то женятся, и поверю после «Горько…» и второй рюмахи, — Пчёла помнил отлучку сестры в Ленинград, и крокодильи страдания Космоса, — а там разберемся!

— Выпивоха хренов, тебе бы лишь бы надраться в хламину, — Фил пытался защитить мнение супруги, которая не привыкла к таким явлениям природы, как их Витёк. — Томку слушай, кто тебе дерьма тут насоветует?

— И блевать потом полночи, Пчёл, тебе надо? — Белов, со скучающим видом восседающий в хозяйском кресле Фила, выражает немое согласие большинству. — Знаем мы, как это бывает.

— Идите нахер, товарищи! — отрезает Пчёла, не тушуясь присутствия Тамары. — Я же вам повторял сто раз — не блюю никогда!

— Харе заливать!

— Правда, хватит…

— Ладно, шары розовые, белые и голубые, — Филатова решилась первой вернуться к волнующей теме, — и потом достаньте пинетки, и Софка с Витей… Пять минут позора, и у Лизки с Космосом три месячных зарплаты в кармане!

— Обкурившись гашиша….. соберем на малыша? — с недоумением на физиономии переспрашивает Пчёлкин, вспоминая, как подвыпившие Космос и Лиза наперегонки собирали дань с гостей у Филатовых. — Да ну нахуй… Мы кого женим? Там ползала академиков, рафовский Морфлот, дивизия из Смольного и ещё уважаемые люди…

— А Космос и Лиза у нас на свадьбе с розовыми ползунками не бегали, да? Я ж этих опоссумов просил по-человечески так не прикладываться, а они махнули! — Валера мог бы понять разумность доводов Вити. — Все, базара нет, ритуал соблюсти надо…

— Сами бля… блюдите там кого угодно!

— Ну, Витя, ну…

— Да ёперный театр, Пчёл! — сократился Саша, по мнению которого Пчёлкин ломался как красная девица. — Соглашайся!

— И шары надо надуть, — Тамара зачеркнула крайний пунктик из своего блокнота, — не подведите.

— Чего-чего, а вдуть могём… — плутовато усмехнулся Пчёла, прекращая высказывать свои недовольства, — раз, два и оп-ля!

— Пчёлкин, давай, блять, не при даме!

— По ушам давно не получал…

— Окей, ол райт, гуд! Только с подсрачниками по залу не бегать, а то не поймут.

— Я тебя услышала, Витя!

— Ты чудо земное, Томка!

— Моя жена, — гордый Фил, поддерживающий жену в любом замысле, придавал уверенности. Пусть и лицо у него сейчас, как у мартовского кота, поймавшего свою суженную-ряженную, — а все комплименты через меня…

— Смотрите, чё с этим Рембо происходит, розовый, как пэрсик…

— Пчёла, ты допрыгаешься, на свадьбу покандыляешь в повязках.

— А лучше в подвязках!

— Зачем я вас вообще позвала? — если в головы друзей её мужа вселилась «дурка», то не нужно надеяться на то, что она оттуда скоро переедет. Тома убеждена в этом на все сто процентов. Но одной разбираться с этим счастливым ожиданием праздника — не самое лучшее удовольствие…

В это дивное морозное январское утро Филатова вся в заботах. То в поисках нужной для наведения полного марафета помады, то пытаясь по телефону растолковать муженьку, что невесту из дома нужно красть выкупать ровно за час до регистрации брака, и никакой самодеятельности, иначе этот балаган действительно закончится легендарным Склифом.

И последнее мнение Томочка высказывает вслух, причем раздраженно, чем только веселит свидетельницу Голикову, свесившую ножки с дивана и спокойно жующую целую плитку «Алёнки». Обёртка постоянно хрустит в ладонях Софы, чем ещё больше выводит Томочку из равновесия.

— Ну чего ты, Бессонова? — продолжая звучно жевать, спрашивает брюнетка. — Ты же вроде уже Филатова? Свадеб не видела? Ну, подумаешь, беспределить начнут средь бела дня, да ещё в центре Москвы! Пиф-пааааф! Выходит наша Лизка замуж, с кем не бывает, случаются в жизни потрясения, а это значит, что всех проклятых конкурентов наш Косище уже перебил. Поэтому не бойся, все свои!

— Ты седалище свое от дивана поднимешь, свидетельница? Или тебе, чума, надо персональное приглашение? Пчёлкину пожаловаться? Я мигом! — Филатова не знает, что фамилия Вити горьким осадком отдается в горле его девушки.

— Твою же мать, Томка, не сыпь мне соль на рану! — осадок вчерашней ссоры с рыжим бедствием никуда не уходит. Не привыкать. — Мне и без тебя есть, кому рассказать всемирную историю отравлений.

— Мне тут не выражайся!

— Зато сразу доходит.

— Нашли же время!

Если для Томы смешны её резкие перепады настроения, и, порою, бесит обломовская лень, то Софья знает, чьими плавными чертами загорается силуэт, привлекший внимание непутёвого Пчёлы. Софка должна была понять, что в любом конфликте с ней Витя видит тупик. Или жопу, желательно, женскую. Терпение заканчивалось, а понимать и прощать его каждый раз… Голикова не подписывалась на этот аттракцион щедрости. Не на ту напал. И чем дальше, тем больше Софка упиралась, пытаясь отстоять свое право быть любимой.

— Соф, потерпи! На свадьбе вам всё равно вместе звездочки ловить, — Тамаре не нужно много слов, чтобы прочитать по светло-зеленым глазам Голиковой, что дело снова пахнет керосином, — и, дорогая, чтобы знала! Место свидетелей на наших свадьбах заколдованное! Передается почти по наследству. Спроси у Лизки!

— Кос и Лиза — это разовая акция! И я бы прибила их на вашей же свадьбе, если бы они там не договорились, — чтобы Лизе там в соседней комнате икалось от её вечной любви к чисто человеческому «поспать»… перед своим же торжеством. — Кстати, чего это она к народу не выходит? Без пяти минут Холмогорова, и уже в баре?

— Давай дадим Лизке ещё немного спокойствия, время есть. Потому что скоро нагрянут её тётки, а у нас конь не валялся.

— Нагрянут со всей балетной труппой? Тьфу ты…

— Нет, с фатой и платьем, и пока без твоего опылителя, — Тома изо всех сил подбадривала подругу, зная, что в праздник нельзя подарить себя унынию. — Вот увидишь, что букет ещё поймаешь! Софка…

— Рак на горе свистнет быстрее… Или волк тамбовский где-то сгинет, — в такие скорые чудеса Софа не верила, — и ладно, все, можешь считать, что я успокоилась! А твоя драгоценная помада осталась в ванной…

— Ладно, заканчивай лирику, поднимай ноги, и послушай, — Тамара указала на два листка, лежащих на серванте, — встречаешь их в подъезде, где почтовые ящики, пусть сначала подумают, что мы ничего не пронюхали.

— Они со мной не расплатятся, раз такое дело, — Софка загнула один палец, начиная свой нехитрый счёт, — цветочками и шампанским попробуют задарить, а это ж серьёзно. И два… И три… Все будут пытаться подкупить, а Лизка тот ещё брюлик, я не отдам… Пусть в окна лезут, баллады поют…

— Софа, окстись, — Тома покрутила у виска пальцем, — и пожалей нас! Там ни слуха, ни голоса. У нас свадьба, а не сборище жертв хорового пения.

— О музыкантах, — при жене Филатова Софа никогда не делает вид, что её кто-то или что-то не раздражает, — а Сурикова где? Раз залетела на огонь, но вчера не пришла, спряталась за своим белым человеком…

— Репетиции, прибежит, Лиза же её пригласила.

Для Тамары нет загадки в поведении Софы. Знает, что Голикова стала замечать рассеянные взгляды Пчёлы в сторону девушки Саши. Софка отчаянно ревновала. Витя не мог и не хотел нагружать себя её упреками. Клубок непонимания вился постепенно, словно подбирая нужные нити.

— Ну и отлично, живём, — осматривая свой идеальный ярко-красный маникюр, проронила Софка. — Пусть на скрипочке лабает, как раз процент выкупа покроет… Тоже мне, мечта поэта!

— Софа! Софа… Сегодня не время… И хватит, — в глубине души Тома представляет, что это разговор в пользу бедных, и Голикова не угомониться, не в её это духе, но всё-таки продолжает перевоспитывать подругу, — перестань об этом думать! Витя, я уверена, взял себя в руки. Тебе нечего бояться! Софа, дружок…

— Ну, что Софа? Дай лапу, да? А потом Витя крикнет — фас, ко мне?! — без тени смешливости в голосе говорит Голикова. — Я её не съем, больно надо, у меня на скорпионов аллергия.

— Никто там кроме тебя ничего не заметил, — Тамара предпринимает очередную попытку реабилитации Пчёлкина, — мало ли куда кто смотрит! Это Новый год, все как стёклышки были, с глазками бегающими, как будто год свиньи встречали. Филатов вообще чуть под ёлкой не уснул, хорошо, что доползли с ним до дома потом.

— А я заметила, — категорично отметила Софа, сминая обёртку от шоколада в ладонях, — и мне этого достаточно.

— Том, прошу тебя, следи за ней вечером, и не наливай лишний разик! Ни в коем случае! Это я на правах хозяйки говорю… — уговаривая Софку вести себя прилично, Тамара не заметила, как Лиза вышла из своей комнаты, зевая, и, очевидно, медленно вспоминая, зачем все собрались в её доме. — Вставай, проклятьем заклейменный!

— Мы-то уж думали всё, проспишь свадьбу! Косыч бы не простил… — Софа готова кинуть в Лизку думкой, чтобы та окончательно проснулась, но вместо этого наконец-то заканчивает с шоколадкой.

— Радость моя, Томка… Никогда не подведешь! — как ни в чём не бывало продолжает Лиза, повиснув у Филатовой на плечах, и грозя Софке пальчиком. — Встала рано, пока кто-то ласты тянет и сжирает мои конфеты…

— Ага, мне больше достанется, — декламирует брюнетка, не скрывая чеширской улыбки, и хватает подруг за руки, — тяните!

— Лиз, давай её в шкафу закроем, пусть Пчёлкин сам потом ищет, где оно запряталось?

— Подписываюсь под каждым словом!

— Вот предательницы, нормально вообще? — Софа бессильна против двух девиц, которым явно проигрывала в росте. — Ну, Павлова, не выкупит тебя сегодня твой гражданин бандит, запнется на первой ноте!

— Тогда сама его выкуплю, — Лиза заставляет Софку подняться с дивана, и сама занимает её место, — от Павловой не спрятаться, не скрыться…

— С днем рождения! Лизка! Двойной праздник! — слышит счастливая невеста наперебой от близких подруг, и в очередной раз думает о том, что двадцать четвертое января девяносто первого с самого начала давалось ей намного легче, чем та же дата в прошлом году. Ей двадцать лет. Ей, скорее, труднее поверить в это, чем в то, что они с Космосом дошли до жизни со штампами в паспортах. — Лизка, вот удумала же ты удачно! Готова к труду и обороне?

— Не волнуйтесь, сбежать у меня на этот раз не получится, ловушки по всей Москве расставлены, начиная от вас, — Лиза легко качает головой, отрицая эту версию развития событий, — и с датой свадьбы Космос сам придумал… Без дураков! Чтобы красиво получилось…

— Ну да ладно, мы вообще первого апреля поженились, — Тома вспоминает события почти годовалой давности, и их с Валерой свадьбу: по размаху и количеству гостей они значительно проигрывали празднику будущих Холмогоровых, — может, все будут помнить хоть ещё одну дату свадьбы!

— Я тебя умоляю, Томка, — Софа, размахивающая руками в разные стороны, изображала подобие утренней гимнастики, — про лишний повод заложить за воротник наши никогда не забудут! Как дай пострелять, ни в жизнь…

— Судя по визгу снизу… — Тамара, стоявшая у приоткрытого окна, заприметила, как во дворе многоэтажки затормозила новенькая иномарка, из которой с гоготом и разговорами вывалились две родственницы Елизаветы. И одна из них, Ёлка, явно чувствовала себя главным распорядителем всего того, что сегодня произойдет в жизни единственной племянницы. — Ты, Лизка, не опоздала с подъемом! Софа, беги, двери открывай! Платье приехало!

— Прям само? На бантиках? — воодушевленная невеста прытко убрала свою фигуру с дивана, и, вспомнив о времени, скрылась в своей комнате. — Понеслась, если такие дела!

— Наконец-то!

Увидев, что Софа занялась делом, а Лиза бросилась в комнату, Тамара вздохнула свободно. День обещал быть длинным, если их утро, размеренное и приветливое, дало им шансы на беззаботные разговоры.

Вот оно какое… ожидание счастья!..