88-й. Сентябрь новой жизни

Сентябрьский свет заливал комнату, а упрямый солнечный зайчик прыгал по лицу Лизы, не давая лишней минуты для сна. Приходилось бесцельно лежать с полуоткрытыми глазами и считать очередное стадо овец, чтобы уснуть, но пастушка из беспечной студентки выходила неумелая. Лениво потягивая длинные ноги, непокрытые одеялом, Лиза совершила попытку потянуться всем телом, но без успеха. Скорый подъем снова себя откладывал.

С пятнадцать минут гипнотизировала две фотографии на столе.

Чёрно-белая карточка двухлетней давности — выпускной ребят в восемьдесят шестом. Фотографировались на «Зенит» Юрия Ростиславовича в синей беседке, перед тем, как отпустить Валерку на выпускной бал в спортивном интернате. Уговорил сфоткаться честной компанией Сашка. Снимок для истории и родителей, когда ещё все будут в таких прикидах. Идею поддержали единогласно.

На фотографии родные улыбчивые лица: Саша и Фил, здорово смахивающие на сбежавших со свадьбы женихов; Пчёла, с неизменной польской сигареткой в пальцах; восьмиклассница Лиза с аттестатом Вити и Космос с воздушными шарами. Холмогоров сгреб на себя обоих «любителей мёда», широко улыбаясь во все тридцать два зуба, а деловитые Белый и Фил стояли по краям от троицы.

После фотографирования Лиза убежала домой, а мужская компания веселилась до самого рассвета, топя печень в затаренном в разных местах алкоголем, рискуя мучиться похмельем от начала взрослой жизни. Аттестат зрелости Пчёла отдал сестре не зря — Валера доставил брата до дома в бессознательном положении, констатируя, что праздник удался на славу. Крепок же был шотландский скотч, изъятый Космосом из отцовского бара!

Вторая фотография — последний звонок восемьдесят восьмого года.

На снимке пара: Лиза в парадной школьной форме, с цветами и двумя огромными бантами в золотистых локонах, и Космос, едва не опоздавший на праздник девушки. Пчёла называл их позу «спёр Снегурку», а Лиза отмахивалась от брата. Она сияла, как начищенный пятак, утопая в цветочном разнообразии. Среди охапки простеньких астр, тюльпанов и пионов, врученных выпускнице щедрой толпой первоклашек, красовался букет розовых роз — подарок Космоса. Он больше не друг, за которым Лиза готова спрятаться.

Кос значит больше, чем весь остальной мир!

Холмогоров заграбастал Лизу в свои руки, и в ответ на Валерино — «без лап, Косматый!» — они вообще забили на то, что нужно посмотреть в объектив, синхронно скрестив похожие взгляды. Слушать комичные восклицания Фила никто не стал.

Со спинки стула по неведомой силе свалилось любимое клетчатое платье Павловой, купленное для неё Еленой Владимировной в одной из командировок в Югославию. Ёлка любыми способами пыталась восполнить те дни, которые Лиза проживала в Москве, и задаривала племянницу вещами, которыми мог похвастаться не каждый московский студент. Валентина Анатольевна Пчёлкина укоряла молодую родственницу, не поощряя расточительности, а Павел Викторович с сожалением отмечал, что рано или поздно Лизу перетянут в Ленинград, чтобы шла по проторенной дороге.

— Я приму твое решение, ребенок, — заверила Ёлка, прощаясь с племянницей в парадной дома на Московском проспекте. — Москва, так Москва, поступим по-другому!

Пройдя на дневной факультет Всесоюзного юридического института*, Лиза оставила всякие мысли о переезде. Поэтому город-герой оставался пометкой в паспорте и местом первых детских воспоминаний.

Платье само себя с пола не уберет, но подниматься с кровати и Лиза не спешила. Всего лишь девять утра… В голове настойчиво, быстрее дачной скоростной попутки, проносилась мантра — «хре-е-е-н вам все-е-е-м»! Каждый трудящийся заслуживает отдых, а институте тоже труд. Лиза целых три недели не выплывала из научной библиотеки раньше четырех часов дня. Вливалась в студенческую жизнь, постигая тяжесть гранита науки, искренне пытаясь сосредоточиться на пройденном материале.

Сокурсники Лизы, образовавшие единое сообщество со всех концов Советского союза, оказались компанейскими ребятами. Через неделю народ разбился на группы по интересам, но из пестрой толпы сокурсников внимание Лизы обратила на себя Софка Голикова — дочь партийного функционера, непонятно за какие грехи поступившая в юридический институт. Рациональностью Софа напоминала Валеру Филатова (жаль, что боксировать не умела), и отличалась внешностью пушкинской Татьяны и умными зелёными глазами. Софка относилась к своей участи легко, не жалуясь на молодую жизнь. Это и сблизило их с Павловой.

С неделю назад группа сто восемь собралась единым скопом в одной из общаг института. С песнями, танцами и историями о собственном пути, который и завлек их на галеры юрфака. Лиза могла бы до ночи болтать за жизнь в такой веселой компании, и до самого утра перебирать гитарные аккорды, пытаясь сыграть «голубиную песню», ценимую её мальчишками. Но сизый голубок в восемь вечера прилетел за Лизой сам, впечатляя своим обликом советское студенчество. Пчёла доставлялся в комплекте.

Салаги-студенты ломали головы, как эти двое преодолели строгача-коменданта; на что получили ответ — комендант сам проводил уважаемых людей на место. Лиза и сама с трудом представляла, как Космос и братец преодолели строгую пропускную систему в виде неподкупной комендантши Семеновны в огромных очках с роговой оправой. Безликая дама в возрасте запоминала студентов раз и навсегда; и не иначе, что по молодости работала в НКВД или разведке.

Так все неудавшиеся поклонники и любопытные одногруппницы узнали, что у Лизы Павловой есть «целый Космос», который вполне мирно познакомился с пацанами и даже угостил их «Marlboro», и старший брат, польстившийся на миловидных первокурсниц. Жаль, что с Софкой не нашел общего языка. Витя, чуть не сшиб брюнетку дверью, вдобавок обливая её новые брюки-бананы газированной водой. Пришлось успокаивать подругу тем, что брат у Лизы не всегда такой криворукий. Но Софу Пчёла, очевидно, запомнил.

Последствия обучения не дают Лизе хоть немного задуматься о том, какими методами бороться с родимой ленью. Подготовка к занятиям воровала не только свободное время, но и лишние силы. И теперь поднять Павлову с кровати могло лишь чудо… Но космическое чудо, обрисованное формально-юридическими признаками, уехало куда-то с родителем, приносить пользу друзьям профессора Холмогорова. А свой выходной Лиза решила посвятить не кроплению над конспектами, а чисто человеческому «поспать».

Ночью отчего-то привиделись неравные бои, не хуже, чем в «Пиратах двадцатого века», с дракой и криками, погоней и пистолетами. Наверное, нужно прекращать смотреть телевизор поздними вечерами. Однако, бой привиделся не на судне, как в знаменитом киношлягере, а на каком-то карьере, не то на озере. И силуэты все знакомые-знакомые…

И всё-таки прекрасно, когда можно просто созерцать потолок и отдыхать от повседневности. Блаженное состояние, свойственное лишь воскресенью. И оно так неожиданно было прервано Пчёлой, ввалившимся в спальню Лизы. Доброе, блин, утро…

— Пора, красавица… Вставай! — интонацией парень пытался воспроизводить едва ли не «Мороз и солнце». — Гимн для верности врубить?

— Всегда знала, что в душе ты поэт, — замогильной интонацией, не предвещающей Пчёлкину ничего хорошего, ответила на приветствие Лиза, — но ты помнишь о судьбе нашего всего?

— Не-а, в душе я разведчик, — Пчёла припомнил тему своего школьного сочинения, — мне даже комиссия поверила, хоть врал, как сивый мерин.

— Лучше бы тебе военком не поверил. Зачем так рано зад с дивана поднял, а? — само по себе удивительно, что Витя не спал в такое время. — Сказку о спящей красавице помнишь, Пчёл?

— Ты хотела сказать… Сказку о ленивой жопе? — ехидно поинтересовался Витя, продолжая маленькую победоносную войну. — Шевелись, рыбина! Солнце в зените…

— Блин, будильник, твою мать, — Лиза бросила подушку на кровать, и прошлепала к шкафу с зеркалом. — Ты безнадежен! Иди спать! — отражение в зеркале глянуло на Лизавету не слишком довольными ярко-голубыми глазищами. — Ну и видок…

— Не, жрать хочу, как гражданин какого-нибудь Гондураса, — Пчёлкин плюхнулся на кровать рядом, — а ты, бля, дрыхнешь! — по опухшему лицу Пчёлкина было ясно, что он и сам недавно проснулся, а родители смотались на дачу утренней электричкой. — Лизк, улей страдает! Мамочка на дачу отчалила, так бы шел мозги по другой инстанции топтать.

— Нагло разбудить человека в воскресенье — это призыв к спасению? С добрым утром, кстати, братец!

— Лиза, не все же ништяки Косу! Покорми брата, знаешь же, что я в бабской стряпне — нуль!

— Уговорил! — Лиза проследовала на их маленькую кухоньку, чтобы приготовить омлет с бутербродами и поставить чайник. На великие кулинарные подвиги сегодня с утра она не готова. — Вдруг коньки от голода откинешь, и что я расскажу всем?

— Да любой твоей версии поверят, ещё уши вдобавок развесят, — Витя звонко чмокнул сестру в щеку, — не сомневайся, родимая!

— Услышат, что Пчёлу уморила, и в суде оправдают? — без особой причины эта мысль пробила Лизу на дикий хохот. В роли судьи почему-то виделся Космос Юрьевич, такой прикольный и с судейским молоточком. — Косу надо рассказать.

— Он давно мечтает, что бы я крылышками лишний раз не махал! Ты только быстрее, потом прогуляться пойдем, а то мне одному сегодня тоже не катит. Давай, потом Тео подтянем. Ты ж не спать весь день собиралась? Составь компаху!

— Ты говоришь, будто не в одной квартире проживаем, а так, соседи с третьего подъезда! Маршрут предлагай сам.

— На месте разберемся, но с тобой готов и на Луну укатить, — Витя прислонился к косяку двери, благодарно смотря на младшую сестру, сосредоточенно орудовавшую с кухонной утварью, и сдавленно хихикавшую ответ на его шутки.

— Нет, Вить, далековато от Космоса будет, не простит, — настроение юной девушки, отстукивающей музыкальными пальчиками по деревянной столешнице какой-то зарубежный мотив, говорило о том, что она счастлива, хоть спросонья такая нахмуренная и забавная.

Можно сказать, Пчёла любовался сестрой, отмечая, что нешуточную привязанность Космоса к Лизе можно было реабилитировать из-под первоначального осуждения. Она действительно положительно влияла на раздолбая Космоса. Но себя на месте влюбленного идиота, Пчёла представить не мог. Зачем ему такая фигня, чего он там не видел? Любовные волнения он испытывал лишь классе в восьмом, втрескавшись в одноклассницу Машку Шмелеву. Но после первого поцелуя и двух свиданий запал влюбленного Пчёлы исчез, и не поминайте лихом. Тем более что Машка не заценила пачку жвачки, раздобытую для неё не самым легким путем.

От своих размышлений Пчёлкина отвлек вскипающий чайник, который Лиза поспешно выключила, попутно открывая холодильник.

— Так, яиц дома нет, давай кашу, полезнее, — командным тоном произнесла Павлова, и парню оставалось только согласиться с хозяйкой кухни.

— Я — всеядный…

— Впервые за утро ты меня порадовал.

— Ладно, я курну, не мешаю.

— С тебя мороженое, Вить!

— Да хоть целый ларек! — со смехом прокричал Пчёла из коридора, напяливая на ноги убитые временем кеды, чтобы выйти на лестничную площадку.

Позавтракав в темпе вальса и наспех приведя себя в порядок, Лиза и Витя вышли из дома, не имея определенного пути следования. Олимпийка брата, накинутая на плечи Лизы, висела на фигуре девушки ненужным грузом. На улице слишком тепло и солнечно. Пчёла, пообещавший сестре мороженое за вкусный завтрак, сдержал слово у первого ларька. Пломбир за девятнадцать копеек принес первокурснице едва ли не большую радость, чем отмененная последняя пара в субботу.

— Чёрт, со вчерашнего вечера о нем мечтала! — Лиз поедала мороженое кусками, не боясь чувствительности зубов или бронхита. — Во всем Софка виновата, отговорила!

— Остановочка, погоди! — Пчёла вопросительно посмотрел на сестру. — Софка, это та… Знойная, и у-у-ууу-у-х! Гневная! — довольно протянул Витя, вспоминая, что при встрече с Софой он чуть не прибил её дверью в студенческую общагу. — Цыганочка с выходом!

— Какая цыганочка, глаз-алмаз? — вразумила брата Лиза, пощелкав пальцами перед смешливым лицом. — Серьезная девочка, по улицам ночью не шляется, родителей слушается, и с Викторами Пчёлкиными не водится.

— С Витей Пчёлкиным не водится? Это поправимо, — затея Пчёлы все меньше нравилась Лизе, потому что она прекрасно знала, что долгосрочные знакомства с противоположным полом не входили в его планы. — Лизок, тебе жалко?

— Жалко свое не направляй на Софку, и должна предупредить, Вить, — Лиза могла только огорчить Витю, распушившего свой павлиний хвост, — какая-то любовь всей жизни, с подачи её родителей, у Софы в наличии. Поэтому люблю, целую, пока!

— Мама родная! — весть эта невольно вызывала ухмылку — ничего себе предки, устроившие девчонке выгодную и удобную жизнь. — Годно устроилась твоя подруженция! В семнадцать-то лет! И не жалко тому отчаянному свободу терять?

— Не берусь судить… — с пломбиром покончено. — Не поймет она твоих занятий… с челноками, ментами или кто у тебя там еще из знакомых?

— Откуда все знаешь-то? Я же еще даже не обозначил ориентиры…

— Я просто предупредила, брательник!

— Все-таки мы родственники! Припоминаешь мне игру в злобного папку?

— Я не злопамятная…

— Не кипятись, давай на место заскочим, проветримся.

— Веди меня, мой юный друг!

Речь зашла о Рижском рынке, где Лиза была лишь однажды, практически мимоходом, не выходя из машины Космоса, дожидаясь, пока он обсудит какое-то важное дельце с неким Червоном. Фамилия ли это было или кличка, Лиза не предполагала, а Кос и не пытался ввести свою половину в курс дела.

— Заодно увидишь, как люди деньги наваривают.

— Спасибо, что наконец-то удовлетворил мое любопытство.

— Если по правде, Кос не зря тебя подальше от таких мест держит, — Пчёла и сам считал, что не бабское это дело — из торгашей зелень выбивать. И поэтому Лиза знала лишь общие черты прибыльной деятельности, которая со временем обещала набирать все большие и большие обороты. Заживут!

— Господи, это же просто рынок с тоннами барахла! — разнообразие продаваемых благ Лизу не интересовало, а Витя же чувствовал себя здесь, словно рыба в воде.

— Чёго б ты понимала, — покачал Пчёла головой, поправив черную кепку. — Хорошая кепочка! Или у меня уже склероз? Тебя после венгерских башмаков от Ёлочки ничем не удивить?

— Знаешь, когда мы приезжаем в Ленинград, то в любимчиках носишься ты, не увиливай!

— Потеряла она веру в меня, когда я на политэкономию не пошел. И на черта оно мне? Здесь лохов так прижимают, что месячная отцова зарплата за день!

— Ну да, — Лиза откинула распущенные белокурые волосы на одну сторону, — и пять моих стипендий, добей меня сразу, чтобы не мучилась.

— А мы и уж пришли… — ноги сами принесли пчёлок в нужную сторону.

Лиза считала рынки малоприятными точками на карте столицы. Они отталкивали студентку своим оживлением, напоминая клоповник, из которого поскорее хотелось выбежать. Но нужно отметить, не только рынки в последнее время производили на Павлову такое впечатление. Гастрономы и универмаги, булочные и бакалеи, с полупустыми полками и вечными очередями, вгоняли новоиспеченную студентку в тоску и уныние, только одним своим вечным будничным обликом. Тётя Валя постоянно пеняла ей на «лень и тунеядство», ставя в аргумент то, что рано или поздно Лизе придется стать хозяйкой в доме. Делу полушутливые упрёки тётки никак не помогали.

Рижский смущал и обилием знакомых Космоса и Вити, а лучше сказать подопечных, которые как-то недобро косились на брата с сестрой. То, как парни управлялись со своими делами на подконтрольных точках, и как добывали деньги — закрытая тема. Не для того Павлова поступила на юрфак, чтобы ребята так сразу взяли и посвятили её в тонкости своей каждодневной работы. Предательская мысль часто заставляла задуматься: может, и прав был Фил, когда несколько разочарованно говорил братьям, что затея с подобным независимым заработком ничего хорошего не сулит?

Но Лиза не была бы собой, если бы не поинтересовалась у брата:

— Витя, я, конечно, знала, что ты мыслишь нестандартно, но ты лучшего местечка для моих затекших конечностей придумать не мог? — по правде говоря, Лизу смущали масляные причмокивания возрастных дядечек с сумками на животах и прочих торговок, готовых перегрызться за приятно шуршащую бумажку.

— Маруся, ты мне признаков медвежьей болезни не подавай!

— Ты же с кем-то встретиться собирался, верно? — внимание Лизы привлекло ярко-зеленое шелковое платье — совсем такое же она видела на легкомысленной дочке какой-то шишки из судебного департамента, обучающейся с нею на одном потоке. Так вот откуда растут ноги… — А вот и первая мода всея факультета.

— Платье понравилось? Какая-то тряпка-тряпкой… — заметил старший брат. — Да расслабься — сегодня здесь делать нечего, пошли в сквере посидим, тут рядышком.

— Нет, просто видела такое же на знакомой! Говорила, что покупала в ГУМе… — снова вспомнилась очередная «первая леди курса».

— Не платье красит человека! Даже если человек — девушка… — сказал Пчёла, закуривая «самца».

— То есть, я что-то о тебе не знаю, и на досуге ты примеряешь мои платья? — несмотря на то, что своим новым афоризмом Пчёла был до крайности доволен, о чем говорила его ухмылка на лице, Лиза поспешила опустить его с небес на землю. — Пчёл?!

— Я, конечно, после пьянок могу у унитаза Посейдона звать, но все не настолько плохо! — молчание послужило ответом Пчёлкину.

Лиза внезапно вцепилась в его локоть рукой и остановилась как вкопанная.

— Эй, Лиз! Ты куда вылупилась-то?

— Погоди…

Ряженная в нелепый розовый пиджачок блондинка, показалась Лизе смутно знакомой. Пчёла не обратил на разукрашенную девицу с подругами, стоящих в десятке метров от них у прилавка с духами, никакого внимания, а до Лизы наконец-то дошло, кого она именно видит, хоть глазам своим в эти короткие секунды, девушка поверить не могла.

— Мы как тополя на Плющихе, все палят без конца… — непонимающе буркнул Витя, потащив сестру вперед за собой, но она подвела брата к очередному прилавку, делая вид, что что-то рассматривает. — Ты мне руки оторвешь, как потом работать?

— Ёлки зеленые! Стой, голову поверни, смотри прямо, — Лиза перешла на шепот, и, приблизившись к уху брата, произнесла. — Это же Ленка… Сто лет её уже не видели в наших краях!

Пчёла потупил свой взгляд на разнобойную кучку девиц, судя по их одеянию, не слишком облегченного поведения, и, присвистнув, сказал:

— Какая на хрен Лена?

— Соображай, Пчёл!

— Еханный, бл… — парень отодвинул темные очки с глаз, оценивая масштаб бедствия. — Да ладно, вот эта выжженная тёлка, что ли, в розовом?

— Если у нас не обман зрения, то вариантов ноль… — ошибки быть не могло, но в нее-то почему-то верить и хотелось.

Перед отбытием Саньки в армию Лиза приятельствовала с Елисеевой, которая практически влилась в их шумную компанию. Космос так вовсе пообещал Белову, что будет присматривать за Ленкой, поддерживая её дружеским участием. Но Кос с успехом надзирал только за Павловой, а о девушке Белого вся компания в скором времени позабыла.

— Японский городовой… — нашлась пропажа. Но помнил Пчелкин один скабрезный слушок, но пересказывать друзьям его не стал, не всё в жизни правда.

— А какая же ещё? Санькина! — и попытав счастье, надеясь, что эта кукла никак не может быть утонченной Леной, любовью к которой дышало каждое письмо Белого, Лиза крикнула: — Лен! Ленка!

— Чё ты орешь так? — осек её брат, но Лиза заметила, что на окрик Елисеева всё же обернулась. Смерив Павлову равнодушным взглядом, она поспешила потянуть своих знакомых подальше от Пчёлкина и его сестры. — Лиз… Да, даже, если она!

— Нет, Вить, — Пчёла вывел сестру в недалекий от рынка сквер и, решив отдохнуть, нашел лавку в самой тени, чтобы спрятаться от солнца. — Не могли мы обознаться! Точно — Елисеева, да вот только наряжена, как…

— Как манекенщица, говори по чесноку, — слухи о том, что девушка брата Белого подалась в представительницы не самой благородной профессии, а потом и вовсе пошла по рукам, доходили до Виктора Пчёлкина не впервые, но сегодня случай увидеть то, во что превратилась скромница Ленка, представился сам собой.

— То есть? — Лиза скинула с плеч куртку. — Ты это уже видел?

— Ну слышал я, от некоторых лиц нехорошие слушки, но не передавать же, не похож я на сплетника! — сигарета, найденная в кармане джинс, дала возможность снова рассуждать трезво и логически — Пчёлкин и сам немало удивился изменениям с Ленкой, и тому, что она даже не поздоровалась с ними. Друзья вроде бы.

— А Космос? — о таком бы её Холмогоров молчать не стал — пыхтел бы как чайник, да еще пошёл на неведомые разборки. — А Валера? Знают?

— Да откуда, я и не говорил… — сигаретный дым немного успокоил Лизу, которая не решала курить при брате — баловалась лишь с Софкой где-то далеко от института и постороннего внимания. — Вот нахрена — Филу сейчас только до его рингов, а Кос сразу стрелу заварит, а тут проверить надо.

— И что поведаешь? — откуда Пчёла столько знал, Павловой было неведомо — полнится же земля слухами. — Она же работала, собиралась на другой год поступать…

— А то, что после прачечной утекла Сашкина дама в лапы какому-то хомуту, какой тебе институт? — на лице брата Павловой проскользнула скользкая ухмылочка. — Потом — в манекенщицы, а значится — почти с кем попало! И кто ж её там знает…

— Что Тёть Тане сказать потом, не знаю…

— Лизка, оставь горячую голову на потом, ну кто же его знал?

— Она нас узнала!

— Ладно, пошли на наше место, вдруг Теофило примчался, а нас никого нет… — лучшего решения подобрать было сложно, и сестра молчаливо согласилась с братом, всё ещё раздумывая над случившимся. Проблема пришла совсем из неожиданного места — кто бы и мог подумать…

* * *

Шел восьмой час вечера, когда Космос позвонил в квартиру Пчёлкиных, сообщая Лизе, что он заедет за ней через двадцать минут. Это спасло Павлову, которая наконец-то отвлеклась от мыслей о Елисеевой с Беловым, и неминуемом тяжком разочаровании для последнего. Крикнув запоздалое предупреждение домашним, что вернется домой нескоро, Лиза скатилась со своего этажа раньше времени, решив дождаться Коса вне дома.

Темнело довольно рано, но Лиза любила вечерние прогулки. Дышалось свободно и полной грудью, людей на улицах практически не имелось, и сентябрь все еще был по-летнему теплый. Обычно они с Космосом задерживались на прогулках до поздних часов. Лиза ни на чтобы не променяла эти мгновения, когда она собственными глазами видела непробиваемого Коса, способного развеять любую проблему в пыль, совсем иным.

Это любящий Лизу Павлову Космос — он её дом, воздух и нежность. Только с ним она почувствовала то, чего безвозвратно лишилась двенадцатилетним подростком — абсолютную любовь и ощущение безбрежного счастья. В закрытом мире существовал только он, и, признаться, что сестра Вити Пчёлкина не помнила того времени, и когда Коса не было рядом. Казалось, что Лиза полюбила его именно в далекий момент, когда впервые увидела.

Неосознанно потянулась именно к Холмогорову, который часто играл с нею, как кошка с мышкой, поддразнивал и получал зеркальные ответы; но никогда и никому не давал в обиду. И последующие события в жизни связали их ещё крепче. Чужие несчастья заставляли бережнее относиться к своей любви.

От размышлений отвлек знакомый лязг тормозов, грохот закрывающейся двери, и возникший из своей легковушки Кос, одетый в модные джинсы и черную кожаную косуху. В последнее время ему по душе приходились классические костюмы, которые очень, но сегодня, видимо, какой-то знаменательный день, и косуха вновь реабилитирована из вороха залежавшихся в шкафу вещей. Парень бодро отсалютовал девушке своей широкой ладонью, и почти вприпрыжку подбежал к ней. Лиза без лишних церемоний взлетела к нему на руки, держась за плечи, и не боясь упасть. Космос обязательно поймает, сомневаться не приходилось.

При виде Холмогорова, смотрящего так любовно, у Лизы пропала нужная нить для серьезного разговора о Сашке. Мыслями завладел Кос, которого она не видела почти два дня.

— Наконец-то! — Космос расцеловывал щеки девушки, покрытые розовым румянцем. — Маленькая, как с предком управились, сразу к тебе. Ты чего в одном платье? — Кос заметил, что Лиза не накинула на себя даже ветровки, хотя на улице поддувал прохладный ветерок.

— Нормальное платье, Космос, — тонкие пальчики девушки зарылись в темные волосы Холмогорова. Лизе нравилось, что они ласкали её пальцы, будто черным шелком — совсем мягкие. — Привет, рабочий!

— Ну я бы сантиметров пять прибавил! — Кос поставил Лизу на ноги, и, сняв свою кожаную куртку, накинул на тоненькую фигурку девушки. — Тебе эта фирма больше, чем мне идет…

— Я соскучилась ужасно, а тебе опять не нравится длина моего платья!

— Солнышко… — наедине Кос часто назвал Лизу совсем по-детски. Хотя бы потому что светловолосая девушка с большими небесными глазами иногда действительно смахивала на нечто неземное. — Я б сказал, что мне нравится, но не здесь…

— Оставлю твои тайны на потом!

— Лизкин, а я, между прочим, не зря профессорам помогал! — Кос показал пальцем на багажник своего автомобиля. — Яблок тебе привез! Не зря же, обдирать, эти чёртовы деревья заставили, а ещё и на верхотуру лезть…

— Спасибо, скалолаз! — Лиза прекрасно знала, что огородные работы её космическое чудовище не переносит на дух, и из-за этого рассказ о яблоках показался просто героическим. — Я тебя обожаю!

— А я тебя тем более, подлиза!

Они стояли, нежно обнявшись. Улица освещалась фонарями, а Холмогоров все же оказался прав, когда закутал свое сокровище в куртку. Сентябрьский ветер дул по ногам Лизы непритязательным холодком, предсказывая скорое отступление теплого бабьего лета.

— Кос, ты же устал? — в отличие от Лизы, Космос проснулся достаточно рано.

— Ну, здравствуй, жопа, новый год! Приехал, называется! — досада проскользнула в голосе сына профессора астрофизики, но Лиза стёрла это чувство, потянув Коса за уши и прикоснувшись губами к его губам. — Лизк!

— Всегда прокатывает! — Лизу радовало, что собственный высокий рост не был помехой для удобного гнездования на руках Холмогорова. — Я просто волнуюсь…

— Брось, — Космос успокаивался, когда руки любимой девушки обнимали его, — что мне вообще дома делать? Капать на мозги пиявы? Или что там ты заметила вместо них?

— Сойдёт за статую, когда молчит, бесполезная в быту, правда…

— Ещё не понимаю, как от несварения не скорчился…

— Зато готовить научился!

— Где папаша откопал такую рептилию? Паразитирует же, ты и сама видела…

К слову, Кос ещё летом довел до сведения своего отца, что Лиза Павлова — его девушка. Выбору сына членкор обрадовался — надеялся, что студентка подаст его сыну хороший пример. А ещё Лиза была единственной гостьей профессорской квартиры, которая умела играть на фортепиано, и это подкупило характерного академика. Музыкальный инструмент ожил, когда девушка его сына приблизилась к клавишам, и по памяти сыграла незатейливую пьеску из собственного детского прошлого. Пальцы не забыли нотной грамоты, порядком заброшенной после аварии.

— Пиявы же гадость из организма забирают, а от Надьки один ущерб!

— Твою мать, ну, значит — рептилия!

Новая кличка Наденьки ей более чем подходила — парочку пробило на безудержный смех, и кто-то с балкона крикнул им поучающее:

— Совсем обнаглели, ни стыда не совести! — вид соседки со второго этажа еще больше рассмешил Павлову, такой нелепой была колонного вида женщина в старой косынке, и они с Космосом поспешили скрыться в машине, не привлекая к себе лишних взглядов.

— Когда-нибудь все пиявы мира должны были на нас ополчиться! — Лиза устроилась на пассажирском кресле, а Кос не спешил заводить мотор. Снова гладил розовые щеки своей девушки, и накрывал ладонью худые коленки, которые не могло закрыть клетчатое платье. — Кос! Если честно, у меня есть серьезная тема для обсуждения…

— Не сегодня! — поцелуй служил отличным отвлекающим маневром.

Отрываться от Космоса было совершенно немыслимым. Они не скоро прервали поцелуй, вспомнив, что держали другой маршрут. Лиза отвернула лучезарное лицо к окошку, пряча довольную улыбку.

Она любима и она любит!

Комментарий к 88-й. Сентябрь новой жизни

* — Лиза учится в будущем МГЮА (1987 году в заочном институте открывается дневной факультет).

Загрузка...