Небо в алмазах (СИ)

90-й. Забудь сомнения

Комментарий к 90-й. Забудь сомнения

Космос/Лиза, конец 90-го:

https://vk.com/wall-171666652_132

OST:

— Комиссар — Твой поцелуй

Пятнадцать минут. Ровно столько времени для размышлений оставалось у Космоса, пока он терпеливо караулил студентов юридического института, убегающих с занятий. Поменяться с зелеными салагами местами Холмогорову не хотелось: бравые ребятки, голосящие за законность и чтящие правопорядок, не имели за душой ни гроша на хлеб с маслом, ни реального представления, с чем им придётся сталкиваться, сгибаясь в три погибели государства ради.

Им и во сне не являлось, насколько нагло брешут сводки Генпрокуратуры, считающей преступную статистику со всех углов Союза. Но у каждого имеются собственные представления о добре и зле, и поэтому Кос не пытался навязывать будущим судьям и милиционерам свои нехитрые понятия.

Космос не видел себя, чинно склонившим голову над учебником. Что физфак, что юридический. Ему все одно! Не выдержит душа поэта. Полезней Лизкиных учебников будет журнал «Крокодил», а тетрадки с задачками по уголовному праву казались Косу полной ахинеей. Поведал бы Космос любому профессору юридических наук, как обстоят дела с криминогенным фактором. И что ребусы про кражи не решаются с помощью буковок из волшебной книжки под названием УК РСФСР.

Представлений о студенческой жизни хватило навечно, стоило проникнуть в перенаселенную общагу, где ценность любого его сверстника представляли пару плакатов Саманты Фокс и полупустая пачка «Беломора». Доходяги хватались за каждую возможность идти в ногу со временем, подручными средствами обеспечивая свой дешёвый быт. Им постоянно чего-то не хватало, и поэтому элита нации должна быть благодарна, что на целый этаж общаги есть вполне сносный душ и уборная, а на кухне регулярно вымирали тараканы.

Изучая хаотичное движение толпы на улице, Кос высматривал в незнакомцах знакомую золотистую головку, попутно вслушиваясь в то, как динамики ритмично выдают надоевшие до скрипа в ушах «юмахарт, юмасоул». Пальцы привычно расположены на руле, постукивая в ритм энергичной западной композиции. Будь рядом Белый, он бы выразился, что его уши не созданы для такого дикого запада, и на всю мощь врубил бы «Плот», напрягая горло и подпевая Лозе на всю ивановскую.

Но другу никогда не везло в этом деле, потому что на переднем кресле восседала Лиза. Она не впускала Сашку вперед, каждый раз, удобно располагаясь рядом с личным водителем, и совместно с ним определяя, что будут слушать обитатели заднего ряда. С Лизкой спорить бесполезно, но Белов пытался навязать свое мнение, с упорством знатока своего дела.

— Лиза, врубай Женьку, надоело твой загнивающий запад гонять! Там девчонку… — Сашка, с видом обиженного бульдога, садился за Космосом, небрежно разваливаясь в салоне лимузина, и подвигая Пчёлкина, спящего после очередной бурной ночи, — девчоночку синие очи. Или синеглазую! Там прям вообще под настроение.

— Белый, да шуруй ты к своей синеглазой тогда. Тебе прямо. А меня от этой песни скоро кондрашка хватит, стопудняк! — Кос медленно увеличивает звук, пытаясь своими движениями немного напомнить Лизе, как все началось, и как она не понимала, куда дует ветер. Или старательно прикидывалась, пряча себя в кукольный домик. — С меня хватит этой дворовой романтики, я на ней собаку съел! Овчарку целую, не подавился.

— Ага, Сань, чтобы у меня от этой синеглазой девчонки уши завяли? — у Лизы свои незабытые ассоциации с песней кумира всех синеглазых девчонок, приправленные воспоминанием о том, как Космос долго и упорно признавался ей в любви. Включая эту песню, раз по пять, именно когда Лиза оказывалась рядом. Учитывая, что песня длилась около шести минут, Павлова не могла сказать, что её уши не принимали форму трубочек со сгущенкой. — Ночью меня разбуди, а я кассету спрячу! Потому что Космос использовал эту песню усерднее, чем её исполнитель! Гостелерадио так не напрягалось…

— Не сыпь мне соль на рану, — Кос перехватывает руку, спокойно лежащую на коленке девушки, и тянет к себе, начиная рассказывать пацанам свою историю болезни. — Мне эта песня душу всю душу вывернула, не хуже, чем мультик про Умку. Значит, включал её по тридцать раз, пока кое-кого из-за кустов, как гаец высматривал. Потом приходит, как дела, траси-маляси! А после хлоп глазами, и моя-твоя не понимать, но мне в кайф, продолжай признаваться… Гражданка Павлова, это как расценивать? Делись инфой!

— Как реакцию на твои хитро расставленные путы, фантазёр ты хренов, — Саша перехватил ответ Лизы, пока блондинка млела под избирательным взглядом Космоса.

— Поболтай мне тут со своими Шопенами, старичок, — Космос в очередной раз вспоминает единожды посещенный концертный зал консерватории, и свой зарок — никогда больше не поддаваться на уговоры Белого. — В добровольно-принудительном! Всем слушать Фэнси.

— А потише, блять, сделать нельзя, ёпт твою дивизию! Нигде, блин, не вздремнуть, — открывшему глаза Вите безразлично, какая музыка раздается в салоне авто — она уже помешала ему выспаться, — но я на «Девочку» тоже согласен, Сань! Была у меня одна, глаза, как тормоза. Еханный бабай, такие глаза! Чёрт…

— И буфера, как два бульдозера, ты договаривай, романтик недобитый, — Белов закуривает «Самца», на которого перешёл, стоило ему вернуться в Москву, и треплет Пчёлкина по рыжим волосам, больше похожим на извержение вулкана, чем на мужскую прическу. — Проснулся, салага! Трудился всю ночь? Ударник комсомольской стройки!

— Ребят, не наглейте, не в пивнухе, — Лиза, не отрываясь от Космоса, недовольно смотрит на брата, пытаясь отрезвить его одним голубым взором, но в ответ Пчёла лениво поводит плечами, понимая, что камень летит в его огород. — И вообще, Санька, тоскливо от твоего Лозы! Мы не на маленьком плоту, а в железном «Линкольне».

— Как у Майкла Джексона, между прочим, — не забывает напомнить Космос, разряжая обстановку между братом и сестрой, — и огни сам Уорхол рисовал, клянусь!

— Я вас умоляю, братья, — музыкальный спор продолжался с новой силой, и масла в огонь подливал Белый, — зато Лоза не с накрашенной харей, как ваши Джексоны и Депеши. И те чубакки, которые у Пчёлы в гараже висят. С гримом, как у бармалея в ТЮЗе…

— Твою мать, Сань, не замечали за тобой знания таких подробностей, — Космос уже не пытался высвободить свою руку из захвата Лизы, которая слушала ребят вполуха, отвлеченная музыкой и новым перстнем-печаткой на пальце жениха. — Вот что значит, пару раз в консерваторию сгонялся!

— Эй, Батя, а ты чего против моих Депешей имеешь? — встрепенувшийся Пчёлкин, со сна похожий на встревоженного воробья, пытался присесть ровно, но тело, застывшее в не самой удобной позе, с трудом делало движения. — Поясни…

— Я сам-то уважаю, Пчёла, но эти бронтозавры красятся, как пидора…

— Белый, бля, ты не смыслишь в музле! Кто б говорил…

— Харе, можно подумать, Кос, что ты разбираешь ту белибердень, которую поют твои Джои?

— У Лизки пятерка по инглишу стояла, и я тоже шпрехаю по инерции.

— Кос, какой шпрехаю? — Лиза закрывает свое уставшее лицо ладонью Космоса, и удрученно вздыхает. Кос неисправим, особенно когда хочет доказать, что в чем-то он лучше всех. — Это уже немецкий, майн либен!

— Да какой там немецкий, елы-палы! — Саше не надо напоминать, как Космос и Пчёла прогуливали уроки, а он прикрывал их перед всеми, кем можно. — Вы б с Пчёлой все равно его проёбывали.

— Полегче, Санёк! Я у папки математик…

— Был да весь вышел…

— Да вы издеваетесь!

— Все, айда за Теофилом, а то все к чертям собачьим передерёмся.

— И не будет у Коса тачки как у голубого нигера…

— Пчёл, ты сейчас улетишь, далеко и в Склиф!

— Зато мне сестричка будет молоко носить из гастронома…

— Если я разрешу!

— Угомонитесь!

— Ладно, поехали, правда, к Фильке! Каскадёрить человек в первый раз пошёл…

Впрочем, Космосу и без друзей есть о чем подумать в прохладные осенние дни. На маленький плот, свитый вместе с Лизой, жаловаться не приходилось. Космос знал, что не существует другой девушки, которая, несмотря на все беды, свалившиеся на их голову год назад, будет с ним рядом. Его не пугало ярмо женитьбы, от которой всеми силами отбрехивался Пчёлкин, заднее место которого требовало зрелищ и приключений. Женился же Фил, и не чернел от рутинного быта, а зацветал, как краснотал; пах соответствующе…

Штамп в паспорте не изменит человеческих отношений, которые зародились, в момент первой встречи с Лизой. Они с каждым днём всё больше сближались, и Космос забывал то время, когда голубые льдины не смотрели на него с робким участием, а после закрывались, когда он дотрагивался губами до бледной щеки. До Лизы невыразимо хотелось касаться: каждый раз прижимать её к себе, как будто отнимут.

Космосу не до смеха, когда он на секунду роняет в себе сомнение, что Лиза может уехать обратно в Ленинград. И он перестанет чувствовать её тепло, когда счастливая студентка бежит к нему навстречу, и, видя распахнутые объятия, виснет на его плечах, как на большом дереве. Он не будет обхватывать холодными руками худые коленки, ловить жадными губами пальчики на изящных ладошках. Космос не был романтиком, но принимал близко к себе любое проявление чувств Лизы. Люди не поверят, а ему и не надо…

Холмогоров без промедления нёсся туда, где есть единственный свет, который грел его без видимых на то причин. Он бы и сам никогда не ответил на вопрос, почему тянулся к Лизе, будто бы на ней сошёлся весь свет, и без нее ему сложно опутывать себя рамками серьезности. Лиза бы сама не сказала, почему из всех возможных «нет» выбирает Космоса. И в минуты нелепых ссор Кос прерывает молчание первым. Павлова может сколько угодно кривить лицо, пытаясь с ним не помириться, хитро буравя в Холмогорове дыру своими яркими алмазами, но уже через несколько минут не прячет улыбки. Признается в любви, повиснет на шее, и в очередной раз заставит убедиться, что все прожитое — не зря…

Но пока Лиза медленно идет к нему на встречу со своих бесконечных занятий, сын профессора астрофизики имел право подумать, какой курс взял корабль его дружбы с незаменимыми одноклассниками. Космос часто возвращался к этой теме, оставаясь с собой один на один, оценивая новые возможности и прошедшие изменения… Братья, а именно так Космос воспринимал друзей детства, стали частью его семьи, и частью его самого. Кос и времени не помнил, которое проводил бы без них, но с некоторых пор, их связывают не просто дружеские отношения. В игру вступал чистый бизнес, где царила своя иерархия. И Холмогоров затруднялся сказать, какое место в ней в итоге займет.

Ведь все складывается именно так, как и когда-то желал взбудораженный Космос, обрадовавшийся, что наконец-то его лучший друг дембельнулся. Значит, что они пойдут одной дорогой, усыпанной, если уж не звёздами с небес, то мешками с купюрами, номиналом не меньше двух сотен. Ценой больших потерь и трудностей на крутых поворотах, но четыре пути слились в один, и Кос не может сказать, что о чем-то жалеет. Воздух свободы творил со вчерашними школярами невообразимые преобразования!

Санька без лишних разговоров принял нити управления в их небольшом движении в свои окрепшие ладони. Подбирал людей в движение, умея в них отлично разбираться; определял то, чем каждый будет заниматься внутри их слаженного механизма. Пусть все ключевые решения Белый, Космос, Пчёла и Фил принимали сообща. Дела постепенно шли в гору. Не нужно скрываться по углам, мелко мечтать о расширении, как было это только год назад. Уральская школа выживания слаженно подействовала на Сашку: он не слишком долго думал, как завоевывать новые высоты в Москве девяностого года. И пока Космос радовался тому, что в его неспокойной жизни все наконец-то устаканилось и закрепилось, их «Бригада» приняла окончательное оформление.

Саша задумался о самостоятельности, порядком окрепнув на московских берегах, ему не хочется делиться заработанным их трудом, и у друзей немного времени, чтобы размышлять о правильности такого поступка. Космос и сам соглашался с другом, понимая, что такой расклад неизбежен. Либо все сразу, либо до конца жизни спрашивай разрешения сходить в сортир. Никому не по вкусу работать на чужого дяденьку, а старшаки, по происшествие времени, заметно сдавали, сами не сознавая, что власть по капле уходит из-под контроля, венчая голову иного поколения.

Не оставаться же Космосу и друзьям обыкновенными решалами с парой стволов в багажнике «Линкольна», все заработанные деньги которых уходили наверх. То, что устраивало Коса и Пчёлу в восемьдесят восьмом, не могло удовлетворить их интересов в девяностом. А говорить о роли Белого с Филом, присоединившихся к ним год назад, не приходилось. Парни не умели сидеть без дела, разменяв вулканы и ринг на новые земные высоты.

Космосу не приходило в голову высказывать свои невидимые и видимые неудовольствия вслух. Не сказать, что Холмогоров, первым ступивший на галеры нелегального рынка, чувствовал себя ущемленным. Восемьдесят девятый год закрутил гайки, лишив неуместной чувствительности. Начались другие игры, и шут знает, во что они рискуют перерасти.

Но ведь если по-хорошему разобраться, то все идеи с совместной деятельностью четырех друзей детства, невиданными схемами заработка и ни к ночи упомянутой «Бригадой» — его головы дело. Это Космос придумывал, как лучше объединиться, чтобы больше заработать, и заслужить хоть какой-то маломальский авторитет. Это Кос дал идею беглому Белому, за которым потянулся Фил, отрицавший свое любое участие в криминале. Но бахвальные причитания Космоса о том, какой центровой бригадой они станут, благополучно забылись. Главное — это результат, который позволял не сидеть на шее у стареющего родителя.

Была у Космоса и ещё одна потаённая причина, из-за которой никогда и ни за что не предпримет попытки поставить Сашку на место. Ведь никто так и не узнал, кто пустил пулю в покойного Муху, шедшего на Белого с пером, но мертвенно остановившегося на половине пути со свинцом в правом предсердии. Возможно, никогда и не узнает, если Космос не скажет, что это он нажал на курок, а после единственный раз в жизни скрыл правду от всех. От Лизы, от друзей, от отца. Саня прекрасно знал, что не виноват в смерти упыря, но не имел понятия, кого корить за то… что остался жив, претерпевая скитания на периферии.

Космос ни о чём не жалел. И не раскаивался, как бы отвратительно это не звучало. Окажись он той ночью в Раменском снова — поступил точно также, после скрывая друга по всем возможным адресам, поднимая на уши всех нужных знакомых. Дело шилось белыми нитками. А если бы кто-то вышел на него? Космосу не улыбалось сменить дорогой костюм на тюремную робу из-за падали, отравляющей мир своим существованием. Он бы не выдержал доброй десятки, которая светила ему.

О Лизе, которую неизбежно отвели от уголовника и убийцы, о друзьях, которые поняли, во что он их втянул, приказали бы забыть. А отец просто не смог бы вытерпеть настолько сильного позора. И стал бы отмазывать? Зачем ему такая головная боль…

И все равно: нет… пути… назад…

Сигарета практически истлела, зажатая между средним и указательным пальцем левой руки, и Космос бросает несчастный окурок в лужу. Нет, пора бросать… И не курить — пачка красных «Marlboro» по-прежнему лежит в бардачке иномарки, маня прикоснуться к себе и чиркнув спичкой, затянуться во все тяжкие. Напротив, нужно перестать думать про изменившуюся реальность, и свое в ней место. Космос имеет гораздо больше, чем мог располагать любой его сверстник-студент. И в этом тоже есть фарт и невиданное везение…

Как и в том, что Лиза дважды выбрала не благоустроенный для себя Ленинград, а его заблудшую душу. Всё-таки они никогда бы не смогли ужиться с чужими людьми…

— Дядя, я вела себя плохо, заберите меня куда-нибудь! — голос, полный озорства, кажется, принадлежит вовсе не красивой девушке, подбежавшей к автомобилю, и уронившей чувство спокойствия Космоса метров на сотню вниз. — Я ж знаю, вам оно надо!

— Твою налево, Лиза… — пора заканчивать с любовью к самокопанию, которое подступало исподтишка в самые неподходящие моменты дня и ночи.

— Знаю-знаю, хулиганка с детства, мама с папой так задумали, — Лиза не спешит двигаться с места, продолжая наблюдать за подвижным лицом Космоса. — Смотрю, что инопланетяне не готовы к приходу обычной земной девушки? Как неосмотрительно!

— А я думал, что меня будешь слушаться, алмазная, — поправляя свою тёмную шевелюру назад, Космос не может остановить в себе порцию надвигающегося смеха. И не пытается, когда смотрит на Лизу, задумавшую очередную каверзу, — будешь, Лизок?

— Конечно, нет, Космос Юрьевич, — Павлова хитро подмигивает, пряча свой небесный взор под пушистыми ресницами, — размечтался, дружок…

— Г…нет! — Кос передразнивает Лизу, и корчит ей гримасу. — Значит, хреново себя вела? Не надо было на пары с утра валить, меня с котом оставлять. Эта тварь царапается!

— Он весь в своего хозяина! Не только шикарная морда, но и редкий царапун…

— Он — неслух! Обойного клея не наберёмся с ним… Этот царёк египетский свои причиндалы клал на то, что я там ему втираю… Нашла себе подружку!

— Мы же не нюхать этот клей собрались, и, родной, перестань ревновать к коту! Я не дам тебе отправить его ценной посылкой Надьке, — у Лизы свои счёты с Наденькой, отравлявшей жизнь Космосу, и ставившей Павловой в укор полнейший расчёт, не без которого они с Космосом нашли друг друга. Жена академика, выронившая себя из глубоко провинциального городка, не имела смелости признать, что её ненавистный пасынок искренне влюбился в подругу детства. — Чтобы этой стерве там икалось!

— В Сызрани! — сказал Космос, уточняя место жительства бывшей мачехи, с которой отец полгода, как в разводе. Что не говори, но в квартире на Ленинском проспекте стало меньше паразитирующих элементов. И кот не в счёт.

— Да хоть за бугор! Может, пустишь уже? Вести себя хорошо буду! Я же обещала, луноликий ты мой…

— Клянешься?

— О клятвах в ЗАГСе поговорим, а я про погреться.

— Иди уже ко мне…

— М-м-м, сам напросился!

Голубоглазая бестия без лишних церемоний открывает дверцу «Линкольна», и отнимает Космоса у сварливой старухи-задумчивости. Порывисто прижав к себе будущего мужа со всех своих тщедушных силенок, Лиза могла хотя бы на секунду забыть, что пятнадцать минут назад чуть не лишилась лучшей подруги, отвечая на её колкости не менее жесткими фразами. Павлова с Луны свалилась, признает! Она недальновидная и ограниченная, но ничто не заменит ей простого объятия с космическим пришельцем, от которого ей совсем не хочется убегать.

Лиза не умеет отделить себя от Космоса, и советы тех, кто пытался пошатнуть её веру в свою абсолютную любовь, золотоволосая научилась пропускать мимо ушей. Они всегда будут вместе! О прочих сценариях дочь судьи предпочитала не задумываться; ей слишком трудно давались разлуки с Космосом.

Софка, не думающая о последствиях выдвинутого обвинения, все ещё жила в черепной коробке Павловой, мрачно напоминая о том, что замужество грозит Лизе полным запустением. Софа впервые смело вылила ушат помоев, оправдываясь своей любовью к истине. Нет, мудрейший Софокл, ты отнюдь не рубилово правды-матки и не Верховный суд СССР, к системе которого не хочет иметь отношения. И почему все нужные, а порой даже резкие, но верные слова, приходят в голову, когда Лиза уже поникла духом, и ищет поддержки, спрятав потускневшие глаза на плече у Космоса?

Павловой так хорошо рядом со своей неприступной скалой, которая забирает весь негатив, намеренно или нечаянно выброшенный на её светлую голову. Можно уютно прислонить горящую румянцем щеку к ворсу красного свитера (который Кос так не хотел принимать в свой гардероб), и смотреть в синие омуты без остановки, глупо и зачарованно. И Лиза ничего не хочет доказывать миру, а тем более оправдываться перед Софой за несуществующие грехи. В своем мире есть повод для тихой радости.

— И эта увертюра вместо «здравствуй, любимый, я твоя навеки»? У тебя фантазия разыгралась? — не по одному Космосу плачет цирковое училище, и две минуты назад он в этом убедился. — Вот это поворот!

— А тебе не нравится? — Лиза нехотя поднимает голову от мужской груди, и, не желая терпеть больше ни секунды, расцеловывает Космоса первой, напоминая себе голодного волка, который добрался до твоей дичи. — Такая песенка устраивает, милый?

— Я бы тебе ещё пару куплетов подсказал…

— Опять блатных?

— Когда такое было?

— В прошлую пятницу, когда вы с Сашкой голосили про голубей и зону.

— Начинали с яблок на снегу, а потом как-то понеслось…

— Меня этим не удивить!

— Ладно, девочка моя, я просто заждался тебя.

— И я очень рада тебя видеть.

— Домой поехали? — в распущенных пшеничных волосах, пахнущих луговыми цветами, хотелось утонуть минут на пятнадцать, чтобы никто не увидел на лице вечно хохмящего Космоса следы недовольства и усталости. Мужчина проводит ладонью по изгибу тонкой талии, спрятанной в черный комбинезон и куртку, жалея, что они не дома, где их уединение ничего не нарушает. — Лизок, ты же ничего там не удумала? Чего-то листья летят, крапает, всё, не май.

— Давай сразу, без пассажиров, Кос? — Лиза не дает растрепать свои уложенные локоны, убрав их на правую сторону. — И я хочу сказать, что нужно провести день вдвоем. Да, да, мне тоже надоел капустник, который образуется на нашей кухне через день.

— Кто из них тебе так насолил, звезда моя? — Лиза отводит глаза, подбирая слова для ответа, и, распуская теплый шарф на шее, всё-таки говорит:

— Не важно, все разрешилось мирным путем! Волки сыты, овцы целы…

— Какие там волки могут быть в твоём институте? Лахудры с потока?

— Одна пародия на пчелиное жало. Мелочи жизни.

— Софка лиху дала? Вот что твой братец с людьми делает! Пчёла, Пчёла, говорил же, не суйся задницей, куда не надо…

— Ты не просто Космос, ты ещё и Нострадамус, мой генерал…

— Опять эта детская кличка?

— Мне она очень нравится!

— Неугомонная, выкладывай.

— Космос, — Лиза в бессилии рухнула на колени Холмогорова, с разочарованием смотря перед собой, прокручивая лямки своего джинсового комбинезона, — все нормально. Я, оказывается, не смыслю, что меня ждет в будущем, и что диплом мой так, для ширмы. Мне вообще нельзя строить долгих планов!

— Долго у кого-то пламя тлело… — Космос мог только пожалеть Софку, оказавшуюся меж двух огней. И от Пчёлкина — толку ноль, и мамаша — зверюга на выгуле. — Не бойся, сама первая хвост подожмет. Гарантирую!

— Нет, я все понимаю! Софа устала, накипело, и я прослушала её лекцию, не увиливала. Дома все не Слава Богу, мать на мозги капает. Витька, временами, мотает нервы…

— Ты здесь причем, Лизк? Непорядок… Пчёлкину своему эстафету передай, пусть разбирается. Хватит ещё, что ты два диплома тащишь… За это надо Пчёле предъявить!

— Короче, если хочешь знать, что со мной будет через пару лет, то обратись к Софе…

— Этого, блять, ещё не хватало! Нет, малая, у тебя одна лучшая подружка… — и Павлова без подсказок должна догадаться, кто это, и почему. — Разве я тебя не устраиваю?

— Это я давным-давно осознала, Холмогоров, куда мне от тебя?

— ЗАГС в январе по расписанию, не увильнешь!

— Тогда послушай, Кос!

— Продолжай в том же духе…

— Я вообще не осознаю, что мой диплом падает в кастрюли и коляски… Детские, с розовыми бантиками! Это какой-то тормоз перестройки…

— Ну это не Софкину решать, пусть Пчёлкина от бутылочки отучает…

— Бутылочки «Жигуля»?

— Он теперь такое не пьет, — Холмогоров изображает недовольную физиономию Пчёлы, которому по старой памяти предлагают открыть бутылку «Жигулевского», и громко смеётся, сам себе напоминая повизгивающую свинью. — Бля, это мощно…

— Ой, враки, не пьет он! Знаешь, я просто не буду брать это в голову. Нет, я не про Пчёлу, а про Софкины предсказания…

— Слава Богу, а то я уже прикинул, что ты передумала за меня замуж выходить.

— Нет, ты не понял, Кос! Мне теперь всё равно, что о нас скажут.

— Открою секрет, маленькая!

— Какой ещё, Космос?

— Меня никогда не интересовали распускаемые бредни!

— Я знаю…

— И, Слава Богу, Лиз, — мужская ладонь заключает в свой захват тонкие женские пальчики с полированными ноготками, и сжимает их, не давая пути для отступления, — тебе есть, кому посоветовать. Твоей Софке тоже. Она, кажется, почти прописалась в комнатухе одной рыжей пивной бочки.

— Ну хватит над ними прикалываться, Космос, — Лиза медленно притягивает ладонь Холмогорова к своей щеке, довольно прижимаясь, и заставляя его капитулировать, — у каждого свои недостатки…

— Но не целый набор в одном насекомом!

— Если однажды они поссорятся, — Лиза снова с потаенной тоской подумала о Пчёле, кровные узы, с которым говорили сами за себя, — я встану на его сторону…

— А если я? — вполне серьезно спрашивает Космос, которого всегда подкупала бескомпромиссная привязанность брата и сестры.

— Что? — Лиза не понимает обрывка вопроса Холмогорова. Но посмотрев на его строгое лицо, полное внезапной задумчивости, осознала, к чему он клонит. — Что ты? Даже не думай! У нас совсем другая история, Кос…

— Повезло, так повезло, — Космосу паршиво от одной мысли, что однажды Лиза не скажет ему «да». — Ладно, забудь сомнения, студентка! Домой…

— Забуду, правда!

— И я в тебе уверен…

— И я в тебе тоже…

— Вот и славно!

Жухлая листва, бесшумно падавшая на землю, разлетелась по всему студгородку, стоило Космосу повернуть ключ зажигания и нажать на нужные рычаги железной птицы.

Лиза мечтала об этом весь день…