Небо в алмазах (СИ)

90-й. Выбор

Конец марта 1990-го, Ленинград/Москва

Опыт подсказывал Павловой, что дружба между парнем и девушкой — субстанция обманчивая. Такая связь запросто перерастает в неразрывное трепетное чувство (здравствуйте, Космос Юрьевич), или же с треском падает в пропасть из-за разных взглядов на жизнь (прости, Славка).

Правда, Софка шутила, что Холмогоров — это самая лучшая подружка Лизы. А Кос и рад стараться быть центром вселенной, чтобы без слов доносить до Павловой простую мысль о том, что ближе никого не будет. И не нужно.

Выпад Софы не был лишён здравого смысла. В чем-то подруга была права.

О взаимоотношениях с другими ровесниками Лиза почти не думала. В конце концов, Саша и Фил всегда воспринимали «мелкую Пчёлку», как сестру лучшего друга, и младшую родственницу, за которой иногда следует следить для её же блага. Сокурсники, зная про тень одного космонавта, не пытались искать шанс для общения, а остальное место под солнцем было прочно занято Косом. Как показал январь девяностого года, сын профессора астрофизики совсем не собирался сдавать позиции. Проще коня на скаку остановить!

Но не со всеми мужчинами судьба так однозначно сталкивала Лизу. В каждом правиле есть свои исключения.

Гела Сванадзе мало похож на тех молодых людей, с кем Павловой приходилось иметь дело. Наверное, потому что не смотрит, как на подарок с красной лентой, и не подумает позволить себе чего-то большего, чем дружелюбное участие или безобидная шутка. Гела протянет руку в трудную минуту, он без мишуры видит любую ситуацию. Удивительно, но Лиза впервые могла признаться, что Гела, предлагая подвезти или прогуляться недалеко от Дома Советов, действительно вел себя, как друг. И это по-хорошему подкупало.

А ещё Сванадзе прекрасно спелся с Космосом. Теперь Холмогоров мог похвастаться, что в проклятущем Ленинграде у него есть приятель, который не только разбирался в иномарках и футболе, но и состоялся, как отменный собутыльник и психолог. Нашлись родственные души!

Чёрт дери! Про Гелу размышляла, а пришла к излюбленной инопланетной дорожке. Но иначе и быть не может, потому что Сванадзе самостоятельно подливал масло в огонь, говоря, что имеет огромное желание сдать её космонавту с потрохами! Пусть ловит с трапа самолета, раз такой распрекрасный жених. Ведь Космос обещал пригласить Гелу на свадьбу, которая… уже однажды сорвалась. Но у Коса есть шанс полюбить Ленинград также, как с детства любит его Лиза, помня о людях, которые обитают под сводами дождливого неба. Однако он выразился ясно. Будет ждать её решения. Ждать в Москве, как и сказал, и дело Лизы — сделать выбор, который…

Изначально не имел двух вариантов!

Может ли Павлова спокойно жить на балтийских берегах, когда сердце оставлено в суетливой Москве? Возможно ли стереть из памяти и души то, что с таким трудом осознавалось? Нет, и Лиза знает, что Космос — всегда дороже пересудов, косых взглядов и вчерашнего дня. Виноватых искать незачем. Просто ли показаться Холмогорову на глаза, помня, что с момента его отбытия из Ленинграда ничего не поменялось? Будет нелегко, но он должен быть хозяином своих слов, если обещал ждать! А долгих объяснений Лиза не любила, потому что с трудом к ним подбиралась, заметно страдая косноязычием, когда следует сказать нечто важное. Это у них с Пчёлкиным семейное.

Двое из ларца…

Но Лиза возвращается в Москву, заручившись наказом Ёлки — не творить глупостей, если что-то пойдет не так. Билет в родной город купить успеет, а разобраться в себе куда важнее. Раз уж решила упасть на космическую умную голову, как снег летом, то должна понимать, какие подводные камни ожидают на пути. Тем более — Кос устал воспитывать её через провод, и в последнем разговоре неделю назад просто бросил трубку, взбешённый тем, как надоели ему расстояния. Лиза не стала перезванивать, чтобы убедить Космоса в том, что не ему одному приходится терпеть лишения.

Как будто бы она уехала без причин! Но не теперь Лизе в этом разбираться. Она уже ему поверила, и нет оснований думать, что Космос мог ей лгать. Подозрения были ей ненавистны…

Первого апреля девяностого года Космосу Юрьевичу исполнится двадцать один год. Это день смеха или день дурака? Угораздило же космонавта начать свою биографию именно таким образом…

Это становится зловредной традицией, от которой волосы на голове встают дыбом — приближать ранние инфаркты в день появления на свет. Но Лиза знает, с кого берёт пример. Получи и распишись, Холмогоров!

Будет ему подарочек…

— Я надеюсь, что Косматого не хватит кондрашка, — Лиза помнила, что Гела, пользуясь правом мужской солидарности, находился в стане сочувствующих Космосу, — а то приготовилась к прыжку, умница. Как вор на ярмарку собиралась!

— Гелыч, вот что ты, а? — молодые люди расположились в машине, пользуясь тем, что ещё слишком много времени до самолета. Лизе просто не сиделось в доме тётки, которая попрощалась с нею с утра, а после сразу укатила в киевскую командировку. — Ты же понимаешь, что это лучший момент. Если нет, то ждите обратно. Покачусь бревнышком…

— Как будто пень не ясен, что ты на свадьбе друзей не только с ползунками пробежишься, но и свидетеля окончательно захомутаешь. А свидетель кто у нас? Скажите, как его зовут? Правильно, этот Буратино на имя греческое редкое откликается! Смотрите, голубочки сизые, не передеритесь! У вас для этого будет своя мыловарня…

— Я не собираюсь громко выяснять отношения, — показательные сцены никогда не приходились по нраву Павловой, пусть Кос находил в них свою особенную нишу, — ведь в моем случае такие разборки заканчиваются атомной войной. Или звездными войнами!

— Если наш колорадский тебя сдал, то свои распевки начнёте прям в аэропорту, — не слишком долгое знакомство уже позволяло Геле Сванадзе делать выводы о характере и Холмогорова, и Лизы. — Кос случая не упустит, а все посмотреть сбегутся, как в цирке! Дуэт неугомонных зараз…

— Гел, знаешь, что! Я — лицо заинтересованное, и поэтому… — в самом деле, стоит пожалеть, что Сванадзе обитает не в Москве, а в Ленинграде. Растаскивал бы их с Космосом по углам, если был бы добрым и удалым соседом по лестничной площадке, — вынуждена задать тебе вопрос на засыпку!

— Валяй, разрешаю, — вальяжно бросает грузин, рассматривая пачку сигарет, вытащенную из нового блока, — я же энциклопедия! Советская и большая…

— А как Ёлка Владимировна ещё не удавила тебя за особое мнение? — в последние полгода Лиза могла услышать от тётки то, что Гела — «незаменимый умница». Все-таки парень не зря просиживал модные джинсы на лекциях. — Ты же по любой маляве будешь выражаться, начальник!

— Готовлюсь в большое плаванье, — Сванадзе успел рассказать Павловой, что получил заветное место работы по протекции собственного отца, который окончательно умыл от него руки, поняв, что младший достаточно крепко встал на ноги. — Баклуши мне бить нельзя, не могу сидеть без дела. Пыльные кабинеты не пугают. Вот как-то так теперь у меня складывается бытьё, будто за двоих живу. За двоих, ёлы-палы! Сверхчеловек…

История Лёвы, потерянного и потерявшегося, была известна Лизе со слов самого Гелы. Время не стало лучшим врачевателем утрат, но Сванадзе обладал завидным умением — жил, не неся за собой шлейф вчерашнего дня. Воспевание слезливых драм было полезным свойством лишь для дешёвой бульварной книжонки, а Гела Сванадзе никогда не доверял подобному чтиву. В этом они с Павловой были схожи, как духовные близнецы, но…

Дьявол! Лиза не представляла, как всегда улыбчивый грузин привел себя к порядку, живя и не жалуясь. Чего стоило Геле не опустить руки, видя, как убивает себя единственный родной человек? Может, Гела не удержал брата в последней схватке со смертью, но он всегда продолжал бороться…

Когда-нибудь Лиза ответит себе на тревожащий душу вопрос, как и всегда это делала, но стрелки часов бежали только вперед, а всесоюзная столица ждала её почти полгода. Пора…

— Ты всё делаешь правильно, родимый! Не все твои ровесники способны отмести от себя обманчивые соблазны…

— Далеко ходить не надо? Рубишь, верю! Но не принимай это к себе, потому что на твоей стороне солнце. Как ни крути…

— Лучше бы ты мне не верил, Гел! Может, я была бы спокойнее…

— Ну тебя, бегунок ленинградский! Что-то мне подсказывает, что не подумает твой Космос делать тебе мозги. Проорётся пару минут для видка, пообещает небесную кару и домашний арест. Он же тебя там в чадру завернуть хотел, басмач хренов, а потом… Чего ещё сказать, Лизк? Свидимся в Грибоедовском, если меня в командировку не запихнут на тот момент. Все путём будет. Железно!

— Твои слова — да Богу в уши! Этот сценарий, знаешь ли, меня нисколько не пугает…

— Вот и всё, вот и выяснили. Любит он тебя, ёшкин кот! Такое видно. Значит, мать, домой… Тебе пора домой! Дядя Гела в аэропорт отвезёт, он добрый.

— Дом — это люди? — в конкретном случае Лизы Павловой — человек. Космический. Невероятный! — Мысль верная?

— И ты сама отвечаешь себе на вопрос. В Ленинграде тебе хорошо, есть с кем прятаться, и тётка тебя любит, как дочь. Всегда примет, если что не по уму. Но там… в Москве своей, Лиз, ты осталась. Дело всё в том, что виноваты всегда оба. Резанули! В одиночку раны зализывать не выйдет…

— Академик Сванадзе даёт гарантию, что два космонавта — заразы полные?

— Увидишь, что я прав! Может, поработаю ещё громоотводом, всякое в жизни бывает, но Косу обещал, чтобы по весне чёртика своего из табакерки ждал. Красивого такого чёртика, светленького. Птаху ленинградскую!

— На будущее надо учесть, что ты прогнозы составляешь. Гороскопы читать не надо.

— Правильно, ведь куда лучше мой вольный перевод. Там все на пальцах!

— Тогда поехали, а то плакала моя будущая конспирация у Филатовых в шкафу.

— Не смею спорить, но пристегни ремни. Я же бывалый гонщик!

— Не привыкать.

— Да простит меня Ленинградское ГАИ…

И когда Гела начинает прокручивать ключ зажигания, Лиза, откидываясь на спинку автомобильного кресла, закрывает усталые веки, давая себе кратковременную передышку. Напряжение не покинет оков её сознания, пока она не увидит Космоса. Обескураженного, злого, обиженного, сердитого… Неважно!

Выпутаться из собственных лабиринтов без него не получится. Выбор снова подтвержден…

Осень восемьдесят девятого стёрла с лица Белова затёртое дворовое детство. Московский Горный институт остался за гранью реальности, витающей лишь в памяти зеленого дембеля. Пора вспомнить в какое время живем, на каких вулканах приходится подрываться. Возможно, Кос был прав, утверждая, что главные аргументы в их споре с жизнью отныне поменялись. А Пчёла, хвалившийся дневной выручкой, собранной с челноков, не кривил душой, презирая гроши, которые бы получал на заводе.

Не видать Белому вольготной жизни, если бы не перестройка и ускорение, которые вели страну к неведомым берегам. Спасибо, товарищ Горбачёв! Живем дальше, только с каким-то вымученным оптимизмом. Но теперь Саше не привыкать к крутым поворотам…

Первоуральск послужил бойцовской подготовкой. Саша не мог сидеть на шее уральской родни, проводя свои дни, как Емеля на печи, а нужные люди нашлись в захолустье почти по взмаху волшебной палочки. Белый, мучаясь от невозможности легального трудоустройства и безденежья, не раздумывал куда идти, как не к рекомендованному московским старшим Боцману.

В Первоуральске каждая собака знала, кто он есть, и какие великие начинания кроются на его счёту. Слухи о разборе с люберецкими докатились и до заштатного захолустья, и не дали шанса соскочить. Следовало принять каждодневный сбор дани с торгашей, как новую работу, и перестать задаваться вопросами о правильности выбранного пути.

Саша подходил к своему начинанию скрупулёзно, взвешивая все «за» и «против», пытаясь решить дела по справедливости. Не чурался драки, если приходилось поставить зазнавшегося на место. Не брезговал мелкими поручениями и частыми разборками.

Переосмысление ориентиров легло на благодатную почву. Белов загорелся новой криминальной стезей, как и когда-то изучением земных глубин. Друзьям придётся принять безусловные амбиции лидера, которыми отличался Александр, завоевавший достаточный авторитет среди первоуральских братков.

Однако Белый не думал, что между ними может возникнуть борьба за власть. Космос и Пчёла, а следом и Фил, последуют за ним и согласятся действовать одной когортой. Всему виною потрясения, взрастившие из вчерашних школьников «Бригаду». Детство как-то быстро закончилось…

Но минувшая осень не могла украсть иллюзии армейца, оставляя взамен лишь след от омоновской пули. Сашка передёргивал как пятиклассник, думая о том, что знакомство с симпатичной скрипачкой злосчастно прервалось. Пусть и классику он не любил, с содроганием вспоминая, как выдержал два с лишним часа в Рахманиновском зале.

Оля могла сделать выводы о ночной стрельбе в Дубне, чтобы навсегда отвернуться от беглого арестанта. Да, не убивал и подставили, но зачем ей нужны оправдания? Если фоторобот, висевший на каждом московском заборе, был куда убедительнее любых фраз…

Шут его знает это созвездие скорпиона! Поспешно уезжая за Урал, Белов просил Пчёлу объяснить Ольге сложившееся положение. Уголовное дело, шитое белыми нитками, закрыто. Все, что связывалось с Мухиным, отныне не бросало тень на имя Александра. Он чист, как слеза младенца, и, приехав в Москву, без сомнения захочет найти понимание в женских глазах.

Пчёлкин, вооружившись улыбкой для успеха предприятия, справился с задачей, давая девушке адрес уральских родственников Беловых. Первая весточка, как птица счастья, упала в почтовый ящик на новый год: Ольга спешила узнать, что с ним, набравшись смелости первой прервать вынужденное молчание. Ни строчки о том, виноват или нет. Вынужденная неизвестность отметает подобные вопросы, а в тетрадных листах, сложенных в три погибели, крылись ответы на мучившие Белова вопросы.

Лёд тронулся! Ещё немного, и кому-то будут играть Мендельсона, Александр Николаевич! Кажется, так поэтично сказал Космос, узнав о том, что Белов не забыл скрипачку. Почти…

— Чуть на нары не загремел, молодчик, а всё шопены-мопены из башки выбросить не можешь, — в голосе Холмогорова преобладал сарказм, сменившийся горькой усмешкой — его грузило в собственные дебри. — На хрена это тебе? Тебе Елисеевой не хватило, да? Нашёл свою Паганини? Твою мать, но это уже не смешно…

— Ты выражения-то выбирай, Косматый, а то я не светоч доброты, и в этот раз отскочит! — Белов не старался разобраться в китайской грамоте Космоса, и его запутанной историей с Лизой, и поэтому не жалел слов.

— Давай, попробуй, я прям жду, когда у тебя бамкнет на этой почве, — Космос не стал напоминать, что временами его пророчества имеют свойства сбываться, — но только с носом потом не останься! И не заливай, что все такие, а твоя не такая!

— А чё, Кос, может лучше о тебе в таком случае побазарить? Валяй, рассказывай, у самого же рыльце в пушку! — Белов решил надавить на больное место Коса, чтобы вулканическая сила немного умялась. Но результата это не принесло, только больше разозлило друга.

— Заткнись! — жёстко отрезал Космос, со всего размаху ударяя игрушку, висевшую перед лобовым стеклом указательным пальцем. — Лучше заткнись…

— Ладно, Сань, Космосила просто лишка по осени хватил, вот и мозги всем канифолить пытается, аж блевать тянет, — Пчёла, больно дёрнув холмогоровское плечо, с раздражением смотрел на друга, надув курносые ноздри. — Да, Космос? Соображаешь?

— Умный мне тут нашёлся, — Кос вырывает свое плечо из пчелиного захвата, и пытается не соскочить на другую, болезненную для себя тему, — но не об этом речь была, Сань, давай лучше, оклемайся с дороги, а там потом сразу найдем занятие. Не оставим!

— Начал бы об этом сразу, — к чему Космос развел сыр-бор известно только его юпитерскому богу, — а то завел разговор, профессор! Разгалделся!

— Да развели тут, сразу и не вспомнишь, чего планировали!

А следующим утром последовал звонок от Пчёлы, разбудивший Сашу в неведомую рань. Белов не успел отделаться от упрямого стука вагонных колес, как оказался в Шереметьево. На все отмазки, что Пчёла, кажется, с адресатом ошибся, Витя не реагировал, а лишь попросил пересечься в девять. К чему взялась вся хитрая конспирация, Саша не понимал, но спорить с братом в блаженные восемь утра неповадно, да и не мог он в этом случае отказать.

И теперь стоят они с Пчёлой, как два тополя на Плющихе, пытаясь выследить Лизу, прилетевшую в Москву ранней пташкой родного Аэрофлота.

Павлова заметно изменилась с последней встречи. Рыжеватая блондинка сияла задорной улыбкой на губах, что нисколько не напоминало тень из прошлого сентября — тихую, похудевшую, с бесцветными глазами и затаенной обидой на Космоса. Осень не пощадила их, разводя по двум столицам, пронёсшись по сказке красавицы и чудовища будто арбалетом, но Белов стопроцентно уверен, что Лиза приехала не ради свадьбы Фила!

Космос должен маячить где-то на горизонте, но почему-то среди встречающих его нет. И он до сих пор не ведает, что свидетельница Томки — вовсе не подруга из Владика. Что ж, сильнее будет бурная радость, если Косыч не набьет им с Пчёлой морды раньше времени…

Лиза приветливо машет друзьям, и, оказываясь рядом с Пчёлой, сдергивает с головы помятый капюшон, в котором он прятался. Белов заключает двух Пчёл в объятия, и радостное верещание не смолкает до самой квартиры Павловых, в которую привезла их «девятка», пойманная Сашей на выходе из аэропорта. Дом на Профсоюзной встречает молодежь заметной пустотой и иссохшим кактусом, который ждал свою хозяйку на подоконнике.

Витя кидает чемодан сестры в сторону, и вваливаясь на кухню, лениво растекается на табурете. Лиза орёт на брата благим матом, укоряя за испорченный цветок, а Саша смеётся, понимая, что время не меняет отношения Пчёлы и его младшей сестры.

Через каких-то пятнадцать минут троица, как и во времена беззаботного детства, пьет чай «со слоном» — единственным продуктом, который обитал на одинокой кухоньке.

Лиза успевает мучить отцовскую гитару под тихий перезвон собственного голоса, а ребята не бросают вредной привычки, куря прямо на кухне, слегка приоткрыв форточку. За окном настоящая весна, которую они неосознанно ждали, едва очнувшись от зимних холодов.

— Но если есть в кармане пачка… сигарет, значит всё не так уж плохо на сегодняшний день… — нужные аккорды вспоминаются не без труда, и Лиза медленно перебирает струны, пытаясь подобрать песню Цоя, — и билет на самолёт с серебристым крылом, что… Блин! Пчёл, ну я же просила заменить! Опять! — гитарная струна с надрывом лопнула, и инструмент пришлось отложить в сторону.

— Не тяни струны, как котяру за муда. Во всех позах этого проклятого слова! — Лиза по-лисьи недовольно фыркнула в ответ, осматривая следы своего творчества, а Пчёла задергал руками, передразнивая младшую сестру. — Не жалко, мелкая, свой инструмент?

— Лучше бы показал пару-тройку новых аккордов, а не давил морды, Пчёл, — Лиза не пропускала брату колкости. На этом и строилось их полное взаимопонимание, помноженное на кровное родство. — Но давай учить не будешь, кандидатуры на святое место найдутся и без меня! Ты им даже счёт не ведёшь…

— Ага, блин, там уже очередь из желающих на сеанс, — Белов поддержал заметное дружелюбие Лизы, забыв о проявлении мужской солидарности. С этой шальной дамой было покончено ещё утром, когда Саша не сдал двух Пчёлкиных Космосу. — Только Пчёл, ты помни, не продешеви! А то заразу цепанешь там, и всё, нету Кука!

— Аборигенки сожрут, без соли! — Павлова расставила ладони перед лицом Вити. — Вот с такенными ручищами, мы ещё им бы приплатили за всё хорошее! За прожарку!

— Ебать, кто бы сомневался, что меня уже продали! Барыги! — Пчёле впору сокрушаться, что его так низко оценили, на аборигенок ведь не согласен, но он лишь вливается во всеобщий ржач. — Белый, всего-то херню какую-то на Урале прокантовался, а строишь схемы! На вас другие города с Лизкой плохо влияют!

— А я смотрю, ребята, тут никто из вас зря времени не терял. Да, Саш? А ты, Вить, поясни… — Лиза отпила глоток чая, пытаясь передохнуть от последней порции смеха. С комнатным балаганом она сегодня просто так не разделается; ведь обоим интересно, почему с вещами приехала. И отмазка, что прибыла к Филу и Томке на свадьбу, заранее обречена на провал. — Ты про какие там позы пытался мне рассказать? Кого я там тяну?

— Не виляй хвостом, лиса! У тебя это лучше с Косом получается, он ведётся, бедняга, — Саша вновь принял свой обычный ровный вид, начиная воспитательную беседу с Лизой. — Ты почему раньше не явилась, красивая? Мы про это и спросить тебя хотели!

— Перья чистила, — Лиза, изменившаяся в лице, не спешила рассказывать, что их отношения с Космосом, не без чужого вмешательства, стали похожи на натянутые струны.

Либо завязывать морской узел, либо бежать без оглядки. Такое настроение царило между ними, когда Лиза со слезами провожала Холмогорова в Москву, а он, скрепя сердце, дал ей право выбора. Не зная, что не было у неё никакого выбора… На ладони прочной линией читалось редкое греческое имя из шести букв, и это значит, что Павлова приняла окончательное решение, которое не подлежало пересмотру.

Все карты легли в пользу Космоса, и другой расклад изначально обречён на проигрыш. Потому что ей больше никто не нужен. И на солнце бывают пятна, а Лизу греют только московские прямые лучи. Космос знал об этом лучше других.

— И как с чисткой? — первым поинтересовался Пчёла, как и всякий заботливый старший брат, которому не слишком хочется видеть понурую голову сестры. — «Лотос» постирал? Или замочить надо?

— Не изображай папашу, жук, тебе рано! Всё время лезешь со своими советами, а сам в себе разобраться не можешь! Приехала и приехала! Я ж не у тебя на шее!

— Бля, ну началось… — и всё-таки нужно сдать её Космосу, но почему-то совесть затормозила в последний момент, — в колхозе утро…

— Харе, всю жизнь так цапаться будете, а толку? Лиз? — Саша смял ладонью пустую пачку «Самца», глядя на Павлову испытующе. — Чего удумала? Почему здесь мы чаи гоняем, а не…

— А об этом я подумаю завтра, только одно с вас спрошу, — Лиза не спешила сдавать позиции, но решила напомнить, что провалами в памяти не страдает. — Вы не вздумаете говорить Космосу, кого встречали сегодня утром, как и мне… Про дембель на даче Царёвых! Ну как, парни, лихо же погусарили? Да так, что раны латать пришлось!

— Такую гулянку никто не забудет, — о том, что Белов чуть было не отдал Богу душу из-за шальной пули, говорил хотя бы простреленный бок, пестривший свежим шрамом. — Лиза, но ведь живы. А там дальше всё будет, раз с первых шагов не свалились…

— Не каждый день от ОМОНа дёру даёшь, — Пчёла не хотел, чтобы Лиза припоминала прошлые косяки. Им всем было нелегко, но это пройденный этап. — За пять минут до стрельбища, я про смену профессии думал. Додумался, блять, чуть не поседел, пока Космос с Филом не приехали!

— Прикинь, ныряльщик хренов, сидел, через маску прикуривал! — Саша с энтузиазмом поддержал Пчёлу, и свёл разговор в мирное русло. Тем более девушка приятно улыбнулась, услышав от Белова слово «ныряльщик», обращенное к Пчёле. — А ты-то, Лизка, куда теперь метишь?

— С вами заделаюсь санитаркой, тимуровцы. Выбора нет! Хотя бы обзаведусь нужной связью в Кащенко.

— Туши свет, Сань, я у неё псих пожизненный! — дух соревнования между братом и сестрой не спешил сбавлять обороты. — Вот, твою мать, упечёт же! Потом только в ныряльщики!

— В аквалангисты, Пчёлиный глаз! — Белов бросил свою привычную роль арбитра — самую бесполезную на свете, которую, к тому же, оплачивали только чаем. — Детишек бы сейчас тренировал.

— Один фиг, тоже благим делом занят! — Витя снова смолит, с удовольствием потягивая табачный дым, и примирительно привлекая сестру к плечу. Лиза соскучилась по домашнему уюту, в котором существовала рядом с братом, и потому обнимает Пчёлу, напоследок выдыхая единственную фразу:

— Робин Гуды…

В голове Павловой с трудом уживалось, что Саша, непримиримый и жесткий к любой несправедливости, встал колею, чужеродную для себя прежнего. Обстановка, в которой жили верные друзья, не давала выбора и лишних минут на раздумья. Впрочем, о чём Лиза могла рассуждать, если самолично становится соучастницей замыслов четверых родных с детства людей?

Остаётся лишь встать за спиной, и не подавать ложных тревог. И признаков липкого страха, допускающего неверную мысль, что однажды Космос не разбудит её утром, нарушая покой квартиры на улице Профсоюзной.

Лиза может беспомощно ждать, что её не оттолкнут и примут, и опять посмотрят как на бедового малого ребёнка. Потому что любят, из двух зол выбирая её. Потому что слишком многое было построено, чтобы несходства и стечение обстоятельств ломали воздушный замок намертво. Лиза боится представить, что невиданное прежде терпение Космоса может измениться в противную для неё сторону, но всё-таки готова к любому исходу своего внезапного появления на свадьбе друзей.

Привыкнуть к пустоте невозможно. И Лиза слепо доверяет шестому чувству, идя напролом к тому, с кем никогда могла бы не встретиться, если бы не роковая случайность, изменившая её жизнь в одночасье и навсегда.

К тому же каждый день рождения Космоса они всегда проводили вместе.