Небо в алмазах (СИ)

90-й. За расставаньем будет встреча

OST:

— Eruption — One Way Ticket

Время нарочито натягивало лямку молчания замедляя ход стрелки часов на запястье Космоса. Это форменная издёвка над Пчёлой, избранного Филом в роли провожатого. Но жаль пропадающее в пьяных лабиринтах чудищ. Орбита опустела до такой избитой степени, что земли в иллюминаторе не виднелось. Даже не как в шлягере, звучащем в каждом советском окошке лет пять тому назад, а будто наш Космик застрял в глухом тамбовском лесу; рыщи его, свищи. Пытайся повернуть находчивый котелок в родную гавань.

Два года назад Пчёла по-буцефальски заржал, если бы узнал, что именно ему придётся соединять Лизку и Косматого. Предупреждал дурней, что оба не подарки с красными лентами. Не поймёшь, кто взорвется первым. Но почему-то Пчёла растёкся по креслу, перемешивая в голове застоявшуюся галиматью, ожидая, когда самолёт швартанётся в Ленинграде.

Космос не интересовался течением времени, помалкивая в тряпочку. Вулкан накапливает громкие заявы, что предвещает сжигающую лаву? Буря мглою Коса кроет! Вьюгу за окном своего скворечника Витя не любил, пусть именно зимой ему так вольготно и весело. Он просто не выдержит очередного заскока закадычного товарища.

А Космос Юрьевич ни в одном глазу. Глянул на свои соломенные, а через секунду на Пчёлкина, отвешивая бодрящий подзатыльник по львиной гриве. От него не убудет.

— Пчёл, вот нехрен было свои драгоценные о чей-то лобешник разбивать.

— Смотрите, блять, кто продрал глаза!

— Кому говорил, Пушкину?

Холмогоров поглядывает на друга с нескрываемой иронией, грозившейся обратиться во вспышку конского ржача, но отчасти может его понять. Смолить хотелось без меры, хоть полет относительно короток. Но не из-за шила в одном месте, а из-за грядущей встречи, висевшей над Косом дамокловым мечом. Что ж, он сам на это согласился.

— Не было б повод, то не расквасил! Они мне не налили… — поднимая палец к небу замечает «Победитель», припоминая недавний визит в места эпицентра курьезной жизни Москвы. — Ты чё думал, Космос? Я ж блять к этим гарсонам, со всей душой! По-братски…

— Кончай заливать, Пчёл, — Кос уверенным жестом щелкает пальцами, вынося другу жизни единственный вердикт, — ты просто нажрался! Можно подумать, что я тебя вчера с утреца не видел! Или кто меня вызвонил, а?

— Иди в жопу, командир! Тебе повторить, с какого лешего мы здесь трясемся, а не бамбук покуриваем? Или сам сообразишь?

— Обойдусь без повтора, бабский прихвостень! Без тебя бы газанул!

— Чего ты башню в дупле своем прятал тогда, дятел?

— Целее остался!

— Сомневаюсь…

Пчёла посеял свои соломенные по чистой пьяной случайности: три дня назад, ненароком залетая на огонёк в «Метелицу». Полет был настолько приятным, что на следующее утро пришлось собирать себя, как детский конструктор марки «Механик», попутно вспоминая, на каком этапе от него отпочковался Космос… Точно, Космос! Братишка! Из «Метлы» его транспортировал Холмогоров. А если не он, то кто довез Пчёлу до места кампании, и… методично смылся, отговариваясь важным делом.

Нет, снова мимо! Если бы пили из одной рюмки, сейчас бы так не морозил, заставляя припомнить все косяки, позорные и не очень. Фил в такие места не пойдет, как ни уговаривай, одна математика, то есть Томка на уме. Надо было полюбопытствовать перед отъездом, на какой стадии их образцовая таблица умножения. Или сложения. А с тангенсами и котангенсами Витя дружил с детства, как, собственно, и с любой другой наукой о цифрах.

И реально — был ли мальчик? И если присутствовал, то, каким ветром? Нет, Пума-то точно участвовал. С ним и звезданули за встречу. И за успех в нелегком деле. И за Софу. Аж два раза. Витя взревновал, краснея, как вареный рак к пенному, но вовремя смолчал, понимая, что ещё чуть-чуть, и пропала хваленая конспирация. Софке будет неприятно, хотя видеть виноватую физию сразу после бала — не самое благодарное зрелище.

— Ты такой предсказуемый, Пчёл Чего ты лыбишься? Вся Москва в курсах о том, как ты весело наотмечался?

— Ничего такого.

— Все равно — предсказуемый!

Софа лишь спокойно разглядывает свои новые левайсы, привезенные отцом из-за бугра — краше не придумаешь, вам и не снились. Юлька Золотарева, бывшая предметом симпатий Пчёлкина ещё с пару лет назад, удавилась бы от зависти из-за такой красоты. Но Софийка не знала слова «дефицит», и зависть тоже была ей чужда. Наверное, поэтому он выбрал именно Голикову. Девушку из номенклатурной высотки. Советскую студентку, которая с удовольствием бросила все занятия. Ради Пчёлы!

— Ты меня за это любишь, бесстыжая! Сюда иди! Любимая!

— Любимая?

— И красотка ещё, тащусь, не могу!

— Определись, Вить? Бесстыжая, красивая или всё-таки любимая?

— Выбираю всех трех!

— Сделаю вид, что на этот раз я тебе поверила.

Что думает о нем Софа? С некоторых пор Пчёлу заботила эта тема, закрытая семью замками, без окон и дверей и сроков давности. Потому что они так решили. Никто не сунет свой нос в их дела, не полезет с советами, уча жизни.

Угораздило поймать зеленоглазую удачу в свой карман!

Софка была готова смириться с данностью, висевшей над ней, как дамоклов меч: накрахмаленный парняга из МГИМО, уютное прогревание костей — где-то на казённой дачке или в ведомственном санатории в Подмосковье. Тупеешь. Когда живёшь у самой кормушки — не такая уж это и страшная доля. Но Пчёла думал иначе, выхватывая Софу из цепких объятий её реальности.

И случилось то, что пророчили все окружающие, и чему не верили ни Витя, ни Софа. Они вместе разделяют и промозглую осень и ненастную зиму, никому не говоря, что быть друзьями — не их история. И он простил ей Ника — названную тень, а она просто не вспоминает, кто пытался занять законное место зеленоглазой чумы Виктора Пчёлкина. Или просто умеет удачно закрыть глаза.

Но скользкое чувство хрупкости пряничного домика не могло покинуть Пчёлу, привычный уклад которого был разрушен одной постоянной привязанностью. Он даже боялся признаться вслух. Было проще также безответственно вести себя с Софой на людях.

Он втрескался, как зелёный пятиклассник. И имя той, которая внезапно перестала быть другом, останется с ним навсегда. Даже если их медовое королевство рухнет. Пчёла впервые рассуждает, будто лишний раз заглянул в книжки сестры. Красная черта пройдена. Голикова и сама пыталась не замечать верные грабли, на которые они с разбега прыгают. Уж если взрываться, то вместе.

Пчёла не придавал значения тому, с чьей дочкой у него, собственно, приключилась любовь. Софа беззаботно доверялась ему, зная, что должностные привилегии её отца не интересуют Пчёлу. Все советские граждане равны друг другу. Будь то дочь партийного босса, держащего в руках все финансы государственной машины, или сын автомеханика, промышлявший крышеванием мелкого бизнеса. Но мать семейства Голиковых этот лозунг как-то не убеждал: женщина не привыкла быть ведомой, и предпочитала сама определять судьбу своей Софы. И поэтому Пчёлкин, с его потертыми кроссовками и черной кепкой, небрежно надвинутой на лоб, не внушал ей никакого доверия.

«Влип ты, Виктор Павлович!», — пронеслось в голове у Пчёлы, когда он впервые попался на глаза Марине Владленовне, оценивающе осматривающей его полуспортивный видок на пороге своей богато обставленной квартиры.

Возможно, что в прошлом достойная представительница рабочего класса и была студенткой из провинциального сибирского села, но время совершило с матерью Софы разительную перемену. Выбрав в мужья нужного человека, она смогла забыть о трудностях быта и многометровых очередях, в которых простаивали драгоценные часы советские обыватели. И достигла не только учёной степени, но и достаточной силы, державшей всю семью в морской увязке.

К какому чёрту в стенах её хором заведется паренёк с окраины столицы, без определенного занятия, достойного образования и образцовой биографии? Козел не ко двору, и Пчёла догадывался, что будет нашептывать злобная Владленовна дочери, как только узнает, как все зашло далеко. Не вырубишь топором! Только поджигай и наслаждайся процессом.

Да и папаше из Центрального комитета он бы тоже не сильно понравился, если бы Константин Евгеньевич обнаружил, что мальчик в бежевой толстовке и голубыми хипповатыми джинсами — вовсе не провожатый, как уверяла Софка. А вот Марина, пробившаяся к верхушке жизни с самых низов, видела куда дальше: и то, на какие шиши на парне золото, и то, в каких кругах вращается. Не того полета птица.

Нет, об этом проще совсем не думать, а то тараканы в голове вымрут. Лучше петь, с лицом неприкаянным, тихо, шевеля лишь одними губами. Жаль только, что у Косматого тонкий слух, и он уже неодобрительно косится в сторону друга.

— Вояж, во-й-а-а-я-ж! Туда-а-а, ни разу где не был! Воя-й-а-я-ж, где радуга и синее небо! Где солнце вста-й-о-т за г-о-о-рою… Над спящей землею!

— Пчёл, завали ты уже сипеть, достал! Не глотку дрёшь, а как комар в ухо залетел! Ты ещё в Москве там, у Софы, не отжужжался?

— Здесь сплошной ажи-о-о-о-таж! Дашь на да-а-а-шь…

— Да что б тебя, Серёга Минаев! Витя — ля-минор! Ни слуха, мать твою, ни голоса! На себя по барабану, тогда людей пожалей!

— Тебе того же, монстр.

Если честно — скучно, что аж до зубного скрежета. Засмолить хотелось смертельно, а ещё больше опустошить ту спиртную заначку, заложенную хитрюгой Косом куда-то в свой космических размеров чемодан. И поэтому Пчёлкин дурил назло своему бледнолицему брату, пытающемуся скоротать время полета, к удивлению, за книгой.

Космос читал Булгакова. Будто бы спящие академические гены пробудились, танцуя канкан в большом космическом котелке. Не друг, а Кот Бегемот! Не шалю, никого не трогаю, починяю примус…

— Тише едешь — дальше будешь! Посиди ж ты на жопе ровно, дурачина!

— Счаз прям, хлопнулся и разбежался.

— Хорош уже!

— Речь репетируй!

— А тебя, что ль, зря переговорщиком взял?

— Кто кого ещё на спине тащит, трепло!

— Чёрт рогатый дернул за язык, не иначе! Согласился с тобой, дураком!

— Чё тебя уговаривать? Перебьешься!

— Едешь, а сам ещё издевается!

— Я не начинал.

Витя не упустил удобного случая, дергая товарища детства за локоть, рассматривая фирменный циферблат часового завода, и в ответ едва ли не получая в курносый нос.

Белый был совершенно прав, когда утверждал, что Коса и Пчёлу нельзя оставлять наедине друг с другом. Даже, если до посадки самолета всего-то двадцать минут.

Честно говоря, Космос и Пчёла надеялись, что Лиза будет дома. Тихонько отворит дверь, на секунду захлопнет, поорет с пять минут от радости и сменит гнев на милость. В конце концов, беглянку показано схватить на руки, потрепать по щекам и утащить в Москву следующим же рейсом. Дела не ждут, Филу одному пыжиться не в радость. Но желаемое не всегда выливается в действительность… Ломать головы не надо.

Чернова — образцовый строитель коммунизма, имела право на отдых, тем более за свой неуемный государственный труд. Строгий взгляд её серых зрачков красноречиво свидетельствовал, что без барьера никто за обеденный стол не попадет — дача показаний по расписанию. И теперь они стоят, как два тополя на Плющихе в ожидании следственных действий. Не приблатненные московские командиры в длинных плащах, а гуманоиды, свалившиеся с Луны. В некотором роде так оно было: час назад с самолёта, всклокоченные и потерянные в пространстве. Спасибо родному «Аэрофлоту»!

Пчёла хитро кривил гримасу, зная, что его-то уж точно ждали. Почти как дорогого Леонида Ильича. Только вот, на день позже. И без спецгруза.

— Японский городовой! — радушнее приветствия не придумаешь. — Двое из ларца — одинаковы с лица…

Если не с Луны, то главное, что полет был нормальный, без встрясок и кислородных масок. Раз стоят здесь — целые и невредимые, и, скорее всего, даже не поцапались на пути. А сигаретами-то как несет! Слава Богу, не «Беломор». Кто-то передергивал, бедный. А как свою занозу увидит, так вообще глаз задергается. Нет уж, не хватало тут ещё места происшествия — это не по части Черновой, она из другого ведомства.

— За реабилитацией примчались или на орехи наполучать? — вопрос напряженно повис в воздухе, и двое перед маленькой моложавой женщиной, подбирали слова, а точнее — выбирали, кто из них заговорит первым. — Я жду!

Женский голос окрестил широкий коридор с колоннами, заставляя Коса нервно захлопать ресницами от утомительного для него перелёта, а Пчёлу широко обнажить белоснежные зубы. Насмешка знакомая с детства… Как есть прикалывалась, родимая, держала в тонусе, как мальчиков-зайчиков. Плевала она на их великие дела, о которых свидетельствовал хотя бы толстого плетения золотой браслет, рядивший запястье Вити. Для нее он хулиган из восемьдесят четвертого года, когда за собственные проделки он краснел перед тёткой, как пионерский галстук. Вспомнить, как из его рюкзака вывалилась пачка «Пегаса», выигранная на спор у Космоса. Приехал, блин, племянничек в гости на летние каникулы.

Родителям тоже никто не сдал, но непутевого сынка поставили перед выбором: выкурить остаток термоядерных папиросок, воняя как товарняк с горючим, или же отстричь свою отросшую притчу — предмет юношеской гордости, скрываемый черной кепкой. Витя выбрал свой хайер, клятвенно обещая не курить. Или не палиться, и при случае лучше прятать. По крайней мере, лет до восемнадцати. Если совсем невтерпеж — до получения паспорта гражданина СССР. И за школой тоже не цыбарить.

Макаренко из властолюбивой тётушки выходил на троечку. Ни Пчёлу, ни Лизку этот факт совершенно не расстраивал. Наоборот — играл на руку.

— Ну… — неловкая пауза. Здоровенные лбы не могут выбрать, кто из них возьмет слово первым. Ни на «цу-е-фа» же разыгрывать. Камень, ножницы, бумага… — Здрасьте! — кивая темно-русой головой с аккуратным пробором, сказал Космос, пока не понимая откровенной веселости родной тётки своей девушки.

— Привет, дорогая! — опомнился Витя, бывший званым гостем, в отличие от нерешительного в своем неведении космического существа. — Билет поменять… удалось!

— Сразу на два? — в этом доме давно не было столько молодежи, и чиновница представляла масштаб бедствия — ампирные интерьеры без присмотра все-таки пострадают. — На что выменяли? Только не говорите, что на два пузырька «Красной Москвы».

— Обижаешь! — заверил нагловатый Пчёла, вечно хохмящий, и поэтому непроницаемый. — Ящик «Золотого кольца»! Кос соврать не даст.

— Не дам, а как же? — от ящика беленькой ещё никто и никогда так просто не отказывался. Для Пчёлы — так вообще, железный аргумент в любом споре. — Спасибо родной партии и товарищу Горбачёву лично!

— Сватать пожаловали, или так, на побывку? — женщина продолжала вытягивать в час по чайной ложке. Двое из ларца по-прежнему держались единой братией. — Князь за красным товаром пожаловал, как вижу?

— Да не князь, а так, космонавт… — Космос готов был покраснеть, провалиться сквозь пять этажей, но оправдываться и сдаваться — не к добру, особенно в случае такого радушного приема.

— Правда, он больше на разбойника с большой дороги похож! — опылитель растений не мог не вставить свои пять копеек. — Мы так, налегке…

— Да ну вас! — стояние на реке Угре могло затянуться хоть до ночи, но москвичей следовало проучить. — Стоите, как на Лубянке, я, конечно, помню, что тут майор НКВД когда-то жил… Один из вас на её внучке жениться собирался, только вот, за какие грехи? Да, Космос? Каким ветром?

— Вольным, — Кос, почесывая почти черный затылок, обречённо раздумывал, что этой миловидной, и ещё молодой, в сущности, женщине, следовало пополнить ряды доблестной конторы. Не оборотень в погонах, но отрезвляет, круче сигареты натощак.

— Да мы комсомольцы! — Пчёла держал тон в таком же духе, вовремя уловив игру. — Корки показать? Там все черным по белому!

— У меня тоже справка есть, — не слишком удачно ляпнул Космос, — что добровольно…

— Я так и знала, что один из вас — потянет с собой другого! — Ёлка ни минуты не сомневалась, что Витя приедет с багажом — два метра красоты. И все же у Лизки хороший вкус. — Ты, Витюша, когда нёс сюда подарок под восемьдесят кило, не надорвался?

— Да эта избушка на курьих ножках сама достанет, кого хочешь! Бог свиданьице послал! — парировал радостный Пчёлкин, толкая заторможенного Космоса локтем. — Клоуна заказывали? Так ведь привёз, распишитесь!

— Не мне отметку о получении груза ставить! — Чернова жестом пригласила молодых людей в квартиру. — Прошу!

— А… где? — взволнованно произнес Космос, видя, что причина его бессонницы, очевидно, не слышала нелепого разговора. — Лиза!

— Много знать будешь — состаришься преждевременно, астронавт, — тем временем, Чернова стряхивала со стеганой куртки Пчёлкина снег, рассматривая возмужавшего за год племянника, — а это не выгодно, раз ты великие дела вершить тут собрался. Сам свою Лизку и пожалей, ей с тобой мучиться!

— Ну, Ёлочка, правда? — без смешинок в хрипловатом с мороза голосе спросил Витя, ставя чемодан на пол. — Кого поздравлять приехали-то? Куда эта лохматая смылась?

— Меня поздравлять! — ответила женщина, качая светлой головой, и подмигивая обоим. Лиза ещё не вернулась с прогулки — так значит, причин для переживаний рожденного летать, не было. — С тем, что вы дружно будете мне ремонт здесь делать! Знаю ваши разговорчики — разнесете всю дедовскую штукатурку!

— Я не ругаться приехал, — скороговоркой протараторил Кос, понимая, что частица «не» — была излишней.

— Я не сомневаюсь! Главное, что колющие и режущие предметы я уже спрятала. Будет у тебя такая возможность! — в отличие от высоченного каланчи, загородившего весь проход, Елена успела уловить звуки из парадной. Лизка никогда не пользовалась старым лифтом, тягуче скрипевшего при каждом новом поднятии на этаж.

— Да какая, чёрт возьми, возможность? — настроение Холмогорова совсем не располагало к разгадыванию ребусов чиновницы. Он устал не только с дороги, но и от безмолвия, в котором жил в последнее время.

— Кос, твою дивизию, — выругался Пчёла, хлопая себя по лбу, и бросая любопытный взгляд за широкую спину друга. Сын профессора даже бровью не повел, продолжая вопросительно смотреть на окружающих.

— Рукой подать! — невежливо указывать пальцем, тем более на человека, но сын член-корреспондента нуждался в подсказке. — Лиза, а ты что встала, как вкопанная?

Космос опрометью развернулся на каблуках своих зимних лакированных ботинок, наконец-то замечая родное присутствие. Лиза стояла в двух шагах. Она совершено осязаемая, впервые за несколько месяцев. Разве что волосы струились чуть ниже лопаток, а глаза не таили усмешки. Возьми и протяни руку.

— С прошедшим, сестрёнка! — Витя не забыл главную цель визита — поздравить. Да так, чтобы подарок запомнился — на всю жизнь. Кос на избранную роль подходил блестяще, только вот… Уставился на свою Снегурочку, будто его снова заморозили.

Снеговик долбаный!

— Спасибо… — ни двинуться, ни убежать.

Лиза Павлова не успела подготовить себя к долгожданной встрече, а заодно опередить ход мыслей старшего братца, толстокожую шею которого хотелось сжать, пока насекомое не покается в содеянном проступке. Что ж, нужно справиться с ненужной робостью, слепившей быстрые ноги в стройную линию.

Попытаться…

Комментарий к 90-й. За расставаньем будет встреча

Кос и Лиза (немного злобные):

https://vk.com/wall-171666652_31