Небо в алмазах (СИ)

88-й. Девичьи разговоры

OST:

— Владимир Кузьмин feat. Алла Пугачёва — Некогда

Конец октября расцветал в своем классическом варианте. Грязь под подошвой, низкое серое небо и частое подкапывание дождя. Покрывало жухлых листьев устилало землю настолько, что от этого увядания столичной природы рябило в глазах — желтыми, оранжевыми и темно-коричневыми переливами. Наверное, гамме цветов под ногами радовались исключительно собаки, прыгающие в кучку листвы, как пловцы с трамплинов.

Не хотелось ступать за порог своей комнаты, каждый раз совершая один и тот же маршрут к институту. Закутаться бы, как бабочка в коконе, плюшевым клетчатым пледом, сжимая в озябших ладонях кружку горячего черного чая с лимоном — то, что доктор прописал. Здорово, кстати говоря, согревает.

Совсем другое дело зима, с постоянной гололедицей, снежными завалами и скрипом белого покрывала под подошвой. Невообразимое преображение жухлой осенней природы приходило спасением, и не смущало то, что нос приходилось прятать за пуховым шарфом, а с головы не снимать лисью шапку с двумя помпонами. С румяными от мороза щеками и в меховой шапочке Лиза выглядела, как матрешка с витрины.

В далеком детстве Лиза любила снежное время года, и не только из-за ведомственной «ёлки» с заветным пакетиком сладостей. Сказка за окном детской спаленки завораживала, заставляла верить в любой новогодний миф, которыми так рьяно кормили богатое воображение ребенка родители. Каждую зиму Павлова мысленно возвращалась в свою утраченную реальность.

Лиза нечасто бывала дома. В спальном районе Москвы, в родительской двухкомнатной квартире, которую не отняли из-за вмешательства сестры отца, а оставили в жилище Павловых все так, как оно и было одиннадцатого марта восемьдесят третьего.

Впрочем, Лиза снова отвлеклась, а думала ведь о зиме, сумасбродная! Обычная зимняя пора для Лизы сопровождалась не только ожиданием заветных праздников… Не забыть бы и о вывихах конечностей, растяжениях и переломах, получаемых от нечаянных падений на катке или припорошенном снегом льду. Лиза проходила и через это, неизменно, почти каждый год, падая на скользких поворотах.

Однажды дело таки закончилось переломом левой ноги. Врожденное чувство ловкости не выручило. Спасали лишь любимые балбесы, с героическим видом сопровождающие её до травмпункта, больничный на лишних четырнадцать дней и томик Пушкина с «Повестями Белкина», зачитанными до дыр.

Прибавить к списку телефонные разговоры с космическим пришельцем, сопровождающиеся его патетическими восклицаниями: «хэллоу, моя ты косолапая», «голова садовая, говорил же, что нужно слушать дядю Коса!», «зашибись, тоже ручину, что ли, сломать?».

И ломал же — не на льду, так в драке. Вот, такие вот, зимы в московских широтах. Сейчас же — осень в зените, но не золотая пушкинская пора, а какая-то ерундистика при плюсовой температуре. Скорее бы декабрь, а там глядишь и пресловутый новый год, и долгожданное совершеннолетие. С этой датой Лиза многое связывала.

Сегодня день начинался заведенным ритуалом. Лиза проснулась за час до пар, под ревущий телевизор из гостиной, рискуя опоздать на первую пару. Уже на бегу она ловила заботливые крики дяди Павла не гнаться в институт так быстро. Ещё и яблоко с огорода вручил. Дар природы обнаружился в сумке лишь в метро, когда из неё же чуть не вывалился.

В институте Лиза снова действовала по отработанной за месяц схеме: забежала за две минуты до начала, успела плюхнуться на предпоследнюю парту, но жертва была не оправдана — на первой лекции перекличка не проводилась. Софка смотрела на подругу не без иронии во взгляде: ну, подумаешь, проспала бы один раз пары?

— Во сколько вчера разошлись, любители кинематографа? — проносилось над ухом Лизы. Язык не поворачивался назвать эту бестию «Сонечкой» или «Соней» — настолько стало привычным это бойкое «Софка».

— А вы, любители мёда? — интересно, как Софа вчера до дома с Пчёлкиным добралась, и насколько безопасно для здоровья? Братец молчал, и не ночевал он дома сегодня. Пересеклись-то утром на улице, и то случайно, когда местный Казанова возвращался домой. — О чем еще можно поговорить с Витей, как не об анатомии?

— Нет, мой вопрос был зачинающим, так что колись, — Софа не унималась, — и если хочешь увериться, то твой брат довел меня ровно до подъезда, победно минуя все подворотни. Спасибо ему за компанию.

— В улье сбой механизмов! Ладно, передам ему слова благодарности и поцелую в лобик, как увижу.

— Можно подумать, мы с Витей вас вчера не поняли, влюбленные голубки, — шутливый пинок в бок Голиковой стал ответом на интересующий брюнетку вопрос. — Лиз, я ничего такого не имела в виду! В киношку-то хоть не опоздали?

— Так и не доплыли, и я больше люблю прогулки на свежем воздухе. Давай лучше подумаем, что с курсовой делать, я все никак тему подобрать не могу! Формы права или вообще на другую кафедру переписаться?

— Не хочу я думать о твоем курсаче, — Софа не скрывала того, что на учебе ей сегодня скучно. Как и вчера, и позавчера.

— Соф, тогда подумай уже о Милославском, — Лиза припомнила подруге, что есть, как минимум, ещё одна достойная тема для размышления, — он как снежный человек, я уже сомневаюсь, не уморила ли ты его? Или его МГИМО!

— Потому он и есть снежный, блин, истукан, ибо торчит вечно в своем институте! — выпалила Софья не слишком любезно, и без большой любви к своему бедному Милославскому. Виделись бы чаще — не думала бы сейчас, вчера… да, и что таить греха — позавчера, об одном человеке в кепке. — Познакомлю, куда он денется, только если меня твой Космос за это к стенке не приставит.

Голикова давно не видела своего извечного кавалера. Ник учился, работал, занимался серьезными делами. Элемент сугубо ответственный и положительный. Никита старше Софьи на четыре года, и вполне имел определенное представление о роде своей будущей деятельности — и за границей побывал, не зря отец из дипведомства. А уж с качественной французской косметикой Голикова познакомилась только благодаря Милославскому. Выгодны друг другу во всех отношениях, но это выражение приобретало тягостный характер для самой же Голиковой.

Загнала себя в эту ловушку. То ли дружба, то ли любовь, а то ли привычка. Как курение. Пора либо окончательно выбросить пачку под колеса поезда, либо же крепко затянуться.

— Нашла великого и ужасного, — оставалось лишь согласиться, потому что даже к бескорыстной помощи Лизы сокурсникам, Кос относился строго отрицательно, — но ты не так далека от правды.

— И вот ещё что, пока ждала тебя, опять нагрела уши, и могу поздравить тебя с тем, что языки у некоторых работают на твою популярность, — и этот факт немало мучил Софью — она, конечно, искренне понимала, что женским любопытством движется белый свет, но потакать ему не собиралась.

— Рассказывай, кто меня опять так невзлюбил? — не подруга, а целый ОСВОД — выловит любую гадину.

— Сегодня узрела, как Алексеева с Волковой языком про тебя мололи, что где-то увидели вас с Космосом. И про брата твоего тоже говорят… Ну не сказать, что так часто именно о Вите, но тебе бы стало приятно выслушивать о собственном брате речи тех, кто его даже не знает?

— Голикова, с этого момента поподробнее! Вы вчера, смотрю, спелись, и ты даже простила ему собственные очумительные бананы?

— Бананы быстро отстирались, — почти скороговоркой проговорила Софья, отводя глаза от подруги — верный знак того, что Пчёлкин снова невольно в пути покорения чьего-то женского сердечка. — Правда, Лиз, я и сама понимаю, что зря обозвала его, когда он отдавил мне ногу той дверкой. Можно было решить вопрос более мирными средствами.

— Если бы Витя испортил хоть одну мою вещь, он бы стирал, ремонтировал и полировал её сам, но, смотрю, вы славно поговорили?

— Не туда смотришь, Лизка, — рассудила Софа, легонько показывая пальцем на соседнюю парту. — Глянь, эти охламоны опять самолетики из конспектов делают, детсад…

— Твою мать, — Лиза не сдержалась от брани, предчувствуя, чёрт возьми, беду, — когда кто-то слишком рано и быстро нахваливает моего братца, с этого обычно и начинаются проблемы, Софа!

Павлова бросила ручку на парту, представляя, что может происходить в воспаленном сознании Софки после нескольких встреч с Витей. Нравился всем, зараза с крылышками, но приходило время, когда он бессовестно убегал, не жалея разбитого сердца. И увидеть слезы новообретенной подруги Лизе не слишком хотелось. Лучше предотвратить беду сразу или хотя бы предупредить.

Ведь оба были ей дороги. Витя был неотделим от нее с самых ранних лет, а Софа так быстро сошлась с Лизой во взглядах на очень многие вещи, что других институтских будней Павлова просто не имела возможности вообразить. И не дай Бог…

— Никаких проблем, но я тебе уже говорила, Лиза. Милославского с малых лет знаю, уж эта морда и так из головы не уходит. Разберусь…

И пусть с Витей всё останется так, как есть сейчас: беседы соревновательные и дежурные. Просто провожает до дома, рассказывает пару-тройку историй из насыщенной событиями жизни, и, пожелав «доброй ночки», идёт своей дорогой.

— Быть может, Соф, ты не ошибаешься!

— Не бери в голову, Лизк! Всё не так уж плохо…

— Как знаешь, я не буду настаивать.

Лезть в дебри сознания подруги Лиза не планировала. Чужая душа, как известно, потемки, и пока Софа не вызывала каких-либо пожароопасных симптомов. И выглядит этим ранним учебным утром куда лучше, чем не выспавшаяся Лиза. Наверное, им с Косом нужно было меньше… смотреть на синее вечернее небо.

— Не переживай! Если потоп, землетрясение или соберусь в Никарагуа на постоянное место пребывания, то сразу к тебе, на разбор полетов, доктор!

— И поработаю подушкой для слез? Врачевать до какой степени тяжести алкогольного опьянения?

— Не дождешься, Павлова!

— Да кто мне разрешит тебя таким способом лечить?

— Развод и девичья фамилия?

— Нет, бойня космических масштабов, но я всегда выигрываю.

— Прорвемся, — Софа вздохнула с видом страдальца за всех, встающих на пары в шесть утра, — но со следующей пары я все-таки свалю…

Полуспортивная куртка не спасала от осенней прохлады. Лиза сидела на лавке перед учебным корпусом, ожидая Космоса, который опаздывал уже на десять минут. Наверное, местами убитые «Жигули» Юрия Ростиславовича, перешедшие Косу в наследство, не дали своему молодому хозяину дня без проблем. Люлька стала мала для Космоса, который не решался пересесть на новые колеса, но в машинах Лиза ничего не смыслила, худо-бедно разбираясь в марках и странах производства железных чудовищ.

Руки мерзли даже в плюс девять градусов по Цельсию. Хорошо, что шарфик не забыла, можно было укрыть горло, которое Лиза, как и всякий человек, ненавидящий болеть, не желала застудить. А методы лечения тёти Вали отличались суровой консервативностью. Репа с медом и луком будет сниться им с Пчёлой в ночных кошмарах. Духан от болеющих стоял противный, но зато через три дня все были здоровые и бодрые.

Скоро приедет Космос, и мучения Лизы вознаградятся. Но был и повод для серьезного разговора, и в этом Лиза винила только себя. И отчасти Витю, который пояснил, что это слухи дальше не пойдут. Если они и будут молчать об эпизоде на Рижском дальше, то всё, очевидно, пойдёт через заднее место.

Лиза очень хорошо изучила своего молодого человека. Космос полезет на рожон первым, разбираясь с неурядицей Белого, и заодно поднимет на уши полгорода. Всё чаще Лиза помышляла о том, что пора плюнуть на дурацкий совет Пчёлы — молчать в тряпочку, и для начала посоветоваться хотя бы с Валерой, ведь он всегда был единственным оплотом компании, который умел мыслить здраво и рационально.

Но Лиза чувствовала себя беспомощной и слабой. Ведь стоило оказаться рядом Холмогорову, близкому и родному, как иные события и люди переставали иметь для нее существенное значение. Должно быть, Лиза ведет себя эгоистично, но она счастлива, и не могла сопротивляться этой стихии по имени Космос. Погружалась с головой в собственное море, не боясь бурлящих и, порой, штормящих волн, не желала искать выхода — потонут вместе.

Софка была права, когда подозревала их в частых «зависаниях» до ночи, но выложить всю правду, какая она есть, Лиза считала нечестным. Как будто когтистые кошки вывернули душу наизнанку, показав самое незыблемое и сокровенное, и она бы обязательно чувствовала себя повинной перед Косом.

И все-таки… где он? Погода заставляла пожалеть о собственной безалаберности и беззаботности, грозя промозглой стужей. Кажется, или о Павловой на сегодня все позабыли? И даже верная Софа сбежала…

Осенний ветер решил отыграться на нервной системе Космоса. Ветрище, сволочь, пронизывал до костей, стоило только высунуться из просторного логова на Ленинском проспекте. Договорились встретиться с Филом и Пчёлой к часу дня, чтобы проветриться, а по пути захватить Лизу из института. Кос и сам обещал своему солнцу, что заберет её с пар в тринадцать тридцать, чтобы не вздумала идти в свою Ленинку.

Но были и другие вещи, достойные внимания, и Кос пытался сосредоточиться ни них. Почтальон в клювике притащил весточку от Белого, где помимо новостей о тяжести службы, были и прямые вопросы о Елисеевой, о существовании которой Космос, к стыду, позабыл. А обещал же другану посматривать за тем, что происходит в его семействе, а на деле вышло… Ладно уж, что матери Белого позванивал изредка, вызнавал о самочувствии и поверхностно пересказывал, чем хвалился их пограничник. Но кто знал, что дело пахнет керосином. Дама сердца не писала Сашке уже больше трех месяцев, и салага с ума сходил от праведной тоски.

Восставшая из пепла совесть, погнала Космоса в район панельных высоток, где обитала девушка Саньки, но ни самой Ленки Елисеевой, ни её родителей по нужному адресу не оказалось. Переехали в какую-то окраину. Впрочем, не за Елисеевой, ой не за ней, Космос наблюдал последний год. Пожаловаться на невнимание Кос, подобно Белому, не мог, и эта победная мысль заставляла глупо улыбаться собственному отражению в зеркале, признавая, что он влюбленный дурак, но ему всё равно, что подумают другие.

Главное, что Лиза была в нем уверена. Сердечная мышца, обитающая где-то в груди, наполнялась любовью и обожанием, которым Космос перестал видеть разумные границы. Один весенний день и безумно красивая девушка в его руках, смотрящая так притягательно и волнующе, перечеркнули все напрасные старания быть строже к себе, и, давно саднившими душу чувствами.

Отрезало, отвело от остального мира, потому что только в прозрачных зрачках Лизы, можно было заблудиться. Кос терялся раз за разом, оставляя холодный разум где-то на обочине, ощущая, что подобное происходит впервые. И сам замирал в те моменты, когда любимая девушка, опустив голову на его плечо, затихала, и рождала в нем трепетный огонь, окутывающий их, как дурман.

Видели друг в друге незримое невооружённым глазом, что удивлённым лицам, непонимающим, как Лиза, эта примерная дочь и точная во всем, чтобы ей только не давалось, вообще оказалась рядом с ним — вечным раздолбаем и головной болью собственного родителя.

Лиза была необыкновенной; с виду холодноватой и строгой, но светила только ему, Космосу. Эта прописная истина не подлежала обсуждению, как на руке написано.

Лиза, Лиза, Лиза…

Четыре буквы, а столько смысла…

Сам сочинял. Но на землю резко вернуло другое происшествие, свидетелем которого и оказался Фил, пришедший к дому Космоса ровно к часу.

— Бляха-муха, чёртовы шпингалеты! — расстроено взревел Холмогоров, когда обнаружил, что колесо на его и без того покореженном автомобиле, пробито. — Зараза долбанная, куплю новую тачку — эту к чертям сожгу!

— Чё ты Кос с этим драндулетом, как Садко с гуслями? — Валера мог куда спокойнее судить о масштабах бедствия. — Пчёлу с бензином из дедовского гаража надо пригнать, да и шину он сменит на раз-два, механик…

— Фила, сам разберусь…

Времени на то, чтобы наводить шорох среди расшалившейся дворовой шпаны, околачивающейся в близлежащих подворотнях, не было. К тому же обнаружилось, что в этом чуде советского автопрома закончился бензин.

Почесывая голову на манер Винни Пуха, пришлось соглашаться на предложение Фила, и временно перепоручить собственное сокровище в руки брата. Тем более, к Лизе в институт Холмогоров безнадежно опоздал, а если он сейчас же не починит машину, то накрылась медным тазом их вечерняя прогулка. Когда-нибудь, но они доедут до этого пресловутого одноименного кинотеатра «Космос» или нет?!