Немного света твоего

Глава 10

Постановление удалось «выбить» только на Центр и только к вечеру следующего дня. Личные апартаменты Ромельского оставались под запретом до предъявления официального обвинения. Но предъявлять ему пока было нечего.

Как выяснилось, доступ к интернету в Центре имелся у каждого бомжа в полном смысле этой фразы (большинство из них обучались на разных курсах и за компьютерами проводили много времени). У сотрудников и волонтёров возможностей гулять по соцсетям было ещё больше. А в пункте видеонаблюдения записи всех передвижений по центру почему-то хранились только две недели, так что особой практической пользы изъятые файлы не имели, но всё равно придётся каждый тщательно изучить.

Громов поморщился, решив, что поручит это оперативникам. Ему, вон, даже видео с похищенной девочкой до конца посмотреть некогда. Обыск продолжался четвёртый час и от заполнения бесконечных протоколов осмотра у следователя уже болели пальцы, а впереди ещё, как минимум, треть помещений. Пока осмотрели только столовую, склад, остальные хозпостройки и частично первый этаж основного здания.

Он тяжело вздохнул, в который раз пожалев о принятом решении. Понятно, что девочку в Центре не спрячешь — слишком много народа здесь постоянно крутится. А личные вещи логичнее было бы выбросить. С другой стороны, тут целый склад бэушных шмоток — идеальный тайник. Правда, вчера был четверг и половину вещей раздали малоимущим. В личном кабинете и сейфе Ромельского тоже ничего подозрительного не обнаружили. Словом, когда стрелки часов перевалили за 21 вечера, Громов уже не сомневался, что время они потратили впустую.

Тут ещё сигареты закончились, да и сам хозяин центра, постоянно торчащий над душой и периодически досаждающий философскими нравоучениями, никак не добавлял позитива. Вот и сейчас он заглянул в перевёрнутую «вверх дном» библиотеку и решительно направился к следователю с крайне недовольным выражением лица. Только это и радовало: «мессия» больше не улыбался с видом любящего отца, снисходительно взирающего на разбаловавшихся детишек, и не излучал благодушие всеми порами кожи.

— Денис Владиленович, мне через час нужно быть в другом месте, а все сотрудники уже разъехались. Долго ещё?

— Столько, сколько потребуется, — сухо бросил Громов. — Я не могу подстраиваться под ваш график. Процессуальный кодекс не позволяет, уж извините.

Писатель нервно взъерошил волосы и в десятый раз за день возмущённо повторил:

— Безумие какое-то! Вы действительно думаете, что я или кто-то из моих сотрудников способны довести ребёнка до самоубийства?!

— Помимо сотрудников, у вас тут полно других подозрительных личностей. Списки я взял. Проверим по базе не состоит ли кто из ваших перевоспитуемых на учёте у нас или у психиатра.

— Не там ищите, — сбавив тон, тихо, но твёрдо возразил Ромельский. — Только время потеряете. Что вы здесь надеетесь обнаружить? Пропавшую девочку? Бред!

— Вообще-то, я рассчитывал взглянуть на вашу квартиру, но разрешение дали только на Центр, — мрачно признался Громов, наблюдая, как двое оперов извлекают из длинного стенного шкафа книги, ловко перетряхиваю их, и небрежно бросают обратно.

Ромельский болезненно морщился, провожая взглядом разноцветные тома, некрасиво плюхающиеся на полки и на пол.

— Значит, подозреваете меня? — грустно усмехнулся он. — По-вашему я свихнулся на почве благотворительности?

— По-моему, кто-то взломал страницы похищенных девочек и других членов их семей с одного из ваших компов, а потом похитил Нину Файль на точно таком же, как у вас автомобиле, — холодно объяснил следователь. — Для подозрений этого более чем достаточно. Кстати, о благотворительности. Зачем вы это делаете?

— Что это? — не понял Даниил.

— Всё, — Денис обвёл рукой пространство вокруг. — Бесплатная кормёжка, обучение бездомных, помощь социально-неблагополучным семьям. Что вам это даёт — моральное удовлетворение? Я знаю многих людей, практикующих этакий посыл добра в массы за свой счёт, но они преследуют вполне конкретные цели, а не абстрактное спасение мира безусловной любовью.

— Какие именно цели? — заинтересовался Ромельский, несмущённый издевательским тоном хмурого собеседника.

Денис вспомнил отца ежегодно бездарно, по его мнению, спускающего кучу денег на всякие благотворительные акции. Все они неизменно находили отклик в прессе. Положительный, разумеется (на взаимодействие со СМИ тоже выделялись определённые средства).

— Во-первых, создание и поддержание нужного имиджа. Компания, которая спасает больных раком детишек, просто не может быть плохой. Народ у нас наивный — в любую красивую сказочку поверить готов. А во-вторых, это покупка индульгенции. Своего рода контракт с богом и прочими высшими карающими инстанциями. Мол, я тут пожертвую свои бабки несчастным, больным и нуждающимся, а вы мне ТАМ спишите кое-какие грешки.

Сам Громов считал подобные откаты в никуда пустой блажью, но точно знал, что по крайней мере несколько крупных бизнесменов из близкого окружения отца руководствуются именно такими соображениями.

— А к какой категории благотворителей относитесь вы, Даниил Максимович?

— Скорее ко второй, — после короткой паузы неохотно признался писатель и поспешно добавил: — Но к вашему расследованию это никакого отношения не имеет!

Разумеется, следователь в данное заверение не поверил, ведь существовал и третий вариант, объясняющий безвозмездную щедрость благодетелей: благотворительность нередко служила прикрытием для борделей, наркобизнеса и прочего беззакония. Так что деятельность чудо-центра следовало тщательно проверить.

— Денис, тут, кажется, кое-что есть, — позвал один из перебирающих книги оперов. — Взгляни, будем изымать?

Громов неторопливо направился в сторону огромного, шириной во всю стену шкафа. Найти что-нибудь стоящее он уже не рассчитывал и на старую потрёпанную общую тетрадь в руках коллеги посмотрел весьма скептически.

— И что это?

Оперативник без слов перевернул тетрадь и показал приклеенное к обратной стороне изображение большой голубой бабочки, очень похожей на тех, что фигурировали в деле.

Денис брезгливо взял находку и пролистал. На старых пожелтевших от времени страницах синели местами расплывшиеся чернила. Приходилось долго всматриваться в чей-то мелкий витиеватый почерк, чтобы буквы сложились в слова. Он уже хотел с досадой отложить непонятные записи в сторону, но успел заметить, как резко побледнел Ромельский, не отрывающий взгляда от тетради, как его красивое холёное лицо исказила гримаса страха.

— Это ваше, Даниил Михайлович? — поинтересовался следователь, заинтригованный такой реакцией.

Писатель уже взял себя в руки и отрицательно покачал головой:

— Нет. Не знаю, что это. Книги к нам тоже несут отовсюду. Наверное, кто-то по ошибке вместе с ними привёз.

Он отвернулся и стремительно вышел из комнаты. Громов проводил его задумчивым взглядом и передал тетрадь другому оперу со словами:

— Изымаем. Позовите понятых.

Как все хищники Громов любил ночь — идеальное время охоты. Можно подежурить пару часов в ночных клубах и легко срубить бабла, пригрозив уголовным делом, обжимающимся с малолетками золотым мальчикам и «папикам», проявляющим нездоровый интерес к ровесницам набоковской Лолиты. Деньги, в отличие от желания разбираться с полицией, и у тех, и у других имелись, и они охотно делились с капитаном наличкой.

Впрочем, благодаря щедрому взносу Борисова, наличности ему пока хватало. Можно было бы просто расслабиться в казино или заехать в гости к Карле — владелице небольшого модельного агентства, под которое удачно маскировался элитный бордель. Серьёзный компромат, нарытый им на очаровательную хозяйку сего «сада земных наслаждений», позволял следователю не только иметь некоторый процент с прибыли, но и в любое время быть там почётным клиентом.

Вместо всего перечисленного он вынужден был снова погрузиться в работу. Обыск прошёл впустую. Отпечатки пальцев на дисках эксперты не обнаружили. Мальчишку, прицепившего конверт на дверь Файлей, нашли, но тот ничего не смог добавить к уже имевшемуся описанию потенциального похитителя.

Время шло, ФАС лютовал, журналисты во главе с Аркадием Файлем наседали, а зацепок, как и прежде, практически не было. Вот и пришлось, обложившись надоевшими бутербродами и заварив кофе покрепче, корпеть над старой тетрадью, так напугавшей Даниила Ромельского. Чутьё подсказывало, что время на неё потратить стоит, и Громов, регулярно зевая и чертыхаясь, с неохотой разбирал чей-то малопонятный почерк.

Это было похоже на дневник, только события излагались урывками: без дат и имён. Но общая последовательность улавливалась без труда.

Громов снова зевнул, решив, что от записей несёт детской, максимум подростковой ревностью и инфантильностью. Но через пару страниц они приняли какие-то уродливые, а главное знакомые очертания, и капитан стал вчитываться в анонимные письмена даже с некоторым энтузиазмом.

Автор записей почти как похититель девочек издевался над таинственным «Солнышком», не применяя физического воздействия. Подстраивал неприятные ситуации, выставлял виноватой в глазах родителей, ссорил с друзьями, портил любимые вещи. В общем, пакостил как мог, правда, в основном по мелочам. Масштаб был явно не тот, да и никакого «света» в тексте не фигурировало. Зато присутствовали частые и непонятные отсылки к загадочным картинам.

Судя по периодически упоминавшейся смене времён года, продолжалось психологическое давление долго: не месяц и не два. Заканчивались записи также внезапно, как начались на фразе:

Денис закрыл последнюю исписанную страницу и задумчиво побарабанил пальцами по столу, вспоминая подробности недавней встречи с Ромельским. Кажется, у великодушного покровителя нищих и бомжей имеется сестра — о ней говорилось в предисловии к его книге. Какова вероятность, что всё описанное в тетради он проделывал с ней? По тексту многое сходилось — проживание в одном доме, общие родители. Что если он начал ещё тогда, а сейчас лишь продолжает воплощать в реальность свои извращённые фантазии уже с гораздо большим размахом?

Порывшись в материалах дела, Громов нашёл записанный утром номер и набрал его. Плевать, что на часах три ночи, он ведь не спит, значит, и другим по силам оторваться от подушки в интересах следствия.

— Алло, кто это? — раздался в трубке тихий сонный голос.

— Кирилл Фадеев? Следователь Громов беспокоит. Извините, что разбудил, это важно. Вы ведь когда-то помогали прежнему администратору Ромельского, скажите, книги им тоже привозят в качестве пожертвований, как и старые вещи?

— Какие ещё книги? — Фадеев просыпался медленно и не сразу смог понять, чего от него хотят. — Нет, только мебель и одежду. Новые тетради, ежедневники, учебники привозят, а старые книги там не принимают. Кому они нужны?

Значит, писатель солгал ему. Зачем?

— Точно? А всё, что находится в библиотеке на первом этаже это…

— Личная собственность Ромельского. Он сам когда-то хвалился, что ту библиотеку ещё его дед собирать начал. Это же дом его родителей.

— А где они, кстати?

— Нету. Кажется, в аварии погибли. Уже давно, — студент беззастенчиво зевнул в трубку.

— А с его сестрой вы случайно незнакомы? — Громов сам с трудом боролся с упорно атакующей зевотой, глаза слипались, уставший организм брал своё.

— Нет. Я в этом колхозе бывал только из-за матери своей девушки, и ни Ромельским, ни его семейством не интересовался, — Фадеев снова зевнул. — А почему вы спрашиваете?

— Спокойной ночи, — вместо ответа буркнул Денис, отключил телефон и со вздохом отправил запрос в гугл.

Как известной харизматичной личности, Даниилу Ромельскому в интернете посвящалось немало страниц, форумов и даже сайтов, так что интересующая информация нашлась без труда.

У писателя действительно была сестра — Надежда. Та самая, которой он посвятил один из своих бестселлеров. А вот задать ей интересующие следователя вопросы лично не представлялось возможным. По данным информационной сети, Надя Ромельская утонула в возрасте четырнадцати лет. Дома. В бассейне.

Уже засыпая, Громов продолжал задаваться вопросом, а не случилось ли это во время той самой, упомянутой в тетради встречи, после которой записи вдруг прекратились?