Немного света твоего

Глава 1

Сотрудник следственного отдела одного из московских РОВД капитан полиции Денис Громов мрачно взирал на разложенные на столе фотографии. С центрального снимка, притягивая взгляд, солнечно улыбалась тоненькая светловолосая девочка в закрытом жёлтом купальнике. В руках она держала большую ракушку, а позади голубые морские волны ласкали песок одного из пляжей Анапы (так гласила надпись внизу).

Это не улучшило и без того испорченное настроение. Он вот тоже ещё вчера наслаждался бархатным сезоном, правда, на турецком берегу, а теперь отозван из отпуска в срочном порядке, видимо, как самый незаменимый.

На другом фото эта же девочка уже не улыбалась и, похоже, не дышала. Глаза были закрыты, как у спящей, но он слишком часто видел такие заострившие, словно отлитые из воска черты, чтобы обмануться. Мертва, однако видимых повреждений на теле нет. Признаки утопления и удушения, на первый взгляд, тоже отсутствуют.

— Причина смерти?

— Передозировка снотворного.

— И из-за этого меня сдёрнули с пляжного лежака? — недоверчиво уточнил Громов. — Из-за банального суицида?!

Орлов презрительно поморщился. Как и многие в отделе коллегу он, мягко говоря, недолюбливал. За это вот раздутое самомнение, высокомерие, цинизм, беспринципность, мелочность и множество других отнюдь не лучших человеческих качеств. А ещё за то, что тот появился, как чёртик из табакерки, — непонятно откуда. Вроде бы сразу после академии сумел протиснуться в следственный комитет, поработал там года полтора и ушёл в участковые, затем, кажется, был оперуполномоченным где-то в провинции, и вдруг, на тебе, снова в следователи переметнулся!

Такие скачки в их системе, как правило, ни к чему хорошему не приводят, да и не каждому позволяются. Верно сказано — деньги решают всё. А у папочки Громова этого добра на несколько жизней вперёд хватит. Удивительно, что сын до сих пор не полковник и не начальник РОВД. Последняя мысль особенно не понравилась: храни Всевышний от такого начальства! Пусть лучше мальчик в следака поиграет. Ему не жалко.

— Тоже мне, звезда отечественного сыска! Не только тебя сдёрнули, всем досталось. И это не банальный суицид, разве шеф не говорил?

— Не успел, торопился к прокурору. Сказал, ты введёшь в курс дела. Вот и вводи.

Громов неохотно плюхнулся в своё кресло, вытянув ноги и водрузив их по привычке на стол. На полноценный рабочий день настроиться никак не получалось. До чёртиков хотелось курить, но проклятущая противопожарная система, установленная весной, не позволяла расслабиться, как раньше, прямо в кабинете.

Орлов положил перед ним папку с делом.

— Вот, изучи для начала.

Денис наскоро перелистал страницы.

— Ульяна Ремезова — одиннадцать лет. Пропала 28-го августа, умерла 6-го сентября. Позавчера.

— Да. Продержалась всего 10 дней.

Громову не понравилось, как это прозвучало.

— Продержалась? Что, чёрт возьми, происходит? Она в «Последнем герое» участвовала?

Константин устало присел на край стола и вставил в дисковод диск с надписью " У.Р. Д-1».

— С «Последним героем» это ты в точку попал. Вот, взгляни, что получили родители девочки на следующий день после похищения. Думал меня уже ничем не удивить с нашей-то работёнкой! Но такой жути я ещё никогда не видел!

— Жути? Что там — расчленёнка? — скис капитан.

Нарваться на маньяка или очередной «глухарь» совсем не хотелось. Он всё ещё надеялся поскорее разобраться с делами и вернуться к прерванному отпуску.

— По мне так хуже.

Орлов пощёлкал мышкой и запустил просмотр видео с диска. На мониторе возникло изображение большой просто обставленной комнаты. Голые чисто выбеленные стены, узкая кровать, холодильник, стол, кулер с водой, стул, ЖК-телевизор на стене и много пустого пространства между ними. А среди всего этого мечется тоненькая детская фигурка. Мечется суетливо, неловко, отчаянно, словно дикий зверёк, брошенный охотником в клетку. Бьётся в запертую дверь, до крови сбивая костяшки пальцев, и кричит до хрипа, до срыва голоса:

— Пожалуйста, отпустите меня! Я хочу домой! Хочу к маме! Мама, мамочка!

Орлов резко выключил звук. Он просто не мог больше этого слышать — наслушался за последние дни так, что и во сне продолжал видеть мелькавшие на мониторе кадры. У самого подрастала шестилетняя дочь.

— Там больше ничего нового. До самой ночи одно и тоже, пока малышка просто не уснула, полностью обессилевшая, — грубовато объяснил в ответ на недоумённо приподнятую бровь коллеги. — В первый день ОН молчал.

— А потом?

Орлов достал из вмонтированного в пол сейфа ещё стопку дисков.

— Заговорил мразина! Вот поминутные записи всех десяти дней.

Громов неторопливо взял верхний диск и заменил им первый. Картинка на мониторе поменялась.

Теперь девочка сидела на кровати. Руки плотно, наверное, до боли стиснуты в замок, лицо, заплаканное и раскрасневшееся, приподнято вверх — в направлении чётко звучащего механического и безэмоционального, как у игрушек, голоса.

— Мне жаль, Ульяна, но тебе придётся остаться здесь. Твои родители отказались заплатить выкуп. Я знал, что больших денег у вас нет, и попросил совсем немного. Но они не захотели расстаться даже с такой суммой, потому что ты им не нужна.

Детское личико исказилось некрасивой гримасой, но в дрожащем от слёз голосе отчётливо звенели нотки протеста и недоверия:

— Неправда! Я нужна, нужна!

— Лжёт, тварь, выкуп никто не просил! — зло бросил Орлов.

— Не нужна. У них уже есть Артём — отличник, спортсмен, гордость семьи. — Продолжал убеждать невидимый похититель. — Он послушный хороший мальчик. А от тебя одни неприятности: испортила любимое мамино платье, залила зелёнкой обои, поцарапала новую машину, которую вы взяли в кредит, получила двойку по итоговому диктанту в прошлой четверти, забыла закрыть клетку Гоши, и он разбился о зеркало.

— Я не хотела! Я не виновата!

— Ты виновата. Они никогда тебя не простят.

— Неправда! Мама и папа меня любят! — она уже захлёбывалась от слёз, но продолжала протестовать.

А механический голос, не отражая ни единой эмоции, сухо констатировал:

— Скоро у них родится ещё один ребёнок, такой же умница, как Артём. Они будут баловать его, гордиться, а ты… ты им больше не нужна. Они даже не расстроились, когда ты не вернулась домой, Ульяна. Посмотри, как они счастливы без тебя.

Тёмный квадрат телевизора засветился мягким голубым светом и развернул во весь экран фотографию не лучшего качества, сделанную, вероятно, обычной мыльницей: смеющиеся мужчина, женщина с заметно округлившимся животиком и мальчик лет десяти обнимали друг друга на фоне большого фонтана.

— Неправда, это старая фотография! — девочка всё ещё пыталась храбриться. Получалось неважно. — Я тогда просто в лагере была!

— Вот именно, — подхватил невидимый собеседник. — Чем ты дальше, тем им лучше. Они не скучали тогда и, поверь, не скучают сейчас. Ты не нужна им, не нужна!

— Нет! Нет! Нет! — Ульяна обхватила голову ладонями, закрывая глаза и уши, и разрыдалась в голос, больше не пытаясь возражать.

Денис остановил видео, нажав паузу. Внутри что-то неприятно царапнуло. Словно багор прошёлся по дну озера и всколыхнул на поверхность ил и тину, скопившиеся за много лет. Откуда-то из старых, давно погребённых на этом дне воспоминаний зазвучал другой голос — грубый, резкий, лающий, но вполне человеческий:

— Что, малец, похоже, не нужен ты своему батьке. Не торопится он за тобой, не хочет бабки платить!

Тихо выругался, отгоняя призраки прошлого (они давно не пугали и не досаждали, но раздражали, как скрип железа о стекло), и повернулся к коллеге с вопросом:

— Про испорченное платье, машину, двойку и разбившегося попугая, судя по её реакции, он не солгал?

— Кенара. Гоша — это кенар, — сухо поправил Орлов, стараясь не смотреть на монитор, где маленькая фигурка скорчилась на кровати воплощением скорби и отчаяния. — Да, здесь всё правда. Диктант был весной, зелёнка и машина тоже, платье — в июне, Гоша — примерно три недели назад.

— Ещё какие-то подробности из жизни семьи всплывали?

— Много. Из тех, что могут знать только свои, близкие. Естественно, мы отработали всех родственников, друзей семьи, учителей. Никаких зацепок. Свидетелей похищения тоже нет — никто ничего не видел и не слышал.

— Как доставляли диски?

— Через курьерские службы. Опера их ещё проверяют, но пока всё глухо.

Громов задумчиво опустил подбородок на скрещенные в замок пальцы.

— А что за семья эти Ремезовы?

— Обычная среднестатистическая ячейка общества. Оба родителя педагоги: отец — учитель истории, мама преподаёт рисование, в прошлом месяце ушла в декретный отпуск.

— Как насчёт мести?

— Никак. Версию отработали — ничего. И потом, чтобы так мстить, нужно совсем с катушек съехать.

— Как именно? Что он ещё с ней делал? Бил, насиловал?

— Нет. Пальцем не тронул. Даже все удобства, гад, создал, — горько усмехнулся Орлов. — В холодильнике полно еды, увидишь потом на записи, а дверь справа ведёт, вероятно, в душ и туалет.

— Тогда что же на остальных дисках? — Громов не скрывал удивления.

— То, что ты уже слышал, только в разных вариациях. Приплёл туда и родственников, и подруг, и учителей.

— Все десять дней?

— Да.

— И… как же она умерла?

Орлов помрачнел. Потянувшись к мышке, свернул ненавистное видео, против воли притягивающее взгляд, и неохотно ответил:

— На девятый день, когда девочка спала, он принёс и поставил на стол стакан со снотворным (камера на пару минут отключалась — на видео этого нет). А потом просто предлагал ей без боли и страданий уйти из мира, где она никому не нужна. Вот Ульяна и не выдержала — следующим утром, едва проснувшись, выпила смертельный раствор.

Голос старшего лейтенанта звучал по-прежнему сухо, а перед глазами до сих пор стояла жуткая картина — абсолютно пустой, безжизненный взгляд детских глаз и рука, уверенно поднимающая стакан с чем-то прозрачным. А потом малышка понуро поплелась к кровати, устроилась поудобнее, словно отходя к обычному сну, и закрыла глаза… навсегда. На следующий день её тело нашли в одной из придорожных лесополос.

— Я не понял, — разрушил вязь горьких воспоминаний недоверчивый голос Громова. — Он её не бил, не угрожал, не принуждал под дулом пистолета, а она добровольно выпила отраву? Сама?!

Орлов не смог сдержать раздражения:

— Да, сама! Что тут непонятного?! Она — ребёнок с ещё несформировавшейся психикой и вдруг такое сумасшедшее давление! Любовь родителей в этом возрасте — необходимое условие нормального существования, если в ней нет уверенности, мир ребёнка рушится!

— Да ладно, тогда всем детдомовским впору перетравиться, — скептически хмыкнул Громов. — Нет, правда, он больше ничего с ней не делал? Всего лишь байки травил?

Константин смерил коллегу тяжёлым взглядом, в который раз поражаясь его пуленепробиваемой чёрствости и извращённому цинизму. Нет, он давно свыкся с мыслью, что у некоторых вместо души банкомат, а сердце — не более чем мышечный орган, перекачивающий кровь, но как могут не трогать муки невинного ребёнка?!

— А ты послушай эти байки внимательно, умник! Там кто угодно отравиться захочет! Он же натуральный псих! Хорошо если на одной жертве остановится!

— Стоп! Не каркай! — запротестовал Громов, выставив вперёд открытые ладони, и как мантру повторил: — Это не серия, слышишь, не серия! Это месть, просто очень изощрённая. Он ведь прислал видео не журналистам и не полиции, а именно родителям. Значит, вся драма разыграна непосредственно для них. А учитывая, как много подробностей из жизни семьи ему известно, вычислить этого психа будет несложно.

— Да что вы говорите, мистер Шерлок Хломс! А мы-то тут вторую неделю фигнёй страдаем и в потолок плюём! — обиделся Орлов. — Говорю же, всех родственников и знакомых проверили! Опера сутками работали, опросили в общей сложности восемьдесят человек. Впрочем, дело я тебе передал. Дерзай, начальство на тебя большие надежды возлагает!

Он пересел за свой стол и демонстративно погрузился в изучение документации.

— Лучше бы премию хоть раз возложило! И почему сразу на меня? — недовольно проворчал Громов.

Это был не явный протест, а так — брюзжание по инерции. Распоряжения «свыше» можно осуждать, но выполнять всё равно придётся.

Он потянулся, разминая мышцы, и тоже поднялся. Организм требовал привычную дозу никотина, а работа не волк — не убежит, к сожалению.

— Ты же у нас эталон! У тебя ведь самая высокая раскрываемость, — насмешливо напомнил коллега, сделав акцент на последнем предложении.

О том, как именно Громов добивался таких блестящих показателей по отделу ходили слухи разной степени достоверности, но в одном никто не сомневался — они вовсе не плод дедуктивного метода и кропотливой работы в строгом соответствии регламенту.

— Да уж повыше, чем у некоторых, — холодно отчеканил капитан, скользнув выразительным взглядом по погонам старшего лейтенанта, мол, в его возрасте (34 года) в «старлеях» засиживаться несолидно.

Сам-то он капитанские звёздочки получил в прошлом году во многом благодаря тем самым показателям.

— Позёр, — презрительно процедил Орлов вслед вышедшему коллеге и потянулся к мобильному телефону.

После разбередившего душу видеопросмотра безумно хотелось позвонить домой и услышать голос дочери. Узнать в каком настроении она проснулась, чем собирается заниматься и обязательно напомнить, как сильно он её любит, чтобы никогда не забывала и не сомневалась.