Немного света твоего

Глава 21

Увидев появившегося в дверях Дениса Громова, эксперт-криминалист Оксана Сбруева обречённо нахмурилась и отложила в сторону текущую работу, всё равно сейчас придётся заняться другими делами. Во-первых, все экспертизы, связанные с похищениями девочек, велено проводить в первую очередь, во-вторых, все в отделе знали: отказать Громову — значит нажить серьёзные неприятности.

Там, где другие следователи пытались ускорить работу экспертов комплиментами и подношениями вроде шоколадки, цветов и шампанского, Громов предпочитал озвучивать угрозы и воплощать их в реальность, если его «заказы» игнорировались.

Однажды она уже попыталась противостоять наглому коллеге, даже начальству на него пожаловалась, а потом горько пожалела об этом, оказавшись в эпицентре скандала из-за якобы перепутанных ею результатов анализов. Поскольку дело было громким, Оксане с большим трудом удалось избежать обвинения в подлоге и «отделаться» строгим выговором с занесением в личное дело.

С тех пор с Громовым она никогда не спорила. Просто тихо ненавидела и молча выполняла все его требования.

— Привет бойцам невидимого фронта, — кивнул он молодой женщине и поставил перед ней прозрачный пакет с гранёным стаканом и пластмассовой баночкой из-под какого-то лекарства. — Проверь, пожалуйста, на наличие пальчиков и прогони по базе. И остатки жидкости в стакане тоже сравни.

— С чем?

— Вот с этими таблетками, — других лекарственных препаратов Громов в доме Вавилова не нашёл, а эти обнаружились прямо на кухонном столе.

— Без направления? — хмуро уточнила Оксана, обратив внимание на отсутствие сопроводительной документации.

— Сегодня — да, а что, какие-то проблемы? — в объяснения капитан, по всей видимости, пускаться не собирался. А от его обманчиво-равнодушного тона и холодного взгляда Сбруева невольно поёжилась.

— Нет, никаких. Когда нужны результаты?

— Вчера. Чем быстрее, тем лучше.

— Сволочь! — негодующе прошептала Оксана, едва за следователем закрылась дверь и неохотно потянулась к стакану. Работы предстояло много.

— Ну и как же ты её нашёл? — уточнил ФАС, когда вечером они с Громовым покидали больницу, в которую четыре часа назад бригада скорой помощи доставила Нину Файль.

Она всё ещё была очень слаба и совершенно дезориентирована, но прогнозы медиков обнадёживали — физически молодой организм восстановится быстро, а вот о степени психологической травмы судить пока никто не решался.

— На всякий случай мониторил больницы и морги, узнал, что сюда поступила девочка по описанию похожая на Нину и проверил.

— Что ж, хорошо, что дочь Файля жива, и что мы нашли её первыми. Плохо, что никакой дополнительной информации от Нины, похоже, не получить, — рассуждал начальник. — Ты ведь с ней говорил? Она хоть что-нибудь помнит?

— Сложно сказать. Она ещё не пришла в себя окончательно. Говорит, похитителя в лицо не видела. Позже попробую ещё расспросить, пока в палате неадекватный папаша это всё равно нереально.

Денис не преувеличивал — эмоции Аркадия Файля действительно зашкаливали. Сначала это была бурная радость от осознания, что его дочь жива, а теперь преобладали тревога и беспокойство, усугубленные тем, что Нина категорически отказывалась с ним общаться. Видимо, свежи были в памяти заверения «Гасителя» в том, что телеведущему она не нужна.

— Где её нашли, выяснил?

— Конечно, там сейчас работают криминалисты, но вряд ли они обнаружат что-то полезное, — Громов не кривил душой, о последнем он позаботился.

Соснов нахмурился и задумчиво поскрёб подбородок.

— Как думаешь, зачем он изменил сценарий? Почему Ульяну нашли мёртвой, а Нину — живой? Что это значит?

— Что его планы пошли наперекосяк, — подумал Денис, а вслух заметил:

— Не знаю.

— Плохо, что мне в управление сообщить, они же ежедневно отчёта требуют? Да и пресса со всех сторон наседает, — проворчал ФАС, но ворчание это было миролюбивым и даже добродушным. Фёдор Алексеевич явно пребывал в хорошем настроении — то, что одна из похищенных девочек нашлась живой ему, как начальнику отделения, добавляло вес в глазах вышестоящего руководства. — Что делать собираешься? Какие версии отрабатывать будешь?

Громов помолчал, прикидывая, какими своими соображениями он может поделиться с начальством, не рискуя придать огласке косвенную связь этого дела с Вавиловым. Получалось — никакими.

— Есть одна версия, но её нужно проверить. Просто дайте мне пару дней, — попросил он и, заметив сомнение во взгляде начальника, со вздохом добавил: — Результат будет — обещаю.

ФАС недоверчиво покачал головой, но оглянувшись на здание больницы, милостиво кивнул.

— Хорошо, два дня у тебя есть. Но не больше.

Было уже темно, когда раздражённый Громов, отчаявшись дозвониться до Ворошилова по телефону, вышел из лифта возле его квартиры.

Открыв дверь, уставший и небритый Михаил Александрович посмотрел на следователя с непередаваемым сочетанием тревоги и надежды.

— Есть новости об Алике?!

— Нет. Какого чёрта у вас телефон отключён? — огрызнулся Громов. Ему пришлось намотать несколько незапланированных километров.

— Уронил и он теперь не работает, — Ворошилов внимательно вгляделся в лицо молодого коллеги. — Что случилось?

— Нину нашли. Живой, не пугайтесь. Она просто очень слаба и истощена.

— Где? Вы с ней говорили? — заволновался Ворошилов.

— В лесополосе возле трассы. Преступника без очков она не видела, где её держали тоже не знает. Лучше скажите, вам удалось встретиться с Татьяной?

— Да. Входите, не в дверях же такие вещи обсуждать, — пожилой мужчина посторонился, пропуская Дениса в квартиру.

— Получается, он просто отпустил её? Зачем? И что же тогда случилось с Аликой? Может, её тоже…?

Денис поморщился от нового потока вопросов и от того, что надежда в голосе Ворошилова неожиданно окрепла и почти вытеснила тревогу. Очень неосмотрительно для следователя с таким стажем и опытом.

— Не думаю, её бы уже где-нибудь обнаружили.

На звук их голосов в прихожую выглянула невысокая худощавая женщина лет пятидесяти, в безупречно отглаженном длинном приталенном платье с идеально уложенной причёской, как будто она собралась на праздничное мероприятие. Только покрасневшие глаза и подрагивающие уголки губ выдавали, что ей сейчас совсем не до праздников.

— Миша, у нас гости? — спросила она и слабо улыбнулась Денису. — Что же вы стоите? Входите, скорее. Я сейчас чайник поставлю.

— Анечка, познакомься, это Денис Владиленович — он ведёт дело о похищениях девочек, — устало сказал Ворошилов жене и, заметив, как изменилось выражение её лица, поспешно добавил: — Нет, пока ничего не прояснилось, мы просто обсудим некоторые детали. Денис, моя супруга — Анна Васильевна.

Капитан вежливо поздоровался, женщина тяжело вздохнула, но выдавила ещё одну гостеприимную улыбку и сказала:

— Денис Владиленович, проходите на кухню. Ужинать будете? Я ведь знаю, что такое работа следователя — муж всегда возвращался голодным.

— Нет, спасибо, — неохотно отказался Громов, но желудок предательски заурчал. Нормально поесть сегодня, действительно, не получилось. — А вот на чай, пожалуй, соглашусь.

Они вошли в небольшую, уютную, чистенькую, ярко освещённую кухню. Мужчины сели за небольшой круглый стол, а Анна Васильевна засуетилась возле плиты.

Громову не терпелось выяснить подробности встречи с Татьяной, но Ворошилов знаками дал понять, что при жене дела обсуждать не стоит, и следователь вынужден был просто осматриваться в ожидании чая и информации.

Новые обои с голубыми незабудками его мало интересовали, а большая фотография, запечатлевшая всех членов семейства Оболенских и Ворошиловых, заставила отвести взгляд: казалось, рыжая соседка смотрит прямо на него, и улыбается так же, как при каждой их встрече. Внимание привлёк, прикреплённый к холодильнику разноцветными магнитами альбомный лист, на котором красным фломастером было выведено: «Правила этого дома: замёрзшего — согреть, голодного — накормить, грустного — обнять, провинившегося — простить».

В том, кто автор сего шедевра Громов не сомневался: точно такой же отвратительно приторный лозунг висел в прихожей Оболенских.

— Это Алика написала, — проследив за его взглядом, грустно улыбнулся Михаил Александрович.

— Я так и подумал.

Анна Васильевна поставила перед гостем и мужем большие эмалированные кружки с кипятком, заварник и банку растворимого кофе. Рядом выстроились сахар, сливки, вазочки со сладостями, сдобой и наскоро приготовленными бутербродами.

— Не буду вам мешать, — сказала она, выходя их комнаты. — А ты, Миша, не забудь рассказать следователю то, что мы с тобой обсуждали. После чая, конечно.

Когда за женщиной закрылась дверь, Денис нетерпеливо спросил:

— Так что с Татьяной? Удалось что-нибудь выяснить?

— Нет, она уверяет, что после обвинения Миронова все друзья и коллеги от него отвернулись. Никто не хотел быть обвинённым в дружбе с педофилом и убийцей. Так что мстить за отца, по её словам, просто некому.

— А почему мы должны ей верить? В конце концов, Татьяна сама могла нанять кого-нибудь для этой цели.

Денис бросил в кипяток пакетик с заваркой и без стеснения принялся уписывать бутерброды.

— На какие средства? Квартира родителей до сих пор не продана, а на зарплату медсестры особо не разживёшься, — резонно возразил Ворошилов.

— Возможно, у этой Татьяны есть состоятельный любовник. В общем, я сам с ней поговорю, где вы её нашли? Запишите мне адрес.

— У подруги в Подмосковье. Адрес запишу, только зря всё это — не врёт она и к похищениям отношения не имеет. За тридцать лет я столько допросов провёл, что точно знаю, когда человек мне лжёт.

— Ладно, разберусь, а о чём говорила ваша жена? Что вы должны мне сказать?

Ворошилов болезненно поморщился и растерянно потёр виски.

— Просто на вчерашней видеозаписи Алика вела себя странно. Несколько раз жаловалась на плохое самочувствие и боли в сердце.

Денис так и не досмотрел видео полностью, услышанное ему не понравилось.

— Думаете, ей могло стать настолько плохо, что…

— В том-то и дело. Сейчас приступы у неё бывают очень редко и проходят совсем по-другому — мы-то знаем симптомы. На видео она не похожа на больную. Да и не в характере Алики так открыто жаловаться, тем более постороннему человеку. Я боюсь, она что-то задумала и могла попытаться… сбежать. Например, притвориться, что ей стало плохо…

— Сбежать? — недоверчиво повторил Денис. — Кто? Ваша тихоня-внучка, помешанная на кошках? Не думаю. Я ведь живу напротив Оболенских и немного её знаю.

— Вы совершенно её не знаете, — устало отмахнулся Ворошилов. — Два года назад Лариса попала в больницу с острым аппендицитом. После операции возникли серьёзные осложнения, она несколько дней провела в реанимации. Алика в это время была в кардиологическом санатории — в другом городе. Мы ей ничего не говорили, но подруга Ларисы в соцсетях написала внучке сообщение, и эта, как вы её называете, тихоня ночью, без денег и документов сбежала из санатория и каким-то чудом автостопом добралась до Москвы и даже до нужной больницы. Так что попытаться сбежать Алика вполне могла — это как раз в её характере, а вот жаловаться на то, как ей плохо и плакать в подушку она бы точно не стала.

— Как и думать головой, видимо, — недовольно покачал головой Денис. — Такие безрассудные порывы без реального учёта своих возможностей…

Капитан не договорил, вспомнил неприступные стены Вавиловского дома в лесу, наглухо запертые комнаты и отложил в сторону очередной бутерброд. Попытаться-то она могла, но вот шансов выбраться из «тюрьмы» у соседки не было никаких. Это ведь не санаторий, а преступник — не добрый Доктор Айболит. Скорее всего, она, действительно, попробовала его обмануть, чем только сильнее разозлила… Эх, нужно было всё-таки проверить территорию охотничьего дома, а теперь это бесполезно — водитель Вавилова наверняка уже всё там обыскал и избавился от каждой найденной улики.

— Я знаю, о чём вы думаете, — голос Ворошилова звучал сухо и как-то безжизненно. — И сам прекрасно понимаю: не могла девочка, которая весит от силы сорок килограмм справиться со взрослым мужиком. Потому он и видео не прислал — некого больше снимать, да? А вот жена моя всё ещё надеется, говорит, чувствует, что внучка жива.

Повисла неловкая пауза и просто для того, чтобы её заполнить Громов спросил:

— Интересно, почему он забрал именно Алику, а не Ларису? Вы её любите больше других внучек?

Ворошилов удивлённо приподнял брови.

— У вас, молодой человек, странное представление о любви. Лично для меня — это величина постоянная: ты либо любишь человека, либо нет, а больше или меньше — это уже не любовь. Так что я никого из внучек не выделяю, они все мне одинаково дороги. Да, забыл сказать, мать Татьяны работала в Центре Ромельского — сначала администратором, потом рядовой сотрудницей.

— Что же вы раньше молчали! — возмутился Денис, посмотрев на часы. Начало одиннадцатого. Поздно. Сегодня с Ромельским встретиться уже не удастся. — Вы ведь общались с ней четыре года назад.

— Общался, но тогда она была в отпуске без содержания — ухаживала за старенькой матерью. Так что местом работы я даже не интересовался, а что вам это даёт?

— Пока не знаю, но скоро разберусь. Спасибо за чай, мне пора.

Денис поднялся из-за стола, Ворошилов тоже встал и, глядя ему в глаза, твёрдым цепким взглядом сухо сказал:

— Я, действительно, вижу, когда человек лжёт. И вы, Денис Владиленович, определённо что-то скрываете. Вам точно что-то известно, ничего не хотите мне рассказать?

— Нет, Михаил Александрович, я понятия не имею, где ваша внучка и что с ней, — честно ответил Громов. Он ведь мог только догадываться.

— Неужели тебе всё равно? — взгляд бывшего следователя наполнился укором. — Ты же знал её лично.

— Чего вы от меня хотите? Я делаю, что могу.

— Ты что-то скрываешь, — уверенно повторил Ворошилов, резко перейдя на фамильярное «ты». — Или кого-то покрываешь! Смотри, мальчик, если я узнаю…

— А давайте обойдёмся без угроз, Михаил Александрович! — холодно отрезал Денис, направляясь к выходу.

— Между прочим, ты тоже есть в её списке несчастных, обездоленных и нуждающихся в заботе и участии, — в тон ему заметил бывший следователь, разозлив молодого коллегу ещё больше. — «Кай» — по-моему, тебе очень подходит. Алика хорошо разбирается в людях, не находишь?

— За «Кая» она мне ещё ответит, — зло бросил Денис уже из прихожей.

— Ты найди сначала.

— И найду! — пообещал Громов, выходя на лестничную площадку и закрывая за собой дверь, и уже тише добавил: — Вот только вряд ли живой…

Тем же вечером капитан позвонил детективу Николаю и, грубо оборвав поток его возмущённых причитаний, велел следить за Татьяной Мироновой, вплоть до прослушивания телефона.

С Даниилом Ромельским следователь встретился следующим утром в Центре, в уже знакомом кабинете руководителя.

Услышав, что следователя интересует его бывшая сотрудница Мария Миронова, писатель очень удивился, но послушно достал из шкафа какую-то папку и положил на стол перед Громовым.

— Мария работала у меня почти пять лет, сначала администратором, потом просто специалистом. Жаль её. Удивительная женщина была — добрая, светлая такая.

— Опять вы со своим светом и его производными, — поморщился Денис, открывая папку. В ней обнаружилось личное дело Марии Валерьевны Мироновой — обычная рабочая документация и несколько разноплановых фотографий.

— Но это правда. Знаете, я ей даже завидовал, — горько усмехнулся Ромельский, глядя на фото улыбающейся темноволосой женщины. Никто бы не назвал её красавицей, но улыбка и мягкость взгляда невольно привлекали внимание. На неё хотелось смотреть снова и снова. — Мне приходится каждое утро тратить массу усилий на то, чтобы настроить себя на позитив, уговорить радоваться жизни и любить людей. А ей это было просто дано от рождения. Сколько бы ударов судьбы Машеньке не пришлось пережить, я никогда не видел её сломленной, опустившей руки, потерявшей надежду.

— Почему же вы убрали её с должности администратора? Уж не связано ли было это решение с тем, что её муж оказался на скамье подсудимых?

Ромельский опустил взгляд и со вздохом признался:

— Отчасти. Всё-таки педофилия и убийство — это не воровство. Но я ведь не отвернулся от неё, дал другую работу и возможность зарабатывать на жизнь.

— Как она умерла?

— Разбилась, упала из окна. Кажется, они жили на шестом этаже.

— Упала случайно или выбросилась сама? — уточнил Громов, вспомнив вдруг слова Радищева: «Свет в его случае символизирует что-то очень дорогое. Например, близкого человека, которого «Гаситель» потерял. И, скорее всего, он погиб примерно так же, как Ульяна — был доведён до самоубийства». Что если преступник мстит вовсе не за Миронова, а за его жену?

— Не знаю, — побледневший Ромельский болезненно поморщился. — Кирилл говорил, Маша в тот момент занавески вешала, вот, наверное, и оступилась. Хотя после всего, что ей пришлось пережить, я бы не удивился, если бы она сама это сделала. Слишком много горя на её долю выпало.

— Кто такой Кирилл? — Денис попытался поймать ускользающее воспоминание. — Родственник?

— Можно и так сказать. Сосед, он дружил с дочерью Мироновых и буквально вырос в их семье. Раньше он часто у нас бывал — помогал Марии, да и сейчас иногда заглядывает. Талантливый мальчик, очень хорошо в любой технике разбирается. Вот он, рядом с ней.

Даниил достал из ящика стола толстый фотоальбом, открыл его и показал общую фотографию с изображением, похоже, всех сотрудников центра.

Вглядевшись в снимок, Денис вспомнил светловолосого студента политеха, с которым беседовал в начале месяца.

— Фадеев! Точно, он говорил, что помогал здесь матери своей девушки. Когда он у вас был в последний раз?

— Не знаю, — развёл руками благотворитель. — Нужно у охранников спросить. Лично я с ним общался давно, когда он помогал отцу компьютеры выгружать.

— Какие компьютеры? — насторожился Громов.

— Те, что нам подарил Макс Вавилов, а почему вы спрашиваете? С Кириллом что-то случилось?

— Так, подождите, а кто его отец?

— Водитель Вавилова, фамилию, к сожалению, не знаю.

— Панин? — Громов, не ожидавший подобного поворота, даже слегка растерялся. — Получается, Кирилл знаком с Вавиловым?

— Конечно. Я видел, как они общались на открытии компьютерного класса. А что происходит?

Денис, не ответив, резко сорвался с места и почти бегом бросился вниз — к машине.

Когда Громов был уже в нескольких кварталах от дома Фадеева, позвонила Оксана Сбруева и отчиталась о проделанной работе. Ей удалось обнаружить отпечатки на стакане и даже найти их обладателя по базе. Нет, Кирилл Фадеев среди правонарушителей не числился, но когда у него в Центре украли сумку, парню пришлось пройти дактилоскопию, чтобы эксперты смогли отделить его отпечатки от «пальчиков» преступника.

— Попался, гад! — резюмировал Денис. Он уже не сомневался, что телефон у Фадеева никто не крал, а значит, эсэмэску Нине тот отправил лично. И доступ к гаражу отца, где хранился коричневый BMW, у него, вероятно, имелся.

Всё сходилось. Всё, кроме приоткрытой двери в квартире Кирилла. Разве расчётливый преступник забудет её запереть?

Денис достал травматический пистолет и, толкнув дверь, на цыпочках вошёл в квартиру. Можно было бы вызвать наряд полиции в помощь, но сначала стоит убедиться в верности своих выводов. Врываться в чужое жильё без ордера в свете неотвратимо приближающейся проверки работы их отделения — чревато неприятностями.

Кирилл обнаружился в спальне перед огромным монитором, на котором отображались пустующие комнаты Нины и Алики, а также другие помещения охотничьего дома Вавилова. И это тоже было неправильно. Нелогично. Девчонок там уже нет, к чему сия демонстрация? Любой нормальный человек попытался бы поскорее избавиться от улик.

— А вот и вы, — спокойно сказал Фадеев, увидев следователя, щёлкнул мышкой, сворачивая окна, транслирующие видео и нажал что-то в другом открывшемся окне. На мониторе замелькали разлетающиеся во все стороны конвертики. — Всё, я закончил. Могу ехать с вами.

— Так это всё ты затеял, урод? — Денис подскочил к парню, вытащил его из кресла, схватил за грудки и прижал к стене, прошипев: — Где вторая девчонка? Что с ней?

— Откуда мне знать? Отпустите, больно, — заныл парень, даже не пытаясь вырваться. — Я просто делал то, что мне говорили!

— И что тебе сказали сделать с Аликой Оболенской?

— Передать заказчику. Я так и сделал. Так что с него спрашивайте!

— И с кого же? — угрожающе процедил Денис, предвидя, что ответ ему не понравится. Так и вышло.

— С Вавилова. Девчонка у него, — неожиданно громко и зло сказал парень. — Я просто исполнитель. Он меня заставил, понимаете! Так что один я не сяду — только вместе с ним, так ему и передайте!