Немного света твоего

Глава 14

Хмурое непогожее утро нового дня не сулило ничего хорошего. Как и звонок детектива, отчитавшегося о результатах слежки за священником, вернее об отсутствии таковых. Вернувшись из торгового центра, отец Александр пределов Центра не покидал до позднего вечера, потом отправился домой, никуда по дороге не свернув, а на рассвете был уже на рабочем месте и готовился к службе. Его брат, который сейчас интересовал Дениса даже больше, в данный момент находился в Санкт-Петербурге на какой-то художественной выставке и на звонки не отвечал.

Зато в кабинет с очередной порцией завышенных требований вломился бледный, осунувшийся и весь какой-то взъерошенный Аркадий Файль. Красные прожилки воспалённых глаз свидетельствовали об очередной бессонной ночи, а запах перегара не могла заглушить даже ядерно-мятная жевательная резинка.

Денис, брезгливо отодвинувшись подальше, не особо вникал в суть изрыгаемых телеведущим стонов и проклятий. Он мрачно смотрел на монитор, демонстрирующий одну и ту же статическую картинку: Нину неподвижно лежащую на постели. Она сжалась в клубок, как замёрзший котёнок и молчала. Только на самые болезненные выпады похитителя реагировала беззвучным плачем и ещё теснее прижимала колени к животу.

— И так весь день! Она вообще ничего не ела! — обвиняющее выкрикнул Файль. — Почему вы бездействуете?! Я прямо сейчас пойду в прокуратуру с жалобой! Давно нужно было это сделать! Моя дочь умирает по вашей вине!

— По моей? — угрожающе уточнил Денис. Он поднялся из кресла, подошёл к мгновенно замолчавшему Файлю почти вплотную, и, глядя ему прямо в глаза, холодно отчеканил: — То есть это я проморгал вашу дочь, не встретив из школы, и позволил отморозку её похитить? Или, может быть, я организовал ту дебильную передачу, чтобы поплакаться о своей жестокой судьбе и поднять рейтинг? Это было очень глупо и недальновидно. Так что не надо, уважаемый Аркадий Тимофеевич, перекладывать на меня ответственность. В том, что сейчас происходит и ещё произойдёт с Ниной, виноваты только вы!

Файль побледнел, дёрнулся как от увесистой оплеухи и уточнил внезапно охрипшим голосом:

— А что ещё с ней произойдёт?

— Судя по тому, как похититель комментировал ваше блестящее выступление, он очень зол, а значит, произойти может что угодно.

«Вплоть до полной смены сценария», — мысленно закончил фразу капитан, надеясь, что этого всё же не случится и немного времени у него в запасе имеется.

Когда заглянувший в дверь Орлов, сообщил, что его срочно вызывает ФАС, Громов ожидал чего угодно, кроме встречи с соседями по лестничной площадке.

Родители навязчивой рыжей «Зажигалки» Игорь и Светлана Оболенские расположились за столом напротив Соснова. Увидев Дениса, они вежливо и как-то вымученно поздоровались, а начальник, явно пребывающий в отвратительном настроении, без обиняков протянул ему до боли знакомый коричневый конверт и сдержанно (при посторонних он подчинённых не распекал) сказал:

— Похоже, ещё один эпизод. Девочка пропала вчера. Конверт нашли сегодня в почтовом ящике. Видео пока не было.

Мысли заметались, опережая друг друга: «Как?! Кто?! Этого только не хватало! Но почему сейчас, когда Нина ещё жива?! Или уже нет? Запись ведь вчерашняя. Что если сегодня она выпила снотворное, и завтра её тело найдут в одной из придорожных лесополос?!»

На негнущихся ногах капитан подошёл ближе. На конверте чёрным маркером было выведено «Для Алики», а внутри находилась точная копия Голубянок, присланных Ульяне и Нине.

Денис был зол и растерян. Он снова терял контроль над этим чёртовым делом и, похоже, не только над ним. От мысли, что урод посмел заявиться в его, Громова, дом в то время как он безрезультатно гонялся за ним по всей Москве, хотелось скрипеть зубами!

И время ведь, гад, подгадал удачно: благодаря треклятому веерному отключению, света в доме не было и видеокамеры, соответственно, не работали.

Впрочем, объявление о часах отключения электроэнергии висело на двери подъезда с начала недели — его только слепой не заметит!

Очень сильно раздражали его и сидевшие напротив (теперь уже в его кабинете) супруги Оболенские, не имеющие понятия о том, где шатаются их многочисленные дети после школы. Исчезновение средней дочери они обнаружили только поздним вечером.

— Алика сказала, что переночует у моих родителей, вот мы и не переживали, — тихо объясняла Светлана — хрупкая белокурая женщина лет тридцати семи. А вечером мама сама позвонила и спросила, почему Алика не пришла. Вот тогда мы…

Она осеклась, замолчала и закрыла лицо руками, прижавшись к мужу, словно забившийся в нору, испуганный приближением охотников зверёк.

— Мы обзвонили её друзей и учителей, — продолжил Игорь, приобняв супругу за плечи. — Выяснилось, что в школе Алика ещё была, а вот на вокальный кружок в три часа уже не пришла. После уроков никто из знакомых её не видел, и когда именно она пропала — неизвестно.

А пропала ли? Денис всё ещё надеялся, что девчонка вот-вот обнаружится у кого-нибудь из подруг или в центре облагораживания бомжей. Ну никак она не вписывалась в типаж предыдущих жертв «гасителя света». Если Ульяну и Нину можно было сравнить хотя бы по цвету волос, то рыжая соседка из этого ассоциативного ряда сразу выпадала. Разве что по возрасту (13 лет) подходила. Вот если бы пропала старшая дочь Оболенских — симпатичная блондиночка лет пятнадцати, он бы не сомневался, а так стоит подумать над вариантами. Например, бабочка могла быть просто жестоким розыгрышем или даже инсценировкой.

Благодаря стараниям Аркадия Файля (чтоб ему икалось, не переставая), о Голубянках, предваряющих похищения, теперь знают все. В конце концов, «Зажигалка» сама могла, посмотрев передачу, подкинуть конверт родителям и сбежать из дома. Она ведь сказала ему вчера, что скоро отсюда уедет.

— Скажите, только честно — Алика никогда раньше не уходила из дома? Знаете, с подростками такое периодически случается. — Вопрос не из приятных, но на деликатность и сантименты у него просто нет времени, а даже если бы было… на хрена заводить кучу детей, если не в состоянии за ними уследить?

— Нет, — резко возразил Игорь. — Никогда. Алика с детства очень самостоятельная и ответственная. Состоит в двух волонтёрских объединениях, ещё и вокалом занимается, так что домой иногда приходит поздно, пару раз в неделю ночует у дедушки с бабушкой, но мы всегда знаем где она, то есть… знали, — поправил он дрогнувшим голосом и отвернулся.

Так уж и знали? Интересно, в курсе ли они, что их дочь ежедневно общается с представителями низших и социально-опасных слоёв общества?

— Она упоминала, что скоро уедет на месяц. Что имелось в виду?

— Путёвка в санаторий, — подняв покрасневшие глаза, всё также тихо объяснила Светлана. — Поезд сегодня вечером. Всё уже готово, даже вещи собраны. У Алики врождённый порок сердца. Лёгкая степень, но ей показано обязательное санаторно-курортное лечение два раза в год.

Картинка сложилась, и Денис невольно чертыхнулся. Санаторий! Этот гад не стал дожидаться смерти Нины, потому что Алика собиралась уехать далеко и надолго. Получается, ему нужна была не любая подходящая по каким-то параметрам девочка, а именно она. Значит, Радищев прав — жертв эта мразь выбирает не по внешним признакам. Тогда по каким? С семьями Ремезовых и Файлей Оболенские знакомы не были — это он выяснил первым делом. Да и что может связывать медиков среднего звена, простых учителей и известного телеведущего?

Призрачная надежда на то, что «Зажигалка» скоро найдётся, таяла на глазах. А когда Игорь Оболенский, проверив почту через телефон, сообщил, что ему прислали видеозапись, Денис уже точно знал, что там увидит.

Ответив на кучу раздражающих вопросов, и выпроводив перепуганных родителей, домой с заверениями, что их дочь обязательно найдётся живой и невредимой, Громов вернулся за компьютер и запустил сброшенное Игорем видео. Просто убедиться, что от первоначального сценария похититель не отказался.

Комната была другая. Уже хорошо. Значит, Нина всё ещё в той, первой, а, следовательно, жива. Обстановка один в один повторяла «темницу», где умерла Ульяна. Вот только девочка, напрасно стучащая в закрытую дверь, на этот раз была рыжеволосой и хорошо знакомой.

Стучала она недолго. Несколько раз крикнула: «Откройте! Выпустите меня!», затем вдруг успокоилась и начала тщательным образом осматривать комнату и даже простукивать стены. Обследовав помещение, ванную и содержимое холодильника, соседка подтащила к двери стол, стул и попыталась её забаррикадировать. А найденную в ящике стола пластмассовую вилку зачем-то сунула под подушку. Видимо, рассчитывала использовать в качестве орудия самообороны.

Денис невесело усмехнулся: «Зажигалка», похоже, начиталась детективов. Жаль, в реальной жизни все эти книжные фантазии ей не помогут. Ну хоть не ревёт пока в отличие от остальных.

Затем девчонка принялась не менее тщательно осматривать потолок. На несколько секунд её растерянный, испуганный взгляд попал в объектив видеокамеры, и Денис испытал укол несвойственной ему жалости. Он-то понимал, что если не выйдет на преступника в ближайшее время, шансов у неё практически нет. Особенно учитывая сделанное Оболенскими признание: Алика им не родная дочь, а всего лишь племянница. Они удочерили её, когда родители девочки погибли. На это, скорее всего, и будет давить похититель, чтобы погасить её «свет», а более действенный способ представить сложно.

Упрёки в том, что ты лишний человек в своей семье в детстве и юности воспринимаются довольно болезненно. Громов это знал не понаслышке. Когда двадцать пять лет назад отец просто привёл его — внебрачного ребёнка — домой, как полноправного члена семьи и поставил домочадцев перед фактом, Денису пришлось несладко, а обидное прозвище «Подкидыш», хоть и произносимое в основном «за глаза», закрепилось надолго.

Следователь выключил видео и неохотно поплёлся в кабинет начальства — ФАС велел предстать пред его ясны очи сразу после беседы с Оболенскими.

Против ожиданий, громов и молний было не так уж много. Разумеется, Соснов пообещал, что если девочки погибнут, карьере Громова придёт конец. Но такие угрозы периодически звучали в адрес всех подчинённых, которыми ФАС был недоволен, а во времена «охотника на блондинок» Денису и похуже приходилось. Поэтому он традиционно пропустил их мимо ушей, кивая, как китайский болванчик, мол, всё понял, всё сделаю.

Был в этом разносе и своеобразный плюс, вдоволь нарычавшись, ФАС объявил его дело приоритетным, а значит, все экспертизы, анализы и проверки по нему будут проводиться в первую очередь и без проволочек.

Громову даже удалось убедить Соснова в необходимости проверить большую часть фигурантов на предмет всей имеющейся в их собственности недвижимости. Ведь если девочек держат в одном помещении, оно должно быть большим и, скорее всего, загородным. Невозможно проделывать всё, что творит этот урод под носом у вездесущих соседей. Как бы он похищенных девочек в густонаселённую многоэтажку затаскивал? Да и их крики, наверняка, хоть кто-нибудь бы услышал.

В списке подлежащих проверке «счастливчиков» числились и Ромельский, и оба братья Серафимовы. Фёдор Алексеевич, скрепя сердце, согласился посодействовать сему процессу, а от Дениса потребовал «перестать жевать сопли и начать уже работать, наконец!». Для убедительности угроза об увольнении и плачевном конце карьеры была повторена ещё трижды.

Переговорив с детективом, Громов с неудовольствием констатировал, что отец Александр похитителем быть не может, поскольку вчера всё время был в поле зрения Николая. Посетив центр Ромельского, и выяснив, что Алика там вчера не появлялась, зато сам руководитель весь день провёл в учреждении на виду у охраны и подопечных (в доказательство ему продемонстрировали запись из пункта видеонаблюдения), Денис совсем погрустнел. Картинка не складывалась, а ведь он был уверен, что похищения, так или иначе связаны с Центром.

Леонид Серафимов по-прежнему был вне зоны доступа, и следователь решил навестить его сестру Татьяну — супругу таинственного Макара, вдохновившего Ромельского на моральное уничтожение Нади и последующую белиберду со светом. Подумав, он заехал домой и переоделся в штатское, справедливо рассудив, что следователю без ордера Татьяна может даже дверь не открыть, не говоря уже о допуске к картинам покойного мужа, а вот потенциального покупателя встретит более радушно.

Так и вышло. Услышав, что незнакомый посетитель интересуется очень своеобразным творчеством её покойного мужа, женщина сначала насторожилась и честно предупредила, что большая часть картин распродана, остались только самые мрачные, которые никто не захотел приобрести. А когда Громова это не отпугнуло, заметно оживилась и пригласила в свою большую четырёхкомнатную квартиру.

Обстановка в ней была довольно простой, похоже, вдова художника не шиковала, а комната, где хранились картины и вовсе пустовала. Холсты стояли в несколько рядов, отвёрнутые к стене.

Денис неторопливо подошёл к ним, осторожно повернул одну из картин и замер, завороженный совершенно пустым взглядом ещё не старой и сохранившей следы былой красоты женщины. Это был взгляд куклы из магазина — стеклянный, отсутствующий, не выражающий ни одной живой эмоции, словно душа давно покинула тело, а оно по непонятным причинам ещё продолжает функционировать. О последнем убедительно свидетельствовала тонкая струйка слюны, стекающая из уголка рта дамы.

Следователь брезгливо поморщился и, вспомнив, рассказа Ромельского уточнил:

— Это кто? Я слышал, Макар писал картины только с реальных людей.

— Его первая жена — моя мама, у неё была болезнь Альцгеймера, — дрогнувшим голосом объяснила Татьяна. Она стояла у самой дери и смотрела на работы мужа с какой-то странной тоской. — На его самых первых картинах мама ещё здорова. А это уже последние годы, когда она совсем никого не узнавала и ничего не помнила.

Денис не поленился взглянуть на остальные работы Серафимова-старшего и убедился, что Ромельский всё описал верно: на десяти холстах была зафиксирована фактически вся жизнь женщины, её постепенная, пугающая трансформация из цветущей и жизнерадостной матери семейства в пускающее слюни, лишённое памяти и рассудка растение.

Следующий цикл демонстрировал, как весёлые, смеющиеся мальчики лет 8-10 стремительно угасали, превращаясь в свои бледные, запуганные и зарёванные копии с почти такими же пустыми, как у больной матери, глазами. От самых последних картин фонило такой горькой обречённостью, что Денис с трудом удержался от желания повернуть их обратно к стене и отступить подальше.

— Очень реалистично, ваш супруг действительно был гением, — вполне искренне признал капитан и спросил: — А кто эти мальчики?

— Не знаю, просто дети, — быстро ответила Татьяна. Слишком быстро, по мнению Громова. Так говорят, когда хотят что-то скрыть.

Лично он не сомневался, что на картинах изображены Александр и Леонид — сыновья Макара. Но что же нужно было с ними сделать, чтобы вызвать такие эмоции?!

— И как же он добивался подобного эффекта? Заставлял их плакать?

— Конечно, нет! Ничего подобного. Просто у Макара была очень богатая фантазия, — ещё один слишком быстрый, не вызвавший доверия ответ.

Даже не будучи художником, Громов понимал, что воображение тут не при чём, подобное можно написать только с натуры.

— Так вы их купите? — Татьяна стояла на прежнем месте, обхватив себя за плечи, и смотрела на Громова с какой-то отчаянной надеждой.

— Да у них всё семейство со странностями, — подумал капитан и возразил: — Боюсь, что нет. Меня интересуют более мрачные сюжеты, приближенные к реальности, так сказать, а здесь всего лишь воображение. Вы даже не знаете, кто эти мальчики. Может, их вообще не существовало.

— Это сыновья Макара, — устало призналась женщина. — Не хотите покупать, забирайте картины просто так, всё равно они никому не нужны, а на меня нагоняют тоску.

— Хорошо. Возможно, чуть позже заберу, — задумчиво кивнул следователь и не удержался от контрольного вопроса: — А всё-таки, что он делал с мальчиками, чтобы вызвать такие эмоции?

— Говорю же, это просто игра воображения! Макар никогда их не бил! Пальцем ни разу не тронул! — резко возразила Татьяна, видимо, всё же разочарованная несостоявшейся покупкой и вышла из комнаты, давая понять, что время визитёра вышло.

Денис бросил последний взгляд на изображение светловолосого зеленоглазого мальчика (Леонида), буквально дышащее отчаянием и безысходностью, и подумал, что не только побои могут довести ребёнка до истерики, есть и другие эффективные способы причинить боль — метод «Гасителя», например. Что если Макар действовал также, а теперь один из его сыновей, сломанный моральным давлением на психику, продолжает воплощать в жизнь извращённые фантазии отца?