Необузданные Желания

16 ДЕКЛАН

Это субдуральная гематома. Маленькая, но опасная. Уровень смертности при таких типах черепно-мозговых травм крайне высок. Если тромб не рассосется сам по себе в течение сорока восьми часов, ей потребуется операция, чтобы снизить внутричерепное давление и восстановить поврежденные сосуды.

— Каков уровень смертности?

— Частота смертей в определенной популяции за определенный период времени…

Мне приходится физически сдерживаться, чтобы не выхватить пистолет и не выстрелить этому идиоту-врачу в лицо.

— Я имел в виду, каков уровень смертности при субдуральных гематомах?

— О, извините. От пятидесяти до девяноста процентов.

Статистика поражает меня.

— Хотите сказать, что большинство людей с этим заболеванием умирают?

— Да, по крайней мере, половина из них.

Когда я в ужасе смотрю на него, он тут же отступает.

— Но большинство этих травм наблюдается у пожилых людей или у пациентов, которые попали в автомобильные аварии или прочие передряги с высоким уровнем травматизации. Учитывая возраст и общее состояние здоровья этой пациентки, ее шансы намного выше среднего.

Явственно издаю рычащий звук:

— Лучше бы так и было. Если она умрет, то вам не жить, док.

Поскольку он знает, кто я такой, с его лица сходит краска. Я указываю подбородком на Кирана, который выпроваживает доктора из палаты, прежде чем тот извергнет на пол содержимое своего желудка.

Когда дверь закрывается, я говорю Кирану:

— Закрой всю эту гребаную больницу. Расставь людей у всех выходов и входов, а также снаружи ее палаты. Проверяйте каждого человека, который хочет попасть на этот этаж, включая персонал. Позвони О'Мэлли в участок и скажи ему, что мы несем ответственность за массовую расправу до дальнейшего уведомления. Я не хочу вмешательства полиции и определенно не хочу, чтобы кто-то пытался похитить мою пленницу.

— Есть, босс. — Он поворачивается, чтобы уйти.

— Киран? — Он снова поворачивается ко мне в ожидании. — Я поручаю тебе это дело, потому что думаю, это то, чего бы она хотела. Не разочаруй меня.

Киран клянется:

— Не разочарую, босс. Никто не приблизится к нашей девочке.

Наша девочка. Господи, теперь она талисман команды?

Киран видит выражение моего лица, и поступает умно, покидая комнату без слов.

Когда я остаюсь один в пустой комнате, мне требуется время, чтобы взять себя в руки. Затем я вхожу в соседнюю комнату, где находится Слоан.

Бледная, но бодрая, она сидит в постели, играет с пультом дистанционного управления телевизором, переключая каналы. Однако, увидев меня, останавливается.

— О боже. Все плохо?

— Ага. Субдуральная гематома. Вероятность того, что ты умрешь, как минимум, пятьдесят процентов.

Помолчав, Слоан говорит:

— Боже, не приукрашивай.

— А ты бы хотела, чтобы я все приукрасил?

— Нет. Но и тебе не обязательно выглядеть таким счастливым по этому поводу.

Я сажусь на стул рядом с кроватью, провожу рукой по волосам и вздыхаю.

— Я не в восторге от этого.

— Так выглядит твоя печальная физиономия?

— Ты говоришь о моем лице, «пленница-моя-заноза-в-моей-гребаной-заднице».

— Ах, да, теперь я знаю, как оно выглядит. С такой рожей ты мог бы сниматься в рекламе крема от геморроя.

Мы пристально смотрим друг на друга. При этом пытаюсь не восхищаться тем, как Слоан восприняла новость, но мне следовало бы предугадать. Она — не из тех, кто ломается и плачет, даже когда, возможно, умирает.

— Хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонил?

И она без запинки отвечает:

— Опре Уинфри. Я всегда хотела с ней познакомиться. Я чувствую, что мы бы поладили, она приглашала бы меня на все крутые вечеринки в своем особняке в Монтесито, и именно там я познакомилась бы со своим будущим мужем, наследным принцем Монако. Или Марокко. Не припомню, кто из них такой милашка.

Пытаюсь не засмеяться.

— Займусь этим прямо сейчас. Кому-нибудь еще?

Она вздыхает, откидывается на подушки и качает головой.

— Нет. Моя мама умерла много лет назад, и я разговариваю с папой только по праздникам. Я не очень нравлюсь его новой жене. Ты, наверное, уже знал это, учитывая, что ты всеведущий и все такое, но если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, дай знать Натали. Я не хочу волновать ее, говоря, что я здесь, но она взбесится, если в ближайшее время больше обо мне не услышит. Она, наверное, прямо сейчас сходит с ума. Натали очень эмоциональна, ты же знаешь. Она у нас чувствительная.

Слоан замолкает, прикусывая губу и хмурясь.

— Ей повезло, что у нее есть такая подруга, как ты. Ты очень преданная.

Слоан выглядит так, будто я только что сообщил ей, что продал ее в цирк.

— Прости, во всем, должно быть, виноват мой больной мозг, но мне показалось, я только что слышала от тебя нечто приятное в свой адрес.

Теперь уже я не могу сдержать улыбку.

— Всему виной определенно твой больной мозг.

— Так и думала.

Я встаю и снимаю пиджак. Перебрасываю его через спинку стула, затем снова сажусь и беру журнал «Сплетни о знаменитостях» с маленького прикроватного столика. Устраиваюсь в кресле поудобнее и начинаю читать.

— Гм. Что ты делаешь?

Я не поднимаю глаз от журнала, когда отвечаю.

— А на что это похоже?

— Сижу. Читаю. Остаюсь тут.

Я сухо говорю:

— Твоя наблюдательность просто поражает.

Воцаряется тишина, но я знаю, что эта пауза будет короткой. И я прав.

— Деклан?

— Да, девочка?

— Разве у тебя нет важных гангстерских дел, которыми ты должен заниматься? Убивать своих врагов и все такое прочее? Шнырять по темным переулкам?

— Да, девочка. Я переворачиваю страницу.

— Итак…

— Если кто-то и убьет тебя, то это буду я. Я не доверяю этому идиоту доктору-школяру.

— Ты о нейрохирурге?

— Ага. Похоже, ему выдали лицензию в коробке из-под крекера.

Слоан начинает смеяться. Звук ее смеха мягкий и удивительно приятный. Еще более удивительно то, насколько мне нравится слышать ее смех.

— Ты уверен, что тебе всего сорок два? Коробки из-под крекера явно из эпохи моего батюшки.

Я опускаю журнал и смотрю на нее.

— Ты вспомнила, сколько мне лет, по тому, что я тебе сказал.

— Я помню все, что ты говорил.

Когда приподнимаю брови, ее бледные щеки заливает румянец.

— О, заткнись.

— Только после тебя.

Слоан раздраженно вздыхает и переворачивается на бок, повернувшись ко мне спиной. Я возвращаюсь к журналу.

После пятиминутной паузы, во время которой я почти слышу ее внутреннюю борьбу, Слоан переворачивается на другой бок и произносит:

— Это очень странно. Тебе ведь это известно, да?

Я отвечаю, не отрываясь от журнала, потому что знаю, что это ее раздражает.

— В какой части?

— Во всех. Все это! Я, ты, похищение, автомобильные погони, гематомы, неминуемая смерть, алло?

— Наверное, тебе лучше не слишком волноваться, девочка. Мы же не хотим, чтобы у тебя еще раз лопнули сосуды головного мозга.

— Ты что… ты смеешься надо мной?

Я мягко говорю:

— А что, твое тефлоновое самолюбие пострадало бы, если бы я и правда над тобой посмеялся?

Проходит еще пять минут молчаливой внутренней борьбы, прежде чем Слоан больше не может этого выносить. Она садится в постели.

— Деклан!

Я бросаю на нее взгляд.

— М-м-м?

— Что… черт возьми, ты делаешь?

Не разрывая с ней зрительного контакта, я говорю:

— Защищаю тебя. Спи.

Слоан открывает рот, но закрывает его, когда… о чудо!.. не находит, что сказать. Откинувшись на подушки, она подтягивает простыню к носу и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Это обезоруживающе очаровательно. Интересно, практикуется ли она в этом перед зеркалом?

— Деклан?

— Ради всего святого, девочка, просто задай вопрос. Не произноси мое имя каждый раз перед тем, как его задать.

Она бормочет:

— Так много правил. — Хлопаю журналом, хотя предпочел бы ее шею, и возвращаюсь к чтению. — Просто хотела спросить, не мог бы ты рассказать мне какую-нибудь историю.

Я встретился с ней взглядом.

Ее голос звучит тихо.

— Чтобы помочь мне уснуть, — когда я подозрительно прищуриваюсь, она говорит, — пожалуйста?

— Какую бы ты не затеяла игру, я в нее не играю.

Через мгновение Слоан шепчет:

— Хорошо, — и снова переворачивается на бок, подтягивая ноги к подбородку, так что сворачивается калачиком. Маленький, жалкий на вид шарик.

Я бросаю журнал на прикроватный столик, жалея, что отказался от религии много лет назад. Сейчас самое подходящее время помолиться богу, чтобы он убил меня и избавил от этих страданий.

Тяжело вздохнув, я начинаю.

— Давным-давно, в далекой стране, жила… — Я смотрю на ее затылок. — Принцесса, — Слоан слегка поворачивается, прислушиваясь, а я продолжаю, — ужасно невзрачная принцесса, с торчащими зубами, растительностью на лице и большим горбом на спине. На самом деле она была похожа на крошечного верблюда.

Слоан бормочет:

— Уолт Дисней, ты не такой.

— Я рассказываю или ты собираешься продолжать меня перебивать? — Недовольный ропот послужил мне ответом. — Как я и говорил. Маленькая принцесса-верблюдица была невзрачной, но у нее был интересный характер, который привлекал к ней людей. Им было трудно смириться с ее отвратительной внешностью, но как только они закрывали глаза на то, как она выглядит, они обнаружили, что у нее волшебный талант… готова?

Слоан решительно говорит:

— Едва могу сдержать нетерпение.

— Разговаривать с животными.

После долгой паузы любопытство берет верх над ней.

— С какими именно?

— Со всеми. Но по большей части собаками. Маленькая принцесса-верблюдица могла заставить любую собаку, какой бы бешеной или одичалой она ни была, влюбиться в нее и выполнять ее приказы.

— Ах. Я вижу, к чему все это ведет. Принцесса влюбится в Лесси и создаст новую расу детенышей наполовину верблюдов, наполовину собак, называемых верблюсобами, которые нападают на людей и в конце захватывают мир, прикончив всех людей на планете. Конец.

— Нет, но, если бы кто-то взялся снимать об этом фильм, я бы его посмотрел. Особенно, если эти верблюсобы были генетически модифицированы таким образом, что их левые лапы-манипуляторы превращались в лазерные пушки, которыми они могли управлять силой мысли. Могу я продолжить?

Она тяжело вздыхает. Я воспринимаю это как утвердительный ответ.

— Однажды невзрачная принцесса собиралась навестить своего хорошего друга Недди, как вдруг ее похитил самый большой, сильный и красивый пес, которого она когда-либо видела. Он был королем всех собак — вожаком, так сказать, — и славился своей храбростью и интеллектом. По интеллекту он намного превосходил маленькую принцессу-верблюдицу. Что было довольно трогательно, несмотря на ее заблуждения относительно собственных умственных способностей.

— Тебе настолько не хватает воображения, что у тебя в голове дыра там, где должен быть мозг.

Сдерживая смешок, я продолжаю свой рассказ.

— Итак, храбрый, сильный, красивый пес-король воинов…

Слоан бормочет:

— Охренеть, не встать.

— …запирает маленькую принцессу-верблюдицу в своем замке. Его план состоял в том, чтобы расспросить ее о своем заклятом враге, с которым она подружилась. Однако, чего он не знал, так это того, насколько неряшливы верблюдицы. Да к тому же вонючи. Через несколько дней все вокруг провоняло отрыгнутой ею, полупереваренной травой. В замке пахло, как в гигантском мусорном баке в жаркий летний день. О, и прибавь сюда жирный мех. И навоз.

— Очаровательно. Случайно, имя этой верблюжьей принцессы не сленговое? Обдолбанная? Пыхнутая?

Слоан говорит это таким кислым тоном, что я с трудом сдерживаю смех.

— Нет. Ее звали ЖОПРА — Женщина Обожала Почесать Речевым Аппаратом.

— ЖОПРА. Потому что она так много говорила. Ты упустил свое истинное призвание в стендапе, гангстер.

— Я довольно забавный, не так ли?

— Ты был бы намного смешнее со сломанным носом.

В палату входит медсестра. Слоан язвительно замечает:

— О, отлично, может быть, она принесла клизму, с помощью которой мы сможем вытащить эту штуку из твоей задницы.

Мне приходится прикрыть рот рукой, чтобы не засмеяться в голос.

Медсестра представилась Нэнси и сказала, что собирается измерить Слоан артериальное давление. Затем медсестра поворачивается ко мне с неуверенной улыбкой.

— И вы, должно быть, отец ребенка.

Слоан разражается хриплым смехом. Переворачиваясь, чтобы позлорадствовать надо мной, она говорит:

— Офигеть! Да, это мой папа, отец Хронос, вон там. Он далеко не так молод и красив, как сам о себе думает.

Улыбка медсестры меркнет.

— Я имела в виду отца ребенка.

Я сижу неподвижно. Мой желудок сжимается в узел. Внезапно становится очень трудно дышать.

Слоан все еще смеется.

— Молодец, гангстер. Сколько ты заплатил ей, чтобы она это сказала?

Когда Слоан видит выражение моего лица, ее смех затихает. Широко раскрытыми глазами она оглядывается на медсестру. Ее лицо бледнеет, а голос звучит сдавленно:

— Подождите. Что… какой ребенок?

По крайней мере, у медсестры хватает хороших манер выглядеть извиняющейся, когда она отвечает:

— Врач вам не сказал? Вы беременны.