Глава 50

— Вылезай, зай, вылезай! — пропела Кира, стоило им выехать за шлагбаум коттеджного поселка, где жили Ковалевский.

Ида сбросила с себя плед, перелезла на ходу на переднее сиденье, пристегнулась и начала прихорашиваться, глядя на себя в зеркало. На ненавистное новоселье она собралась, как на праздник, голливудские локоны, левая сторона волос заправлена за ухо, открывая изумительную длинную сережку, сверкающую бриллиантами. Из украшений Ида позволила себе надеть только серьги, что Влад как-то привез ей из Дубаев, когда она была ещё беременна. Платье было подобрано соответствующее — темно-изумрудное из бархата, чуть темнее, чем знаменитое платье Скарлетт из Унесенных ветром, только у Иды было сшито не из портеры. Оно окутывало ее тело мягкими складками, собирающимися у талии, полностью скрывало руки и туловище, и только разрез на правом бедре позволял увидеть её стройную ножку в чулке. Она была великолепна, точно знала Ида, всё в её образе было подобрано с утонченным вкусом и эстетизмом, как всегда…

Подруги прибыли позже, чем приглашала гостей хозяйка. Ида не планировала с ней встречаться, её цель была иная — попрощаться с домом, где она была счастлива. Она не сделала этого перед продажей, но отчего-то ей захотелось сделать это сейчас. Ида договорилась с Кирой, и та должна была отвлечь Дину, чтобы Ковалевская спокойно прошлась по второму этажу, а потом галопом по первому, среди гостей, по возможности, не сталкиваясь с новой хозяйкой. Две подруги зашли через черный вход, около кухни, где приглашенные повара готовили угощения для гостей, обслуживающий персонал даже не обратил на них внимание, и Ида смогла прошмыгнуть на второй этаж.

Ещё на первом Ида поняла, что время здесь будто остановилось — ничего не поменялось с её ухода, тот же ремонт и мебель, картины, аксессуары, словно музей имени Ковалевских. Влад ничего не стал забирать из обстановки в новый дом, кроме личных вещей. У Иды мелькнула мысль, что Дина настолько одержима Владом, что это возможно переросло в болезнь, что-то наподобие синдрома Адели, что описан в перечне психиатрических отклонений в развитии личности. Жить со своей семьей в бывшем доме бывшего мужчины точно сумасшедшая идея.

На втором этаже, стоило ей зайти в первую комнату, что была их с мужем спальней, на неё обрушилась лавина воспоминаний и чуть не погребла её под собой. Они с Владом спали в одной комнате с сыном до его двух лет, Ида наотрез отказывалась укладывать его одного, спал он беспокойно, а бегать постоянно в детскую ей не хотелось. Их интимная жизнь в основном происходила в гостевой комнате, когда сын засыпал в их спальне, они шли туда, любили друг друга и возвращались обратно. В доме вообще не было ни одного помещения, где бы она не могла вспомнить их жаркий секс в разных позах, они любили друг друга везде, где хотели, когда хотели, с припиской, «чтобы сына рядом не было».

Иде вдруг стадо трудно дышать, будто прошлое протянуло к ней свои костлявые руки и начало душить, она сбежала вниз по ступенькам, прошмыгнула мимо гостиной по коридору и выбежала на свежий воздух, еле сдерживая рыдания. На улице уже стемнело лишь фонарь над дверью, что был как одинокий воин света, боролся с тьмой на заднем дворе. Стеклянная оранжерея во тьме, освещенная изнутри тусклой лампочкой, смотрелась как инсталляция, что украшала собой задний двор.

Здесь было не прибрано, на газоне, среди неухоженных и давно нестриженных кустов лежали какие-то старые вещи. Ида нашла стул недалеко от входа под кустом и села туда, немного отдышаться. В темном пальто и изумрудном платье, она сливалась с окружающим пейзажем, а лицо тонуло в сумраке, так что её не было бы видно никому, кто вышел бы из дома. Ида закуталась в пальто и пожалела, что надела это дизайнерское чудо, с разрезами на широких рукавах из которых торчали полностью руки, а само пальто собиралось волнами толстым кожаным поясом у талии. Оно было красивое, но тонкое и совсем не грело. Или дело не в одежде?

Пока Ида сидела в своем закутке, защищенном от ветра, перед её взором проплывали картины её прежней жизни здесь, с её семьей из трех человек. Слезы катились из глаз при каждой вспышке нейронов, что подсвечивали новое воспоминание из клеточек памяти. Она плакала, но улыбалась, потому что там было счастье. Ида и Влад они были счастливы. «Это помню будто я один!» — говорил он ей и только теперь Ида его поняла. Она свои воспоминания похоронила под толстым слоем предательства и лжи, а он свои нет.

Неожиданно, картины прошлого сменились настоящими, на заднем дворе начали происходить самые разные события, и перед Идой будто устраивали театральное представления все, кому не лень.

Первым актерским дуэтом перед Идой выступил будущий муж Алины банкир Карпович и неизвестная Иде девушка, с которой он соединился в страстном поцелуе, стоило им отойти от двери и встать в кустах недалеко от Иды.

— Котик, почему ты не отменил свадьбу? — капризно сказала девушка, после того как чмокающие звуки слюнявых поцелуев закончились.

— Свадьба состоится, Писечка. И ты на неё приглашена, ты придешь и тебя ждет сюрприз, как и всех остальных. Ты же любишь сюрпризы?

— Ты женишься на ней?!

— Я же сказал, это сюрприз, Писюль. Все будет хорошо, верь мне, а потом мы сразу уедем и никогда сюда больше не вернемся!

Ида еле сдерживала смех, слушая воркование двух влюбленных, а потом она услышала, как Писечка самозабвенно делает минет своему Писюну. Ковалевская вежливо сделала вид, что её тут нет, дотерпев до конца полового орального акта.

В следующем акте выступила прима-балерина, она же хозяйка вечера — Дину смачно вырвало в кусты роз, стоило ей отойти подальше от двери. Она грязно выругалась и начала кому-то звонить, закуривая длинную сигарету, затем записала голосовое, где обхаяла своего мужа всеми известными ей ругательствами и покачиваясь ушла со сцены.

Третьими в списке приглаженных звезд были неожиданная парочка — Багдасаров и Алина, невеста, чью честь поругали ещё в первом акте. Руслан вытолкнул Алину на задний двор и потащил к кустам, где притаилась Ида, она сжалась в комочек, чтобы её не заметили.

— Что ты несешь, Алина? Какая нахрен любовь? — раздраженно спрашивал он, держа её за руку. — Ты замуж выходишь, вот и иди. Мы переспали пару раз и это ничего не значит, для меня то уж точно.

— Но нам было так хорошо вместе, Руслан, я люблю тебя и уже давно. Дай нам шанс, я разорву помолвку, и мы будем вместе. Нам есть ради чего стараться!

— Ради чего, блять?! — усмехнулся Руслан.

— Я беременна, у нас будет малыш.

Руслан разразился громким хохотом на всю округу, отсмеявшись, он хлопнул Алину по плечу.

— Очень смешно, девочка, которая уже не девочка. Я бесплоден, детей у меня быть не может, дура.

— Я беременна от тебя! Это чудо! Чудо, Руслан, наше с тобой! — никак не выходила из образа актриса.

— Алина, иди чуди в другом месте, я стерилен, как скальпель в операционной. Нет у меня ни одного живого сперматозоида, и не было никогда, иди на хер.

Третий акт закончился небольшой истерикой актрисы и она ушла с помоста без аплодисментов.

В следующей части представления на улицу выплыла Кира в одном платье с сумочкой в руках, Иде отчего-то не хотелось с ней говорить и она продолжала прятаться, наблюдая за красивой молодой актрисой. Морозова огляделась и её внимание привлекла оранжерея, куда она и зашла, там было не заперто. Ида наблюдала через запотевшие стекла своей бывшей цветочной обители, как Кира осматривается и встает как раз напротив места, где сидит Ида, разглядывая какой-то засохший цветок в горшке.

Неожиданно дверь в оранжерею скрипнула и кто-то зашёл, Кира повернула голову на звук, усмехнулась и вернулась обратно к своему занятию — отрывала засохшие листья от засохшего черенка. Позади неё материализовалась мощная фигура Севера, когда это он успел прийти? Он накинул ей на плечи пальто, Кира закатила глаза от этого его жеста заботы. Она повернулась к нему и что-то говорила, пока Север молча её слушал, с легкой улыбкой на губах.

Дальше Ида, затаив дыхание, наблюдала за поцелуем влюбленных, который последовал сразу за монологом актрисы. Север притянул к себе свою жену и заключил в крепкие объятия с трепетом и нежностью он обнимал её за спину одной рукой, а второй держал за голову, не давая ей прервать их поцелуй. Зритель этого прекрасного зрелища хотел плакать и аплодировать одновременно, глядя как муж и жена прижались друг к другу лбами и о чем-то шептались. Это был апофеоз нежности. Кира неожиданно резко оттолкнула мужа и выбежала из оранжереи, теряя на ходу сначала пальто, а потом по очереди обе туфли, пока бежала по дорожке из плитки по направлению к фасаду здания, где был припаркован её автомобиль. Кира заливалась хохотом, подтянув подол платья обоими руками, она скакалка между маленькими лужицами словно горная козочка, а её муж бежал за ней, собирая реквизит и на ходу выкрикивая угрозы, что он выпорет её как Сидорову козу за мокрые ноги. Это была любовь точно знала Ида, настоящая, неприкрытая, чувственная и искренняя.

Такая, которая когда-то была у неё. Ида подумала, что пришла её очередь выступить и направилась к оранжерее, к последнему месту, где она хотела бы побывать перед уходом. Отправив Кире сообщение, что она доберется домой сама, чтобы та спокойно занималась своими влюбленными делами, Ида вошла в оранжерею. Ее встретил спертый и затхлый запах влажной земли и мха, в оставшихся здесь горшках и кадках неизвестно как проросли местами сорняки и создавали влажный микроклимат. Влагой оранжерею снабжало разбитое стекло на потолке, через трещины которого попадала дождевая вода прямо в ящики с растениями.

Ида осмотрелась вокруг, из цветущей полной жизни оранжереи, помещение превратилось в затхлый склеп, где было будто похоронено её прошлое.

Оранжерея была тем местом, где она могла побыть одна, сама повариться в своих мыслях, послушать себя. Влад сюда не заходил, Димке тоже было запрещено, потому как он постоянно всё ронял и мог тронуть химикаты. В таком тесном браке, какой был у них с Владом, ей иногда не хватало свободного пространства, чего-то личного и принадлежащего только ей. В этом Ида признавалась себе будто украдкой, стыдясь этих мыслей.

Ей было нужно личное пространство, а вот Владу как будто нет, он редко встречался с немногочисленными друзьями без присутствия Иды, не ходил в сауны и бани, тренировался дома, ел тоже. Рабочие неформальные встречи всегда старался перевести в плоскость иного, более приличного формата, с акцентом на то, что на отмечать выгодный контракт нужно с женой, а не с любовницей. Корпоративы всегда были и для второй половинки тоже. Влад в целом теперь казался ей даже даже более образцово-показательным мужем со стороны, чем из себя строил Стас.

Ида вдруг вспомнила один из самых приятных и одновременно не очень совместных воспоминаний в их тогда ещё маленькой семье — у Димы объявили карантин в детском саду, причина — ветрянка. У неё тогда задрожали руки, когда она увидела сообщения в их мамском чате. Ида за полчаса перелопатила всю информацию по ветрянке, которой не болела, для взрослых она была опасней, чем для детей. Особенно детские болезни были опасны для беременных, у Иды была задержка. Её захлестнула паника, ведь Дима мог уже болеть и быть переносчиком без видимых признаков. В середине дня она позвонила Владу и дрожащим голосочком сообщила о карантине.

— Что делать, любимый? Я же не болела! — чуть не плача спрашивала она. — У меня… у меня задержка… я могу быть беременна… мне нельзя болеть…

— Я всё решу, малышка, не переживай. — твердо сказал он и она мигом успокоилась.

Иду он поселил в роскошный спа-отель недалеко от дома, а сам взялся быть с ребенком, без няни. Оказалось, опасения Иды были не беспочвенны — заразный Дима покрылся пятнами через два дня. Ида же после отрицательного теста на беременность и вирус ветрянки, начала готовиться делать прививку от детских болезней, чтобы больше такой нервотрепки не было, а до дня прививки она уделяла время себе по максимуму.

Кроме ухода за собой, женщина, получившая вдруг немного свободы, отчаянно ей напивалась впрок — много гуляла по майскому городу, ходила в музеи и на выставки, даже два раза посетила театр в гордом одиночестве и ничуть не страдала по этому поводу. Она вдруг ясно поняла, что точно знает, чего хочет для своего сына и в отношениях с мужем, а вот для себя, Ида не могла ответить на этот вопрос. Даже сейчас не могла…

Влад же за эти две недели показал себя как вовлеченный отец, на которого можно было положиться в трудные времена, он полностью взял на себя заботы о ребенке, лечил, готовил еду и кормил сына, развлекал, носил на ручках ночами, когда Дима выл от температуры и чесотки по всему телу. Кроме того муж успевал трепетно ухаживать за своей женой в разлуке, отправлял ей цветы в номер, заказывал её любимую еду из их ресторанов, был с ней постоянно на связи, особенно когда у неё поднялась температура от живой вакцины и она пролежала в постели два дня. Он даже поливал её цветы в оранжерее, по её строгим инструкциям, чем заслужил столько плюсиков в карму от неё, что не сосчитать.

Их первая встреча состоялась почти через три недели после начала вынужденного карантина, Влад позвал Иду на светское мероприятие, прислал ей в номер с курьером платье, туфли и даже украшения, сам всё подобрал. Ида собиралась к нему на свидание, как в первый раз, её потряхивало от предвкушения скорой встречи, а улыбка не сходила с её лица, пока она ехала к нему. На светское сборище она опоздала, гости давно разбрелись по своим группам интересов и столам с закусками, но Влада она увидела сразу, как он стоял чуть поодаль от всех у входа, сканируя глазами входящих и выходящих людей, боясь пропустить свою.

Хмурый, уставший мужчина в черном костюме с бабочкой резко стал улыбчивым и счастливым, когда увидел её — свою маленькую Иду, что шла к нему словно по тоннелю, не видя ничего кругом только его в самом конце пути. Она была уверена, что выглядела в этот момент как дурочка сошедшая с ума — с улыбкой до ушей, Ида буквально бежала, чтобы упасть к нему в объятия. Он же широкими шагами пошел к ней навстречу. Они обнялись посреди пустого холла и Ида всплакнула, она так соскучилась и поняла это только сейчас. Без него всё было какое-то ненастоящее, бутафория жизни. Не нужна ей была эта свобода, если не было его…

Она долго не хотела отпускать мужа, прижимаясь к родной груди, и чувствуя как любимые губы целуют её в мягкие волосы. Ида не стала делать сложный макияж и прическу, а просто распустила волосы до пояса, завила несколько локонов, нанесла легкий макияж. Да она бы пошла к нему голая и босиком по стеклам, если бы знала, что он её ждёт. Он ждал тогда, и тоже сильно скучал, в тот вечер они не отходили друг от друга ни на минуту.

— Я хорошо подобрал туфли к платью и обратно? — спросил он, когда они вошли в зал, держась за руки.

— Очень. — тихо сказала она ему на ухо. — Только белья в пакетах не было, так я и не надела ничего. Так ведь и было задумано, да?

Муж резко тормознул их обоих, вперившись в неё затуманенным взглядом, он опустил его на грудь, внимательно изучая наличие лифчика, а потом он просто потащил её к выходу обратно, они пошли на второй этаж и там в свободной комнате старинного особняка, они утолили жажду друг друга не только поцелуями. В тот вечер, он сказал ей, что они больше никогда не будут расставаться, ни на день, ни на ночь. Он нарушил свое обещание через год, и они расстались ещё на три. И всё это время он её ждал, только по-другому, ждал, что она вернутся к нему сломленной и покорной, с покаянием и на коленях. Вот только она больше ни за что не побежала к нему даже по газонной траве, не то, что по стеклам.

Они всё потеряли… Она всё потеряла и не могла вернуть обратно, как бы не хотела. Ида хотела, но боялась себе в этом признаться, а уж тем более ему.

Ей вдруг стало нечем дышать и она покачнулась, выставив вперед руки, в одной из которых был клатч, Ида оперлась ладонями о стол с растениямии в ладошки ей впились сотни песчинок острыми шипами боли. В глазах немного потемнело, она заставила себя глубоко вдохнуть спасительного кислорода, чтобы не потерять сознание, но не успела она выдохнуть, как кто-то схватил её за плечи и резко развернул в сторону.

— Ты… — наконец, выдохнула из себя Ида, глядя в зеленые встревоженные глаза, что смотрели на неё из под нахмуренных бровей.

— Я! Ты что-то пила здесь или ела? — зарычал Влад, слегка встряхивая её.

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Тогда что с тобой?

— Воздуха не хватает.

Влад отпустил её и огляделся, нашел две открывающиеся створки окон и открыл их, впуская свежий прохладный воздух. Только сейчас Ида заметила, что на улице льет как из ведра, а у Влада мокрые волосы. На его черном кашемировом пальто собрались хрустальные капли словно маленькие бриллианты. Ида вцепилась обеими руками в маленький клатч, опустив руки, а Влад засунул свои в карманы брюк. Они молча стояли друг напротив друга в ожидании. Ида ждала, что сейчас он отругает её за самовольное оставление дома, а он чего ждал?

— Я твои закидоны уже считать перестал и твои офигительные идеи тоже. — с дикой усталостью в каждом слове сказал он. — Вот эта вот с липовой покупательницей показалась мне даже забавной. Я посмеялся, правда, а потом понял, зачем ты это устроила. Ты такая упрямая, овечка Идочка. Сказал ведь тебе никуда не ходить, зачем ты пришла сюда?

— Захотела. Я ведь теперь по такому принципу живу — хочу-не хочу. — не удержалась от шпильки в его сторону она. — Я стала слишком упрямой…

— Стала? — усмехнулся он и неожиданно по-доброму улыбнулся. — Ты всегда была упрямой, с самого первого дня, как я тебя встретил. Ты всегда была такой, Ида, поступала так, как тебе подсказывали твои внутренние ориентиры, и никогда не сходила с намеченного пути. Тогда меня это не бесило, потому что я знал, что творится у тебя в голове, ты со мной всем делилась и я тебя понимал. Сейчас же ты молча прешь напролом, как будто в тёмном лесу потерялась, и вот это ужасно бесит.

— Зачем ты продал ей наш дом? — выпалила Ида вопрос, который буквально прожигал ей язык.

— Так нужно было. Я тебе позже всё объясню, не сейчас. — тяжело вздохнул Влад. — Во время сделки ты и бровью не повела, когда подписывала документы. Я уж думал, вот она твоя меркантильная натура от спячки проснулась, когда сумму сделки увидела, и сразу забыла, чем был для тебя наш дом. Ты его любила когда-то. Так он всё же что-то значит для тебя?

— А для тебя?

— Ничего. Для меня это просто стены, потолок и пол. Как для тебя ничего не значило обручальное и помолвленное кольцо, ты продала их, как куски металла со стекляшками. — покачал он головой, и Ида будто поникла от его слов. — Наша любовь была не в них, а мой настоящий дом всегда был там, где ты…

Ида словно перестала дышать и крепче вцепилась в свою спасительную сумочку, будто это она держала её и не давала упасть, а не наоборот.

— Номера отелей по всему миру, двушка в пятиэтажке, старый дом на берегу моря, который мы снимали как-то в Португалии, везде был бы дом, если ты жила там. — глухим голосом сказал Влад и сделал ей шаг навстречу, почти вплотную вставая перед с ней.

Ида не отшатнулась и это вселило в него уверенности двигаться дальше.

— Ты пришла попрощаться, так ведь? Со всем, что у нас было. — тихо сказал он, заглядывая в печальные глаза.

Ида не выдержала и опустила голову, устанавливая зрительный контакт со своей спасительной шлюпкой-сумочкой.

— Мы оба помним, как всё было «до», и никогда не забудем, хотя осталось у нас только «после». Я знаю, что ничего не вернуть, Ида. Я знаю, что после всего, что произошло, мы оба изменились, стали другими, воспринимать всё вокруг и друг друга стали иначе. Я знаю, что ты меня не простишь. Ты не забудешь, ты всё помнишь…

Ей хотелось закричать от безысходности, что сквозила в каждом его слове, но она заставила себя повременить с плачем и тихо сказала:

— Помню…

Горячие большие ладони накрыли её ледяные руки, что мертвой хваткой вцепились в кусок натуральной кожи, который вдруг исчез из её поля зрения и ей не за что было больше хвататься. Влад взял её ладошки в свои и крепко сжал, Ида боялась поднять на него глаза, но и вырвать руки оттуда, где стало так хорошо и спокойно, она не могла. Его горячее сбивчивое дыхание будто ласкало ей волосы на макушке, он был слишком близко.

— Я три года вёл себя как обиженный маленький мальчик, ты всё верно сказала. Только этот мальчик забыл, как смалодушничал после предательства и не смог признаться, потому что знал, что ты не простишь. Для тебя это неприемлемо ни в каком виде… Это ты для меня была ориентиром во всём, за тобой я шел, когда не знал, как правильно поступить, ты меня вела. Не наоборот. И когда я показал тебе дорогу на выход, ты правильно сделала, что ушла. Нельзя соглашаться на требования террористов, что удерживают заложников. Им был наш сын. Три года я держал своего сына в заложниках, чтобы ты вернулась, не ко мне, так к нему. Три года я тебя за это ненавидел, что посмела не только мне изменить, но даже в ногах у меня не валялась, вымаливая прощения, и сын от меня как будто был уже не нужен. Без тебя я будто и не жил, так барахтался в какой-то грязи, что-то там делал, в работе копошился, три года как один день пролетели. Один паршивый день. Сыну в глаза смотреть боялся, там была ты, и его вопросы, на которые ответить мне было стыдно. Тебя ненавидел лютой ненавистью, а ты за меня в это время молилась. Вот такой ты человек. Я ничего не сделал, чтобы что-то изменить, я мог найти тебя, легко, ты ведь далеко не убежала. Я понял про какой шанс ты говорила как-то. Ты дала мне возможность успокоиться и всё исправить и я ею не успел воспользовался. Вместо того, чтобы что-то попытаться выяснить или хотя бы повнимательнее присмотреться к кадрам плохого кино, я предпочел страдать. Прости меня Ида, твой муж идиот. Я очень надеюсь, что когда ты два года ко мне приглядывалась, а потом выходила замуж, ты отчасти это понимала.

Влад тихо усмехнулся, пока Ида молча стояла, как виноватая школьница, отчаянно прикусив губу, чтобы не сорваться в истерику и рев. Он рвал её на части словами, что она от него ждала намного раньше, и они даже иногда звучали, обрывками, в моменты ссор и попыток спокойно поговорить, но они были так разрозненны и вырваны из общей картины, что было совершенно непонятно о чем он говорит, и говорит ли искренне.

— Дима посоветовал мне извиниться и сказать, что я так больше не буду. Прости меня Ида, пожалуйста, прости, я наломал таких дров, что тебе осталось только собрать их и поджечь, сжигая всё, что у нас было, лишь бы было больше не больно. Я понимаю, как тебе было больно, твоя измена была липовой, а боль от неё для меня настоящей, а моя никуда не делась и стоит между нами стеной. Я знаю, теперь понимаю. Не хочу делать тебе ещё больнее своим присутствием в твоей жизни, правда не хочу. И всё же я с тобой, не могу уйти. Даже в этом извращенном понятии семьи, что у нас сейчас есть, я счастливее, чем был до этого. И как отец наших детей, я тоже очень счастлив. Но ты не счастлива, я всё понимаю. Не думай, что не вижу, как ты устала, как тебя всю трясет от случайных встреч со мной. Мне от этого паршиво, но я как упертый баран, муж упрямой овечки, и маньяк одержимый, не могу тебя отпустить. Я не могу отпустить тебя, слышишь?! Я не могу отпустить женщину которую люблю больше жизни! Просто не могу! А ты не можешь просто забыть, простить и жить дальше.

Влад тоже начал будто задыхаться, шумно дыша носом он прижался лбом к её волосам, она вздрогнула, в ответ он крепче сжал её ладошки в своих. Ему казалось, что стоит их рукам разомкнуться, как тонкая ниточка, что связала их в моменте порвется и всё будет кончено, навсегда, а пока нужно за неё держаться изо всех сил.

— Ида, мы не вернем то, что было, но может быть на пепелище старой жизни мы сможем построить новую. Вместе… — хрипло проговорил он и от его тембра голоса, будто задрожали все стекла вокруг, столько в нем было напряжения. — Я однолюб, Ида, также как и ты… Если нам нужно закончить старое, чтобы начать новое, я готов. Разведемся, будем жить отдельно, растить детей, попытаемся наладить и построить другие отношения, с чистого листа. И может когда ты перестанешь на меня злиться, что-то и получится. Или у тебя получится с кем-то другим, что более вероятно. И всё таки, сдаваться я не намерен. Мне просто нужна передышка, я срываюсь, говорю ужасные вещи, психую, делаю ещё более ужасные вещи, опять делаю тебе больно. Я тоже устал. Быть с тобой и не быть одновременно.

Ида стояла ни жива, ни мертва, Влад замолчал, сказав всё, что было на душе, он тяжело вздохнул, потревожив ее голливудские локоны и между ними наступила тишина. Лишь дождь вокруг неистово стучал по окнам оранжереи, где в тусклом свете одинокой лампочки двое застыли друг перед другом. Мужчина всё ещё боялся отпустить её хрупкие ручки, которые он с таким трудом отогрел, а женщина стояла будто на краю, то ли пропасти, то ли нового начала. И ей надо было решить шагнуть ли вперед или по привычке бежать назад, надеясь, что когда она найдет в себе силы и обернется, то увидит его.

— Я хочу забыть… — едва слышно сказала она, не поднимая головы.

— Что? — слегка нагнулся Влад, пытаясь, наконец, посмотреть ей в глаза.

Ида решила перестать прятаться, перестать врать самой себе и ему, она выбрала свой путь, десять лет назад, когда впервые поцеловала его, она всё решила. Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза, гордая и решительная секунду назад, маленькая хрупкая женщина внутри неё тут же стушевалась под его пристальным взглядом. Слова, что она хотела бы сказать застряли в горле и она нервно сглотнула их остатки.

— Что такое, Ида?

Она прикрыла веки, чтобы хоть как-то собраться, прийти в себя и сказать то, что не даст ей повернуть назад.

— Я хочу забыть… — медленно проговорила она, открыв глаза. — Помоги мне забыть.

Несколько секунд он вглядывался ей в глаза, пытаясь прочитать в них смысл того, что она сказала. И он надеялся, что понял всё верно. Влад нагнулся вперед, преодолев оставшееся между ними расстояние сквозь воздух, что стал словно плотнее и не пускал его к ней. Её алые губы без следов помады чуть приоткрылись, и он дотронулся до них своими. Нежно осторожно, боясь спугнуть женщину, что тихо пискнула, когда он втянул её нижнюю губку в себя. Их поцелуй двух школьников без языка длился меньше минуты, пока мальчик его не прекратил, чуть отстранившись, он изучающие взглянул на лицо своей девочки и увидел две мокрые бороздки от слёз, что сверкали в тусклом свете оранжереи. Он всё не так понял?

Ида, увидев, что он замешкался, немного ему помогла, показав верное направление, она робко улыбнулась и у Влада сорвало крышу от счастья свалившегося ему на голову так неожиданно. Он притянул её руки к своему лицу и жадно припал к ним губами, целуя тонкие пальчики. Его жена в это время улыбалась всё шире, хотя по щекам пролегли новые мокрые бороздки. Влад прижал её ладони к своей груди, оставляя их там, а сам взялся за её пояс на пальто, резко расстегнул и его, и пальто, от чего Ида удивленно смотрела на него. Зачем он её раздевает? Ему было нужно поучаствовать её ближе, нужно было прямо сейчас. Он скользнул руками по её талии, обнимая за спину и впился губами в её рот, действуя намного наглее.

Ида тихо застонала, когда от этого поцелуя по её телу прокатила горячая волна предвкушения чего-то большего, даже если это что-то случится прямо сейчас в помещении, где они были как рыбки в аквариуме, у всех на виду, ей было всё равно, лишь бы случилось. Она обняла его одной рукой за шею, а другой нежно обхватила колючую щёку и почувствовала, как её ноги оторвались от пола. Влад поднял её, крепко обхватив за туловище, не прерывая поцелуй, который уже переходил все рамки приличия. Ида так и висела, паря в невесомости, пока её губы заново привыкали к его властным поцелуям.

— Такая маленькая Ида и такая большая любовь… — тихо сказал Влад, оторвавшись от неё и потеревшись о её носик своим.

— Извини, что я такая упрямая. — шмыгнула она носом, пуская новые слезки по щекам.

— Не надо за это извиняться! Мне другая Ида не нужна, только такую люблю, мою упрямую овечку!

Его Ида блаженно улыбалась, пока он снова не начал целовать её. Она чувствовала своим телом, как его всё больше напрягается, и уж было подумала, что сейчас они совершат один из самых безрассудных поступков в их жизни, и она была даже на него согласна. Не согласна была женщина, которая громко разрушила тихое счастье между ними своим злобным голосом:

— Какие же от вас обоих тошнит, Ковалевские! Когда вы уже оба подавитесь друг другом!

Загрузка...