Невеста лорда Темного леса

Глава 4.1

— И тогда небесная Скиталица обратилась к детям своим: "Идите и ищите, дайте заблудшим веру, ибо они не ведают истины". И Бог Всех Молний нахмурился, Жена склонила голову, а Золотой Бог улыбнулся. — заунывно читал жрец, а фрейлины сидели полукругом вокруг Элеоноры Эленойской, не смея поднять головы в белых чепчиках. Графиня сжала пальцы на гравированной ножке бокала — в серебристом кубке качнулся рубиновый ягодный взвар. Из окна лился слепой свет. Как же графиня ненавидела этот край. Грубые холодные стены, вечный холод и ветер. Она вздохнула и Жрец запнулся. Графиня растянула губы в улыбке:- Продолжайте, брат. Жрец, из местных, имени которого она даже не знала, ссутулившись еще сильнее, вернул подслеповатые глаза в Книгу Жизни. Храм Четырех учил, что каждый может припасть к благости знания, но не лесные же дикари! Одобряли ли Четверо появление лесных дикарей среди их слуг? Элеонора Эленойская сомневалась. Однако по-другому этот народ никак нельзя было обуздать. Они же бегали по лесам и разговаривали с деревьями до того, как просвященный народ франов пришел на земли Лиры! Внезапно вспомнилось, как она покидала Адар много лет назад. Порт родной Флаты, строгие серые глаза матери, ее — "Не забывай, кто ты, Эле. Ты из рода Фьерте". Элеонора потом часто думала об этом. Она, дочь рода, который помнит свое начало еще из Темных Времен Адара, оказалась на самом краю колонии замужем за аборигеном, где не было ни одного цивилизованного человека, кроме ее дорого друга Араса. Графиня с неудовольствием обвела взглядом склоненные головы своей свиты. "Курицы" — мысленно обозвала их Элеонора, вспомнив утонченных и уверенных в себе франских дам, настоящих аристократок, и расторопных служанок. Флата, Элеонора покатала название на кончике языка. Флата, утопающая в прохладных садах, и полная ласкового солнца. Ее белокаменные улочки, свежий морской ветер. Конечно, это был старомодный город по меркам Адара, и там жило много аристократических семей, потерявших свой блеск и влияние. Но каким же потеренным раем казался тот город сейчас, спустя годы жизни на Лире. Признаться, когда родители отправили ее на корабле невест Короля, ее сердце радостно предвкушало новую прекрасную жизнь. Что ее ждало в родных краях? Ее семья была настолько бедна, что мать своими руками каждый сезон перешивала им платья из собственных старых нарядов. И не было и речи, чтобы удачно выдать замуж дочерей, или дать им хоть какое-то образование самой Элеоноре и ее семерым сестрам. То, что Элеонора попала в программу невест, было настоящим благом для всей ее семьи. Но не для нее. Окончательно девушка поняла это, когда ступила на грязные дощатые сходни Тареи, самого крупного порта Лиры. От смрадного воздуха у нее закружилась голова. А по неприглядным улочкам, больше похожих на сточные канавы, туда-сюда бродили толпы оборванцев, страшных падших женщин и замызганных худых детей. Спутницы ее рассказывали, что в столице, единственном приличном городе Лиры, лучше. Но Элеонора туда даже не добралась. Прямиком из дешевой гостиницы матрона Камилла, которая сопровождала стайку девушек с самой Флаты, отвела ее к жрецам Четырех, где Элеонору обвенчали с лордом валского происхождения — графом Эленойским. И это был мезальянс! Ни одна порядочная франская девушка не вышла бы замуж за вала, пусть даже из рода королей! Элеоноре все было отвратительно в новом доме. Грубая мебель, неотесанные слуги, жирная еда и жуткий лес, такой страшный, что девушка старалась даже не смотреть в ту сторону, в те моменты, когда поднималась на крепостные стены. Однажды она, прижимая руку к отяжелевшему животу, долго смотрела вниз на город и на бесконечную равнину за стенами крепости, а злой ветер рвал ее черные волосы. Слезы катились по щекам. Как никогда, Элеонора ощущала свое одиночество. Сухая рука сжала предплечье. — И даже в этом есть мудрость Четырех, дочь моя, пусть ты не можешь понять ее. С тех пор ее отрадой стали беседы с отцом Арасом. Арас, принадлежащий к столь же древнему франскому роду, как и ее. Он приехал из Адара еще ребенком, а затем решил посвятить свою жизнь служению Четырем и нести просвящение в темные земли. И у него получалось. Его голос обладал особой магнетической силой. После получаса его выступления, люди падали ниц и каялись во всех злых поступках, в том числе в тех, которые совершить они еще не успели. А потом родился и ее сын, ее гордость, мальчик с такими же синими глазами, как и у всех Фьерте, и она уж точно знала, что не позволит худородной франской знати из Лиры пренебрегать ее сыном. Графиня так погрузилась в свои мысли, что пришла в себя, увидев испуганный взгляд Жюли. — Мадам, ваши губы! Проведя языком, она почувствовала соленый привкус. — Ты долго будешь рассиживаться, — ледяным голосом, наконец, сказала Элеонора, — или мне самой сходить за мазью месье Герисера? Подскочив, девушка побежала к двери, прижимая ладони к горящим щекам, Графиня только вздохнула."Их никак не обтесать, что за безнадёжные дикари! Всыпать ей десять палок или оставить на час на босиком на улице, чтобы другим неповадно было?" Элеонора раздраженно поерзала на высоком резном стуле. Как же ей было невыносимо без Араса, скорее бы он вернулся. Где только бродит ее добрый друг? Девы из свиты вжали головы в плечи, в их оленьих глазах застыл страх, а жрец делал вид, что только Живая Книга существовала для него в этот момент, продолжая неразборчиво читать текст. Жюли открыла дверь и попятилась назад. — Ну что опять, — графиня серьезно подумывала выдать пару затрещин нерасторопной девчонке. — Матушка, — глубокий голос вошедшего заставил ее вздрогнуть, — Прошу простить, что без предупреждения! Ее старший сын, Анри, не переодевшись, сразу с дороги пожаловал к ней. Хотя она ждала его только завтра. Высокий и красивый, он почтительно склонился, и ее материнское сердце наполнилось гордостью. Не отводя взгляда, графиня встала, высоко подняв подбородок. Ногти одной руки вонзились в гладкую кожу запястья. Крепко сжатые губы и грозовой взгляд ее старшего сына не предвещали графине легкого разговора. — Ну что ты, сын сын. Мои двери всегда открыты для тебя!