Глава 19. Без цели

Серебристые лучи вынудили Мику разлепить отяжелевшие веки.

С пробуждением пришла слабость, тягуче разлившаяся по телу, и боль — ноющие ребра и спина. Невольно скривившись, она вытянула в сторону руку, неотрывно пялясь в бордовый балдахин, нависающий над огромной кроватью. Кончики пальцев коснулись мягкой ткани — такой воздушной, что девушку переполнило странное чувство легкости. Медленно, стараясь случайно не вызвать новую волну боли, она осмотрелась.

В спальне царила темнота, которую разгонял лишь молочный свет убывающей луны, проникнувший сквозь окно, сбоку от кровати. Но вскоре глаза привыкли к мраку, и Мика разглядела напольный канделябр с потушенными свечами и пару пуфов — один у окна, а другой в дальнем углу комнаты, рядом с высоким платяным шкафом из темного дерева.

Ярко-красный шелк с золотистыми узорами укрывал ее тело по самую грудь, а ткань балдахина струилась сверху вниз по бокам кровати, и при желании ее можно было задернуть, чтобы полностью скрыть спящего. У дальней стены стояла массивная резная тумба-комод, ящички которой имели красивые серебряные ручки, а слева от двери находился дамский уголок с зеркалом в золотой оправе.

Стены из серого камня навели Мику на мысль, что она находится в замке либо в большом богатом доме. Иных предположений не возникло, поскольку роскошное убранство комнаты поразило ее до глубины души.

Она никогда не касалась такой мягкой красивой ткани, никогда не видела столько цветов, стоящих в спальне — где только возможно — в высоких вазонах. Никогда не видела таких шикарных занавесей с сочным винным цветом, закрепленных по бокам окна. За всю свою разбойничью жизнь Микаэлла не лицезрела столько красоты; обычно все богатство представало в виде золота, и даже ее дом на краю Мэнхилда, куда она собиралась отвести брата, отличался строгой простотой и скупым декором.

С воспоминанием о брате пришли и другие воспоминания, и к глазам тотчас подступили слезы. Мика вспомнила, как с бессильным отчаянием искала в приюте Генри, а не найдя, допустила в сердце горькую правду о том, что он мертв. Вспомнила, как сила обожгла ее и разломала стальные браслеты, точно веточки куста; как она прокляла настоятельницу, стрелой выбежала из приюта и побежала.

Не знала, куда именно и зачем, просто побежала, оставив позади мрачное здание, а вскоре и всю деревню. Дракон нагнал ее только у замерзшей реки.

Мика четко помнила его глаза — злые, жутко злые, но вместе с тем прячущие за янтарной оболочкой какое-то странное, обжигающее чувство. Он говорил ей что-то, что она совсем не воспринимала и так и не запомнила. Но она знала наверняка, что в то мгновение ей не хотелось больше бежать. Потому она и стояла рядом с ним, захлебываясь слезами и чувствуя, что находится на грани потери сознания. Вскоре так и случилось: она упала в бессознательный омут лишь от одного прикосновения к щеке, словно дракон этим касанием высосал из нее последние силы.

Дальше — все как в тумане. Жуткий холод, ветер, пробирающий до костей, и огромные лапы, сомкнувшиеся вокруг талии. Дракон нес ее, но как долго — Мика не представляла. Хотя боль от его лапищ и неудобной позы была такой сильной, что даже сон на мягкой постели не избавил от мучительного состояния.

Обида жгла душу, будто ту сунули в котел с расплавленным золотом. Слезы катились по щекам, оставляя извилистые следы на горящем жаром лице, сердце глухо дрожало. Мика перевернулась на левый бок, уставилась на розы в вазоне у стены и с ужасом поняла, что она больше не желает куда-либо бежать. Осознание этого пришло внезапно, как удар молнии. А за ним и следующее: бежать больше некуда и не к кому.

Все пять лет она стремилась к одной единственной цели — забрать брата. Но с потерей родного человека исчезла и цель, словно ее никогда и не было. Микаэллу не так сильно заботили собственная жизнь и желания сердца. Она никогда не думала о себе больше, чем о Генри. Плохие поступки — воровство и убийства — делались лишь ради него, и она ни разу не задумывалась о том, чтобы остановиться, потрусить подальше от проложенного пути и позволить алчности застелить глаза. Так и не исполнив свою мечту, она утратила весь смысл жизни.

Когда до ушей донесся легкий скрип двери, вырвавший ее из вялого состояния, она не соизволила оторвать голову от подушки и взглянуть на гостя. Только после того, как дверь закрылась и комнату наполнил звук осторожных шагов, Мика приподнялась, а затем и вовсе села в кровати, придержав рукой покрывало. Хоть она и была одета в свою выцветшую рубаху и штаны, без меховой куртки и оружия чувствовала себя совершенно нагой.

— О, так ты проснулась, — раздался оживленный, довольно веселый и звонкий голос. — А я крадусь тут, как мимо спящего хищника.

Мика невольно сощурилась, скользнув настороженным взглядом по худой фигурке, облаченной в простое холщовое синее платье, подвязанное на талии кожаным ремнем.

Гостьей оказалась девушка приятной наружности, но с такой веселой улыбкой на светлом лице, что Мике стало противно на нее смотреть. Тем не менее она все же продолжила наблюдать за незнакомкой. Та легкой походкой прошла вдоль комнаты и поставила на стол у окна серебряный поднос, на котором уместились кубок и миска, наполненная непонятной жижей. Такие красивые подносы, блестящие в лунных лучах, Мика видела только в столице Мэнхилда, в домах важных и знатных людей.

Поправив миску, девушка выпрямилась и бросила взгляд в сторону кровати.

Микаэлле она показалась очень красивой, пусть и выглядела как типичная вальгардская женщина. Бледная кожа, смоляные длинные волосы, тянущиеся до самых бедер. Тонкие губы, небольшой нос и треугольное лицо выдавали спрятанную внутри нее некую хитринку. А вот глаза — ярко-карие — были смутно знакомыми.

— Кто вы? — тихо спросила Мика, а после, услышав свой сиплый голос, прокашлялась.

— Меня зовут Уна, — ответила та, подойдя ближе к кровати, и сцепила перед собой руки.

— Ваше имя мне мало о чем говорит…

— Правда? А мне всегда казалось, что имя может многое сказать о самом человеке. Это словно заглянуть в книгу и узнать суть.

— Суть чего?

— Ну-у… — Уна аккуратно опустилась на краешек кровати. — Думаю, всего. Суть всего.

— Вряд ли это может быть правдой. Имена нам дают матери, а те не могут предвидеть, кем мы станем и какие поступки совершим.

Уна так неожиданно и звонко рассмеялась, что Мика вздрогнула, недоуменно воззрившись на нее.

— Глупышка, — сказала она, успокоившись. — Рей, конечно, говорил, что ты наивна, но я не думала, что все настолько плохо… Имена нам дарят боги. Запомни это, Элла.

— Не называйте меня так, — прошипела в ответ, впервые за время разговора ощутив себя шибко уязвимой. Но, заметив, как незнакомка удивленно вскинула брови, она подавила злость и нехотя пояснила: — Я не люблю, когда меня называют именем мамы. Это навевает воспоминания о ней. Болезненные воспоминания. Потому прошу называть меня Микой.

На лице молодой особы блеснула понимающая улыбка, и она любовно разгладила складки на платье.

— Конечно, Мика. Теперь твои слова для меня словно приказ.

— Почему?

— Потому что невеста моего хозяина — тоже хозяин. Каждому в этом замке приказано исполнять твои капризы и приказы. За исключением некоторых…

— Это ненадолго, — шепнула Мика, уткнувшись носом в колени. — Ваш хозяин пообещал скоро избавить меня и себя от этой связи.

— Ой, очень-то я в этом сомневаюсь. — Чуть заметная усмешка скользнула по тонким губам. — Избавиться от брачной метки будет не так-то просто. Если это вообще возможно в вашем случае. Может, если один из вас умрет… Но тогда вдовец или вдова…

Уна замолкла, вмиг посерьезнев, когда уловила в ошалелом взгляде собеседницы испуг.

— А-а, забудь. Это явно не то, о чем мне следует говорить…

Судорожно сглотнув, Мика решилась уточнить:

— А что в нашем случае не так? Почему дракон не может убрать метку?

— Рей запретил мне обсуждать что-то касательно вашей связи. Тем более с тобой.

— Я имею право знать. Если мне не скажешь ты, я в любом случае узнаю все у дракона.

— О, нет-нет! — Уна выставила в сторону девушки ладонь, хоть та и не успела еще сдвинуться с места. — Сейчас точно не подходящее время, чтобы видеться с Рейнардом. Поверь.

— Тогда расскажешь?

— Расскажу, — служанка покорно кивнула. — Дело в том, что еще не было такого, чтобы дракон связывал себя с девушкой, не испытывая к ней теплых чувств. По крайней мере, я не знаю ни одного такого случая… Кажется, это главная причина того, почему Рей не может сам разорвать связь, и того, что он… чувствует.

— А что он чувствует?

— Ты лучше об этом знаешь. Полагаю, ощущения и все эмоции у вас одинаковые. Вот что ты чувствуешь, когда он находится рядом?

Микаэллу настолько шокировал подобный вопрос, что она не сразу нашла что ответить. Пожав плечами, припоминая моменты, когда они с Рейнардом были вместе, она выдала спустя недолгую паузу:

— Он меня раздражает. И часто злит.

— Я не об этом, — мягко улыбнулась Уна. — Он и меня раздражает, по правде говоря. Особенно когда сам злится. Но это не то. Что ты чувствуешь помимо злости? Должно же быть что-то еще.

— Слабость, наверное… В последнюю нашу встречу я чувствовала слабость, словно из меня высасывали силы.

Уна, явно ожидая другого ответа, тяжело вздохнула.

— Не могу утверждать наверняка, но это странно. Жена Лейва рассказывала об иных ощущениях. — Она задумалась, разглядывая разбойницу с такой жадностью, что той стало не по себе. — Зато я точно знаю, что связь ты переносишь гораздо легче, чем жених. Он сам не свой был, когда прилетел. С того дня рвет и мечет, злобой весь изошел. И от твоих покоев шарахается, будто ты заразная тут лежишь. А должен-то рядом быть, хотя бы в первые дни.

— Подожди… — Мика чуть выпрямилась и нахмурилась, пытаясь сопоставить одну мысль с другой. — А сколько дней я уже здесь нахожусь?

— Три, — беззаботно бросила служанка, мотая ножкой. — Ты оправлялась после перелета. Рею потребовалось отключить тебя. Но не знаю, что он сделал, раз ты так долго приходила в себя.

— Три дня, — повторила как завороженная.

— Ты, видно, еще не до конца оправилась… Ла-а-адно… Я пойду, а ты отдыхай. И не забудь поесть.

— Подожди! Уже уходишь? — с каким-то неожиданным для самой себя отчаянием шепнула Мика и взглянула на Уну так, словно та была первой и единственной ее собеседницей за всю жизнь.

— Мне нужно проведать хозяина. Боюсь, моя компания ему сейчас нужнее.

— Уна, — позвала тихо, прежде чем та успела сделать шаг к выходу. — А вы с драконом, случайно, не родственники? Ты очень похожа на него. Особенно глазами.

Как бы девушка ни пыталась сдержать смех, из ее груди все же вырвался смешок.

— Была бы я его родственницей, не стояла бы здесь. Не прислуживала бы тебе и ему. Давно бы обратилась в дракона и улетела бы в теплые края.

Снова усмехнувшись, она качнула головой, словно не веря в то, что сказала, и направилась к выходу.

Микаэлла провожала ее взглядом, хотя на деле совсем не хотела ее отпускать. Пусть она и казалась ей странной, несколько взбалмошной и чересчур веселой, Мика предпочла бы провести время с ней, чем остаться одной и чувствовать, как стены замка давят на нее, лишая сна. С одиночеством воспоминания и боль вновь обретут свободу.

— Если тебе что-то понадобится, — сказала Уна, остановившись у двери, — зови. Но я в любом случае приду утром и провожу тебя в столовую. Если он даст на это добро…

Дождавшись кивка, служанка выскользнула из спальни и осторожно закрыла дверь. Она еще какое-то время сверлила тяжелым взглядом ручку, слыша мерное дыхание за спиной и мирясь с каким-то странно обжигающим чувством. Впервые она ощутила себя как меж двух огней. Но самое главное: она не желала бросаться ни в один из них.

— Не уходи с поста даже на минуту, — резко бросила Уна, обернувшись к грузному мужчине в кожаных доспехах. — Сомневаюсь, что она осмелится выйти. Но если ты упустишь ее и она будет разгуливать по замку, я лично отрежу тебе яйца и скормлю их псам. Ясно?

Грозный голос в сочетании со злостью, исказившей прелестное лицо, не оставлял сомнений в серьезности ее намерений. Мужчина нервно сглотнул и осторожно кивнул.

— Прекрасно, — равнодушно шепнула девушка, поправив черные волосы, отливающие в свете канделябров синевой. — Пора бы и дракону прийти в себя.

Загрузка...