Невеста вождя драконов

Глава 47. Духи леса

Некоторые места бывают обманчивы. Как и чувства, которые они рождают своей живописной красотой. И порой отличить реальное видение мира от сновидений не представляется возможным.

Прогуливаясь по деревне, Мика и сейчас не могла понять, спит она или же в этот раз сон не смог затмить реальность. Горячие лучи утреннего солнца ласкали кожу, скользили по тропам и траве, расползались по крышам хижин, нагревая их и воздух.

Микаэлла с легкостью отказалась от теплой вальгардцкой одежды, заменив ее воздушным нежно-бирюзовым платьем без лишней декоративности и сандалиями на плоской подошве.

Несмотря на раннее утро и недавно выглянувшее из-за гор солнце, в поселении кипела жизнь. Девушке даже показалось, что она проснулась позже всех, но вскоре она заметила вяло выходящих из лачуг детишек. Потягиваясь, они позевывали и щурились, глядя в ясное небо. Мимо проходили женщины, держа над головами корзины с фруктами, — теперь не воительницы, не жаждущие справедливости, а примерные жены, милые, ласковые матери, которые улыбались всякий раз, когда ловили взгляд Микаэллы.

Среди мужчин, направляющихся в лес, и среди тех, что тренировались внизу, в поле, Мика не заметила ни Лейва, ни Рейнарда. Рей предпочел остаться у озера до утра, и девушка, как бы ей ни хотелось быть рядом с ним, ночью вернулась обратно в деревню и, к ее удивлению, уснула довольно быстро и незаметно.

Она ждала суда. Справедливого суда. И, хоть и не ведала о причинах подобного недружелюбия со стороны арханцев к Рейнарду, надеялась, что они проявят чуткость к нему и... его ребенку.

Мика притормозила, оказавшись на небольшой полянке, окруженной деревьями и разделенной почти на равные половины серебристой ниточкой ручья. Ладонь легла на живот, пальцы, дрогнув, сжали легкую ткань. Тепло усиливалось, становилось практически жаром, когда она пыталась почувствовать его энергию. А в те моменты, когда ничего не чувствовала или, скорее, не желала чувствовать, задумывалась: готова ли она стать матерью? Любящей, нежной и мягкой, как ее вторая мама, как те женщины, которые, минуя поляну, с любовью глядят на играющих в догонялки детишек?..

Отрешенный взгляд задержался на Генри. Он бегал с остальными ребятами вдоль поля, но гораздо быстрее их, и перепрыгивал через ручеек. Прежде она нечасто видела его таким — веселым и беззаботным. Она догадывалась, что в скором времени ему придется оставить ребячество, коим он еще не успел насладиться, и начать готовиться ко взрослой жизни: учиться быть мужчиной не только с помощью оружия и искусства боя, но и благодаря мудрым, храбрым и достойным поступкам.

Но это оказалось тем единственным, в чем Мика была бессильна и не могла ему помочь. Рано лишившись родителей и попав в приют, ей пришлось быстро повзрослеть и помимо бремени старшей сестры взвалить на себя ношу материнских забот. Она делилась с ним теплом и нежностью, отдавала столько, сколько могла, — и, кажется, за одиннадцать лет исчерпала всю материнскую любовь. Страх не одарить собственное дитя заботой яростно вгрызся в сердце, точно дикий голодный зверь в мясо.

— Должно быть, тебе было нелегко.

Рядом остановилась Тира — по-прежнему облаченная в черное платье, но в этот раз без накидки и с распущенными волосами, которые длинными смоляными прядями тянулись до самых бедер. Обтянутые пленкой глаза внимательно следили за детьми.

— Доброе утро, — отозвалась Мика, прежде чем ответить на неожиданное предположение. — Я не могу жаловаться. Кому-то бывает в разы сложнее. Генри в отличие от меня с самого рождения рос без отца и матери.

— Но ему повезло с тобой, — улыбнулась женщина, взглянув на Микаэллу и слегка склонив голову набок. — Прости меня за мое любопытство… Я немного поспрашивала у Лейва о тебе и Генри. А теперь хочу выразить тебе свое восхищение. Многие на твоем месте предпочли бы остаться в море, продолжить совершать набеги, наслаждаться жизнью… Но ты вернулась к нему. Думаю, он тоже осознает это. И очень ценит твое решение.

Мика, почти неуловимо улыбнувшись, решила промолчать. Пусть другие и восхищались ее стремлением уберечь брата, она знала, что пару лет назад ее намерения были не так чисты и невинны.

Первой минутное молчание прервала Тира.

— Пойдем. Думаю, пора порадовать ее визитом.

Не дожидаясь реакции, она развернулась и неторопливо двинулась через поле, в сторону виднеющихся вдалеке гор. Мике потребовалось несколько секунд, прежде чем, поборов негодование, последовать за королевой. Она успела поймать взгляд Генри и помахать ему, прошептав одними губами, что с ней все в порядке и волноваться не о чем.

Эта часть леса отличалась от той, где Микаэлле довелось побывать. Тишина преследовала их уже несколько минут: не было слышно ни дуновения ветра, ни стрекота насекомых, ни дивных песен ранних пташек. Толстые корни деревьев, заросшие мхом и крохотными желтыми цветочками, торчали из-под земли, приковывая к себе взгляд и словно нарочно не давая свободно передвигаться по узенькой тропе. Чем глубже они продвигались в лес, тем слабее становился дневной свет и острее делалось чувство, что кто-то внимательно следит за ними.

Мика поежилась, оглянулась. Пусто и все так же тихо. Нагоняя королеву, она чувствовала, как сильно грохочет сердце, и пыталась прогнать навязчивое ощущение, что неизвестные наблюдают именно за ней, присматриваются, как к чужачке, кем она на деле и являлась.

— Тира… — шепотом позвала она, но женщина не остановилась. — Кто-то следит, да? Звери?

— Духи, — кратко сказала Тира, отодвигая рукой свисающие с веток лианы. — Не бойся. Им всего лишь интересно… Не каждый день им доводится видеть призывающего огонь илда.

Сбоку внезапно блеснуло мягкое голубое сияние, привлекшее внимание Мики. Не останавливаясь, она осторожно повернула голову и с трудом подавила вздох восхищения. Из-за толстого дерева показалась голова оленя, увенчанная большими завитыми рогами; уверенной поступью величественное животное вышло из временного укрытия и воззрилось на девушку пустыми глазами-бусинами. Свет, исходящий от него, стелился по земле, рассыпался в воздухе на мелкие частицы.

— Это дух леса — Сильван, — пояснила Тира, мельком глянув на оленя. — Ты ему понравилась. — Мягкая улыбка тронула ее губы. — Он не так часто показывается нам, но сегодня особый случай… Сильван решил поприветствовать новую хранительницу Арханы.

— Но я не хранительница, госпожа, — неуверенно протянула Микаэлла, глянув на прямую спину женщины. Когда она вновь посмотрела в сторону дерева, дух уже исчез, не оставив после себя даже сияния.

— Ты преемница Эидис. Конечно же ты хранительница. Хочется тебе ею быть или нет... Ты являешься ею с самого рождения, и от того, что тебе предписано, бежать глупо.

«В этом вы не уступаете Ингви… — скрыв раздражение за молчанием, мысленно буркнула Мика. — От судьбы не убежишь».

Остаток пути прошел в абсолютной тишине; только звук шагов, оказавшись громче дыхания, плавно разрывал ее. Незаметно свет солнца растаял, сменившись серебристым светом луны. Казалось, что ночь резко оттеснила утро, погрузив Архану в сон. А может, так и было. Мика не знала наверняка: отличить иллюзию от яви теперь было выше ее сил.

— Здесь всегда царит темнота, — тише обычного произнесла Тира, остановившись возле небольшой пирамиды из камней. Девушка замерла рядом, скользнула взглядом по камням и заметила в трещинках слабое бело-синее свечение. — Это место, где покоятся души наших предков. Никогда солнечные лучи еще не проникали сюда. А вот здесь… — она легонько коснулась пальцами верхнего камня пирамиды, мягко погладила, — … здесь покоится дух твоей матери.

Сердце Мики зачастило, боязливо задрожало — то ли от осознания, что она оказалась невероятно близко к женщине, которую жаждала увидеть и вспомнить, то ли от самой возможности почувствовать ее присутствие. В попытке унять волнение она потянулась к браслету матери, провела пальцами, несильно сжала запястье, но тоскливая тревога стала лишь сильней.

— Какой она была? — спросила шепотом, не глядя на наблюдающую за ней королеву. Взгляд был прикован к пирамиде. Она не знала, чего ожидает, что желает услышать, почему сердце, замерев, отчаянно ждет ее появления…

— Она была замечательной хранительницей, смелым воином… И будь удача на ее стороне, она стала бы прекрасной мамой.

Мика не понимала, почему вдруг стало трудно дышать и заболело все внутри, болезненно сдавило. Она ведь совсем ее не помнила. Может быть, именно поэтому?..

Ей хотелось помнить о ней хоть что-нибудь. Но воспоминания, если и не стерты, то хранятся так глубоко, что ни один луч света не способен коснуться их. И все же, несмотря на закрытое прошлое, боль была одинаковая. Такая же, как и одиннадцать лет назад, когда убитая горем девочка, припав к земле, глотала слезы и давала обещание о том, что это последний раз, когда скорбь пытается сломать ее. С тех пор Мика часто навещала могилы отца и матери, сбегая из приюта вопреки запретам настоятельниц.

Однако больше не плакала. Сидела подле них, низко склонив голову, и молилась богам за хранение их светлых душ.

Она и сейчас хотела упасть возле пирамиды, поклониться, попросить богов бережно хранить душу мамы… Но тело не слушалось — будто одеревенело.

— Я хочу знать, — глубоко и шумно вздохнув, продолжила Микаэлла, — как она умерла. Расскажи мне… — Она посмотрела на королеву умоляюще, так, как при других обстоятельствах не отважилась бы посмотреть.

Тира качнула головой, шепнула:

— Мне очень хочется облегчить твои страдания, дитя… Но клянусь жизнью, я не ведаю, по какой причине она оставила всех нас. Могу лишь сказать, что она покинула Архану, даже не попрощавшись, и, полагаю, отправилась в Вальгард. Ведь именно там она и оставила тебя… Это только мои предположения, не принимай близко к сердцу.

— Если и так, то это было глупым решением — оставить дом ради мрачных пейзажей Вальгарда. — Мика крепко стиснула челюсти, поджала губы, сдерживая слезы.

— Не осуждай ее, прошу, — голос Тиры впервые за время разговора некрасиво дрогнул, словно она должна была вот-вот расплакаться. — Эидис никогда и ничего не делала просто так. Ушла — значит, на то были причины. Оставила тебя — значит, тебе грозила опасность, которой она сама не смогла избежать.

— То есть ее убили? — Мика отстраненно взглянула на женщину.

Та нервно сглотнула, прежде чем ответить.

— Я этого не знаю.

Не вынеся ее сочувствующего взгляда, девушка опустила глаза и нежно обняла еще маленький живот в каком-то защитном жесте.

— Мне жаль, что рядом с тобой нет ни Эидис, ни второй мамы, которые смогли бы научить, подсказать и направить. Я не знаю, что такое быть матерью, Микаэлла, но я даю тебе слово, что сделаю все возможное, чтобы ты и твой малыш ни в чем не нуждались.

Мика так резко вскинула на Тиру глаза, что та вздрогнула и слегка нахмурилась.

— Я нуждаюсь в Рейнарде, — сказала она твердым, сильным голосом. — Он стал мне очень дорог… — эти слова дались ей труднее, но она заставила себя не опускать взгляд. — Не лишайте меня его. И надежды, что все наконец-то изменилось в лучшую сторону.

К ее удивлению, Тира улыбнулась, совсем не удивившись ее просьбе.

— Я и не думала всерьез казнить его. Мы вовсе не монстры, дитя… Мой народ, как и я, простил его. Он уже знает об этом. А я в свою очередь знаю, что он желает укрепить вашу связь… — Ее улыбка стала загадочнее, а во взгляде замерцали смешинки. — Он просил меня провести обряд, и я не смогла отказать ему в этой просьбе.

Пряча стеснение за удивлением, Микаэлла украдкой вздохнула, потерла ладонью шею, стараясь больше не смотреть на женщину.

— Я оставлю вас наедине, — спустя мгновение шепнула та. — Буду ждать у тропы.

Мика, так и не отважившись посмотреть на нее, кивнула. Оставшись одна, она опустилась на колени, закрыла глаза с желанием услышать, ненадолго ощутить присутствие. Это произошло сразу: она почувствовала мягкое, ласковое касание — тонкие пальцы нежно пробежались по волосам. Чувство защищенности и кого-то сильного рядом…

Распахнув глаза, задержала дыхание, беспорядочно перебирая пальцами траву, и тотчас выдохнула одно-единственное слово, до этого мига комом стоявшее в горле:

— Мама…

Она не видела ее, но явственно чувствовала, что она близко, незримо наблюдает, гладит по щеке. Не было слез и всхлипов, и все же боль утихала, собиралась в кончиках пальцев, вливалась в почву, как вода.

Микаэлла сжала запястье с браслетом, низко поклонилась, припав к земле, и шепнула, отпуская скорбь и заменяя ее светлой печалью:

— Спасибо.