Николай Островский

4 Боевые бури

На боевое время пришлось возмужание Николая Островского. 1917–1920 годы. Шепетовка, пограничный городок, объята пламенем классовой борьбы. Насколько ожесточенной была эта борьба, можно судить по тому, что власть в Шепетовке переходила из рук в руки много раз.

На улицах города — митинги по случаю предстоящих осенью выборов в Учредительное собрание. Каждый оратор призывает жителей отдать голоса за кандидатов его партии. Партия большевиков посылала на эти митинги своих представителей: надо было разъяснить народу, что несет с собой Учредительное собрание, на выборы которого буржуазное Временное правительство согласилось, стремясь удержать свое господство и помешать развитию революции.

Трудно было разобраться подростку Островскому во всех этих политических делах. Но когда он услышал большевика Ивана Семеновича Линника, то сделал выбор. На всю жизнь.

Вот что рассказал позднее И. С. Линник:

— Выступая на летучем митинге, я призывал голосовать за список, по которому проходили кандидаты от партии большевиков. Вдруг подходит ко мне мальчик и спрашивает, кто такие большевики? Я разъяснил ему, и он говорит решительно: «Буду голосовать за большевиков». Пришлось разочаровать его, сказав, что он еще мал, не имеет права голосовать. Это был Коля Островский. Наше случайное знакомство не оборвалось. Коля при каждой встрече заводил со мной разговоры на политические темы, всегда задавая умные и дельные вопросы…

А события нарастают. Россия объята революционным огнем. И вот наступает Октябрь…

25 октября (7 ноября) 1917 года входит в историю как день победы Великой Октябрьской социалистической революции в России. В этот день в Петрограде на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Ленин, обращаясь к делегатам, говорит:

«Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась…

Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма…»

12 декабря 1917 года Первый Всеукраинский съезд Советов в Харькове провозглашает Украину Советской социалистической республикой.

Тогда Николаю Островскому было всего тринадцать лет. Но энергии и решимости ему было не занимать. Ольга Осиповна вспоминала о том времени:

— Коля рос отчаянным парнем. Ничего и никого не боялся. А ведь в Шепетовке в то время было очень неспокойно. Часто менялась власть… У Коли появились свои, секретные от меня, дела. Он сразу повзрослел. Часто стал отлучаться из дому, не всегда говорил, куда идет. Я не боялась дурных влияний, верила ему.

Осенью 1917 года Островский вновь поступил в первый класс Шепетовского двухклассного Народного училища. Сохранилось свидетельство об успехах и поведении ученика Николая Островского за 1917–1918 учебный год. Из 60 отметок — 56 пятерок и 4 четверки.

Летом 1918 года по заданию Житомирского губернского школьного совета в Шепетовке организовывается Высшее начальное училище.

— Осенью пришел в училище и Коля Островский, высокий, худой, смуглый мальчик с карими серьезными, глядевшими немного исподлобья глазами, — вспоминала Мария Яковлевна Рожановская, учительница этой школы. — Он сразу обратил на себя внимание тем, что не просто записался, как другие подростки, а начал с расспросов, что это за школа, Высшее начальное училище, правда ли, что все предметы будут преподаваться на украинском языке…

Коля был примерным учеником, помогал учителям в организации различных мероприятий, активно участвовал в постановке школьных спектаклей, играл на сцене, любил героические роли и неплохо исполнял их.

По вечерам он работал подручным кочегара на городской электростанции, а позже помощником электромонтера.

Он был неутомим. Находил время для всего. Всегда знал, что происходит в городе, всем интересовался, был в курсе политических новостей.

Когда Шепетовка в 1918 году была оккупирована немцами, ревком ушел в подполье. Николай не порывал с подпольщиками связи, выполнял их задания. Он бродил по городу, собирал нужные сведения. При его помощи большевикам удалось обнаружить склады провианта, белья, обуви.

— Оккупанты увозили с Украины лошадей, продукты, — вспоминал И. С. Линник. — Целые составы с хлебом, сахаром, жирами тянулись через Шепетовку в Германию. Ревком решил обратиться к немецким солдатам с воззванием — прекратить грабеж украинских крестьян, повернуть оружие против Вильгельма и капиталистов, установить у себя власть трудящихся. Расклейка воззваний была поручена Коле Островскому. С готовностью взялся он за дело. Были у него верные друзья и помощники для такой работы, ставшие потом первыми комсомольцами Шепетовки… Под утро приходит он и сообщает, что все сделано. Оккупанты не на шутку встревожились этим воззванием, объявили осадное положение. Коля торжествовал: «Здорово мы немцев напугали, Иван Семенович, хотя нас немного, а их целое войско». Позже, когда немцы стали уходить, жители Шепетовки разобрали со складов оружие. Коля старался спрятать как можно больше. Для нашей организации тогда нужен был каждый револьвер, каждый карабин…

Под руководством партии большевиков в борьбу с оккупантами включились железнодорожники. Они выводили из строя паровозы, вагоны, задерживали отправление поездов в Германию.

Брат Островского Дмитрий Алексеевич рассказывал:

— В городе вспыхнула забастовка железнодорожников. Вся станция оказалась забита эшелонами. Оккупанты окружили город, вылавливали рабочих и под конвоем приводили их в паровозное депо. Николай находился в гуще событий. Помню, как он предложил группе товарищей, в которой находился и я, укрыться в церкви, где шло богослужение. Оккупанты и оттуда вытащили нас, повели на станцию. По обочине дороги, не спуская с нас глаз, шел Николай. Собрали в депо человек двести. И здесь я увидел брата, забравшегося каким-то чудом на поперечную балку. Позже выяснилось, что у него был револьвер, который он утащил у коменданта станции. Пристроившись на балке, он намеревался стрелять, если оккупанты станут бить рабочих.

Вскоре меня и Федора Передрейчука (один из прототипов Жухрая, героя романа «Как закалялась сталь») отправили с конвоем на паровоз. Нам приказали вести эшелон в сторону Славуты. Прибегает Николай и передает указание Линника: «Поезд не выводить со станции, в крайнем случае совершить крушение». Получив такое указание, мы решили, не прицепляясь к поезду, угнать паровоз. Отъехав километров семь от Шепетовки, спрыгнули с паровоза, а он помчался вперед. Перепуганный стрелочник направил его в тупик, где он потерпел крушение.

Около месяца мы с Федором скрывались в лесу.

Однажды мы с Передрейчуком получили задание от Линника: доставить в Шепетовку оружие. На указанном полустанке мы остановили поезд, где незнакомые нам товарищи погрузили на паровоз сто винтовок и несколько ящиков с патронами. На станции Шепетовка нас встретил Сергей Ковальчук, член подпольной организации, как я позже узнал. С ним были Николай и сын дорожного мастера. Ковальчук сказал нам, что петлюровцы, дежурившие на станции, нашли цистерну со спиртом, перепились и передрались. Привезенное нами оружие выгрузили и спрятали в штабеле дров.

Воспользовавшись пьянкой вояк, Николай подобрал несколько «беспризорных» винтовок и принес на склад. Затем вместе с товарищами он по указанию Ковальчука отправился на батарею к пьяным петлюровцам. Там ребята сняли и унесли замки от двух орудий, спрятав их в свинарнике лесничего. Бездействующие орудия и замки к ним пригодились, когда Красная Армия освобождала Шепетовку.

Барак, в котором мы жили, от дряхлости завалился, и мы переехали в пустовавший дом на углу Славутской и Шоссейной улиц. Не успели обжиться, как во второй половине дома поселились кавалеристы, так называемые «сичевики» из Галиции — бандиты высшего класса. И вот однажды прибегает ко мне в депо взволнованный брат и рассказывает, что бандиты отняли гармонь, подаренную ему солдатом, а потом избили мать, требуя, чтобы она отдала им то, что будто бы прячет от них.

Николай решил отомстить бандитам. Ночью он порезал ножом несколько седел у кавалеристов, стоявших на поповском дворе.

…Читатели легко уловят в тексте романа «Как закалялась сталь» отголоски этих событий. Но до романа «Как закалялась сталь» еще больше десяти лет. А пока что формируется характер бойца.

29 октября 1918 года открылся I Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодежи. На этом съезде был создан комсомол. Первые комсомольцы дали клятву отдать все свои силы борьбе с контрреволюцией.

Грозным было лето 1919 года… С юга наступала на Советскую республику стотысячная армия Деникина. Белогвардейцы захватили Донецкий бассейн. Тяжелые бои шли под Екатеринославом, Харьковом, Полтавой. Партийные организации поднимали трудящихся на борьбу.

Еще в мае 1919 года Центральный Комитет Российского Коммунистического Союза Молодежи обратился с призывом усилить работу среди молодежи, способствовать проведению объявленной на местах мобилизации, ввести всеобщее военное обучение для всех членов союза, способных носить оружие.

26 июня 1919 года в Киеве открылся I съезд Коммунистического Союза Молодежи Украины. Главный пункт: продлить мобилизацию коммунистической рабочей молодежи на борьбу с врагами социалистической Родины, военное обучение молодежи.

Быть комсомольцем в ту пору означало — сражаться, не щадя жизни своей. Сражаться в прямом смысле слова. С оружием в руках.

«…Вместе с комсомольским билетом мы получали ружье и двести патронов».

Николай Островский не задумываясь избрал этот путь. Как только после освобождения Шепетовки от петлюровцев была при ревкоме создана комсомольская ячейка, в числе первых пяти комсомольцев оказался Островский. Это было в июле 1919 года.

«В 1919 году… в Шепетовке нас было пятеро комсомольцев. Эту группу создал вокруг себя партийный комитет и Ревком Шепетовки, руководимые тт. Линником и Исаевой… Героически боролись первые комсомольцы Шепетовки против польских панов, петлюровщины и бандитизма всех мастей и оттенков…»

Николаю Островскому не было тогда еще и пятнадцати лет.

В августе 1919 года Красная Армия под натиском превосходящих сил противника временно оставила Шепетовку, и подросток Коля Островский ушел с войсками. В военном билете читаем: «Вступил на службу в РККА добровольно 9 августа 1919 года, в батальон особого назначения ИЧК (Изяславской Чрезвычайной Комиссии. — Р. О.)».

Вступил он в бой рано повзрослевшим подростком. В один год уложился его боевой путь. Но этот год стоил целой жизни.

Островский не колеблясь отдал свою молодость вооруженной борьбе за торжество Советской власти.

«Вы что же думаете, — говорил он своему лечащему врачу много лет спустя, — на нас солнце не светило, или жизнь не казалась нам прекрасной, или для нас не было привлекательных девушек, когда мы носились по фронту и переживали боевые бури: в том-то и дело, что жизнь нас звала. Мы, может быть, больше других чувствовали ее очарование, но мы твердо знали, что самое главное сейчас — уничтожить классового врага и отстоять революцию. Мы ураганом неслись на вражьи ряды, и горе было всем тем, кто попадал под наши удары».

В краткой автобиографии Островский записал всего несколько слов: «Участвовал в гражданской войне рядовым бойцом».

В беседе с корреспондентом английской газеты «Ньюс Кроникл», состоявшейся в Сочи 30 сентября 1936 года, он сказал: «Моя судьба показательна. Я с 15 лет вступил в борьбу. Полный сил, радости борьбы, я шел на завоевание новой жизни, чувствовал себя созидателем и хозяином ее…»[8]

…Он воевал зиму и весну. К лету 1920 года он вернулся в Шепетовку, вновь освобожденную от белогвардейцев.

До мира было далеко. Усиливалась подрывная работа врага. Необходимо было сломить саботаж, изъять у кулаков излишки хлеба, открыть школы, библиотеки. И снова Островский в борьбе.

…Много лет спустя, будучи директором Музея Н. Островского в Москве, где я проработала двадцать три года, я перечитывала старые и вновь собранные документы Островского. Передо мной прошла его беспокойная юность. Всплывали, как кинокадры, знакомые имена старших товарищей… Вот документ, подписанный 13 июля 1920 года предревкома И. С. Линником и членом ревкома, школьным учителем Николая Островского Д. Г. Чернопыжским:

«Предъявитель сего сотрудник Шепетовского Волрев-кома Николай Островский действительно командируется в оставленные буржуями дома для сбора в них книг, что удостоверяется».

И вспомнила рассказ Николая о том, как все это происходило:

— Однажды мне поручили присутствовать при обыске у одного буржуя. По сведениям ревкома, у него были спрятаны продукты и золото…

Ночь. В доме, куда мы вошли, было только два пожилых человека — муж и жена. Подняли их с постели, усадили в полутемной комнате. Мне приказали охранять их. Некоторое время мы все молчали. Меня от скуки стало клонить ко сну. Преодолевая сон, принялся осматривать комнату. И тут только заметил огромный шкаф, наполненный книгами. Сна как не бывало. Я вскочил и подошел к книгам. Шкаф оказался запертым. «Откройте, пожалуйста, шкаф», — обратился я к старикам. Они посмотрели на меня. Я увидел страх и удивление на их лицах. «Пожалуйста», — и дрожащими руками старик начал отпирать дверцу шкафа.

Передо мной открылось богатство… Я впервые видел такое огромное количество книг. Кроме того, это были уникальные издания. И у меня родилась мысль создать городскую библиотеку…

Так вот и появился этот документ — «для сбора… книг». Очень характерно это для Николая Островского: тяга к книгам. Уже тогда, в начале пути, когда он еще был простым рабочим парнем.

Есть еще один документ, подписанный Д. Г. Чернопыжским:

«Справка. Настоящим я, Чернопыжский Дмитрий Григорьевич, бывший в 1920 г. членом Шепетовского Ревкома, удостоверяю, что тов. Островский Н. А. в 1920 г., тогда еще 16-тилетний юноша-комсомолец, служа телефонистом комендантской роты, дежурил все время при Ревкоме, выполнял различные рядовые поручения Ревкома.

Принимал активное участие в производстве обысков городской буржуазии, которые проводились Ревкомом.

В ночь эвакуации, перед наступлением поляков, тов. Островский Н. А. помогал добывать подводы и охранял перевозимое на вокзалы имущество складов Опродкомдива и Ревкома.

Все вышеизложенное удостоверяю. Чернопыжский Д. Г. 29 мая 1932 года».

«Мирная передышка» в боевом пути Николая Островского была, как видим, мало похожа на безмятежный мир. Да и коротка была «передышка». Война продолжалась. Красная Армия билась с панской Польшей. В середине августа 1920 года белопольская армия с помощью Антанты перешла в контрнаступление. Положение снова стало критическим. Решалась судьба Родины, судьба революции. И Николай Островский вновь уходит с частями Красной Армии на фронт.

Александр Иосифович Пузыревский — командир части в корпусе ВУЧК в группе особого назначения вспоминает:

«Под моим командованием в этих частях был и Николай Островский… Молодой боец с кипучей энергией, прекрасными способностями бойца-организатора. Упорно работая над собой, он быстро становится организатором комсомола в частях Красной Армии и населенных пунктах, которые она проходила».

За полтора месяца до перемирия, в августе 1920 года, Островский был ранен под Львовом. Долгие годы мы не знали, где именно это произошло. И только в мае 1967 года газета «Львовская правда» сообщила, что следопыты Подберезцовской школы вместе со своим учителем И. Вулом установили: Н. Островский был ранен под селом Подески, недалеко от Львова, где 19 августа был бой. Сейчас там установлен обелиск.

Годы спустя Островский писал Пузыревскому: «Дорогой Саша!.. Много воды утекло, много пережито… Помнишь, ты говорил о себе: «Я-то четыре пятилетки переживу, а вот вы, дохлая компания, пожалуй, сдезертируете».

Хорошо, что ошибся. Правда, Саша, одному не бывать: это не влезть мне еще раз на коняку, прицепив шаблюгу до боку, и не тряхнуть уж стариной, если гром ударит. Не гнать мне, видимо, панской шляхты. Топить ее в Балтийском море придется, видимо, тебе и тем, кто вырос из сопливеньких в геройских ребят. А жаль, Саша. Ведь неплохо шли бы наши кони…»

Островский был ранен в живот и голову и контужен. Многие недели он пролежал в военном госпитале. Когда поднялся, стало ясно: последствия тяжелы, а будут еще тяжелее. Попавший в голову осколок повредил правый глаз — в этом глазу зрение было утрачено на 80 процентов. Начались страшные, мучительные головные боли. Болел и позвоночник — от контузии. Красноармеец Николай Островский стал инвалидом. Самое драматичное: он должен был демобилизоваться.

«Демобилизован в октябре 1920 года из 4-й Кавдивизии Первой Конной Армии» — записано в его военном билете.

Из госпиталя он уехал в Шепетовку — к матери. Передвигался с трудом, опираясь на палку.

Что же делать дальше? Он еще не мог решить этого вопроса.

В Москве начал работу III Всероссийский съезд комсомола.

2 октября 1920 года на вечернем заседании выступил Владимир Ильич Ленин. Он говорил о задачах Союза коммунистической молодежи. Он призывал молодежь учиться — учиться коммунизму. Он говорил о том, «что именно молодежи предстоит настоящая задача создания коммунистического общества». Напоминал, что «без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру — без такого понимания нам этой задачи не разрешить… Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества…»

И как бы в ответ на призыв Ленина осенью 1920 года, едва оправившись после ранения, Николай Островский возвращается в Высшее начальное училище, позже реорганизованное в Единую трудовую школу.

Теперь он знает, что делать.