5 «Я — один из тех, кого воспитал комсомол»

Чем дальше идет время, тем ярче в моей памяти новороссийские дни и вечера, проведенные в небольшой уютной комнате, в доме на Шоссейной, у постели больного Островского. Это было по-своему прекрасное время. Еще верилось, что болезнь будет побеждена и Николай встанет в ряды борцов за новую жизнь.

Мы говорили часами. Николай жил заботами страны, ее болями, ее будущим. Он с гордостью говорил о том времени, когда держал клинок. И с горечью — о том времени, когда ранение выбило его из линии передовых бойцов. Он оказался вне строя в тот самый момент, когда молодая страна остро нуждалась в преданных бойцах. И он не находил себе места.

Шел 1920 год. Народное хозяйство было развалено войной. Фабрики и заводы стояли. Сельское хозяйство пришло в упадок. Не хватало продуктов, топлива, одежды. Безработица ухудшала и без того тяжелое положение трудящихся.

Николай Островский в те дни находился в Шепетовке у матери, куда приехал отдохнуть после киевского госпиталя. Тяжелое ранение и контузия давали себя знать.

Но он поднялся и в начале 1921 года уехал в Киев. Работать.

— Матушка, как, очевидно, и все матери, старалась подольше удержать меня дома, — вспоминал Островский. — Но разве мог я сидеть без дела, когда мои друзья-комсомольцы активно включились в работу!

Киевский губком комсомола по просьбе Островского послал его в Главные мастерские Юго-Западной железной дороги помощником электромонтера. Одновременно Островский поступил на первый курс электротехнической школы Юго-Западной железной дороги. «Январь 1921 г. — декабрь 1922 г., г. Киев — главные мастерские ЮЗЖД — пом. электромонтера и слушатель электротехнической школы ЮЗЖД», — писал Островский о себе в 1935 году.

Энергичный, неутомимый в работе, инициативный, общительный, он быстро завоевал в железнодорожных мастерских любовь товарищей. Умел интересно провести собрание, обсуждение газет. Вскоре он был избран секретарем комсомольской ячейки.

В этот период родилась в мастерских известная песня «Наш паровоз, вперед лети!», которую распевают до сих пор.

Осенью 1921 года наступили для Киева тяжелые дни. Не было топлива. Дрова, заготовленные в глубине лесов, невозможно было подвезти к Киеву. К тому же затаившиеся враги нового строя делали все, чтобы сорвать подвоз.

Читатели романа «Как закалялась сталь» помнят это:

«— Вот станция Боярка, в шести верстах — лесоразработка. Здесь сложено в штабеля двести десять тысяч кубометров дров. Восемь месяцев работала трудармия, затрачена уйма труда, а в результате — предательство, дорога и город без дров. Их надо подвозить за шесть верст к станции. Для этого нужно не менее пяти тысяч подвод в течение целого месяца, и то при условии, если будут делать по два конца в день. Ближайшая деревня — в пятнадцати верстах. К тому же в этих местах шатается Орлик со своей бандой… Понимаете, что это значит?.. Смотрите, на плане лесоразработка должна была начаться вот где и идти к вокзалу, а эти негодяи повели ее в глубь леса. Расчет верный: не сможем подвести заготовленных дров к путям. И действительно, нам и сотни подвод не добыть. Вот откуда они нас ударили!..»

Партийные руководители Киева обратились к комсомольцам с призывом принять участие в строительстве узкоколейки от места заготовки дров до станции Боярка.

Врачи категорически запретили Островскому ехать на строительство. Но он поехал. Жили в полуразрушенной холодной школе. Там впервые почувствовал боль в коленных суставах.

Из документов Островского: «Участвовал в ударном строительстве на постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф».

Товарищи отправили его в Шепетовку в полубессознательном состоянии. И опять Ольга Осиповна своими заботами поставила сына на ноги. Не окрепнув как следует, он возвратился в Киев, в мастерские. Он себя не жалел.

Нестерпимые боли в суставах заставили его осенью 1922 года поехать на лечение в город Бердянск, на Азовское море.

Тридцать восемь дней Островский пробыл на курорте.

В санатории он подружился с Людмилой Беренфус, дочерью главного врача; некоторое время после санатория они переписывались. Благодаря этому мы знаем о состоянии Островского в то время. Вот что он писал Людмиле:

«…Я теперь один сижу здесь в Шепетовке, Волынской губернии, в пяти верстах от польской границы, в местечке захолустном, грязном до непроходимости… Никто… не заглядывает ко мне. Живу я отдельно, почти на хуторе, около своей мамуси… Я болен, не могу ходить, и все вместе взятое, Люси, так грустно…

Пишите на данный вам адрес, как он есть, в Киев, хотя я в Шепетовке, но скоро думаю поехать в Киев…»

Вернувшись в Киев, он опять врезался в самую гущу дел. Спасал лесосплав на Днепре, после чего боли в ногах усилились: работал по колено в ледяной воде, в результате — полиартрит[9]. Он «перенес тиф и одновременно воспаление легких и почек»[10]. После тифа коленные суставы опухли, тупая боль не прекращалась.

Медкомиссия признала его инвалидом первой группы.

Снова Шепетовка. Снова уход матери и лечение, лечение…

20 марта 1923 года он пишет Л. Беренфус:

«Милый далекий Люсик!

Наконец я смог тебе, далекий друг, лишь только теперь, когда прошло так много времени, снова дать знать тебе в твой захолустный и скучный Бердянск весточку о том, что жизнь еще не совсем задавила меня, и если стукнулся я сильно, то все-таки поднялся… И, цепляясь за каждый шанс… организм выиграл победу, добился того, что я теперь могу порассуждать о том, для чего я живу и что думаю делать далее и т. п…

Ну довольно, Люси. Мне хватит времени думать об этом. Заполнять бумагу этим бесполезно… Теперь живу не в Киеве, а в Шепетовке… оживаю от всего… Время, проведенное в клиническом госпитале, наложило на меня печать… Прибавившаяся пара поперечных морщин делает меня каким-то мрачным…

Вот еще прошу об одной услуге, Люси. Хотя я был у многих врачей… и приблизительно знаю болезнь колен, но прошу тебя, Люси, порасспроси у папы, что он знает о всех, знаешь, Люси, и последствиях и средствах лечения домашнего хронической водянки коленных суставов, которая под давлением вывихов и тифа выявилась 1,5 года тому назад и благодаря лечению курортом почти ушла, а теперь опять родилась… прошу, расспроси отца всесторонне и напиши мне, только правду… если будешь писать неправду, то лучше не пиши… Я похож на избавившегося от смерти, которому предстоит опять борьба, а уж так надоело все…

Будь здорова… Вспоминай иногда и пиши мне сейчас же. Жду. Ведь ты же мне сестра, чистая, славная сестричка.

Коля Островский»[11].

Упорное лечение, заботы матери и на этот раз вернули Островскому относительную работоспособность. Он стал налаживать связи с комсомольцами. «Сошелся с несколькими людьми, потому что без них хуже, и стараюсь привести в порядок разбегающиеся мысли», — сообщает он Людмиле Беренфус.

Весной 1923 года Островский уехал в маленький городок Берездов, где жила его сестра Екатерина Алексеевна Соколова. Ее муж Иван Яковлевич Соколов работал в местном райисполкоме, заведовал районным коммунальным отделом. Островский поселился у сестры. Соколов устроил его в райкоммунхоз техником по учету частных домовладений.

Николай был дружен с сестрой. Вечерами она по-матерински встречала его; иногда ей приходилось засиживаться за полночь в ожидании брата, который был всегда в делах.

Позднее Екатерина Алексеевна рассказывала о том времени, что она не могла уснуть, пока Коли не было дома. Он целые дни отсутствовал, приходил голодный, уставший, совершенно обессиленный. Ноги у него опухали. Надо было помочь ему снять сапоги, приготовить ванну для ног. Ему бы полежать, подлечиться, но он и слушать не хотел!

Работа комсомольца Николая Островского привлекла внимание председателя райисполкома Николая Николаевича Лисицына. В прошлом тульский оружейник, член партии с 1918 года, этот человек в 1923 году стал председателем Берездовского райисполкома. С этого времени два Николая стали большими друзьями — и на всю жизнь.

Н. Островский так описал Лисицына в романе:

«Николаю Николаевичу Лисицыну, председателю Берездовского исполкома, всего лишь двадцать четыре года, но никто из его сотрудников и партийных работников этого не знает. Он, большой и сильный человек, суровый и подчас грозный, выглядит тридцатипятилетним. Крепкое тело, большая голова, посаженная на могучую шею, карие, с холодком, проницательные глаза, энергичная, резкая линия подбородка. Синие рейтузы, серый, видавший виды френч, на левом грудном кармане орден Красного Знамени…»

Лисицын много внимания уделял работе среди молодежи. Помогал немногочисленной комсомольской организации. А Островскому однажды дал ответственное задание: отвезти из Берездова в Шепетовку срочные пакеты и мешок денег. В удостоверении было сказано:

«Дано сие т. Островскому в том, что он действительно командируется со срочными пакетами и одним мешком ценностей в сопровождении трех милиционеров… в м. Шепетовку в окрисполком и обратно в Берездов.

Всем властям просьба оказывать т. Островскому в передвижении полное содействие, что подписями и приложением печати удостоверяется.

29 мая 1923 г.

Пред, райисполкома Лисицын».

Для усиления работы среди молодежи в пограничном районе Шепетовский окружком комсомола решил создать в Берездове комсомольскую ячейку из имеющихся комсомольцев. Решение состоялось 25 июня. Секретарем ячейки рекомендовали Островского.

Так опять он стал комсомольским вожаком.

Вспоминая то время долгими новороссийскими вечерами, он рассказывал мне о том, как гармонь помогала ему собирать молодежь.

— Обыкновенно садились по вечерам где-нибудь на бревнах или на завалинке у хаты (оттуда нас часто прогоняли). Разверну гармонь, заиграю, весь ухожу в музыку. Любил я гармонь! Когда-то неплохо и плясал, особенно хорошо у меня получалась чечетка…

Эти воспоминания уносили его далеко в родные украинские села. На время он умолкал, а потом, как бы очнувшись, продолжал:

— Всегда начинал с напевной украинской мелодии. Постепенно, несмело подходили девчата, за ними хлопцы. Усаживались молча… Тогда я озорно переключался на веселую музыку, под которую можно и поплясать и попеть. И вот срываются девчата… Начинаются пляски, шутки, смех. Хороши были эти вечера!.. Потом незаметно переходили на разговоры, на дела комсомольские. Работать мне было непросто: в комсомол шли не сразу: боялись. Ведь тогда враги жестоко расправлялись с комсомольцами.

…Многосложной была работа секретаря этой впервые созданной в Берездове комсомольской организации. Работал Николай Островский, как теперь говорят, неосвобожденным секретарем; значит, сочетал секретарство с основной работой. Иначе говоря, работа с шести утра до двух ночи.

Документы тех лет раскрывают нам его жизнь.

Из протокола № 17 заседания Берездовского районного партийного комитета от 24 августа 1923 года, где стоял вопрос «О выделении политруков Райвсевобуча», мы узнаем, что райполитруком выделен Островский. В решении записано: «Тов. Островскому совместно с райинструктором выработать план занятий, предоставив таковой на утверждение секретаря райкома»[12].

Места были пограничные, времена — боевые. 17 ноября 1923 года Островскому было выдано удостоверение на право ношения оружия. Вот оно:

«Удостоверение. Дано сие коммунару Отдельного Шепетовского батальона Особого назначения тов. Островскому Николаю Алексеевичу в том, что ему действительно разрешается ношение и хранение револьвера системы «Браунинг» № 378429, что подписью и приложением печати удостоверяется…»

По документам восстанавливается — конечно, далеко не в полной мере — ритм берездовских комсомольских дел.

26 августа — Островский на торжественном вечере по случаю открытия Берездовского районного Дома культуры, избран в президиум.

27 августа бюро Берездовского районного партийного комитета заслушивает сообщение Островского о плане проведения Международного юношеского дня. В этот день должен состояться парад; командование парадом поручено двум товарищам. Один из них — Островский.

И сентября этого же года тоже на заседании Берездовского райкома партии идет разговор о выделении лекторов для воскресных курсов. Среди лекторов — Островский. На этом же заседании обсуждают кандидатуры для проведения политработы «среди учеников старшего возраста». Работу поручают Островскому.

16 сентября Островский участвует в работе совещания секретарей райкомов Шепетовского округа и выступает с речью.

3 октября собирается бюро Шепетовского окружкома комсомола. Из протокола узнаем повестку дня. Слушали: о перегруппировке комсомольцев Берездовского района (предложение Н. Островского). Постановили: создать комсомольские ячейки: Берездовскую — 8 чел., Поддубецкую — 4 чел., Малопраутинскую — 4 чел.

13 октября райизбирком поручает Островскому провести перевыборы сельсоветов по Малопраутипскому и Манятинскому сельсоветам. В докладной записке после окончания выборной кампании Островский пишет о проделанной работе.

Сохранилась фотография, на которой Николай Островский снят среди членов Берездовского райпарткома. Он сидит крайним слева. Больная нога уже не сгибается в колене, видно, что сидеть ему трудно, поэтому правой рукой он облокотился на стул. И браунинг на поясе. Свидетельство того, что секретарь комсомольской ячейки пограничного Берездовского района действительно в строю.

Однако подорванное здоровье не выдерживает. 14 октября 1923 года Островский просит райпартком предоставить ему отпуск. Вынесено следующее решение:

«Принимая во внимание, что тов. Островский по постановлению комиссии по медосвидетельствованию членов и кандидатов КП (б) У[краины] и КОМУ имеет по здоровью балл — 2 и нуждается в климатическом лечении и ввиду того, что Губком мест не предоставляет, предложить Окркомхозу дать тов. Островскому месячный отпуск, санкционировав таковой»[13].

Однако использовать отпуск не пришлось. Надвигались события одно важнее другого.

27 октября 1923 года состоялось незабываемое для комсомольца Николая Островского собрание. Приведу полностью протокол этого собрания:

«Выписка из протокола № 3 Районного собрания членов и кандидатов КП (б) У Берездовского района…

Присутствовало: членов и кандидатов КП(б)У — 10 чел., членов и кандидатов КСМУ — 9 чел., беспартийных — 9 чел. Председатель: Лисицын, секретарь — Островский.

1. Слушали: доклад секретаря Райячейки КСМ о празднике 5-летия РКСМ (т. Островский).

1. Постановили: принять горячее участие в праздновании 5-летия РКСМ, выполнив план, намеченный ячейкой КСМ. После парада-митинга вечером всем членам и кандидатам КСМУ явиться в театр, где будет торжественное заседание членов КП (б) У и КСМ, профсоюзов и сельмолодежи.

2. Слушали: о переводе в партию в день 5-й годовщины РКСМ на торжественном заседании членов КСМУ Берездовской организации (т. Лисицын).

2. Постановили: провести кандидатами КП(б)У самых выдержанных и стойких членов КСМ: секретаря Райячейки Островского и т. Киреева. Просить Окрком утвердить таковых тт. кандидатами КП (б) У.

Председатель Лисицын. Секретарь Островский»[14].

Приближалась шестая годовщина Великого Октября. Вся страна готовилась к юбилею революции. В Берездове была создана комиссия по проведению праздника. На одном из заседаний комиссия поручила Николаю Островскому провести этот праздник в Мухаревском и Поддубецком сельсоветах. Для этого он получил мандат.

«Мандат.

Дан сей тов. Островскому Николаю в том, что он действительно является уполномоченным от Берездовской районной комиссии по проведению праздника 6 лет Октябрьской революции по Мухаревскому и по Поддубецкому сельсоветам.

Всем войсковым частям, политорганам и сельсоветам, расположенным на территории вышесказанных сельсоветов, оказывать тов. Островскому полное содействие при выполнении на него возложенных обязанностей. Тов. Островский по прибытии в означенные сельсоветы должен тесно связаться с вышесказанными органами, находящимися на территории данных сельсоветов.

Тов. Островскому разрешается ношение и хранение при себе огнестрельного оружия, что подписью и приложением печати удостоверяется…»[15]

21 января 1924 года все прогрессивное человечество понесло тяжелую утрату. Умер Владимир Ильич Ленин.

По всей стране объявлен ленинский призыв в партию и комсомол.

Весной 1924 года Островского переводят в Изяславский район Шепетовского округа райорганизатором ячейки КСМ. В Изяславе, как и в Берездове, он опять комсомолит — с шести утра до двух ночи…

21 мая собирается вторая Шепетовская окружная конференция КОМУ. Изяславская комсомольская организация посылает Островского делегатом на эту конференцию. А там его избирают членом Шепетовского окружкома комсомола и делегатом на VIII Волынский губернский съезд КОМУ.

30 мая он председательствует на общем собрании членов и кандидатов КОМУ в Изяславе. На повестке дня — вопрос об очередных задачах комсомола Украины.

В Музее Н. Островского в Москве хранится стенографический отчет VIII Волынского съезда ЛКСМУ, изданный Волгубкомом ЛКСМУ.

Четыре дня — с 25 по 28 июня — продолжалась работа съезда. На повестке дня стояло семь вопросов. Шестым был вопрос «О переименовании союза»: после смерти Ильича комсомол принимал имя Ленина.

Это предложение было принято единогласно. Коммунистический Союз Молодежи Украины стал называться — Ленинский Коммунистический Союз Молодежи Украины.

Об участии в заседаниях съезда Н. Островского можно судить по стенограмме.

Надо сказать, что на съезде присутствовало три комсомольца с фамилией Островский. К сожалению, в стенографическом отчете имена делегатов не указаны, поэтому трудно сказать, когда какой из Островских выступал в прениях. А выступало их двое: один по докладу об итогах XIII партсъезда и о задачах КОМ, другой — по отчету Волынского губкома комсомола, на второй день съезда. Второй делегат говорил о работе газеты «Юнацька правда» с юнкорами. «…У нас 170 юнкоров, но никто не инструктирует их о том, как нужно писать». Говорил о недостаточной воспитательной работе среди комсомольцев, принятых по ленинскому призыву, о создании политкружков в сельских ячейках, о работе среди девушек, о делегатских собраниях женщин, о работе допризывников и о том, что «наш руководящий актив должен дать указания, сколько книг за эти три месяца товарищи должны прочесть…».

Думаю, что это выступление делегата Николая Островского.

Всеми означенными вопросами как раз Николай Островский и занимался, делегатские собрания женщин — его дело! Он ведь и меня позднее вовлек в эти собрания женщин и матушку свою Ольгу Осиповну пытался втянуть в общественную работу через делегатские собрания…

В последний день заседания, после отчета мандатной комиссии, проходили выборы губкома. В числе многих кандидатом в члены Волынского губкома был избран и Николай Островский.


Неспокойно было в те годы в пограничных районах. С оружием не расставались: приходилось вести борьбу с бандами, которые скрывались в густых лесах. Для борьбы с контрреволюционерами, с бандитами, для охраны мирного труда в пограничных районах создавались части особого назначения (ЧОН), куда входили только члены и кандидаты Коммунистической партии и комсомольцы. На каждого бойца-чоновца составлялась карточка.

Поповская карточка Островского сохранилась. На ней дата: 26 июня 1924 года. На обороте карточки ЧОН — текст:

«Товарищ коммунар!

Знай: 1. Свое место в строю. 2. Свое оружие и правило его сохранности. 3. Своего прямого начальника и его адрес. 4. Свои обязанности по мобилизации, сбору и караульной службе. 5. Положение о ЧОН, о советах ЧОН, о командовании и учете ЧОН.

Умей: 1. Владеть своим оружием (винтовкой, пулеметом, гранатой, револьвером). 2. Всегда быстро найти своего непосредственного начальника. 3. Надежно быть связанным с товарищами по звену. 4. В нужную минуту содействовать успеху всякого сбора коммунаров и 5. Но болтать о военных мерах в ЧОН».

Жили по законам военного времени.

Такова была обстановка, в какой комсомолец Николай Островский вступил в партию большевиков.

Строки из характеристики, данной Островскому Бе-рездовским райкомом КП (б)У: «…Проявил себя как энергичный работник с большой инициативой, имеет хороший подход к массам, политически развит хорошо, к партийной работе проявил интерес, отношение к своим обязанностям хорошее. Политически выдержан, умеет признавать свои ошибки. Проявил хорошие организаторские способности как честный, дисциплинированный член КСМУ и кандидат КП(б)У…»[16]

Из характеристики, данной Островскому Изяславским райкомом партии: «…Проявлял инициативу, схватывал работу в процессе выполнения плановых заданий… Умеет оценивать значение и место своей работы, проявлял умение подбирать работников и руководить ими. Вполне соответствовал своему назначению на комсомольской работе. Проявил себя во всех отношениях. Можно использовать для работы в окружном масштабе… Вполне ориентируется в политической обстановке, руководствуясь марксистскими методами. Партийная устойчивость имеется, уклонов не замечается, организаторские способности хорошие. Выдержан. Умеет владеть собой, вспыльчив вследствие расстройства организма. Свои ошибки признает и делает из них соответствующие выводы. Дисциплинирован. Склок не любит. В склоках не участвовал за свою бытность в Изяславском районе. Поднял работу во всех ячейках, давал директивы, и было полное руководство союзной работой».

Рекомендовали Островского в партию: Николай Николаевич Лисицын, член партии с 1918 года, Михаил Михайлович Бойко, член партии с 1918 года, Адам Яковлевич Калиновский, член партии с 1919 года.

9 августа 1924 года Николай Островский стал членом партии большевиков. Он вступил в партию в год смерти Ленина.

«Быть членом Великой Партии — заветная мечта каждого молодого человека нашей страны».

И он снова в делах.

18 августа на заседании бюро Изяславского райкома партии слушается вопрос о проведении праздника, посвященного снятию урожая. Островскому поручено «подготовить все силы КОМ, привлечь всю молодежь…».

Но снова здоровье подводит его. И 22 августа 1924 года бюро Шепетовского окружкома комсомола выносит решение о предоставлении Островскому двухмесячного отпуска и о посылке его в Житомирскую водолечебницу.

30 августа 1924 года ЦК комсомола Украины посылает в Наркомздрав следующее письмо:

«ЦК ЛКСМУ просит направить члена Волынского ГК ЛКСМУ тов. Островского на курорт но роду его болезни». 2 сентября его направляют на лечение в Харьков, в клинику 1-го Государственного украинского научно-исследовательского медико-механического института.

«Вошел туда на своих ногах — вышел на костылях», — вспоминал Островский впоследствии.

Идет не просто борьба за здоровье — идет борьба за жизнь. Он лечится в санаториях Славянска, Евпатории. И снова попадает в Харьковский медико-механический институт… Там переносит тяжелую операцию коленного сустава. Последний раз самостоятельно он едет в санаторий «Майнаки», в Евпаторию…

Врачи советуют ему пожить несколько месяцев на юге. И тогда Ольга Осиповна пишет моей матери в Новороссийск… Он еще сделал попытку вернуться к работе: я уже писала о том, как он на исходе лета 1926 года поехал в Харьков к другу Петру Новикову, затем в Москву к Марте Пурины Но вернулся в Новороссийск вскоре и слег окончательно.

У нас, в доме № 27 по Шоссейной улице, болезнь приковала его к постели, — как выяснилось, на всю жизнь.

Он вернулся в строй, но иначе, чем думал.

Долгий путь лежал к этой победе. Долгий и тяжелый.

Загрузка...