Никто, кроме тебя 2

Глава 3

Вариант, который столь неожиданно предложил так некстати свалившийся в тот вечер на его голову «проходимец» Луис Трехо, как нельзя более устраивал старого дона де Кастильего.

«Ведь таким образом я одним только выстрелом убиваю сразу двух зайцев, – решил он, поразмыслив, когда Луис наконец-то убрался. – Во-первых, этот страшный человек свалит из нашего города, он не будет больше приходить ко мне и заниматься вымогательством, не будет шантажировать меня тем, что пойдёт в полицию… Его, видите ли, совесть заела… – Дон Педро в мыслях нехорошо ухмыльнулся – он всегда ухмылялся так, когда речь шла о совести. – И я смогу ещё какое-то время спокойно пожить. А во-вторых, он-то наверняка сумеет расстроить этот неравный брак… Ну, и в-третьих – я лишний раз докажу сыну, чего же на свете стоят деньги…»

В способностях Луиса Трехо, относительно подобных дел, престарелый дон Педро ни на секунду не сомневался – так же, как и в том, что «эта простолюдинка» Марта Саманьего не пара его прекрасному единственному сыну, магистру экономики Йельского университета…

Усевшись на своё излюбленное место – в плетеное из лозы полу-кресло неподалеку от окна, откуда открывался прекрасный вид на своеобразную историческую застройку Акапулько, – старый дон Педро де Кастильего предался невесёлым размышлениям…

«Наверняка, этот Луис сумеет настоять на своём, – думал дон Педро, – он производит впечатление очень сильного, уверенного человека… – Сосредоточенно думал старый дон Кастильего. – В наше трудное время только такие люди способны добиться чего-то в жизни… Конечно же, Ортего Игнасио очень ошибся по молодости и по глупости – в его возрасте юноши всегда так доверчивости, так влюбчивы… Вне всякого сомнения, эта Марта Саманьего – действительно недурна собой, был бы я помоложе, я бы тоже обратил на неё внимание, но не настолько, чтобы очертя голову бросить всё и забыться о благоразумии… Совершенно очевидно, что она не пара такому прекрасному кабальеро, как мой сын…»

Как и все многие любящие отцы, дон Педро хотел, чтобы его единственный сын, его гордость составил достойную пару с какой-нибудь девушкой примерно такого же круга горожан, за которую бы давали пристойное, заслуживающее внимание наследство… Причём, с какой именно – не суть важно. Тем более, что такая кандидатура у него на примете уже была…

Конечно же, перезрелая сорокалетняя дочь дона Мержи, одного из самых богатых людей не только Гвадалахары, но и всего этого мексиканского штата, не была столь же привлекательна, как Марта. В Акапулько Софья Мержи была всеобщим предметом насмешек, её имя уже давно стало в городе нарицательным. Если кто-то хотел сказать, что некая девушка или женщина не просто несимпатична, а необычайно уродлива, то такую несчастную, как правило, сравнивали с доной Софьей, говоря: «Да это же вылетая сеньора Мержи!…»

В свои сорок лет Софья Мержи выглядела на все пятьдесят, если не больше.

Она была очень ленива, неряшлива, неаккуратна, очень много курила, (предпочитая крепкий дешёвый табак популярных местных сортов), и любила выпить виски и ямайского рому в заведении дона Куко «Христофор Колумб». Она бы наверняка завела себе любовника, если бы хоть кто-нибудь прельстился на неё. Однажды тот же сеньор Куко как-то раз под всеобщий смех своих посетителей сказал, что согласился бы скорее дать отрубить себе кое-что, чем провести ночь с этой страшной сеньоритой…

Да, Софья действительно была страшна и ужасна, как чудовище из преисподней. Она скорее была похожа на мужчину, а не на женщину. Голос у неё был резкий и с хрипотцой, она не прочь была при случае грубо выругаться. К тому же у неё росли борода, усы и бакенбарды – как только она не пыталась от них избавиться. В довершение к этому, у доны Софьи не было ни вкуса, ни ума, ни обаяния…

У всех без исключения горожан Акапулько – и мужчин, и женщин – она вызывала резкую антипатию, но её всё-таки побаивались, помня, что папа, сеньор Хуан Мержи – один из самых богатых и влиятельных людей Акапулько…

Впрочем, старому сеньору Педро было глубоко наплевать на мнение окружающих. В свои шестьдесят лет он был глубоко убеждён, что самое главное – деньги, много денег, а на всё остальное можно закрыть глаза. Даже на уродливость сеньориты Маржи.

И вполне понятно, что и у единственного сына он хотел воспитать приблизительно те же качества, тем более, как считал он, у Ортего Игнасио не хватало ни здравого смысла, ни расчётливости…

В таком отношении к глобальным жизненным ценностям он чем-то походил на Луиса Трехо – ведь не зря дон Педро всегда испытывал невольное уважение к этому, как он сам иногда выражался, «проходимцу»…

Да, дон Педро любил деньги, и считал, что для их накопления все средства хороши, в том числе и женитьба на богатой, пусть даже и уродливой женщине…

Тем более, что приданое за сеньоритой Мержи давали просто огромное – большую бензоколонку на самой доходной северной трассе, ведущей в сторону границы с Соединёнными Штатами, несколько чрезвычайно выгодных земельных участков в перспективных районах новостроек, большой старый дом в самом центре Акапулько, загородное ранчо, какие-то акции и ещё много-много денег.

Родителей этой перезрелой «девушки» можно было понять – люди очень расчётливые и беспринципные, они уже отчаялись выдать дочь замуж и поэтому были готовы заплатить любые деньги любому, кто был бы согласен взять её в жёны…

Однако Ортего Игнасио на все попытки дона Педро хоть как-то образумить его, «бестолкового и нерасчётливого сына», только брезгливо морщился, говоря:

– Папа, прости, но я не специалист по экзотике… Оставь таких ископаемых уродов для палеонтологов!… Я не любитель подобных древностей.

Дон Педро в таких случаях возражал:

– Я не заставляю тебя проводить с ней всё время!… В конце-то концов, ты всегда сможешь завести себе молодую красивую любовницу…

Ортего Игнасио вновь брезгливо морщился.

– А я не хочу заводить себе любовниц, папа… Женщины – это не какие-то насекомые, клопы или тараканы, которых, как ты говоришь, можно завести… Я хочу нормально, без сложностей жениться на любимой девушке… На Марте Саманьего…

Дону Педро совсем не нравилось, что его сын не понимает всей выгодности подобного брака. Старик пытался было возражать – аргументы были, по его собственному мнению, более чем убедительны:

– Ортего Игнасио, неужели ты не знаешь, какое приданое дают за этой женщиной?… Ведь это же целое состояние… Это же безумные деньги… Вдумайся, Ортего Игнасио, сколько тебе надо работать, чтобы стать владельцем всего этого. А тут и работать не надо. Один росчерк пера – и ты баснословный богач!… А что тебе эта Марта?… Она ведь нищая…

Однако сын при подобных разговорах только небрежно махал рукой, абсолютно спокойно заявляя рассерженному донельзя отцу приблизительно следующее:

– Папа, но что мне приданое?…

Разумеется, дон Педро возмущался:

– Как что?!…

А Ортего Игнасио отвечал:

– Ведь эта сеньора Мержи совершенно мне не нравится… Я не хочу жениться на денежном мешке – ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не пойду на это… Я женюсь только на той девушке, которую действительно люблю… На Марте Саманьего…

И дон Педро обиженно смолкал, потому что действительно слишком хорошо знал характер своего единственного сына – он никогда бы на взял в жёны сеньору Софью Мержи, сколь богата она ни была… Что ещё оставалось делать дону Педро – кричать на сына или выгонять его из дому?… Это было бы смешным и могло бы очень сильно повредить репутации старика де Кастильего, а этого он очень боялся…

Исподлобья глядя на своего слишком несговорчивого сына, дон Педро думал: «Ничего, мы ещё посмотрим, чья возьмёт… Мы ещё посмотрим, как ты запоёшь через несколько лет… Когда остепенишься. Я-то прекрасно знаю, чем смогу тебя образумить…»

Старый де Кастильего уже было смирился с решением своего сына жениться на этой Марте, он старался не думать о предстоящем браке – правда, он только припугнул, что лишит сына наследства, а оно было немалым…

Вопреки его ожиданиям, Ортего Игнасио это нисколько не смутило. Он был непоколебим, как базальтовая скала. И у молодого человека для такой непоколебимости были все основания, достаточно серьёзные, и сам дон Педро прекрасно это осознавал…

– Я получил в Йелле неплохое образование, – абсолютно спокойно отвечал тот, – думаю, что без куска хлеба я не останусь… Человек с дипломом Йелля никогда не останется без работы.

Старик был достаточно упрям, чтобы не изменить своему решению. Он, собственноручно, на глазах у Ортего Игнасио порвал своё прежнее завещание на мелкие клочки, и спустя несколько часов, в присутствии специально вызванного нотариуса, составил другое, по которому вся недвижимость и все счета в банке, в случае его смерти переходили к местным монахам ордена св. Франциска – не только потому, что дон Педро с годами стал очень набожным человеком, но, ещё и потому, что знал, что его упрямый сын обязательно посчитает это вопиющей глупостью. Правда, он оставил-таки для сына одну лазейку на тот случай, если Ортего Игнасио всё-таки одумается…

Дон Педро де Кастильего собственноручно вписал в завещание пункт, по которому сын мог всё-таки получить наследство только в том случае, если он «сочтётся браком с уважаемой, и богатой особой, чьё приданое будет оценено на сумму, не меньшую достояния самого дона Педро».

Однако было похоже на то, что гордый Ортего Игнасио никогда не воспользуется этой лазейкой, тем более, что прочитав новое завещание, он только посмеялся в ответ и сказал:

– Папа, ты можешь писать всё, что тебе вздумается, однако своего решения относительно своего предстоящего брака с Мартой Саманьего я всё равно не изменю… Ты ведь меня прекрасно знаешь.

А спустя две недели в Акапулько было объявлено об официальной помолвке «кабальеро Ортего Игнасио де Кастильего и девицы Марты Саманьего»…

Тяжело вздохнув, дон Педро отогнал от себя тяжёлые воспоминания, поднялся со своего места и подошёл к открытому окну.

На залитой заходящим солнцем улице не было ни души. Был вечер, и люди, наверное, или сидели дома или на открытых верандах кафе… Из окон дома напротив доносился громкий звук работающего телевизора – транслировали какой-то футбольный матч.

Дон Педро не любил ни яркого солнечного света, ни спортивных репортажей. Он вообще мало что любил, не считая, конечно же, денег. Закрыв окно, он опустил жалюзи и пошёл по лестнице вниз.

– Только бы у него всё получилось, – свистящим полушёпотом произнёс старик самому себе и тут же поспешил самоуспокоиться: – Впрочем, думаю, что всё получится… Ничего, дон Педро, у тебя нет причин волноваться…

И старый де Кастильего, окончательно самоуспокоившись такими мыслями, улыбнулся…

Луис ушёл от дона Педро в необычно приподнятом расположении духа.

Оно и понятно: за какие-то полчаса разговора он сумел получить не только интересующую его информацию, не только выяснить, что достаточно влиятельный в Акапулько дон Педро де Кастильего – его союзник, но ещё и сорвать с последнего уйму денег…

«Да, деньги – это хорошо, – подумал Луис, нащупывая в нагрудном кармане пачку, только что, полученных банкнот. – Этого мне как раз не хватало… Надо бы сегодня по такому случаю устроить себе небольшой праздник… Только вот куда податься?…»

Возвращаться в «Христофор Колумб» Трехо совершенно не хотелось хотя бы потому, что его там очень хорошо знали… Луису надоело ловить на себе пристальные взгляды завсегдатаев заведения дона Куко. Кроме того, Трехо, как и многие латиноамериканцы, был чрезвычайно суеверен. Он считал, что по нечётным дням никогда не стоило возвращаться в то место, в котором ты сегодня уже раз был и в котором попрощался с хозяевами… А сегодня как раз было нечётное число, да ещё 13-е, да ещё пятница… К тому же он отчётливо вспомнил, что попрощался с владельцем этого кафе.

«Может быть, податься куда-нибудь в другое место?… – принялся прикидывать Луис в уме. – Например, в какой-нибудь ночной клуб… Может быть, в «Парадиз» – там такие шикарные девочки?…»

В этот самый момент он вспомнил, что теперь не время для развлечений.

Марта Саманьего, его возлюбленная Марта, пребывала в объятиях этого молодого хлыща, этого выскочки Ортего Игнасио… Она уже была помолвлена с ним.

Луис, закатав манжетку, посмотрел на часы. Было двадцать тридцать пять.

«Через полчаса отходит поезд на Мехико, – вспомнил он. – Тогда чего же я медлю?…»

Резко притормозив, Луис развернулся и пошёл по направлению к ближайшей стоянке такси…

Спустя час, вечерний экспресс мчал его в сторону мексиканской столицы.

Сидя в мягком кресле вагона, Луис рассеяно смотрел на пролетавшие мимо него в вечернем полумраке деревья, дома, маленькие станции…

Конечно же, вернуть Марту будет очень сложно… Заполучить эту прекрасную девушку было сложно и раньше, до тюрьмы, а уж теперь…

Теперь у неё был свой кавалер – дон Ортего Игнасио де Кастильего, за которого она собралась – ни больше, ни меньше! – как замуж…

Луис и верил, и не верил в это…

Конечно, он допускал, что за те два года, которые он провёл в тюрьме, в Акапулько многое изменилось, в том числе, конечно же, и не в его пользу, однако чтобы настолько…

Марта, его Марта, которую он так нежно и так страстно любил, собралась замуж?…

Она предпочла ему, человеку, перед именем которого все трепещут, кого-то другого?…

Неужели сын этого старого хрыча, этого скупца дона Педро лучше его, Луиса Трехо, только потому, что учился в каком-то там университете?…

Неужели эта нелепая, идиотская свадьба его Марты и этого хлыща действительно произойдёт?…

Да не бывать этому!…

Он, Луис Трехо, никогда и ни за что этого не допустит… Никогда и ни за что…

И хотя Луис никогда в своей жизни не видел дона Ортего Игнасио, хотя он не только не знал, а даже и не представлял, что это за человек, он уже внутренне настроился против него необычайно враждебно…

Вынув из кармана толстую сигару, Луис нервно щёлкнул зажигалкой. Купе наполнилось едким дымом. Трехо предпочитал сигары дешёвых местных сортов, такие же, как и Софья Мержи… От внезапно нахлынувших на него мыслей он разволновался, как никогда…

Сделав несколько затяжек, Луис Трехо небрежным жестом стряхнул пепел на пол, и задумчиво посмотрел в окно на быстро сменяющиеся там картины.

Теперь экспресс шёл по унылой пустынной равнине. За окном проносилась выжженная августовским солнцем прерия с чахлыми полузасохшими кустиками какой-то растительности по обочине железной дороги…

Сигара тлела между грубыми волосатыми пальцами Луиса, а он между тем продолжал свои печальные размышления…

«Ничего, – успокаивал самого себя он, – вы все ещё у меня попляшете… И ты, мерзкое отродье, Антонио Ломбардо, ты, смазливая Ракель… Вы все скоро, очень скоро поймёте, с кем имеете дело… – Мстительно думал Трехо. – Да, Антонио, ведь это ты научил Марту выступить против меня на суде… Ты и твоя жена. Конечно, Ракель для Марты – старшая сестра, поэтому вполне естественно, что она послушалась её…»

Трехо уже забыл или сделал для самого себя вид, будто бы забыл, что он по приказу Максимилиано подстроил две катастрофы для Антонио и его возлюбленной, что он собирался по приказу своего патрона собственноручно застрелить их, когда все козни сводного брата Ломбардо стали известны…

Он забыл даже то, что в своё время, незадолго до внезапной развязки той бурной и драматической истории получил от Максимилиано приказ «застрелить всех» – это значит, и свою возлюбленную Марту…

Теперь в своих бедах, в том, что он два года жизни провёл в тюрьме, Трехо винил только Антонио и его молодую жену Ракель… А в том, что Марта отвергла его, естественно, виновен был Ортего Игнасио…

Размышляя подобным образом, строя всевозможные планы самой, что ни на есть, жесточайшей мести, Луис и не заметил, как его сморил сон.

Он проснулся только на Центральном вокзале Мехико и с полуистлевшей сигарой между пальцами…

В старинном особняке в самом центре квартала Фуэнтэ Овехуано царило с самого раннего утра оживление: с минуты на минуту ожидался приезд Марты и её суженого, дона Ортего Игнасио.

Горничная, Мария Торес, с самого утра хлопотала на кухне вместе с поваром Хосе Кампаньяносом. Это был первый приём гостей в доме, и прислуга не хотела ударить лицом в грязь…

Конечно же, Ракель очень волновалась за младшую сестру, за её будущее с этим человеком.

Дон Ортего Игнасио, сын нелюбимого многими в Акапулько дона Педро?…

Кто он такой?…

Что это за человек?…

Будет он любить Марту, будет ли защищать от жизненных невзгод?…

Действительно ли он – полная противоположность своему отцу, о котором Ракель в своё время слышала так много нехорошего?… Ведь Марта только об этом и говорит, удивляясь, как может сын столь крупно расходиться во взглядах с отцом?…

И, наконец, главное: насколько серьёзны его намерения по отношению к Марте?

Эти и ещё многие вопросы задавала себе мнительная Ракель, сидя в гостиной в ожидании приезда сестры и её жениха…

Антонио по случаю приезда родственников сегодня не пошёл в свой офис. Ведь это именно он настоял на приезде Марты с женихом…

Этому было несколько причин: во-первых, он давно уже, несколько месяцев не видел Марту, а во-вторых, ему нужен был человек с хорошим экономическим образованием; бизнес Ломбардо расширялся и грамотный экономист был просто необходим…

Сидя в кабинете Антонио – в гостиной в этот момент заботливыми руками донны Марии накрывался стол, – Ракель выпытывала мужа о том, что тот думает по поводу вероятного нового родственника.

– Как ты думаешь, этот Ортего Игнасио действительно порядочный человек?…

Антонио с улыбкой произнёс:

– Мне трудно об этом судить, я ведь его не знаю… Я немного знал его отца…

Ракель с сомнением покачала головой.

– Я тоже знала его, к сожалению…

Ломбардо, с интересом посмотрев на жену, довольно осторожно поинтересовался:

– Почему, к сожалению?…

Несколько замявшись, девушка изрекла:

– Ну-у-у… Не знаю… Честно говоря, этот человек мне не очень-то нравится…

– Вот как?…

Ракель пожала плечами.

– Да…

Антонио не слишком-то любил, когда о других людях не очень хорошо отзывались за глаза – пусть даже те люди, которых он очень и очень любил. Поэтому, посмотрев на молодую Ракель с некоторой несвойственной ему строгостью, он спросил:

– А ты что, хорошо знала старого дона Педро де Кастильего?…

Потупив взор, Ракель произнесла:

– Сама, не очень…

Антонио, всё так же строго глядя на свою жену, спросил несколько удивлённо:

– Тогда почему же ты плохо говоришь о человеке, которого не очень хорошо знаешь?…

Девушка отвела взор.

– В Акапулько о нём говорят разное… Ты, наверняка знаешь, что этот старый сеньор взял в жёны молоденькую девушку Флоренцию?…

Антонио кивнул.

– Да, я слышал…

Ракель продолжала:

– Все в Акапулько только и говорят, что об этой несчастной девушке…

– Несчастной?…

Ракель тяжело вздохнула, будто бы такой же несчастной, как эта Флоренция, была она сама.

– Да…

Вопросительно посмотрев на жену, Антонио Ломбардо осторожно спросил:

– Почему же она так несчастна?…

– Старый дон Педро издевается над ней, как только может… У бедной Флоренции нет родителей, они погибли в какой-то катастрофе… И она, чтобы хоть как-то помочь маленьким братьям, была вынуждена согласиться на предложение старого сеньора де Кастильего стать его супругой… Первая жена дона Педро, Августа, несколько лет назад умерла в клинике – ей делали операцию, удаляли какую-то железу…

Антонио не дал жене возможности пересказать подробности прошлой жизни дона Педро. Он спросил:

– Издевается?… Но как?… Неужели можно издеваться над женщиной, так жестоко обиженной судьбой?…

Ракель с нескрываемой любовью посмотрела на своего супруга и произнесла:

– Ведь не все такие благородные, как ты… Видимо, этот старый сеньор придерживается несколько иных взглядов на жизнь… – Ракель вздохнула и продолжила: – Дон Педро, как говорят в Акапулько, – ужасный человек… Он буквально морит свою жену голодом, она ходит по Акапулько в каких-то ужасных рубищах…

Ломбардо посмотрел на жену так, будто бы не поверил в правдивость сказанного.

– В рубищах?… Не может того быть… Ты, наверное, просто преувеличиваешь…

Та отрицательно покачала головой.

– Нет, я говорю правду… Я неплохо знаю донну Флоренцию и сама видела, в каком ужасном тряпье вынуждена появляться на людях эта достойная женщина… Представь себе, я не преувеличиваю… Кроме того, этот старик ужасно ревнив…

В ответ Антонио с мягкой улыбкой высказал предположение – куда только улетучилась его недавняя строгость?…

– И ты боишься, что его сын, дон Ортего Игнасио унаследовал от отца все самые скверные качества?…

– Честно говоря – да…

Ломбардо поспешно возразил:

– Но ведь Марта мне говорила, что этот сеньор – полнейшая противоположность своему отцу!…

Ракель покачала головой.

– Я боюсь, чтобы она не ошиблась… Ведь моя сестра так молода, так неопытна… Она так плохо ещё разбирается в людях… Боюсь, что этот блестящий молодой человек просто вскружил бедной девочке голову…

В ответ Ломбардо поспешил успокоить жену:

– Мне кажется, ты просто преувеличиваешь… Марта достаточно, на мой взгляд, проницательна, чтобы не дать себя обмануть…

– Хотелось бы в это верить, – ответила девушка. – Но я почему-то всё равно очень за неё тревожусь…

После непродолжительной паузы Антонио Ломбардо поинтересовался у жены:

– А это правда, что жених Марты дон Ортего Игнасио закончил Йельский университет в первой пятерке по успеваемости?…

Ракель не успела ответить – дверь кабинета немного приоткрылась, и в проёме показалась голова горничной, донны Марии Торрес.

– Сеньоры, к вам гости…

Антонио и Ракель, как по команде, вскочив со своих мест, стремглав бросились вниз.

А в огромной прихожей уже стояли Марти и Ортего Игнасио…

После объятий и поцелуев, неизбежных при встрече близких родственников, которые так давно не виделись, Антонио подошёл к жениху сестры своей супруги и, улыбнувшись, протянул руку.

– Антонио Ломбардо…

Ответив на рукопожатие, молодой человек, в свою очередь представился:

– Ортего Игнасио…

Антонио отметил про себя, что жених Марты не назвал свою фамилию, хотя имел на это полное право, – Антонио-то её назвал…

«Видимо, не хочет лишний раз произносить приставку «де» к фамилии «Кастильего», которая указывает на его происхождение из идальго, – с удовольствием подумал Антонио, глядя на де Кастильего. – В отличие от своего отца, который всякий раз делал это где надо и где не надо, он, оказывается, не тщеславен…»

Ортего Игнасио понравился Ломбардо сразу же.

Высокий молодой человек, на вид – лет двадцати пяти, не более, улыбчивый, спокойный, очень ухоженный, во фланелевом костюме, который отлично сидел на его стройной фигуре, с приятными чертами лица…

Держался Ортего Игнасио де Кастильего скромно, но с явным достоинством.

«Очень приятный молодой человек, – решил про себя Антонио Ломбардо. – Если этот де Кастильего к тому же ещё и отличный экономист…»

Видимо, Ракель этот молодой человек тоже весьма понравился, потому что она сразу же искренне и любезно улыбнулась ему…

Антонио, посмотрев на часы, висевшие над входной дверью, поинтересовался:

– Вы так поздно?…

Марта извинительным тоном произнесла:

– Да, действительно, мы задержались… Но в этом нет нашей вины, Антонио…

– Что-то случилось?…

В разговор вступил Ортего Игнасио:

– Никогда не думал, что в Мехико ещё встречаются такие странные типы, как тот, которого мы встретили по дороге из аэропорта…

Ломбардо понимающе посмотрел на де Кастильего.

– То есть?…

Тот с улыбкой продолжил:

– Понимаете, Антонио, мы уже подъезжали к самому дому, как дорогу такси преградил какой-то молодой человек… Страшно ободранный, в каких-то неимоверных лохмотьях… Словом – опустившийся тип.

Кстати, я заметил, что он вышел из какой-то траттории напротив…

Ракель поспешила уточнить:

– Может быть, из «Золотого барана»?… Хозяин этой траттории, дон Хуан Франциск Сантильяна, – наш большой друг…

Молодой человек пожал плечами.

– Не знаю… Я только краем глаза успел заметить, что на вывеске изображена голова барана… Да, наверное, раз это траттория так называется…

Ракель с улыбкой вернула Ортего Игнасио к теме первоначального разговора:

– Ну, и что же?…

Де Кастильего продолжал:

– Я расплатился с таксистом, взял сумку и вышел. В это время тот самый молодой человек, который назвался… Обождите, как же он назвался…

– Мигель Габриель де ла Фронтера, – быстро подсказала жениху Марта, у которой всегда была отличная память на имена.

– Да, кажется, так…

Антонио улыбнулся.

– А-а-а, – протянул он, – я знаю, о ком идёт речь… Это – последний отпрыск знаменитого некогда графского рода… Этому молодому человеку когда-то, кстати, принадлежал и этот самый особняк… Мигель Габриель нигде не работал, жил за счёт доходов с какой-то загородной латифундии, она пошла прахом… Дон Мигель Габриель думал поправить свои дела за счёт азартных игр, думая, что судьба будет милостива к нему. Он неудачно играл в карты, и дом пришлось продать за долги. А род его действительно знаменит в истории. Над входной дверью со стороны фасада до сих пор сохранился родовой герб де ла Фронтеры, потом как-нибудь я его вам обязательно покажу…

Произнеся этот довольно долгий монолог, Ломбардо сделал небольшую паузу и, посмотрев на молодого Ортего Игнасио, спросил:

– Ну, и что же было дальше?…

– И сразу же пристал к нам… Он сказал, что не отцепится, пока мы не выслушаем, как замечательно он декламирует стихи…

Ракель не поверила своим ушам:

– Стихи?…

Ортего Игнасио обернулся к девушке и спросил:

– А отчего это тебя так удивляет?…

Ракель передёрнула плечами.

– Честно говоря, я всегда думала, что этого молодого человека ничего, кроме азартных игр да выпивки, в жизни больше ничего не интересует…

– Но самое интересное, – продолжил Ортего Игнасио, – самое интересное то, что стихи он действительно декламирует просто замечательно!…

– Да неужели?…

Вместо ответа Ортего Игнасио де Кастильего принялся нараспев читать:

После этой декламации известного романса Федерико Гарсии Лорки в прихожей застыла долгая пауза.

Первой прервал её Антонио.

– У вас настоящий декламаторский дар, – произнёс он. – Просто невероятно…

– Что – невероятно?…

Ломбардо хотел спросить – «неужели этому тоже учат в Йельском университете», но потом немного сменил первоначальный вопрос:

– Вы ведь не профессиональный актёр, а так замечательно читаете…

Ортего Игнасио махнул рукой.

– Нет, просто я хотел показать вам манеру чтения этого молодого человека… Мигеля Габриэля. Правда, я и в десятой доли не изобразил вам его… – Вид у Ортего Игнасио был немного смущённый – он не ожидал услышать похвалы из уст Антонио. – Так вот, – улыбнулся молодой де Кастильего, – закончив чтение, он сказал, что теперь вынужден жить таким оригинальным способом. Де ла Фронтера добавил, что его аристократическое происхождение не позволяет просить милостыню, и что за деньги, которые я ему сейчас должен дать за полученное удовольствие, он прочитает мне хоть всю испаноязычную классику… – После непродолжительной паузы де Кастильего добавил: – Видимо, в своё время он получил неплохое образование, и теперь оно даёт ему возможность заработать хоть таким образом…

– Ну, и что же вы?… – с интересом поинтересовался Антонио Ломбардо.

Молодой человек передёрнул плечами – Антонио показалось, что жених Марты уже и сам начинал жалеть, что начал этот разговор…

– Пришлось дать ему немного денег… Конечно, он совершенно замечательный чтец, будь у нас время, я бы и дальше слушал его декламации… Но, в таком случае, он продержал бы нас с Мартой до захода солнца, а может быть ещё позже… А в наши планы это не входит. Тем более, что с дороги мы немного утомились…

Ракель при этих словах спохватилась.

– Чего же мы стоим?… Стол давно уже накрыт… Прошу вас, – она жестом указала в сторону гостиной…

В этот момент донна Мария Торрес привела в гостиную маленькую Пресьосу – дочь Антонио и Ракель.

И вновь – восторги, объятия, поцелуи…

Луис не любил останавливаться в гостиницах – он предпочитал снимать комнаты в частных домах.

Приехав в Мехико, он без особого труда разыскал квартал Фуэнтэ Овехуано и снял небольшую, но очень уютную комнатку неподалёку – в полумиле от дома Антонио Ломбардо.

Трехо снял эту комнатку без кухни (она была ему ни к чему), – но зато – с большим балконом и отдельным от хозяев входом на неопределённый срок – он и сам не знал, как долго ещё пробудет в Мехико.

Конечно же, его очень подмывало отправиться к особняку своих врагов сразу же после приезда – тем более, что он подразумевал, что Марта со своим женихом, «этим хлыщем», уже, наверняка, там.

Однако, хорошенько поразмыслив, Трехо понял, что так опрометчиво поступать не стоит ни в коем случае. Предстояло хорошенько всё обдумать и набросать хотя бы приблизительный план действий.

А подумать ему было о чём…

Прежде всего, предстояло выяснить, как именно следует действовать – открыться ли Антонио в том, что он, Луис Трехо, уже тут, в столице, или пока повременить.

Взвесив все «за» и «против», Трехо решил, что всё-таки будет лучше, если он откроется, – ведь он в самое ближайшее время хотел встретиться с Мартой, а та, конечно, сразу бы рассказала о его приезде и Антонио Ломбардо, и его молодой жене Ракель…

Уже ближе к вечеру Луис отправился на разведку. Он заприметил напротив дома небольшую тратторию под наивным названием «Золотой баран». Прекрасно зная, что такого рода заведения, как правило, аккумулируют разного рода слухи, он отправился туда, в надежде что-нибудь выведать о супружеской чете Ломбардо…

Хозяин траттории – очень толстый и добродушный с виду дон Хуан Франциск Сантильяна – принял нового посетителя очень приветливо.

Луис отметил про себя, что этот человек чем-то неуловимо смахивает на дона Куко, хозяина популярного в Акапулько кафе «Христофор Колумб», и тут же подумал, что, наверное, в мире все хозяева тратторий, кафе и прочих заведений похожи друг на друга…

«Если он, действительно, такого же склада человек, как и дон Куко, – подумалось Луису Трехо, – то, наверняка, тоже очень словоохотлив… А это как раз то, что мне теперь так необходимо…»

Вежливо поздоровавшись в ответ на приветствия хозяина «Золотого барана», Луис заказал себе стакан вермута со льдом и уселся на высокий вертящийся табурет за стойкой. Он выжидательно посматривал на хозяина, дожидаясь, пока тот не заговорит первый.

Долго ждать ему не пришлось…

– Сеньор, наверное, недавно в Фуэнтэ Овехуано?… – поинтересовался Сантильяна.

Луис коротко кивнул.

– Так же, как и в самом городе. С сегодняшнего утра… Я приехал из Акапулько.

Улыбнувшись, Сантильяна спросил:

– Надолго?…

В ответ Луис лишь неопределённо пожал плечами и рассеянно произнёс:

– Не знаю…

Дон Хуан Франциск хмыкнул – как это так, чтобы сеньор приехал в столицу и не знал, насколько именно?… Мехико – это не какие-то там Гвадалахара или Акапулько… Большие города, наподобие этого, любят точность. Они не принимают людей из провинции…

Оценивающе осмотрев посетителя, дон Хуан Франциск Сантильяна предположил:

– Наверное, по делам… Бизнес, да?

Улыбнувшись, Трехо ответствовал:

– Можно считать, что так…

Однако тот не отставал – если уж Сантильяне попадался в руки какой-нибудь посетитель, то он ни за что не отпускал его, не выведав всю информацию…

– А чем сеньор изволит заниматься?…

Луиса уже начинала потихоньку выводить из себя такая настырность хозяина «Золотого барана», однако он быстро подавил в себе первоначальное желание послать этого, не в меру любопытного сеньора, как можно подальше.

«Ничего не поделаешь, – подумал Трехо, – придётся поговорить с этим типом какое-то время… А так я хоть что-то смогу выведать… Наверняка, этому типу хорошо известно семейство Ломбардо. А хозяева подобных заведений, как правило, всегда отличаются склонностью к болтливости – особенно по вечерам».

Сантильяна повторил вопрос:

– Чем же изволит заниматься сеньор?…

Неожиданно улыбнувшись, Луис произнёс:

– Бизнесом…

«Знал бы он только, какого рода бизнесом мне приходится заниматься, – подумал Трехо. – Интересно, что бы он тогда мне сказал?…»

Хозяин «Золотого барана» непонятно почему оживился и, внимательно осмотрев собеседника с головы до ног, словно пытаясь таким образом определить род занятий заезжего сеньора, вновь спросил:

– А каким именно, если не секрет?…

Внезапно у Трехо появилась интересная, на его собственный взгляд, мысль.

«А что, если… Ну, не сказать, а как бы вскользь намекнуть?… Интересно, как он на это посмотрит?… И поверит ли?…»

Скромно улыбнувшись, Луис произнёс:

– Каким?… Помогаю хорошим людям, если их начинают обижать плохие…

Хозяин «Золотого барана» насторожился:

– То есть…

– Ну, если тот или иной сеньор богат, и если у него возникают какие-нибудь проблемы с другими сеньорами, – мало ли у человека может быть проблем?… – то он всегда может обратиться ко мне…

Объяснение выглядело, более чем прозрачно; разумеется, дон Хуан Франциск Санттильяна был не настолько глуп, чтобы не понять, что же именно имеет в виду его собеседник, говоря о «проблемах» и об их решениях…

К тому же человека, который хотя и родился в провинции, однако большую часть жизни провёл в столице, в многомиллионном городе, да ещё – хозяином траттории, трудно чем-то удивить…

– Значит, это ваш бизнес?…

Трехо ответил вопросом на вопрос:

– Ну да… А разве плохо?… Всем интересно, и никто не в обиде…

Допив свой вермут, Луис поставил пустой стакан на стойку, истёртую локтями от многократных прикосновений, и повторил заказ.

Наливая вино, дон Хуан Франциск спросил:

– Значит, в Мехико вы приехали по делам бизнеса, не так ли?…

Теперь в его голосе звучала некоторая настороженность – Луис понял это по интонации.

– Так…

– А что – у вас есть люди, которые заказали вам… Ну, поговорить с теми, кто…

Луис и слушал, и не слушал хозяина «Золотого барана». Он не очень-то любил подобные расспросы – хотя бы потому, что в таких беседах ему зачастую приходилось много врать, изворачиваться, иногда он забывал, каким образом обманывал собеседника раньше, и, бывало, попадал впросак. Глядя на вино, он думал, как бы поудобнее повернуть разговорчивого дона Сантильяну в выгодное ему русло.

Внезапно один вопрос дона Хуана Франциско вывел Трехо из состояния задумчивости:

– Сеньор, не знаю, как вас зовут, а что бы вы сказали, если бы я предложил вам работу?…

Луиса трудно было чем-нибудь удивить, однако от этого вопроса он изумлённо округлил глаза.

– Что?…

Кротко улыбнувшись, дон Хуан Франциск Сантильяна повторил своё предложение:

– Вы не хотели бы поработать у меня?…

Совершенно ошарашенный, Луис немного отпрянул от собеседника.

– Поработать?… У вас?…

Видимо, хозяин траттории понял, что для этого провинциала его предложение прозвучало очень неожиданно, и поэтому поспешил объясниться:

– Понимаете, в каждой траттории, в каждом пабе, в каждом вечернем кафе всегда бывают разные разборки… Особенно – под закрытие. Или посетители выпьют лишнего, или забредёт кто-нибудь и начнёт портить всем настроение… Понимаете, что я хочу сказать?…

Луис, внимательно посмотрев на хозяина «Золотого барана», медленно произнёс:

– Да, понимаю…

Хотя, по правде сказать, он мало что понимал – во всяком случае, пока что… Луис принадлежал к той породе людей, которым надо долго и обстоятельно втолковывать, что от них требуется…

Дон Сантильяна продолжал:

– Я сразу же обратил на вас внимание – вы, очень видны собой, вы, наверное, весьма сильный человек… Я говорю не только о физической силе… Вы, ведь понимаете, что я имею в виду?…

Луис выслушал эту фразу, как само собой разумеющийся комплимент – он привык к такого рода характеристикам ещё в Акапулько, и они уже давно не волновали его…

– … а раз так, то вы, наверняка, должны понимать, что именно я имею в виду…

До Луиса наконец-то дошло, что именно предлагает ему хозяин траттории.

– Значит, вы хотите предложить мне… предложить место вышибалы?…

Сантильяна широко, доброжелательно улыбнулся – мол, а почему бы и нет?… Я, мол, не предлагаю вам ничего противозаконного…

– Да, именно так… Эта работа ничем не хуже и не лучше других… Впрочем, если вам не нравится слово «вышибала», то я могу называть это занятие как-нибудь поблагороднее…

Вопросительно посмотрев на собеседника, Луис Трехо поинтересовался:

– Как же?…

Сантильяна пожал плечами.

– Ну, скажем, на американский манер – начальник службы безопасности или что-нибудь в этом роде…

Луис махнул рукой.

– Какая разница…

Видимо, Сантильяна принял этот жест за знак согласия с его предложением, потому что сразу же спросил, всё так же улыбаясь:

– Значит, вы согласны?… Кстати, как вас зовут?…

Луис только нагловато улыбнулся и, растягивая слова, произнёс:

– Ничего себе – приглашение на работу… Вы даже не знаете, как зовут человека, которому доверяете быть выш… Которому, – более мягко произнёс Луис Трехо, – предлагаете место начальника службы безопасности… Ну, допустим, зовут меня Луис Трехо… Дон Луис Трехо, – вновь поспешил поправиться он.

Однако у Сантильяны тут же нашлось оправдание.

– Просто я понял вас с самого начала… Вы производите хорошее впечатление… Несмотря на то, что в своё время вам пришлось провести время в тюрьме…

Луис, метнув в слишком догадливого собеседника тревожный взгляд, спросил:

– Откуда вам это известно?…

Он понял, что в таких ситуациях лучше всего не изображать благородное негодование, утверждая, что никогда не сидел за решёткой.

«Если он говорит так, – подумал Луис, – значит, у него есть все основания так считать…»

Ещё раз, пристально посмотрев на дона Хуана Франциска Сантильяну, Луис переспросил:

– Откуда же вам известно, что я был в тюрьме?…

Тот тонко усмехнулся.

– Хозяева тратторий – люди наблюдательные… Особенно, если столько времени приходиться стоять за стойкой бара… Посмотрите на ваши руки, сеньор, и вы согласитесь со мной – такие руки бывают или у лесорубов, или у тех, кто некоторое время – как минимум год – сидел в тюрьме и, значит, был на принудительных работах… На лесоруба или дорожного рабочего вы не похожи – так же, как и на докера… Это я сразу понял по вашей манере себя держать… Кроме того, иногда вы, почтенный сеньор, употребляете некоторые специфические, жаргонные словечки, которые может знать только тот человек, который хоть какое-то время был связан с тюремным миром…

Искоса посмотрев на Сантильяну, Луис очень осторожно поинтересовался:

– И вас это не смущает?…

Тот отрицательно покачал головой.

– Нет…

– И вы не боитесь?…

Сантильяна ответил вопросом на вопрос:

– А чего я должен боятся?… Вы ведь в Мехико, насколько я понял, никого не знаете…

– Почему вы так подумали?… – быстро перебил его Луис Трехо.

Тонко улыбнувшись, Сантильяна заметил:

– Если бы у вас тут были близкие друзья, вы бы, приехав в этот город, в первый же вечер пошли к ним, а не ко мне…

Подивившись сметливости и проницательности хозяина «Золотого барана», Луис произнёс:

– Ну, допустим… И всё-таки, никак не могу понять, почему вы мне так не доверяете?…

Дон Хуан Франциск пожал плечами.

– Честно говоря – и сам не могу понять… Ну, вы понравились мне с самого начала… Даже и не знаю, чем именно…

– Настолько, что вы поручаете мне… – начал было вновь Луис, однако Сантильяна перебил его:

– Я ничего не боюсь. Бояться будут вас… Мне даже выгодно, что многие посетители, склонные к скандалам, будут знать, что я взял на службу такого человека, как вы… Понимаете мою мысль?…

Трехо медленно покачал головой.

– Понимаю…

– Кроме того, мои условия…

Условия, предложенные Сантильяной, были неплохи – Луис должен был гарантировать порядок в вечернее время в этой траттории, а дон Хуан Франциск, в свою очередь, гарантировал бесплатное питание и сверх того – неплохую сумму ежемесячно. Кроме того, он давал Луису право безвозмездно пользоваться своим «нисаном» – правда, до тех пор, пока тот будет работать в «Золотом баране»…

Заказав себе ещё один стакан вермута, Луис Трехо задумался.

Конечно, всё это звучало очень и очень заманчиво… Деньги и машина, несомненно, были не плохим подспорьем – ведь Трехо не знал, сколько придётся ему прожить в Мехико… К тому же, работа была до смешного пустяковая – разнимать пьяных.

Однако главным было не это…

Напротив траттории находился старинный особняк, где, кроме врагов – Антонио и его жены, бывала ещё и Марта (по крайней мере, сейчас она была там), а это значит, что перед Трехо открывалось широкое поле деятельности…

Поразмыслив несколько минут для приличия, Луис с нарочито-равнодушным видом произнёс:

– Я подумаю до завтрашнего вечера… Впрочем, мне кажется, что ваше предложение, сеньор Сантильяна, мне вполне подойдёт…