Никто, кроме тебя 2

Глава 7

С самого раннего утра Антонио Ломбардо отправился в полицейский участок к сеньору Анхеле Парре, полицейскому комиссару.

«Не знаю, помогут ли мне в полиции или нет, – думал Ломбардо по дороге, – но, во всяком случае, их надо предупредить, чтобы знали… Мало ли что может случиться, когда имеешь дело с таким коварным и подлым человеком, как этот Луис Трехо! Он способен на всё – на самое гнусное, на самое жестокое преступление… Ведь он не оставит меня в покое – это понятно!… Он не оставит в покое ни меня, ни Ракель… Ни Марту».

Полицейский участок находился в небольшом трёхэтажном домике конца прошлого – начала нынешнего века, с облупленной штукатуркой, из-под которой виднелась дранка, с лепными, полусбившимися карнизами, загаженными сизыми голубями, в обилии гнездившимися где-то на чердаке, и позеленевшей от времени небольшой бронзовой статуэткой на низком пьедестале, изображавшей какого-то безымянного конного героя времён войны за Независимость перед самым фасадом.

Участок этот был где-то в пяти минутах ходьбы от дома Ломбардо, на той же стороне авениды, что и траттория «Золотой баран», но, тем не менее, у Ломбардо было достаточно времени, чтобы сформулировать причину своего раннего визита…

Полицейский комиссар первого уровня Анхель Парра, довольно грузный мужчина неопределённого возраста – ему можно было дать где-то от сорока до пятидесяти пяти, очень маленького роста, занимал просторный кабинет на три окна на первом этаже.

Глядя на Анхеля Парру, вряд ли кто-то смог бы с уверенностью сказать, что это – один из лучших полицейских мексиканской столицы огромного мегаполиса почти с десятимиллионным населением.

На вид этому человеку было не больше пятидесяти – пятидесяти пяти. Держался он со всеми очень дружелюбно, почти по-свойски – не только с посетителями, несмотря на их ранг, возраст, чин и социальное положение, но и с подчинёнными – включая рядовых, только что поступивших на службу полицейских.

Например, ему ничего не стоило без приглашения завалиться к любому из полицейских его участка на какое-нибудь семейное торжество, и он не обижался бы, если кто-нибудь из них поступал бы точно также – Анхель очень любил беседы в нерабочее, да и в рабочее время тоже, и поэтому был рад любому, кто приходил к нему в гости. Иногда к полицейским приходили в участок их дети, и Парра считал совершенно нормальным, когда они игрались у него в рабочем кабинете. Более того, Анхель Парра никогда не обижался, когда дежурные, измученные ночными долгими патрулированиями, особенно – в проливной дождь – приходили на часок-другой вздремнуть в его кабинет – в таких случаях он брал телефон и переходил в приёмную…

Да, Анхель любил своих подчинённых, а они, хотя и могли рассказать о начальнике какой-нибудь анекдот, по большому счёту платили ему той же монетой…

Однако в Департаменте Полиции комиссара Анхеля Парру не очень-то любили и жаловали – свою должность он занял только несколько лет назад, тогда как почти все его товарищи по офицерскому полицейскому училищу, даже те, кто закончил его с худшей успеваемостью, давно уже ходили в более высоких чинах…

В мексиканской полиции, также как и в армии, люди растут очень быстро – достаточно иметь лишь щеголеватую внешность и уметь улыбаться начальству. Впрочем, так обстоят дела не только в Мексике, но, по сути, и во всей Латинской Америке, где многочисленные военные перевороты и прочие катаклизмы заставляют правительства уважать и армию, и полицию…

Однако к Анхелю Парре это ни в коей мере не относилось – продвижение по иерархической лестнице давалось ему с очевидным трудом.

Парре ставили в упрёк и его внешний вид, более подходящий, по мнению начальства, для какой-нибудь гражданской чиновничьей службы, и его неуклюжую походку, и маленький, «непредставительский» рост, и вечно не отглаженный, в каких-то засохших потёках мундир, и – особенно!… – всегдашнее панибратское отношение ко всем без исключения подчинённым, которого высшее полицейское начальство не могло понять…

Однако Анхель действительно был превосходным полицейским, настоящим профессионалом – особенно там, где дело касалось расследования, и поэтому начальству приходилось закрывать глаза на вещи, которые в Департаменте мало кому приходились по душе…

Тем более, что по службе у Анхеля Парры были одни только благодарности – за всё время у него пока ещё не было ни одного нераскрытого преступления, включая самые, вроде бы, незначительные – вроде хищения подростками из бакалейной лавки фунта сахара, мелкое хулиганство подвыпивших завсегдатаев после посещения траттории «Золотой баран» или угона старой автомашины…

Парра и сам не понимал, как это ему удаётся раскрывать столько преступлений – самое удивительное, что он не отличался ни солидным специальным образованием, ни серьёзной подготовкой, ни большой расторопностью… Парра производил на многих впечатление ленивого и необязательного человека, способного что-то пообещать и не сделать, способного, целыми часами трепаться о самых разных пустяках… Однако факт был налицо – преступность в квартале Фуэнтэ Овехуано была самая низкая во всей мексиканской столице…

Одни объясняли это наработанным опытом, другие – интуицией, третьи – умением дона Анхеля расположить к себе людей, однако сам полицейский комиссар искренне считал, что ему просто очень везёт… Правда, сам комиссар Анхель Парра не любил об этом распространяться – особенно среди коллег-полицейских… Как-то раз он сказал о своём нечеловеческом везении, на что кто-то тут же заметил: «Везёт сильнейшим!…» Анхель посчитал, что допустил личную нескромность и зарёкся впредь говорить о подобных вещах. Он никогда не хвастался тем, что может и чего не может, он никогда не говорил, что считает себя каким-нибудь суперполицейским, что он лучше всех остальных. Он просто делал своё дело, оно у него получалось, и сеньор Парра был рад этому…

Несмотря на свой возраст, достаточно солидный, несмотря на свою должность и звание, Анхель Парра никогда не был женат. Он не раз заявлял, что никогда не станет делать такой страшной глупости… В глубине души он считал себя ужасным уродом (а всё из-за роста и «непредставительской комплекции»), и очень боялся просто подойти к какой-нибудь девушке, чтобы не получить решительный отказ и не выглядеть в подобной ситуации смешным…

Семью сеньору Парре давно уже заменяли служба в полиции и друзья.

Больше всего на свете Анхель любил провести вечер за стаканом доброго вина где-нибудь в хорошей траттории, вроде того же «Золотого барана»…

Однако Парра никогда не напивался – хорошее вино было лишь общим приятным фоном к дружеской застольной беседе… Особенно, если в это время звучали гитарные импровизации фламенко, музыка испанских цыган "джипси", которая с недавнего времени завоёвывала и в Мехико, и и во всей стране всё большую и большую популярность… А до подобной музыки полицейский комиссар был большой охотник.

Ещё у Анхеля был один комплекс, вполне объяснимый – ему почему-то казалось, что все только и делают, что смеются с его необыкновенно маленького роста. Поэтому Парра пошёл на одну небольшую хитрость: стул за рабочим столом в его служебном кабинете был несколько выше, чем обычный, а ножки стола, наоборот – подпилены… Сидя на таком высоком стуле, комиссар Парра казался тем посетителям, кто не знал его истинного роста, если и не средним человеком, то, о всяком случае, такого роста, который бы, не давал поводов для насмешек.

Во всяком случае, так казалось самому полицейскому комиссару…

Марта в это утро поднялась немного позже обычного – маленькая Пресьоса, переполненная вчерашними впечатлениями, долго уговаривать её не капризничать.

Наскоро позавтракав, Марта спросила Ортего Игнасио:

– Дорогой, какие планы на сегодня?…

Де Кастильего виновато ответил:

– Извини, любимая, но мне необходимо пересмотреть кое-какие бумаги, которые вчера дал мне Антонио… А ты что-то хотела?…

Марта улыбнулась.

– Да, мой милый…

– И что же?…

Кивнув в сторону окна, девушка произнесла:

– Такое прекрасное солнечное утро… Я думала немного прогуляться по этому кварталу… Может быть, зайти в какой-нибудь магазин… Ты ведь знаешь, что я хотела бы… Ну, чтобы ты был рядом.

– Сходи с Антонио или с Ракель…

Вздохнув, Марта ответила:

– Антонио с самого утра куда-то ушёл. У него такой взволнованный вид… Наверное, какая-то важная встреча или что-то в этом роде.

– А Ракель?

Марта кивнула в сторону раскрытых дверей детской комнаты и произнесла:

– Она с маленькой… Может быть, всё-таки отложишь дела на потом?…

Де Кастильего отрицательно покачал головой и тихо произнёс:

– Не могу… Я ведь уже пообещал Антонио управиться с ними в срок… Может быть, ты прогуляешься одна… А после обеда, я, надеюсь, освобожусь… Хорошо?…

И Марте ничего не оставалось делать, как согласиться со своим женихом…

Дойдя до полицейского участка, Антонио поднялся на ступеньки и толкнул от себя тяжёлую дверь.

Спустя минуту он был у кабинета полицейского комиссара…

Анхель с первого же взгляда, с первой же фразы понравился Антонио. Он любил таких людей – приветливых и открытых.

– Доброе утро, – приветствовал его Анхель, как только Антонио зашёл я кабинет. – Вас, если я не ошибаюсь, зовут Антонио Ломбардо?…

Антонио кивнул.

– Совершенно верно…

Парра взглядом указал на кресло, стоявшее рядом с его рабочим столом.

– Прошу…

Антонио, усевшись, хотел было собраться с мыслями, чтобы ещё раз как можно точнее сформулировать полицейскому комиссару цель и причины своего визита, но тут Анхель неожиданно поинтересовался:

– Скажите… Сеньор Ломбардо, вы вчера вечером были в траттории «Золотой баран»?…

Антонио медленно наклонил голову в знак согласия и произнёс:

– Совершенно верно… Был.

Ломбардо почему-то подумал, что Анхелю уже что-то известно о его вечернем разговоре с Луисом Трехо, и о том, что его сюда привело…

«Может быть, Трехо заявил на меня за то, что я немного побил его?… – с сомнением подумал Антонио. – Нет, не похоже… Трехо не такой человек. Кроме того, насколько я понимаю, обращаться в полицию с жалобой на меня – также не в его интересах…»

Широко улыбнувшись, полицейский комиссар поправил ворот мундира и совершенно неожиданно поинтересовался у посетителя:

– Я, почему вас об этом спрашиваю… Скажите, сеньор Ломбардо, вы любите фламенко?…

Антонио лишь заулыбался в ответ.

– Да… Какой же латиноамериканец не любит хорошей гитары?…

Парра одобрительно покачал головой и произнёс с улыбкой:

– Ещё бы!… Правда, эта музыка, чисто испанская, не так популярна у нас в Мексике.

– Как того хотелось бы, – продолжил Ломбардо мысль Парры; по тому, как тот заулыбался, Антонио понял, что попал в самую точку.

– Что ещё может сравниться с этой музыкой по красоте и… – Антонио, который действительно был большим знатоком и ценителем этого вида музыкально-импровизаторского искусства, добавил: – и совершенству?!…

Неожиданно Анхель воскликнул:

– Вот именно!… Вы очень хорошо говорите, дон Антонио!… Сразу видно, что вы – чрезвычайно порядочный человек!… Да, я понял это с первого же взгляда, с первой же фразы… Я понял это, как только вы заговорили со мной о музыке…

Антонио это восклицание совершенно искренне удивило. Он спросил:

– Какое отношение может иметь фламенко к порядочности?…

– Самое непосредственное… Неискренний человек никогда не сможет понять и оценить этого великого искусства… Я вижу вы, сеньор Ломбардо – очень искренний и порядочный человек…

Антонио, польщённый столь неожиданно и не совсем к месту и времени прозвучавшей похвалой полузнакомого человека, к тому же – полицейского офицера, только и смог, что скромно улыбнуться и, смущённо пряча взгляд от собеседника, ответить:

– Спасибо…

Анхель продолжал:

– Так вот, почему я вас спрашиваю: этот самый гитарный дуэт, «Лос Тровадорес», вчера выступал?…

Антонио утвердительно кивнул.

– А сеньор Карлос Минеда и Клаудио Педро Альмелос…

– Да, выступал…

– Ну, и как вам?…

Антонио слегка вздохнул.

Насколько я знаю, говорят, что дон Карлос, старший ученик самого Пако де Лусии… Он несколько лет жил в Каталонии, в Испании, и учился у этого мэтра… Да, он замечательный музыкант, но как мне показалось, вчера вечером он был немного вяловат. Впрочем, я не музыкант, я только занимаюсь строительным бизнесом… Возможно, мне это всего-навсего показалось.

Анхель с интересом посмотрел на собеседника и поинтересовался:

– Вот как?…

Антонио продолжал:

– Во всяком случае, мне так кажется… Фламенко – это ведь прежде всего импровизация, это традиция… А у дона Карлоса эта импровизация прозвучала… Ну, я бы сказал, как что-то заученное. Такое впечатление, что он заучил её наизусть, что он долго репетировал все эти пассажи, прежде чем вынести на сцену…

Анхель, который слушал размышления Ломбардо с самым непосредственным выражением лица, свидетельствовавшем о его интересе, только поддакивал:

– Да… да…

Причём, по интонации было совершенно непонятно, действительно ли он соглашается с собеседником или говорит так только для того, чтобы тот действительно высказал всё, что думает по этому вопросу.

– Честно говоря, их предыдущее выступление, неделю назад, мне показалось куда более интересным, – закончил Антонио.

Тяжело вздохнув, Парра произнёс:

– Да, вполне возможно, уважаемый дон Антонио, вполне возможно, что вы и правы… Мне кажется, всё это только потому, что дон Карлос в последнее время стал сильно злоупотреблять красным вином, мне кажется, у него какие-то неприятности…

Антонио, который не хотел вдаваться в личную жизнь и гастрономические вкусы гитариста, спросил:

– А вы часто бываете в этой траттории?…

– Да, я был в «Золотом баране» давно – где-то с неделю назад, – ответил Парра. – И целиком с вами согласен – насчёт того, что это действительно настоящие музыканты… Помню, последняя вещь, которую они исполнили на «бис», прозвучала просто настоящим шедевром!… Только вот этот хозяин траттории, дон Хуан Франциск, как и всегда, был совершенно иного мнения…

– Сеньор Саятильяна?… – Непонятно почему уточнил Ломбардо и тут же пожалел, что сделал это…

Парра кивнул.

– Совершенно верно…

Вспомнив о запутанных и сложных взаимоотношениях полицейского с хозяином траттории, Антонио хотел было перевести беседу в другое русло, и как-то незаметно перейти к той самой теме, которую он, собственно, и хотел разрешить с полицейским комиссаром – к теме своей последней стычки с Луисом Трехо, однако экспансивный Анхель Парра не дал ему этого сделать…

Он сказал:

– Возможно, дон Хуан Франциск по-своему неплохой человек, однако он совершенно не понимает что такое настоящая импровизация…

Антонио, поняв, что Парра, скорее всего, сел на своего любимого конька, тяжело вздохнул и подумал: «Что ж, ничего не поделаешь – всегда приходится мириться с пристрастиями и вкусами каждого человека, от которого, так или иначе, зависишь… Будь то председатель совета директоров крупной фирмы, строительного банка или страховой компании… Тем более, что художественные вкусы этого сеньора – не самые худшие…»

Анхель продолжал патетическим тоном:

– Он ничего не понимает во фламенко, он ничего не понимает в гитаре, он ничего не понимает в хорошей музыке вообще!…

Немного осмелев, Антонио произнёс, будто бы хотел защитить хозяина траттории от злобных нападок полицейского комиссара:

– А вы не любите его…

Парра неопределённо махнул рукой.

– А какая, собственно, разница!… Все в Фуэнтэ Овехуано только и говорят о том, что мы находимся в состоянии перманентной ссоры… – сразу же, без подготовки перешёл на эту тему Парра, – может быть, люди, которые это утверждают, по-своему и правы… Но ведь во всём виноват не я, а сам сеньор Хуан Франциск Сантильяна!

После этого восклицания Антонио посчитал, просто неприличным для себя не поинтересоваться о причине их столь затяжной ссоры.

– Вот как?…

Вопрос этот в устах Антонио прозвучал очень осторожно – будто бы для самого себя… Однако, как показалось Ломбардо, Парра только и ждал этого вопроса.

– Да, дон Хуан Франциск оказался гнусным обманщиком!… Я даже не ожидал… Нет, я не ожидал, что такой почтенный человек может повести себя таким гнусным образом!… Я всего мог ожидать от этого сеньора – и того, что он будет варить скверный кофе, и того, что он обсчитает меня… Даже, что он подсыплет мне в вино синильной кислоты или стрихнина… Вы не поверите, уважаемый сеньор Ломбардо, но я бы простил ему даже это… Но такое – никогда!… Он просто гнусный обманщик!…

Антонио несколько удивился такой категоричной оценке его знакомого.

– Обманщик?…

Анхель кивнул в ответ.

– Вот именно!

С некоторым сомнением посмотрев на полицейского комиссара, Ломбардо произнёс:

– Не может этого быть…

В ответ Парра воскликнул с небывалым воодушевлением – во всяком случае, с таким, которого трудно было ожидать от начальника полицейского участка:

– И ещё каким!… Обождите, обождите… Да, я понимаю, что вы пришли ко мне по какому-то другому, возможно, – куда более серьёзному вопросу, – Анхель, вспомнив, что Антонио всё-таки посетитель, принёс свои извинения, – но я просто должен вам это рассказать!… Дон Хуан Франциск – ваш приятель, я понимаю вас, я хорошо понимаю… Но он нечестный человек!… Да, он нечестный, он самый настоящий обманщик!… Есть люди, которые могут обмануть другого человека несознательно, а… – Парра запнулся, подыскивая нужное выражение. – Ну, как бы… случайно, что ли… А дон Хуан Франциск обманывает людей совершенно сознательно, безо всякого зазрения совести.

Антонио едва заметно улыбнувшись, внимательно посмотрел на Анхеля Парру.

– Возможно ли такое?…

Тот улыбнулся, словно давая понять, что от дона Хуана Франциска можно ожидать и не такого.

– Вы, наверное, обратили внимание на фотографию слева от стойки бара, рабочего места Дона Хуана Франциска? – спросил Анхель.

Антонио кивнул.

– Разумеется!… Ещё бы, дон Анхель!… В старинной багетной рамочке с тёмной позолотой, под таким толстым стеклом…

– Вот-вот…

– Дон Хуан Франциск очень дорожит этим фотоснимком, и каждому, кто впервые приходит в «Золотой баран», обязательно показывает этот снимок…

Анхель иронично улыбнулся.

– И вы знаете, почему?…

Наклонив голову в знак того, что причина, которая побудила хозяина «Золотого барана» повесить этот снимок на столь почётное место, Антонио воскликнул:

– Разумеется!…

– …Потому что там, по его мнению, изображён он сам в обществе великого Пако де Лусии!…

Антонио ещё раз вспомнив, как дорожит дон Хуан Франциск этим фотоснимком, вспомнил, как однажды он демонстративно отказался обслуживать какого-то случайно попавшего в «Золотой баран» посетителя только потому, что тот не знал что такое фламенко… Для подобных невежд, кстати – достаточно редких в траттории!… – сеньор Сантильяна специально вызвал своего подростка-племянника Романо.

– Совершенно верно…

Тонко улыбнувшись, Парра произнёс:

– Так вот, это – наглое враньё!…

Антонио сдвинул брови.

– Враньё?…

– Да!…

– То есть…

– Пако де Лусия никогда не был в траттории «Золотой баран», никогда не был в Фуэнтэ Овехуано, – произнёс Анхель. – И никогда не играл здесь… Это всё нелепые и абсурдные выдумки дона Хуана Франциска… просто гнусные враки, которые он сознательно распространяет по нашему замечательному кварталу, чтобы таким образом привлечь как можно больше посетителей…

Антонио был настолько заинтригован этим сообщением, что даже позволил себе перебить полицейского комиссара – он никогда не позволял себе перебивать незнакомых собеседников…

– А фотография?…

Анхель, нарочито небрежно махнул рукой.

– А-а-а… Поделка.

Слово это прозвучало в устах полицейского комиссара очень категорично.

Антонио с сомнением спросил:

– А вы откуда знаете?…

В этот момент на столе полицейского офицера зазвонил телефон – Парра раздражённо взял и положил трубку. Он был серьёзно занят…

Иронически посмотрев на собеседника, Парра с улыбкой произнёс:

– Я как-то один раз выпросил этот снимок и отдал в Департаменте на экспертизу. Все эксперты в один голос заявили, что это – просто удачный фотомонтаж. Я, как честный человек, поклонник таланта великого Пако де Лусии и ценитель фламенко, честно рассказал об этом дону Хуану Франциску…

«А вот это вот – зря», хотел было вставить Антонио, но в последний момент, искоса глянув на раскрасневшееся лицо собеседника, осёкся и промолчал.

– …С тех пор он объявил меня своим врагом… – Спохватившись, Парра добавил: – Кроме того, как я понял из разговоров, этот сеньор совершенно ничего не смыслит ни в гитаре, ни во фламенко, ни в хорошей музыке вообще…

– Мне кажется, вы просто преувеличиваете, – улыбнулся Антонио.

– Ничуть!…

Не желая и дальше вдаваться в подробности взаимоотношений Анхеля и хозяина «Золотого барана», Антонио решил закончить затянувшуюся тему:

– Не берусь быть вашим третейским судьёй, однако вчерашнее выступление дуэта «Лос Тровадорес» мне не очень понравилось.

– Чем же?…

– Немного натянуто, кроме того, гитары в некоторых местах не звучали в ансамбле… Не сыгранно. Да и в плане динамики и развития можно было придумать что-нибудь поинтереснее…

После этой, достаточно профессиональной для человека, занимающегося строительным бизнесом, оценки «Лос Тровадореса», Анхель посмотрел на Антонио с неприкрытым уважением.

– А вы хорошо разбираетесь в музыке, – сказал он. – Если вы не возражаете, почтенный сеньор, я как-нибудь в свободное время выберусь с вами в «Золотой баран», когда Карлос и Клаудио Педро будут в хорошей форме… Думаю, мы с вами найдём общий язык. – Тяжело вздохнув, Парра с печалью в голосе произнёс: – А я вот вчера не смог выбраться… Очень много дел…

С минуту повздыхав, полицейский комиссар, видимо, вспомнил, что человек, сидящий перед ним, всё-таки пришёл по какому-то серьёзному делу, и что занимать его с самого утра рассказами о своей любви к искусству фламенко и о поддельной фотографии, висящей в траттории «Золотой баран», как минимум, неудобно и некорректно…

Улыбнувшись, Парра виновато произнёс:

– Я занял ваше время… Простите…

– Ничего, ничего…

– Ну, и что же вас ко мне привело?…

Тяжело вздохнув, Ломбардо сказал:

– Только вы можете мне помочь…

Парра прищурился.

– Я вас слушаю…

Рассказ Антонио занял почти минут сорок – он понимал, что в данной ситуации, когда речь идёт о здоровье, а, может быть, и о жизни его родных и близких, ничего не стоит утаивать. Ломбардо подробнейшим образом рассказал и об истории своей любви к Ракель, и о Марте, и об Ортего Игнасио, и о кознях покойного Максимилиана, и о том, какую роль сыграл в его жизни Луис Трехо.

После того, как Ломбардо закончил свой взволнованный монолог, Парра внимательно посмотрев на Антонио, тихо, но очень выразительно спросил:

– Ну, и что же я могу для вас сделать?…

Антонио передёрнул плечами.

– Не знаю… Это я должен вас спрашивать. Я ведь не полицейский, я обыкновенный гражданин… Моя жизнь, жизнь моих близких теперь в несомненной опасности, и я не знаю, как мне поступать дальше…

Почесав за ухом, Парра изрёк:

– Сеньор Ломбардо, вы ведь умный человек… Я сразу же понял это… Вы должны хорошо понять, что я не могу возбудить на этом основании уголовного дела против дона Луиса…

– Я понимаю…

– Хотя этот человек и мне, честно говоря, мало, симпатичен. Правда, я видел его всего один раз… – закончил Парра. После небольшой паузы полицейский комиссар изрёк: – А всё из-за этого дона Хуана Франциска, – в голосе Анхеля прозвучало неприкрытое раздражение, – тоже мне нашёл, кого брать на работу…

Антонио задумчиво сказал:

– Вы думаете?

Парра вопросительно уставился на собеседника.

– В каком смысле?…

– Ну, если бы сеньор Сантильяна не взял бы Луиса Трехо в тратторию в качестве вышибалы… этот уголовник не стал бы меня преследовать.

Тяжело вздохнув, Анхель Парра немного подумал и нехотя согласился:

– И то, правда…

Помолчав некоторое время, Ломбардо вопросительно посмотрел на Анхеля.

– Ну, и что же мне теперь делать?…

Парра задумчиво ответил:

– Сеньор, вы, конечно же, правы… Этот мерзавец от вас просто так не отстанет… – Неожиданно он спросил: – Скажите, а сестра вашей супруги…

Антонио насторожился.

– Да.

– Марта Саманьего…

Не поняв, что именно имеет в виду полицейский комиссар, Антонио спросил:

– Что – Марта?…

– Может быть, стоит подумать, чтобы она с ним поговорила?…

– Поговорила?…

– Ну да…

Антонио пожал плечами.

– А что это даст?…

– Ну, если этот сеньор действительно так без ума от этой сеньориты, может быть, ей удастся убедить Трехо оставить её и всю вашу семью в покое?… Может быть, он уберётся подальше… Так сказать, из-за высоких чувств… Может быть, он поймёт…

Видимо, это предложение показалось Ломбардо малоэффективным и, более того, – опасным. Во всяком случае, он, поморщившись, ответил:

– Боюсь, что нет…

– Почему вы так в этом уверены?…

Антонио в ответ лишь невесело произнёс:

– Потому, что я достаточно неплохо знаю этого Луиса Трехо… Я очень даже хорошо, к твоему большому сожалению, знаю этого типа, знаю, на какие страшные вещи он способен для достижения своих целей… Да и Марту.

Вздохнув, Парра замолчал.

«Зря я сюда пришёл, – подумала Антонио, – ведь с самого начала знал сам, что полиция просто не в силах мне помочь… Судя по всему, этот полицейский комиссар – очень порядочный человек, но и он не поможет мне и моей семье… При всём своём желании».

Наконец, после довольно-таки продолжительной паузы, Анхель сказал:

– Может быть, вам стоит взять разрешение на ношение огнестрельного оружия?…

Вынув из внутреннего кармана пиджака револьвер (кстати, это был тот самый револьвер, из которого Ломбарда в своё время застрелил Максимилиана) и полицейскую разрешительную карточку на его ношение, Антонио молча, протянул это полицейскому комиссару.

– Это у меня ещё с тех времён, когда я жил в Акапулько, – произнёс Антонио. – Тогда моя жизнь подвергалась опасности, и мне пришлось обзавестись этим оружием.

Повертев оружие в руках, и бегло просмотрев разрешительную карточку, Анхель протянул всё это обратно владельцу.

– Ситуация, конечно, не из простых, – сказал он. – Надеюсь, сеньор Антонио, вы ведь и сами прекрасно понимаете, что дать личную охрану для вас или вашей семьи я просто не могу… Это не в моих силах. Если каждый сеньор, пусть даже и такой симпатичный мне, как вы, будет обращаться к нам с заявлением, что ему или его семье угрожают… Никаких полицейских не хватит!… Тем более, уважаемый дон Антонио, вы ведь и сами прекрасно знаете, какая сложная криминогенная обстановка теперь в нашей столице…

Антонио махнул рукой.

– Я понимаю вас, дон Анхель… Собственно говоря, я ведь и не прошу этого…

Вопросительно глянув на собеседника, полицейский комиссар спросил:

– Тогда на что же вы рассчитываете?…

Ломбардо кисло улыбнулся.

– Как минимум на хороший совет… Я ведь пришёл в полицию, я прошу защиты…

Анхель очень серьёзно посмотрел на собеседника.

– А как максимум?…

Антонио сделал какой-то неопределённый жест рукой – мол, зачем вы у меня об этом спрашиваете? Если не сможете обеспечить безопасности ни моей, ни моей семьи?…

– Как максимум… Ну, на вашу защиту.

Приподнявшись из-за стола, Парра протянул руку к книжной полке, висевшей слева от него, и взял какую-то большую, растрёпанную от длительного пользования книжку в потёртой обложке.

– Сеньор Антонио, я искренне сочувствую вам… Но, я просто ума не приложу, что могу для вас сделать… – приговаривал Анхель. – Сейчас что-нибудь найдём, – продолжил он, листая книжку. – Сейчас, сейчас… Ага, вот: «Закон о принудительной изоляции».

Ломбардо прищурился.

– А что это?

Парра принялся объяснять:

– Такие случаи, как ваш, достаточно редки, однако и они предусмотрены законом. Вы обращаетесь в муниципальный суд с заявлением на человека, который ещё не сделал вам ничего дурного, но от которого, тем не менее, вы можете ожидать что-нибудь скверное…

– Ну, и что?…

Анхель продолжал:

– Если вы сумеете убедить муниципальный суд в том, что Луис Трехо или кто-нибудь иной, действительно, представляет серьёзную опасность и угрозу для вашей семьи, или для жизни кого-нибудь из домочадцев, то в таком случае муниципальный суд имеет полное право обязать человека, который представляет для вас подобную угрозу, не приближаться к вам, и вашим близким или к вашему жилищу на расстояние менее тысячи футов. Эта цифра действительно оговорена в законе. Вот, посмотрите, – Парра сделал отметку ногтём на какой-то странице и протянул растрёпанную книжку Антонио. – Прошу вас, сеньор…

Едва взглянув в книгу, Ломбардо благодарно произнёс:

– Спасибо… Я не очень-то хорошо разбираюсь, в тонкостях юриспруденции… Я верю вам на слово, сеньор Парра…

– Спасибо. – С этими словами полицейский комиссар вновь придвинул книгу к себе. – Если же он, хоть раз сознательно нарушит постановление суда, а такое нарушение будет доказано, такой человек может быть принудительно, в административном порядке выслан из города.

Антонио Ломбардо посмотрел на собеседника с видимым сомнением.

– Но ведь Трехо может нарушать закон сколько угодно… днём и ночью. И я никак не докажу, что он сделал это по злому умыслу. И как мне это сделать?…

– Найти двух свидетелей…

Ломбардо быстро возразил:

– Их не всегда можно найти… Кроме того, далеко не каждый свидетель согласится давать показания против такого ужасного человека…

– Да, доказать это будет сложно, – согласился Парра. – Однако я всё-таки советую обратиться в муниципальный суд. Во всяком случае, так будет надёжнее.

– А как я объясню причины?…

Анхель улыбнулся.

– Ну, конечно же, если вы скажете, что какой-то уголовник, который, кстати, и сам работает в траттории, подсел без разрешения за ваш столик и не хотел уходить, а потом угрожал вам без свидетелей в скверике, вас никто и слушать не станет…

– Я понимаю… – пробормотал Антонио. – Что же мне делать?…

– Вы же сами говорили, что он дважды пытался отправить вас на этот свет!… Авиационная катастрофа, пароход… И всё остальное. И вот – этот самый человек поселяется неподалёку от вашего дома устраивается на работу в тратторию, расположенную напротив… Кроме того – специально ради этого он переезжает из Гвадалахары в Мехико!… Я считаю, дон Антонио, основания для опасений у вас более чем достаточные… К огромному вашему сожалению, – соболезнующим тоном добавил Парра. – Судья должен понять ваше положение, должен пойти вам навстречу… Ведь у вас ещё и маленький ребёнок… Тем более, что…

Парра не успел договорить – на столе зазвонил телефон. На этот раз Анхель извинившись перед посетителем, поднял трубку.

– Алло… Как?… Святая Дева Мария, быть этого просто не может! Боже…

Растерянно положив трубку, Анхель быстро вскочил из-за стола и подошёл к вешалке. Он взял мундир и принялся быстро одеваться, не попадая в рукава.

Ломбардо, глядя на полицейского комиссара с изумлением, поинтересовался:

– Что-то случилось?…

Выражение лица у Анхеля Парры было необычайно серьёзно. Он сказал:

– Только что, минуту назад, нашим полицейским патрулём найден труп…

Недоверчиво посмотрев на полицейского комиссара, Ломбардо переспросил:

– Труп?…

Тот кивнул.

– Да, труп…

– Где?

– Тут, неподалёку…

– И кого же убили?…

Анхель, наконец-то, справился с мундиром. Вынув из лаковой кобуры револьвер, он посмотрел, сколько патронов у него в барабане.

– Сержант из патрульной службы, который только что позвонил, утверждает, что это – труп сеньора Хуана Франциска Сантильяны…

– О, Боже!…

В то самое время, когда Антонио беседовал с Анхелем Паррой о своих делах, предмет их разговора, Луис Трехо, только-только проснулся.

Он долго – минут пятнадцать-двадцать лежал в постели с открытыми глазами, размышляя, вставать ему или нет… Вставать не хотелось, спать тоже не хотелось…

Луис, перевернувшись на другой бок, попытался вспомнить что-нибудь приятное, но ничего, кроме разъярённого лица Антонио Ломбардо, которое остро врезалось в память со вчерашнего дня, ему на ум так и не пришло…

– Проклятый Антонио, – проворчал Луис, – ты и теперь преследуешь меня…

Антонио снился Трехо всю ночь – Луис уже не помнил содержание того сна, не помнил сюжета, однако общее впечатление, впечатление гнетущей тоски и острой ненависти к этому человеку у него осталось…

Вообще-то, за время своего двухлетнего заключения в тюрьме он научился подниматься рано, очень рано – подъём там был не позднее семи утра, однако после обильных вчерашний возлияний сделать это было не так-то и просто.

Настроение было скверное. Во рту пересохло; Луис Трехо ощущал на языке и на небе обыкновенный в таком состоянии неприятный привкус – привкус разложившегося дешёвого алкоголя.

Переносица и левый глаз после вчерашнего удара по-прежнему тупо ныли. Лениво поднявшись с кровати, Трехо умылся и посмотрел в зеркало. Под глазом лиловел большой кровоподтёк.

– Сволочь, – сквозь зубы процедил Луис. – Проклятая сволочь… Жаль, что я не смог расправиться с тобой тогда… Три года назад. Тебе просто повезло. Ничего, ничего, подонок, мы с тобой ещё поквитаемся, – поспешил он успокоить самого себя…

Выйдя на крыльцо, Марта с удовольствием вдохнула чистый, ещё свежий с утра воздух.

«Боже, какая я счастливая!… – подумала она. – И как всё-таки хорошо, что мы с Ортегой Игнасио уехали из Гвадалахары… Как всё-таки хорошо, что рядом со мной такой сильный и смелый мужчина… Старик дон Педро всё равно не дал бы нам покоя… Как хорошо, что я с ним встретилась!… Я ведь могла всю жизнь прожить, так и не зная этого человека…»

Постояв несколько минут, Марта прошла к изогнутой садовой скамеечке напротив окна детской и осторожно уселась. Из полураскрытого окна доносился негромкий весёлый голос её племянницы, маленькой Пресьосы – судя по всему, она играла с мамой…

«Какая счастливая Ракель, – подумала девушка. – У неё такая прелестная дочка… Интересно, а кого хочет Ортего Игнасио – мальчика или девочку?… Надо как-нибудь поинтересоваться… Наверняка – мальчика. Все мужчины хотят мальчиков… Впрочем, мне всё равно…»

А у Трехо настроение было, как говорят, – хуже не бывает. Наскоро позавтракав какими-то концентратами, Луис уселся на кровать и задумался. Ему необходимо было на ком-то разрядиться, ему надо было сорвать свой гнев…

Но на ком?…

Если бы он был в своей провинциальной Гвадалахаре, он мог бы сделать это где угодно и с кем угодно… Но тут, в Мехико, он не знал практически никого – не считая Ломбардо и его домочадцев.

Но ведь не туда же идти…

Хотя… Почему бы не отправиться к этому дому и, подкараулить Марту, ещё раз попытаться с ней объясниться?… Ведь это ни к чему не обязывает…

Трехо вновь вспомнил о Марте и ощутил, как остро ему захотелось видеть эту девушку, пусть даже не разговаривать, а только видеть… Хотя бы издали, хотя бы на одну минуту… На секунду…

Марта…

Да, теперь Луис твёрдо знал, что без этой девушки он не проживёт и дня. Он отчётливо осознавал, что нет ничего, что бы заставило его изменить своё решение отказаться от неё… И тогда, в Гвадалахаре, и теперь, в Мехико…

Сжав кулаки, Луис тихо, самому себе произнёс:

– Она будет моей. Будет!…

Посидев минут с десять и поразмыслив о своём, довольно, невесёлом положении, Луис Трехо как-то автоматически, машинально взял со стола телефон и вновь задумался…

«Гвадалахара, – подумал он. – Гвадалахара… Интересно, как там сейчас дела?… И что нового в кафе «Христофор Колумб»?… По-прежнему ли там каждый день сидит эта уродина Софья Мержи?… – несмотря на то, что Трехо покинул город всего несколько дней назад, он уже начал немного скучать по Гвадалахаре. – Интересно, часто ли вспоминают меня мои бывшие клиенты?… Впрочем, почему теперь это должно меня так волновать?… – При воспоминании о клиентах он тут же вспомнил об отце его ненавистного соперника Ортего Игнасио де Кастильего. – Дон Педро, гнусный тип… Гнусный и жадный. Ага, а не позвонить ли мне старому сеньору де Кастильего?… Тем более, что у меня для него есть несколько недурных сообщений… Ещё бы!… Есть, чем обрадовать старика».

Набрав номер непослушными после вчерашнего пальцами, Трехо принялся ждать. Спустя несколько минут с той стороны провода послышалось заспанное:

– Алло… Какого чёрта вы так рано звоните?… Ещё нет и девяти!…

«Видимо, я своим телефонным звонком разбудил старика, – подумал Луис. – Ну, ничего, сейчас его обрадую кое-чем…»

Трехо, стараясь вложить в свои интонации как можно больше издевательской почтительности, на которую он только был способен, произнёс:

– Доброе утро… Это говорит Луис Трехо. Я хотел бы побеседовал с доном Педро…

– Я слушаю, – проворчал старик. – Ну, что там у тебя нового…

Луис начал так:

– Вчера я видел вашего сына…

При упоминании об Ортего Игнасио старый де Кастильего сразу же оживился.

– Ну, и как он там?…

– Хорошо…

– Как он выглядит? – продолжал настаивать старый дон Педро. – Всё ли у него в порядке?…

– Выглядит он просто замечательно, – сказал Трехо. – Особенно – а тем более, в обществе прекрасной сеньориты – пака ещё сеньориты! – Марты Саманьего… Просто слов нет, как они друг другу подходят… Все в этом квартале только так и говорят. – Вспомнив, что именно в этой сеньорите больше всего не нравится старику, Луис не преминул, как бы невзначай заметить: – Многие, правда, утверждают, что молодой сеньор де Кастильего берёт девушку явно не из своего круга… Так сказать, из плебейской семьи, рангом ниже… Они удивляются, как это может допустить его отец…

Луис, прекрасно предвидя реакцию дона Педро на это весьма ехидное сообщение, подумал: «Представляю, как у него вытянется теперь лицо!… Представляю: он будет просто рвать и метать!…»

После непродолжительной, но более чем многозначительной паузы, де Кастильего спросил:

– Ты говорил с ним?… Или с ней?…

«Поговорил бы я с ним, – подумал Трехо. – Впрочем, думаю, это не за горами…»

– Нет…

Дон Педро продолжал настаивать:

– Где ты их видел?…

Луис сделал паузу, изображая, что вспоминает.

– Позавчера – у особняка Антонио Ломбардо, а вчера – в одной траттории… Тут, неподалёку.

– Значит, мой сын по-прежнему собирается жениться на этой плебейке?… – спросил старик де Кастильего, медленно закипая.

– Ага, – ответил Луис. – Они просто как два голубка: воркуют и воркуют…

Трехо сделал ударение на последних словах.

Старик резко перебил это сообщение:

– Боюсь, что Ортего Игнасио всё-таки придётся лишить наследства… Что ж – он сам этого захотел. Я не неволили его жениться на этой простолюдинке.

– Мне кажется, он сейчас на вершине блаженства…

– А ты что?

Луис ухмыльнулся, будто бы дон Педро мог его в этот момент видеть.

– А что я?…

Старик зашипел в трубку:

– Послушай, я ведь дал тебе денег… Много денег. Уж не думаешь ли ты, что получил их от меня в подарок?… Я никогда не даю деньги просто так!… Ты получил от меня аванс – я не вижу, чтобы ты старался его отработать, хотя бы наполовину…

– Что вы, что вы!…

– Тогда почему ты ничего не делаешь?…

Луис смиренно ответил:

– Но ведь я только третий день в столице!… Что я могу сделать за столь короткое время?…

– А что ты собираешься делать?…

Луис поудобнее пристроив телефон, развалился в кресле у раскрытого окна и, переложив трубку в другую руку, сказал:

– Сеньор де Кастильего, – начал он, – дело в том, что мы с вами, кажется, уже обо всём договорились… Не так ли?… Поверьте мне – расстроить этот брак также в моих интересах, как и в ваших… Не извольте беспокоиться – всё будет в лучшем виде!…

Видимо, предыдущая фраза Луиса Трехо «всё воркуют и очень воркуют» угнетающе подействовала на старика де Кастильего.

Он сказал:

– А Ортего Игнасио… он что – по-прежнему любит эту плебейку?…

Луис вздохнул – очень печально, на этот раз совершенно искренне.

– Мне кажется – да…

– Луис Трехо, – торжественно произнёс старик, – Луис, я даю тебе полную свободу действий… Да, я развязываю тебе руки. Если этот брак не состоится, я просто озолочу тебя!…

– Я не сомневаюсь в вашей щедрости, – ответил Трехо. – Не раз имел возможность убедиться в этом.

– Ты не понимаешь даже, каким богатым ты станешь… Я… я перепишу на твоё имя свой самый лучший отель – «Золотой галеон»… Я…

Трехо неожиданно перебил дона Педро:

– Сеньор, у меня в этой игре несколько иной приз… Да. Но и от вашего отеля не откажусь… Так что, сеньор, ловлю вас на слове.

– Я не обману тебя…

Луис улыбнулся.

– Не сомневаюсь… Всего хорошего, – произнёс Трехо и повесил трубку.

«Ну, для начала неплохо, – подумал он, одеваясь, – совсем даже неплохо… Представляю, в каком настроении теперь этот старый идиот… Я испортил ему настроение на весь день!…»

Открыв форточку, Луис вышел на авениду. Теперь он держал путь к особняку Ломбардо…

Конечно же, за это короткое время, которое Антонио провёл в Фуэнтэ Овехуано, он ещё не успел как следует познакомиться с доном Хуаном Франциском Сантильяной, хозяином «Золотого барана», одной из главных достопримечательностей квартала. Однако сообщение о его смерти донельзя всколыхнуло Ломбардо.

«Боже, – подумал он, растерянно глядя на Парру, – Боже… Кому же мешал этот человек?… Его убили?! Да быть этого не может?… Может быть, полицейский, который звонил в участок, просто ошибся?»

Антонио никак не мог поверить, что весёлый и остроумный Сантильяна, человек, к которому он испытывал самые искренние симпатии, теперь уже мёртв…

Парра одевшись, обернулся к Антонио.

– Может быть, поехали со мной?…

Антонио замешкался. Он не так хорошо знал покойного, чтобы принять предложение Анхеля. Кроме того, Ломбардо никогда не относятся к категории людей, которым приятно глазеть на картины смерти…

– А разве это удобно?…

Открыв дверь, Анхель на минуту задержался на пороге.

– Это необходимо…

Антонио немного удивился.

– Почему же?…

Парра вздохнул.

– Сейчас начнётся предварительное следствие. Вы ведь неплохо знали покойного?…

Ломбардо согласно наклонил голову.

– Да… Правда, не так, как вы и другие обитатели этого квартала…

– Так поехали?…

Поразмыслив, Ломбардо согласился.

– Хорошо…