Никто, кроме тебя 2

Глава 4

Обед, или, точнее, – ужин, которым Антонио угощал приехавших в Мехико Марту и Ортего Игнасио, подходил к концу…

Когда Мария Торрес подала к столу кофе и ликёры, Антонио решил, что настала пора поговорить с молодым человеком о предстоящей совместной работе…

Ломбардо сделал небольшой глоток кофе, столь искусно сваренного Торрес, и, улыбнувшись, обернулся к Ортего Игнасио.

– Значит, вы закончили экономический факультет?… – спросил он.

Де Кастильего согласно кивнул.

– Да…

Вспомнив свой недавний разговор с женой, Антонио Ломбардо поинтересовался:

– Марта как-то говорила Ракель, что вы специализировались на банковском деле?…

Молодой человек вежливо улыбнулся.

– Именно так… Я с самого начала посчитал, что теперь, в связи с экономическим ростом, это – самое перспективное…

Поняв, что разговор пойдёт о каких-то делах, Ракель и Марта, как по команде, поднялись со своих мест.

Ракель, вопросительно посмотрев на мужа и де Кастильего, вежливо спросила:

– Может быть, мы пойдём?…

Антонио на мгновение замешкался – ему было немного неудобно, что предстоящая беседа не могла интересовать ни жену, ни её сестру.

– Нет, почему же… Давайте посидим, пообщаемся… Куда вы хотите уйти?…

Но тут на помощь Ракель неожиданно пришёл Ортего Игнасио. Он сказал:

– Наверное, наш разговор покажется вам скучным… Впрочем, – улыбнулся он, – впрочем, я думаю, что вам есть о чём поговорить и без нас с доном Антонио…

Де Кастильего был целиком и полностью прав – девушкам действительно было о чём поговорить…

Когда Марта и Ракель удалились, Ортего Игнасио продолжил с той же любезной улыбкой:

– Так вот, я специализировался по банковскому делу… Правда, – он допил кофе и поставил пустую чашку на средину стола, – правда, насколько я понимаю, банковская система Мексики несколько отличается от американской…

Антонио пожал плечами.

– Вас это смущает?…

Де Кастильего лишь небрежно махнул рукой – мол, нет, что вы, какие могут быть сомнения!…

– Нисколько. Главное – понять принцип…

Улыбнувшись, Антонио закурил и, с интересом посмотрев на молодого человека, произнёс:

– Надеюсь, вы её уже поняли?…

Ортего Игнасио сказал таким тоном, будто бы обращался скорее к себе, чем к Ломбардо:

– Иначе для чего бы я учился в Йелле столько времени?…

Антонио сделал несколько затяжек и, потушив сигарету, внимательно посмотрел на своего собеседника. В этот момент Ломбардо был очень серьёзным – он всегда бывал таким, когда хотел сказать что-нибудь важное…

– Дело в том, – начал он, – что теперь в Мексике, как, впрочем, и повсюду в Латинской Америке, расширяется строительство… Это вполне понятно – людей в стране много, рождаемость – одна из самых высоких в мире, надо где-то жить…

Ортего Игнасио не преминул заметить:

– Кроме того, люди становятся богаче… А куда же ещё вкладывать деньги, как не в свой дом?…

Антонио, конечно же, не мог не согласиться с этим замечанием – в чём, а в строительном бизнесе он разбирался, как никто другой:

– Вот именно… Мой бизнес медленно, но очень верно расширяется… И мне необходим грамотный экономист, который бы смог рассчитывать мой бизнес…

Закурив, в свою очередь, Ортего Игнасио, заложив ногу за ногу, произнёс:

– Вы хотите мне что-то предложить?…

Антонио наклонил голову в знак согласия.

– Вы очень догадливы…

Де Кастильего быстро нашёлся:

– Для экономиста делать прогнозы – не самое плохое качество, – тонко заметил он, – хотя ни в одном университете этому и не научишься…

– И, тем не менее, вы это умеете, – засмеялся Антонио. – Мне нравится ваш стиль.

Весело посмотрев на собеседника, Ортего Игнасио де Кастильего осведомился:

– Это комплимент?…

Ломбардо всё больше и больше нравился этот выпускник Йелля – во всяком случае, он производил впечатление очень ловкого, весёлого и – что самое главное! – весьма порядочного человека.

Поэтому Антонио Ломбардо произнёс без особой дипломатической подготовки:

– Можете считать – что деловое предложение…

Разумеется, Ортего Игнасио был удивлён. Конечно же, он знал, что именно хочет предложить ему Ломбардо, но никак не мог предположить, что предложение поступит так скоро… Прищурившись, он посмотрел на мужа сестры своей невесты и очень осторожно спросил:

– Вот как?…

Честно глянув в глаза молодому человеку, Антонио Ломбардо осведомился:

– А вас это удивляет?… Или же я как-то неправильно выразился?… Может быть, вы меня не поняли?… Или же я не подхожу вам как компаньон?… Может быть, вы не хотите работать со мной, может быть, у вас какие-то другие планы… Вы скажите мне честно, я даю слово, что не обижусь, и мы всё равно останемся друзьями… Надеюсь, – добавил Антонио, – что это будет именно так. Может быть, вы не поняли меня?… – повторил он свой первый вопрос.

Тот пожал плечами.

– Нет, понял…

– Но ведь вы удивлены?…

Де Кастильего честно признался:

– Честно говоря – немного…

Ломбардо только обезоруживающе улыбнулся в ответ.

– Не понимаю… Что же тут удивительного?…

Тогда де Кастильего принялся объяснять свою точку зрения по этому вопросу:

– Имея такой богатый опыт в бизнесе и такие связи, вы могли бы подобрать какого-нибудь более опытного человека, чем я… Во всяком случае – не недавнего выпускника университета…

– Зато, какого университета!… – воскликнул в ответ Антонио Ломбардо.

Пожав плечами, Ортего Игнасио произнёс, словно бы не соглашаясь с собеседником:

– Да, Йелльский университет даёт неплохую подготовку, но ведь ни одна подготовка, пусть даже самая блестящая, без практики…

В ответ Антонио поспешил успокоить молодого человека ободряющей улыбкой и словами:

– Я думаю, что вы наберёте её со временем… Практика – дело наживное…

Но Ортего Игнасио всё ещё пребывал в явном недоумении по поводу столь неожиданного предложения мужа сестры своей невесты.

– И всё-таки, я не могу понять…

– …почему, имея такой выбор, я предлагаю эту работу вам?… – в тон собеседнику продолжил Антонио.

– Вот именно…

Ломбардо слегка вздохнул.

– Видите ли, я не хочу работать со случайными людьми… Всё-таки, куда приятнее ощущать, что ты работаешь со знакомым человеком, к тому же – с земляком, чем с кем-нибудь со стороны… Кроме того, мы ведь, насколько я понял, – уже почти родственники, не так ли?…

После этих слов, Антонио испытывающее посмотрел на собеседника – какова будет его реакция?

В ответ де Кастильего воскликнул с тем воодушевлением, на которое только способен влюблённый двадцатилетний латиноамериканец:

– Да, я очень люблю Марту и надеюсь, что она также неравнодушна ко мне… Мы уже, довольно, давно помолвлены, и, хотя мой отец возражает против нашего брака, думаю, мы поженимся месяца через два… Официальный срок помолвки – полгода… – После непродолжительной паузы де Кастильего добавил: – Если, конечно, ничего не случиться… Если за это время Марта не разлюбит меня…

«И всё-таки – как повезло этой девушке!… – подумалось Антонио. Конечно же, он имел в виду Марту. – Как хорошо, что на её жизненном пути встретился такой порядочный человек, как этот сеньор… И как хорошо, что она вовремя поняла, что этот Луис Трехо – настоящий мерзавец!…»

В этот самый момент в комнату вбежали насмерть перепуганные Ракель и Марта. Мужчины, как один, устремили взоры на них…

Такими они никогда ещё не видели сестёр Саманьего – они были бледны, как смерть, руки их тряслись, губы дрожали…

– Что случилось?… – воскликнул Антонио.

Ракель дрожащей рукой указала в сторону спальни.

– Там… там какой-то человек… он подглядывает за нашим домом…

– Где?!

Ракель ответила с расширенными от страха глазами:

– В саду…

Антонио быстро выдвинул ящик стола и схватил пистолет, который всегда лежал там наготове, после чего опрометью бросился к двери. За ним тотчас последовал Ортего Игнасио…

Ломбардо со своим гостем осмотрели каждый кустик, каждое деревце, но – безрезультатно. Ворота, как и положено, в такое время, были заперты…

В саду не было никого.

Правда, под самым окном спальни де Костильего обнаружил полупустую жестянку из-под пива и, критически осмотрев её, выбросил в мусорный бак.

Вернувшись, мужчины принялись за расспросы.

Антонио, стараясь вложить в свой голос максимум спокойствия, спросил у Ракель:

– Кто же там был?…

Та по-прежнему была необычайно бледна – такой вид бывает только у человека, которого недавно что-то сильно напугало…

– Мы с Мартой сидели, разговаривали… И вдруг я заметила, что за окном за нами подсматривает кто-то… Его глаза так ужасно блестели в полутьме… Мне сделалось так страшно… Я до сих пор не могу в себя прийти…

– Кто же это был?… – невозмутимо спросил Ортего Игнасио у Марты.

Та тоже была перепугана – не меньше, чем её старшая сестра.

– Какой-то мужчина… – прошептала Марта. – Теперь уже довольно темно, и я не смогла как следует рассмотреть его лицо… Кроме того, я видела его только один миг, одно мгновение, а потом он исчез… – Девушка сделала небольшую паузу, после чего добавила: – Но мне почему-то показалось…

Ортего Игнасио насторожился.

– Показалось?…

Марта опустила глаза.

– Да…

Подойдя на шаг ближе, молодой де Кастильего очень серьёзным голосом спросил:

– Что же тебе показалось?…

– Что очертания его чем-то знакомы…

Ортего Игнасио ободряюще улыбнулся и произнёс:

– Марта, тебе, наверное, это действительно показалось. Тем более, что ты ведь сама мне говорила, что в Мехико у тебя нет ни одного знакомого человека… Откуда тут, в Фуэнте Овехуано, может быть тип, очертания которого были бы тебе знакомы?…

Марта растеряно пожала плечами.

– Не знаю…

Антонио предположил:

– Может быть, там никого не было?… Может быть, вам действительно показалось, что в саду кто-то был?…

В ответ и Марта, и Ракель отрицательно покачали головами.

– Нет, мы точно видели – там кто-то был… И точно можно сказать, что этот кто-то – мужчина… Кроме того, ведь не может показаться одновременно двум людям?… А тем более – одно и то же…

– Но ведь мы только что были в саду и никого не обнаружили… И нас тоже было двое… Не могли же мы никого не заметить?…

Когда девушки несколько пришли в себя, Ортего Игнасио продолжил: – Мне кажется, тут всё немного проще…

Антонио, серьёзно посмотрев на молодого де Кастильего, спросил:

– То есть?…

Ортего Игнасио поспешил всё перевести в шутку:

– Ведь тут неподалёку находится весёлое заведение с правом продажи крепких напитков, траттория «Золотой баран»… Так ведь она называется?…

Антонио согласился:

– Так…

– Ну, и кто-то из завсегдатаев, перебрав лишнего, просто перепутал ваш дом со своим…

– А потом?…

– А потом – вспомнил, где живёт, и отправился домой спать… С кем не бывает!…

И девушкам, и Антонио ничего больше не оставалось, как согласиться с таким суждением. Хотя Антонио и подумал: «Что-то очень просто… Хотя, вполне возможно, он и прав – это самое простое объяснение…»

Чтобы и Ракель, и Марта окончательно пришли в себя, Антонио попросил донну Марию Торрес приготовить крепкого свежего чая.

Спустя полчаса он, Ракель и молодой де Кастильего уже весело болтали, обсуждая недавнее событие…

И только Марта не притронулась к своей чашке – чай остыл, медленно покрываясь тонкой плёнкой цвета густого асфальта. Задумчиво глядя на вечернюю влажную черноту за высоким стрельчатым окном, она размышляла: «И кто же это мог быть?… Я просто уверена, что знаю этого человека, что когда-то встречалась с ним…»

Марта не ошиблась – человека, который в тот вечер подглядывал за тем, что творится в особняке семьи Ломбардо, она знала хорошо. К своему сожалению, – даже слишком хорошо…

Это был не кто, иной, как Луис Трехо.

А дело было так.

После того разговора в траттории «Золотой баран» с доном Хуаном Франциском Сантильяной относительно трудоустройства вышибалой в заведение – тогда Луис, то ли по собственной ему осторожности, то ли просто для того, чтобы набить цену, пообещал сообщить результаты своих размышлений на этот счёт завтра утром, он отправился в свою комнатку в старинном доме…

Он очень устал, и поэтому, едва поужинав консервированной ветчиной, сразу же лёг в постель. Луис попытался заснуть, попытался отключиться от всего, но сон никак не приходил.

Да и мог ли он спать?…

Зная, что в этом самом городе – да что в городе!… – в нескольких десятках минут ходьбы отсюда находится Марта, его Марта…

Девушка, которую он, несмотря ни на что, продолжал безумно любить…

Девушка, которую он не видел два года, девушка, чей образ неотступно преследовал его всё это время…

Как – просто лечь спать?…

А Марта, его Марта в это самое время будет весело хохотать в обществе этого гнусного типа, этого гринго из Йельского университета?!…

Нет, Луис не мог позволить себе такого!…

Наскоро одевшись, он отправился в сторону квартала Фуэнтэ Овехуано. Он шёл быстро, почти бежал. Спустя пять минут он был перед воротами особняка семьи Ломбардо. Ворота и калитка были уже заперты, но для Трехо это не явилось препятствием. Перемахнув через довольно высокий забор, он обошёл дом и очутился перед окнами какой-то комнаты, судя по обстановке, – спальни.

Придвинувшись поближе к высокому стрельчатому окну, обильно увитому диким виноградом, уже изрядно засохшим из-за невыносимой августовской жары, Луис Трехо услышал обрывки фраз:

– … Я так счастлива с Антонио… Я ещё никогда не испытывала ничего подобного… Когда я вижу его, когда я слышу его, я вся трепещу от волнения, от счастья… Моя душа всё это время полна каким-то неизъяснимым, необыкновенным чувством… Нет, его нельзя выразить, его нельзя передать просто словами. Я никогда не найду таких слов… Наверное, это и есть то самое счастье, о котором мечтает каждая женщина… Я никогда не думала, что такое возможно, – ещё раньше, до знакомства с Антонио, что такое можно разве что прочитать в книжках да посмотреть в фильмах…

Это был голос Ракель.

Ему вторил другой:

– …Мой Ортего Игнасио тоже любит меня, я тоже не нахожу себе места… Я так счастлива, что встретилась с этим человеком…

Луис вздрогнул.

Он узнал этот голос – он узнал бы его из тысячи, из миллиона, потому что голос этот был для него единственным и неповторимым… Он узнал бы этот голос везде – хоть в преисподней…

Сколько раз он снился ему по ночам, сколько раз он преследовал его, сколько раз он невольно вспоминался Луису в тюрьме, и Трехо всегда отгонял от себя эти назойливые воспоминания…

Он одновременно и жаждал, и боялся их, своих видений и воспоминаний…

Это был голос его любимой, его возлюбленной Марты Саманьего.

Тем временем оживлённая беседа между сёстрами, которые так долго не виделись друг с другом, продолжалась всё в том же русле:

– …А как отнёсся наш папа к твоему предстоящему браку?…

Трехо едва не сделалось дурно.

«О, Пресвятая Дева!… – едва не закричал он. – Что я слышу?!…»

Внезапно Луиса охватила крупная нервная дрожь – он ничего не мог с собой поделать. Отойдя от окна, чтобы не слышать больше страшных слов своей возлюбленной, он вынул из кармана жестянку пива и, судорожным движением раскупорив её, сделал несколько больших глотков. Однако и это не помогло. Луис нервным жестом отбросил жестянку подальше и опять придвинулся к окну…

И вновь он услышал голос Марты… Лучше бы он его не слышал!…

– …нормально, очень хорошо, Ортего Игнасио понравился ему… Он просто не может не понравиться… Но только вот старый дон Педро…

– …У него были какие-то возражения против твоей кандидатуры?…

– …Ещё бы! Это самый тщеславный и спесивый сеньор во всей Мексике!…

– …В Акапулько с него все смеются!…

– …Он так гордится тем, что кабальеро в пятнадцатом поколении, что смотрит на всех, у кого нет приставки к фамилии «де», как на последних плебеев… Послушать его, так все ниже его. Выше дона Педро де Кастильего может быть только Господь Бог… Педро очень оскорбился, когда узнал, что его любимый сын Ортего Игнасио, его опора на старости лет, его единственный наследник, пренебрёг добрыми отеческими наставлениями и решил взять в жёны, как выразился дон Педро, «простолюдинку»… Меня, то есть… Тем более, что он пророчил сыну какую-то богатую невесту – некую Софью Мержи, которая может быть, и не имеет ни капли голубой крови, но, тем не менее, как выразился сам дон Педро, «её богатство может оправдать этот серьёзный недостаток»…

– Софья Мержи?…

– …Да, да ты наверняка знаешь её!… Она страшна и вульгарна, как исчадие ада!…

– …А Ортего Игнасио?…

– …У него с отцом был очень серьёзный, очень скандальный разговор… Ортего Игнасио заявил, что теперь – не восемнадцатый и даже не девятнадцатый век, и ему совершенно безразлично, кто его невеста и чем прославились её предки лет триста назад… Они очень серьёзно поссорились на этой почве, а дон Педро, страшно разъярившись, на глазах сына порвал завещание… Он лишил его наследства – не более, не менее… Представляешь? Он кричал на весь Акапулько и топал ногами, как разъярённый бизон…

– …Кричал?…

– …Ещё как!…

– …Неужели этот сеньор, такой серьёзный с виду, может кричать на сына?… И только из-за того, что его невеста не пришлась по нраву?…

– …Да, кричал… Я сама тому свидетельница!… Это было одновременно и страшно, и смешно…

– …А Ортего Игнасио?…

– …Заявил, что его, в таком случае, не интересует наследство, и что на кусок хлеба он всегда сумеет заработать… Он сказал, что твёрдо намерен жениться на мне, и что его в этом намерении никто и никогда не сможет переубедить… Ортего Игнасио – современный человек, и ему глубоко плевать на все сословные предрассудки… Дон Педро едва не выгнал его из дому…

Осторожно, чтобы не шуметь, Трехо придвинулся немного ближе – однако в этот момент под ногой предательски хрустнул какой-то сучок. Успев-таки мельком взглянуть в окно, Луис краем глаза увидел Марту – сердце Луиса в этот момент бешено заколотилось…

Тем временем беседа о женихе Марты, молодом де Кастильего, и его несговорчивом и необыкновенно спесивом отце продолжалась…

– …А наш отец?… Он познакомился с доном Педро?… И как произошло то знакомство?…

– …Он хотел познакомиться с доном Педро, но тот категорически заявил Ортего Игнасио, что ноги «этого плебея» не будет в его доме… Так что встреча не состоялась. Представляешь, наш папа даже и виду не подал, что обиделся… Он, только горько вздохнул, и ответил, что это, мол, его дело… Он тотчас же забыл о неучтивости дона Педро – во всяком случае, мне так показалось…

Ракель вздохнула.

– …Да, наш папа – святой человек… Он такой добрый, такой беззащитный… Подумать только, сколько ему пришлось перестрадать, сколько ему пришлось вынести из-за той истории… Из-за всех нас… Пресвятая Дева, я иногда думаю, как я виновата перед ним… И ещё перед Викторией – это необыкновенная женщина! Я ввек не искуплю своей вины перед этими святыми людьми… Марта, мне так стыдно вспоминать…

– …А как он переживал, когда узнал, что я встречаюсь с этим мерзавцем Трехо, который чуть не отправил вас с Антонио на тот свет…

Луис вздрогнул.

А Марта продолжала:

– …И какая всё-таки я была наивная дурочка, как я не могла сразу догадаться, что этот Трехо – законченный мерзавец?!… Я теперь и сама понимаю – как я могла ему довериться?…

– …Я же тебе говорила…

Луис, слушая подобные уничтожающие характеристики из уст своей возлюбленной, готов был хоть сквозь землю провалиться.

«Лучше бы я погиб в тюрьме, – думал он с ужасной горечью, – лучше бы я был застрелен карабинерами… Лучше бы я, не появлялся на этот свет!… О, Пресвятая Дева, и за что, за какие грехи ты испытываешь меня?… Почему ты так немилосердна ко мне?… Почему я всё время должен страдать из-за этой женщины?… Почему я не могу быть счастлив без неё?… За что?… Неужели я чем-нибудь хуже этого смазливого типа, сына старого идиота, дона Педро?!…»

– …Но главное, – продолжала Марта Саманьего, – главное, что мы любим друг друга: я – Ортего Игнасио, а он – меня…

В этот момент взгляд Ракель упал на окно, за которым явственно виднелся чей-то профиль…

– А-а-а!!! – закричала она. – А-а-а!!!

Марта, вздрогнув, резко обернулась по направлению к окну и заметила какого-то мужчину, который при крике отпрянул назад…

Луис понял, что надо сматываться.

В мгновение ока, перемахнув через невысокий кирпичный забор, он очутился на улице…

Спустя пять минут Трехо, тяжело дыша от быстрого бега, сидел в своей комнате и, тупо уставившись на облупленную стенку, злобно бормотал:

– Вы ещё все пожалеете, что обидели Луиса Трехо… Вы ещё тысячу раз пожалеете об этом… Вы ещё будете ползать передо мной на коленях и молить о пощаде… Но я отомщу всем – и тебе, Антонио, и тебе, Ракель, и тебе, американский красавчик, дон Ортего Игнасио де Кастильего… Я знаю, как следует с вами поступить… Пощады не будет… Вы все у меня вот где!…

Луис с силой сжал кулаки – костяшки пальцев его побелели, и тёмные жилы налились кровью…

В ту ночь Ракель долго не могла заснуть – настолько взбудоражена была девушка визитом в сад какого-то неизвестного…

Кто это такой?…

Может быть, он просто маньяк?…

Почему он подсматривал за домом?…

Почему Антонио и Ортего Игнасио не обнаружили его в саду?…

А может быть, им с Мартой действительно померещилось – может быть, это действительно «коллективная галлюцинация», как, шутя, сказал молодой де Кастильего?…

У девушки от этих вопросов, которые она задавала сама себе, на душе становилось очень тревожно…

И она успокаивалась только тогда, когда видела рядом с собой Антонио…

Вот уже целый час Ракель лежала в кровати, широко открыв глаза, и смотрела, как из-за тяжёлой портьеры медленно выползает неестественно жёлтая, почти лимонного цвета полная луна – такие люминесцентно жёлтые луны бывают только тут, в Мексике…

Ракель повернулась на бок от прикосновения руки мужа. Она увидела, что Антонио не спит. Он ласково, но с потаённым вожделением смотрел ей в лицо, положив свою горячую ладонь на спину девушки. Спустя несколько минут он порывистым движением прижал её поближе к себе, и они некоторое время лежали и смотрели друг на друга, думая, наверное, об одном и том же…

«Боже, – думала девушка, – Боже, как хорошо мне с ним!…»

Девушка, незаметно для себя пододвигаясь всё ближе и ближе к Антонио, жадно вдыхала его сильный горьковатый запах и смотрела, как мерцают в глазах любимого блики лунного света…

Антонио приподнялся на локте и стал жадно целовать Ракель в грудь. Жёсткие шершавые губы ползали по коже – волнующие, алчные, и от одного только их прикосновения, у Ракель всё сладко замирало внутри…

Ракель зарылась лицом в его грудь. От мимолётных прикосновений рук Антонио, быстрых, жарких, легко скользящих по животу девушки, по её ногам, груди, в Ракель постепенно вливался жар, и каждая клеточка рвалась к любимому – всё ближе и ближе…

«Пресвятая Дева Мария, – едва не вырвалось у Ракель, – неужели его когда-то не было рядом со мной?… Неужели я когда-то не знала его?…»

Антонио, рывком перевернув девушку на спину, стал жадно целовать её грудь…

«Мой любимый, – думала Ракель, сгорая от блаженства, – мой любимый, ну почему люди не придумывают названия для любовных игр?… Почему, написав миллионы стихов о любви, романтике и благородстве, мечтатели и поэты постыдились дать название тому блаженному состоянию, слиянию, венцу и вершине любви?…»

Губы Антонио опускались всё ниже, ниже, к животу девушки…

Ракель только тихо постанывала от неизъяснимого наслаждения.

«О, мой любимый Антонио!… – думала она, – о, как крепки твои руки, как горячи твои бёдра на ногах моих, когда я распахиваю их навстречу тебе!… И сколько бы раз мы не любили друг друга, сердце снова замирает в тот самый миг, когда ты со стоном и вздохом входишь в моё лоно, разжигая своим яростным факелом всё нарастающее пламя, гудящее, слепящее и счастливое!…»

Лимонно-жёлтая луна исчезла. В спальне стало темно.

«Какая в тебе нежность и сила!… – изнемогала Ракель. – Когда ты любишь меня, когда ты входишь в меня, у тебя закрыты глаза, ты – весь во мне!…

Ближе!…

Ближе!…

Возьми меня всю, мой любимый!…

Не бойся, бери меня, делай всё, что захочешь!…

Я твоя, Антонио!…

Как тяжело ты прильнул ко мне!…

Какая сила в твоей мускулистой тяжести!…

О, какое наслаждение!

Я не в силах сдержаться!…

Теснее!…

Крепче!…

Ещё крепче!…

Какая радость!…

Какое счастье!…

Это радость бушует во мне!…

Я дышу ею!…

Отнялись ноги…

Они не весят ничего…

Только твоя тяжесть на моей груди…

Ты мой щит, Антонио…

Сильнее, Антонио!…

Сильнее, любимый!…

Пусть тебе будет сладко со мной…

Так же, как и мне теперь…

Мы прилепились друг к другу.

Мы стали одной плотью…»

Спустя час Антонио и Ракель уже спали…

Девушка, уткнувшись лицом в грудь Антонио, только крепко прижимаясь к ней, блаженно улыбалась во сне…

Антонио сразу же по приезде в Мехико взял за привычку очень рано вставать – в этом особняке раньше его просыпалась только горничная, всеми уважаемая донна Мария Торрес…

Впрочем, Антонио не раз с улыбкой замечал ей:

– Донна Мария, мне почему-то кажется, что вы вообще никогда не спите… Как бы рано я не проснулся – а вы уже на ногах…

Донна Мария в подобных случаях только отшучивалась – она не один десяток лет была в горничных, и за это время у неё выработалась профессиональная привычка мало спать. Ей было достаточно всего несколько часов.

В то утро Антонио, проснувшись, долго не хотел вставать, хотя его и ждало в городе множество дел…

Глядя на прекрасное лицо Ракель, он думал: «Как же неисповедимы пути Господни!… Никогда бы не подумал, что я могу влюбиться в эту девушку… Как она дорога мне, дороже всего на свете… Она – и ещё наша маленькая, бесконечно любимая Пресьоса…»

Теперь малышка, нежно посапывая, спала в соседней, смежной комнате…

Вчера девочка заигралась с Мартой, которая также души в ней не чаяла, и легла спать позже обычного. Антонио ещё с вечера попросил жену, чтобы та не будила Пресьосу слишком рано.

Антонио, не в силах себя сдержать, подвинулся ближе и поцеловал Ракель.

Та открыла глаза.

– О, Антонио…

Ломбардо виновато произнёс:

– Я разбудил тебя…

В ответ девушка только улыбнулась.

– О, прошу тебя – буди меня так каждое утро… Я не против… Нет, милый, я буду тебе только благодарна за такое пробуждение… Об этом только и может мечтать каждая женщина… О, я так люблю тебя, Антонио, ты даже и сам не знаешь… Это не сон – это лучшее, чем самый невероятный сон…

Тяжело вздохнув, Антонио поднялся с кровати и, ещё раз поцеловав жену, стал одеваться.

Он так не хотел уходить, так не хотел покидать эту уютную комнату, где всё дышало любовью… Их любовью. Антонио подумал, что каждое утро ему надо прикладывать такие нечеловеческие усилия, чтобы уйти из этой спальни, чтобы покинуть любимую – пусть даже ненадолго, до вечера, но всё-таки…

Заметив, что Антонио принялся одеваться, Ракель встревожено спросила:

– Ты уходишь?… Антонио, не уходи, побудь со мной хоть немножко…

Виновато посмотрев на девушку, Ломбардо ответил:

– Извини, у меня дела…

Поднявшись вслед за Антонио, Ракель нежно обвила его шею руками.

– Почему я не поднялась раньше тебя?… Я бы приготовила тебе завтрак…

Антонио улыбнулся.

– Не беспокойся, это сделает Мария Торрес… Ты, лучше ещё поспи… Ты ведь вчера так… – Антонио хотел было сказать «переволновалась из-за каких-то глупостей», но в самый последний момент решил не делать этого, чтобы не напоминать Ракель о её, совершено беспочвенных страхах и подозрениях. – Ты ведь вчера так утомилась, – произнёс Ломбардо.

– Но у меня это получилось вкуснее!… – возразила девушка. – Я ведь твоя жена и должна заботиться о своём муже… Почему ты не разбудил меня?…

– О, просто мне нравиться, когда я уже поднялся, а моя жена ещё в постели, – ответил Антонио.

Поцеловав мужа в щёку, Ракель вздохнула.

– Я люблю тебя… люблю…

Улыбнувшись вновь, Ломбардо сказал:

– Не надо говорить так…

Ракель нежно посмотрела на мужа и спросила:

– Но почему?

Тот смущённо ответил:

– Иначе я никуда не уйду… Я просто, не смогу уйти от тебя, Ракель…

– Я буду тебе только благодарна… И мы целый день проведём втроём – ты, я и наша маленькая девочка Пресьоса…

Антонио больше ничего не оставалось, как вздохнуть… Вздох вышел очень тяжёлым.

– Я бы и сам этого очень хотел…

Одевшись, Антонио спросил у девушки:

– Какой галстук ты посоветуешь мне на сегодня?… Ты всегда советуешь так удачно…

– Любой – ты нравишься с любым галстуком… Ты всегда такой красивый…, нет, ты просто прекрасен!… В любой одежде, мой милый – хоть в рабочей робе…

– Нет, Ракель, я серьёзно… У меня сегодня очень важная встреча…

– Выбери на свой вкус…

Взяв один из галстуков, Антонио спросил:

– Может быть вот этот, однотонный?… Он более консервативен, и поэтому больше подойдёт для деловой встречи…

– Милый, как ты сам считаешь нужным… Я не вправе тебе что-то советовать… – Заметив, что Антонио неловко завязывает узел, Ракель сказала: – Дай мне, я это сделаю лучше тебя…

Потрогав узел, Ломбардо сказал:

– А я буду целый день прикасаться к этому галстуку и думать, что его повязала мне ты… Что в нём – частичка тебя, моя любимая…

Когда галстук был завязан, Ракель, быстро одевшись, произнесла:

– Ну что – ты не против, если я всё-таки приготовлю тебе что-нибудь на завтрак?…

Улыбнувшись, Ломбардо ответствовал:

– Нет, нет, хотел бы я посмотреть на того мужчину, который был бы против, чтобы жена готовила ему каждое утро завтраки…

Нежно глядя на мужа, Ракель счастливо улыбалась и тихо шептала:

– Я люблю тебя…

Антонио вторил ей:

– Я тоже… – Он сделал небольшую паузу, а потом игриво спросил: – Но какое это имеет отношение к предстоящему завтраку?…

Вид у девушки был совершенно блаженный.

– Никакого… Просто я люблю тебя…

– Я тоже люблю тебя…

На завтрак Ракель приготовила вкусные хрустящие гренки – Антонио не любил слишком обременительно наедаться по утрам.

– Что ты думаешь по поводу вчерашнего события?… – спросила Ракель, когда Антонио уже пил кофе.

Ломбардо сразу и не понял, что именно она имеет в виду, что за «вчерашнее событие»…

– О чём это ты?…

– Ну, о том человеке…

Антонио не хотел в такое прекрасное утро вновь возвращаться к той сцене, чтобы ехать в таком настроение в офис…

Нарочито небрежно махнув рукой, он произнёс очень успокоительным голосом:

– А, брось пустое… Наверное, Ортего Игнасио прав – какой-то пьяный забрёл по ошибке…

На лице девушки появилась тень сомнения.

– Но Марта…

Вопросительно посмотрев на молодую жену, Ломбардо спросил:

– Что?…

– Она говорит, что уверена, будто бы уже один раз видела этого человека…

Ломбардо махнул рукой.

– Брось, она ошибается…

Тем не менее, лицо Ракель было, весьма озабоченным… Она сказала:

– И всё-таки, мой любимый, у меня очень нехорошие предчувствия… Мне кажется, над нами сгущаются какие-то тучи…

– То есть?

– Я не могу выразить это словами…, – запинаясь, сказала девушка, – я не могу выразить это словами, Антонио… Это всего лишь мои ощущения, это предчувствия…

Ломбардо только весело рассмеялся в ответ.

– Ладно, не надо больше об этом… – После непродолжительной паузы Антонио решил перевести беседу в другое русло – тем более, что его также интересовало мнение жены о молодом де Кастильего. – Вчера я поговорил с этим молодым сеньором, Ортего Игнасио де Кастильего… Очень приятный молодой человек… Мне кажется, нашей маленькой Марте очень повезло с ним…

Ракель тут же согласилась:

– Да, честно говоря, мне он тоже очень, очень понравился…

Допив кофе, Антонио отодвинул чашку.

– А ты ещё боялась, что он унаследовал от своего отца, старика дона Педро, что-то нехорошее… Более того, мы договорились, что он будет иметь в моём бизнесе долю…

– И он что?…

– Согласился.

Ракель благодарно посмотрела на мужа.

– Я рада за него… Рада за тебя и за Ортего Игнасио… Я рада за вас обоих.

Ломбардо продолжал:

– Знаешь, я всегда мечтал, чтобы мой бизнес был семейным… Неужели бы я предложил такому человеку, который бы мне не понравился, к которому бы я не испытывал доверия?…

Улыбнувшись, Ракель ответила:

– Значит, я ошиблась…

– Мне кажется, как и я…

Поднявшись со своего места, Ракель взяла кофейную чашечку со стола и мечтательно сказала:

– Я очень хочу, чтобы моя младшая сестра была бы счастлива с этим достойным молодым человеком так же, как и я с тобой…

С самого утра Луис Трехо, одев на себя самый лучший костюм, отправился в «Золотой баран».

Дон Хуан Франциск Сантильяна уже стоял за стойкой – в цветастой рубахе, с неизменной улыбкой на толстом лице, с тройным подбородком, он скорее походил не на хозяина весьма популярной в квартале траттории, а на какого-нибудь актёра из столь любимых мексиканскими домохозяйками «комедий ситуаций»…

Заметив первого посетителя, Сантильяна тут же признал в нём того самого человека, которому вчера предлагал поступить в тратторию вышибалой.

– Ну как – надумал? – поинтересовался он, когда Луис подошёл к стойке.

Тот кивнул.

– Да, я долго размышлял и пришёл к выводу, что такое предложение мне по душе…

Лицо хозяина «Золотого барана» расплылось в добродушной улыбке.

– Ну, это очень хорошо… Я так и знал, что ты не откажешь мне… Кстати, – заметил Хуан Франциск, – не говори мне больше «вы», понял?…

Луиса эта просьба несколько удивила.

– Почему?

Сантильяна принялся объяснять:

– Ну, мы же будем работать вместе… Мне не нравится, когда ко мне обращаются подобным образом… К тому же я – не официальное лицо, не какой-нибудь депутат объединённых кортесов… Я ведь держу это заведение очень долго, и за всё это время ко мне никто не обращался так…

Коротко кивнув в ответ, Луис произнёс:

– Хорошо…

Хозяин неспешно продолжал, искоса поглядывая на собеседника:

– Зови меня просто – Хуан Франциск, а я буду обращаться к тебе также, по имени… Луис Трехо… Я не люблю, подобной субординации, понимаешь ли?… Договорились?…

– Договорились…

Испытывающе посмотрев в глаза собеседнику, Хуан Франциск произнёс:

– И ещё…

Луис, изобразив на своём лице предельное внимание, ответил:

– Слушаю…

Лицо хозяина «Золотого барана» внезапно стало очень строгим.

– Надеюсь, ты не склонен к выпивке?… Только скажи честно.

Несколько помявшись, Трехо ответил хозяину «Золотого барана»:

– Ну иногда люблю пропустить стаканчик-другой хорошего вина… Но, я ещё ни разу не напивался до поросячьего визга…

Вынув из кармана огромных размеров клетчатый платок, как раз под цвет его рубахи, Хуан Франциск Сантильяна неторопливо отёр выступившие на лбу капельки пота и произнёс:

– Ну, хорошо… Во всяком случае, за вечер я позволяю выпить тебе не более одного стакана…

Едва заметно улыбнувшись, Трехо коротко поблагодарил Сантильяну за это разрешение:

– Спасибо…

Сантильяна вымолвил с необычайно добродушным выражением на лице:

– Надеюсь, мы останемся довольны друг другом… Не будем друг на друга в обиде…

– Я тоже надеюсь.

– Ну, вот и хорошо. – С этими словами дон Хуан Франциск, аккуратно сложив платок, положил его обратно в карман и произнёс: – Значит, к работе можешь приступать прямо с сегодняшнего дня. Точнее – с вечера.

– А в чём будет состоять моя работа?… – поинтересовался Луис.

Сантильяна принялся объяснять:

– Ну, ты понимаешь, в каждой траттории, в каждом ночном клубе или ресторане всегда могут возникнуть неприятные неожиданности…

Улыбнувшись, Луис осведомился:

– Если кто-нибудь переберёт лишнего и начнёт выяснять отношение с соседом по столику?… Какая-нибудь драка, разборки…

Согласно кивнув, Хуан Франциск воскликнул:

– И не только по столику!… Чаще всего бывает, что в подобных ситуациях ссорятся наиболее близкие люди – друзья, родственники, соседи… Я за время работы тут такого насмотрелся… Когда-нибудь расскажу… Кроме того, иногда бывают совершенно нестандартные ситуации…

– Например?…

– Иногда к нам заходит один тип, граф де ла Фронтера… Молодой человек, ему нет ещё и тридцати. Он из очень знатной семьи, последний потомок рода… Кстати, когда-то его отцу принадлежал вон тот дом, – Сантильяна указал рукой на особняк семьи Ломбардо, который просматривался из окна. – Этот способный юноша когда-то подавал большие надежды, однако, вследствие любви к карточным играм опустился донельзя… Где он только не был – и в Лас-Вегасе, и в Ницце, и в Монте-Карло, но де ла Фронтере нигде не везло – он иногда выигрывал, иногда проигрывал, и в конце концов, проигрался дотла. Тогда этот молодой человек начал пить, и вскоре спустил те жалкие крохи, которые у него ещё оставались.

– Ну, и что же?…

– Он иногда заходит ко мне – я угощаю его виски или чем-нибудь таким… Из-за уважения к его фамилии… Но я ведь не благотворительный фонд, и не могу делать это регулярно… Но де ла Фронтера сейчас, насколько я понимаю – хронический алкоголик. Он и дня не может прожить без спиртного…

– И что же?…

– Граф избрал весьма интересный способ зарабатывания денег – он подлавливает каких-нибудь богатых с виду людей, преимущественно из числа туристов, склонных иногда посещать моё заведение, и декламирует им стихи… А делает это он просто гениально – особенно, когда выпьет. Его просто невозможно оборвать на полуслове – это было бы безнравственно… Закончив декламацию, он просит у слушателей несколько монет за полученное только что удовольствие… И, что самое смешное – ему все охотно дают… Конечно, не местные, потому что де ла Фронтеру все обитатели Фуэнтэ Овехуано уже знают…

Луис ухмыльнулся.

– Ага, я понял тебя, хозяин… Значит, как только этот тип начнёт декламацию – я должен подойти к нему и… по морде!…

Строго посмотрев на собеседника, Сантильяна категорическим тоном произнёс:

– А вот этого никогда нельзя делать, амиго!…

У Луиса от удивления округлились глаза.

– Почему?… Ведь не всем приятно слушать его рифмованные завывания!…

Надо сказать, что Трехо с самого раннего детства терпеть не мог ни стихов, ни декламаторов…

Посмотрев на собеседника, на его непроницаемую физиономию, на злобный прищур глаз, на необычайно мясистые руки, поросшие чёрными волосами, Сантильяна подумал: «Какой же, однако, этот Луис Трехо… грубый человек. Может быть, это из-за того, что он сидел в тюрьме?… Или по каким-то иным причинам?… Мне кажется, он очень обозлён на весь мир, он никого не любит и, наверное, его тоже никто не любит… Впрочем, ничего, для вышибалы такие качества как раз и необходимы…»

Луис же, с трудом подавляя в себе гадкую ухмылочку, поинтересовался:

– Так почему я не могу заехать несколько раз по морде этому графу?…

Сантильяна тут же парировал:

– Потому, Луис, что бить человека только за то, что тот читает стихи, если даже его об этом и не просили – большой грех… Нельзя бить художника за то, что тот рисует, скажем, на асфальте, или гитариста за то, что он музицирует по ночам, мешая людям спать…

– А что же я должен тогда сделать?… – Несколько разочарованным тоном спросил Луис.

Ему было досадно, что он не сможет воспользоваться полученной властью и на совершенно законных основаниях заехать кому-нибудь по физиономии…

– Что делать?…

– Да.

– Надо дождаться, пока граф закончит чтение и вежливо вывести его из зала…

– Хорошо… А если он заупрямится? – с надеждой в голосе спросил Трехо.

Сантильяна тонко улыбнулся.

– Боюсь, что нет… Он всё-таки благородный человек и, как мне кажется, Мигелю Габриэлю не придётся повторять эту просьбу несколько раз… Ну, а если в зале возникнет какое-то напряжение, – продолжал дон Хуан Франциск, – тогда ты должен подойти к этим людям и попросить, чтобы те, расплатившись, покинули зал… Пусть устраивают свои разборки в каком-нибудь другом месте…

– А если они не послушаются меня и не захотят уйти?… – поинтересовался Трехо.

Сантильяна окинул собеседника взглядом – его коренастая фигура, массивные плечи свидетельствовали о том, что подобные опасения совершенно напрасны.

«Думаю, что вряд ли кто-нибудь захочет с ним связываться, – решил про себя дон Хуан Франциск. – Одного решительного жеста, одного резкого кивка или грозного окрика будет достаточно для того, чтобы самые разъярённые буяны успокоились…»

Словно прочитав мысли Сантильяны, Луис Трехо поинтересовался:

– А если всё-таки нет?…

Хозяин «Золотого барана» ответил:

– Ну, в таком случае придётся насильно вывести таких людей куда-нибудь на улицу… Только самое главное – не применять силу. – Сантильяна махнул рукой. – Ладно. Значит, сегодня вечером, ровно в шесть сядешь за вон тот столик. – Он указал на небольшой стол у окна, рядом с входом. – И смотри: как только начнётся что-то такое…

– А что – разве днём у вас не бывает скандалов… Ну, может быть, какие-нибудь люди напиваются больше, чем им надо, и начинают буянить?…

Отрицательно кивнув, Сантильяна сказал:

– Днём у нас, как правило, не слишком много посетителей… Во всяком случае таких, от которых можно ждать неприятностей…

– А что же полиция?…

Сантильяна при этом вопросе только недовольно поморщился.

– А-а-а, ну её… Они ничего не захотят делать – говорят, мол, что, других дел нет, как пьяниц разнимать?… В городе полным-полно преступников, и они не хотят распыляться по мелочёвке. Они сказали: – «Золотой баран», достопочтенный Хуан Франциск, твоё заведение? Вот и сам разбирайся. Если тебе, мол, что-то не нравится, можешь нанять какого-нибудь крепкого парня… тем более, что закон этого не запрещает.

– А мы что – подпишем какой-нибудь контракт?… – спросил Трехо неожиданно.

Сантильяна поморщился.

– Зачем контракт?… К чему какие-то бумаги?… Мы что – не доверяем друг другу?…

– Нет, ну всё-таки… Может быть, ты мне не доверяешь… – произнёс Трехо.

Дон Хуан Франциск поспешил парировать:

– Знаешь, амиго, если бы я не доверял тебе, то не предложил бы работы тут, в «Золотом баране»… – Улыбнувшись, он произнёс: – Ну, значит ты, надеюсь, всё понял, что от тебя требуется?…

Трехо согласно кивнул.

– Да…

– Ну, вот и хорошо… Значит, сегодня с шести вечера… Я надеюсь, что мы подружимся с тобой, Луис…