Прошло четыре дня. Воины Лострада упорно шли на север, их целеустремленный марш пролегал вдоль лазурных рек и полей, окрашенных в яркие оттенки голубого и сияющего пурпура. Сохраняя дисциплинированный строй, облаченные в прочные доспехи, лострадцы неуклонно продвигались к северной крепости. Старшему лейтенанту Тиуту не терпелось ускорить оставшиеся три дня пути.
Тем временем в лесу, неподалеку от маршрута, по которому должны были двигаться лострадцы, военный лагерь короля Тормака готовил грозную засаду.
— Король Тормак, — раздался сзади мужской голос, когда король сидел у костра в окружении своего ближайшего окружения — друзей детства, герцогских сыновей, чьи отцы были доверенными лицами его покойного отца. — Лострадские свиньи в часе от позиции.
— Сколько их, И́во? — ряженный в теплые, массивные одеяния, спросил Тормак.
— Сложно сказать, — ответил мужчина.
— Визуально больше, чем нас? — корректнее задал вопрос король.
— Да, — решительно ответил мужчина, снабжавший короля информацией.
— Снаряжение? — продолжал расспрашивать король.
— На них, — без лишней возни отвечал Иво.
— Тяжелые доспехи? — взгляд Тормака по-прежнему был прикован к пляшущему пламени.
— У кавалерии и флангов, а также у части авангарда. Центральные ряды облачены в средние и легкие доспехи. Очевидно, они не ожидают засады, — ответил следопыт.
— Стрелы наших лучников возьмут их? — поинтересовался король, повернув голову в сторону Иво.
— Безусловно, нашим лучникам нет равных на этом континенте, — спокойно ответил мужчина средних лет.
— Строй? — поинтересовался король, пытаясь осмыслить складывающуюся ситуацию.
— Идут плотным строем, — последовал ответ.
— Хорошо, лострадцы себе не изменяют, — ликующе заявил король. — Подозревают ли они о нашем присутствии?
— Нет, даже не догадываются об этом. Наши следопыты хорошо заметают следы и воссоздают иллюзию леса, живущего своей стандартной жизнью, — рассказал Иво.
— Иво, ты можешь сказать, что это лучшее время для нападения? — спросил король, опираясь на осторожность и здравомыслие.
— Лучше не будет, — ответил Иво, одетый в такое же светлое одеяние, как и армия Тормака, с расчетом на то, что оно будет органично сочетаться с окружающей местностью. — Они в пути с самого утра — устали и голодны. Наш удар совпадет с их расположением между стеной и гарнизоном — крики о помощи будут бесполезны и встречены молчанием
С решительным видом король Тормак поднялся и, возвысив голос над треском костра, обратился к собравшимся войскам:
— Пруа́нцы! Все по своим местам! Придерживаемся тактики! Лострадских лошадей пытаться уберечь, а лострадские доспехи не испортить! Пленных не брать! Лучники, тяните тетиву так, чтобы кости трещали!
Повинуясь его приказу, доверенные лица короля поднялись на ноги и направились к своим позициям, присоединяясь каждый к своим воинам. Однако ближайший сподвижник Тормака остался сидеть, задумчиво глядя на языки пламени
— Мой король, — осторожно начал молодой человек, его взгляд был прикован к огненным хвостам, вьющимся в прохладном воздухе.
— Кацу́р, перестань, мы дружим с самого детства, как и наши отцы, — произнес Тормак, раздражаясь от высокопарного обращения от ближайшего друга.
— Думаешь, это целесообразно? Их больше, и они в доспехах, это веский аргумент, — произнес молодой человек с голубовато-медным оттенком глаз.
— Кацур, за нами элемент неожиданности и адепты Северного Ордена, — спокойно ответил король, снимая с себя тяжелую одежду.
— Ты уверен, что хочешь самолично пойти в атаку, тем более без тяжелых доспехов, — волнительно произнес Кацур смотря на своего короля.
— Хватит меня упрекать за доспехи. Если пойдем в них под такими лучами Есу́ры — будем блистать словно серебристый иней среди ветвей и листвы, — ответил король, его руки были заняты тщательным осмотром снаряжения. — Я должен набраться опыта, я хочу вживую увидеть, как протекает сражение. Будь спокоен, мое мастерство владения клинком оттачивалось с юности. Я являюсь одним из лучших фехтовальщиков нашего королевства.
— Хорошо, но учти, что боевой конь не отказывается от верности легко, особенно если он хранит крепкую преданность своему хозяину, — предупредил Кацур.
— Если мы сумеем подчинить зверя, он сослужит нам хорошую службу. Если же нет, то убьем их. Нам пора, — нервно промолвил король, но всеми силами пытался не показывать свой страх.
Через некоторое время пруанцы заняли свои позиции в лесу, старательно готовясь к засаде. Они растянулись широким строем по обоим флангам дороги, ожидая скорого прохода лострадских войск. С каждым мгновением сердца пруанцев бились все быстрее, дыхание становилось все глубже. Тяжесть перед предстоящей битвой нарастала, голова кружилась, а коленки тряслись. Спустя мгновение в воздухе раздался гулкий голос пяти тысяч марширующих солдат, их быстрый шаг напоминал стремительный спуск с крутого горного склона. Лострадцы настойчиво продвигались вперед, стремясь поскорее выйти из леса и добраться до безопасного гарнизона — единственного знакомого оплота на этом чужом пространстве.
Затем, в мгновение ока, лострадцы материализовались перед взорами северян. Кацур бросил затаенный взгляд на Тормака, его собственное дыхание отличалось учащенностью:
— Мой король, отдайте приказ, и мы начнем.
Тормак же оставался неподвижен, ожидая того момента, когда колонны лострадцев, похожие на огромных змей, выровняются с рядами его воинов. Он жаждал того момента, когда голова и хвост змея сравняются с его силами. Шаг за шагом, не останавливаясь, лострадцы продвигались по своему курсу. Тормак боролся с почти первобытным порывом начать атаку — ему не хотелось видеть, как захватчики не имевшие на то права, попирают его родину — почитаемую землю его предков и его народа. Мгновения текли, время ускользало от его внимания, пока он внимательно изучал армию противника.
В самом центре лострадского строя выделялись две фигуры — разведчики Адайна:
— Тихо, — произнес один из них.
— Даже слишком, птиц почти не слышно, — ответил второй, окидывая окрестности бдительным взглядом.
— И деревья скрипят не так как обычно, — осторожно заметил первый разведчик.
— Верно, не нравится мне все это, — напряженно изрек второй.
Дыхание короля словно замерло, на мгновение застыв, прежде чем он резко вдохнул. Его взгляд переместился на Кацура, и между ними промелькнуло молчаливое понимание. Едва заметно кивнув, он тихо произнес:
— Сейчас.
Кацур подал знак одному из своих людей, и тот, поднял алое знамя, развевающееся на ветру — сигнал к атаке. Два ряда лучников, расположившихся за знаменосцем, как в хорошо поставленной симфонии, синхронизировали свои движения, и натянутые тетивы запели смертельную мелодию. В быстром и слаженном порыве, поток стрел пронесся по воздуху и устремился в самое сердце рядов лострадцев. В считанные секунды небо окрасилось полетом смертоносных стрел, обрушившихся на ничего не подозревающих солдат. Стрелы находили свою цель, пронзая тела тех, кто шел в самом центре строя лострадцев, пробивая слои кожаных и кольчужных доспехов.
Однако воины Лострада, закованные в грозную лострадскую сталь — лишь пошатнулись от такого натиска. Некоторые стрелы ударялись в щиты, издавая целую феерию звона металла. Другие ломались в щепки без вреда для здоровья — неукротимая сталь отражала атаки. Стрелы рикошетили от поверхности доспехов, оставляя на холодной стали лишь мимолетные пятна. При попадании вспыхивала россыпь искр, сопровождаемая звоном металла, отдававшимся в ушах лострадских солдат.
Не успели лострадцы опомниться, как Тормак снова подал сигнал знаменосцу, и тот вновь поднял багровый штандарт. Мгновенно вылетела вторая единая стена стрел, валящая солдат на землю. Лострадцы напоминали выкашиваемую косой утреннюю траву, покрытую каплями багровой росы — леденящая душу картина.
— Конника ко мне! — срочно прокричал старший лейтенант Тиут. — Живо скачи на север и передай, что на нас напали! Вперед!
Тормак посмотрел на Кацура и произнес:
— Дальше.
Кацур схватил камешек и ловко запустил его в спину стоящего впереди знаменосца. Полет камешка послужил сигналом для флагоносца, который вскочил на ноги и развернул багровый штандарт. Мгновенно поднялся первый ряд лучников, стрелы которых превратились в смертоносный шквал, направленный в сторону лострадских всадников. Снаряды с ужасающей точностью попадали в цель, безжалостно поражая тех всадников, чьи доспехи не обеспечивали достаточной защиты. Те, кому не повезло, безжизненно падали с лошадей, а лошади павших, но оставшихся в живых всадников впадали в панический хаос.
Среди этой суматохи одинокий лострадский всадник, бегущий на север передать послание Тиута, привлек внимание трех опытных лучников. Стрела за стрелой пускались в погоню, и каждая из них на волосок не достигала цели. Но тут, словно по воле судьбы, на позицию выскочил четвертый лучник. С неимоверной силой он закрепил стрелу на тетиве, и напряжение гулко отдалось в воздухе. С небывалой точностью снаряд устремился к цели — шее лошади, ее сонной артерии. Миг, всего один миг, никто не успел даже моргнуть, как стрела впилась в свою цель. Лошадь свернула на роковую траекторию и с огромной скоростью врезалась в дерево.
Стрелы прилетели и в шлем командира Тиута, тот еле усидел в седле. Шлем принял на себя всю тяжесть стрелы. Лострадская сталь — лучшая сталь материка смогла устоять.
— Крепко бьют, — подумал Тиут, в его голосе прозвучали изумление и отчаяние, когда он пытался удержать равновесие в седле.
— Командир! — кричал помощник Тиута. — Нас атакуют с левого фланга! Прикажете идти в атаку?!
— Нет! Это ловушка! Сохраняйте позиции на обоих флангах! — судорожно кричал командир Тиут.
Оставшиеся в живых лострадцы сгрудились, пытаясь укрыться за защитой своих бронированных товарищей.
— Что же мне делать?! Разделить людей и бросить в бой — нас всех перебьют. То же самое нас ждет, если будем стоять на месте, — думал про себя перепуганный Тиут. — Почему они перестали атаковать?! Лучники! Дайте ответный залп!
На другом конце поля боя Тормак уловил крик лострадского командира и быстро отдал команду:
— Вторая часть, сейчас!
Кацур вскочил на ноги, резонансный звон его горна пронзил окрестности, точно определяя их местонахождение для противника. В ответ на это из леса показалась шеренга лучников, стрелы которых стремительно понеслись в сторону лострадцев. Воины, пытавшиеся укрыться за спинами своих товарищей, были безжалостно убиты, их тела рушились на землю или падали на плечи своих соратников. Ряды лострадцев зловеще редели, поглощаемые водоворотом стонов, криков и агонии.
— Зачем нам все это надо?! Бежим! Отступаем! — кричали неопытные лострадцы, в их жилах бурлил неприкрытый ужас. Движимые отчаянным желанием вырваться из этого кошмара, они рассыпались в разные стороны, и бегство сделало их уязвимыми, встретив на лесной опушке быструю и верную смерть. Словно увядшие листья, молодые и незадачливые новобранцы падали на землю, и их жизни угасали в бездыханной тишине.
Тиут стоял, как парализованный, борясь с собственной беспомощностью, наблюдая за тем, как его воины, его подопечные, падают на землю, окрашивая ее кровью. Его охватил непреодолимый стыд, давящий груз ответственности за вверенные его попечению жизни, которые теперь ускользали, как песок сквозь пальцы. Муки от того, что он подвел свою страну, своего короля и семьи, доверившие своих любимых сыновей его руководству, тяготили его. Отчаяние и решимость смешались в нем, заставляя действовать. Он отдал приказ:
— Правый и левый фаланги, в бой!
Тормак посмотрел на флагоносца слева от него и произнес:
— Начинайте!
В ответ знаменосец поднялся, зеленое знамя затрепетало, и раздался звонкий клич горна. Пруанцы, стоявшие по краям дороги, отпустили натянутые канаты. На ряды лострадцев обрушились высоченные стволы белых деревьев, осыпав все вокруг лазурными листьями. Среди этого древовидного натиска вновь раздался голос Тормака. Десятки копьеносцев ринулись вперед, вонзая отточенные острия своего оружия в оставшихся в живых лострадцев, их действия были быстры и точны.
Поваленные деревья эффективно рассекли строй противника на разрозненные группы, и Тормак воспользовался моментом:
— Финальная фаза, приступайте.
Появился знаменосец, над ним возвышался голубой штандарт, раскачиваясь в ритмичном танце на ветру. Воздух пронзил новый сигнал, отличный от предыдущих. С двух флангов к разрозненным выжившим устремились проворные фигуры в светло-голубых одеждах, с закрытыми капюшонами лицами. В руках у них были дротики, которые они запустили в лишившихся любых надежд лострадцев. При сближении они выхватывали одноручные мечи, ножи и кинжалы и бросались на оставшихся воинов, чьи доспехи оказались ложным убежищем.
В стратегии Тормака были задействованы искусные адепты Северного Ордена. Последовавший за этим натиск превратился в ту самую резню, о которой предупреждал Адайн. Адепты Северного Ордена отличались необычайной быстротой и ловкостью. Если лострадский боец мог нанести один удар, то адепт выполнял десятки смертоносных движений. Это и стремительные удары по горлу и связкам, и ловкие парирования, и проворные уклонения, делающие их, казалось бы, неуязвимыми. Они наносили по несколько ударов одновременно, безжалостно уничтожая все живое. Ландшафт быстро окрасился кровью, почва не успевала впитывать багровый поток.
Среди этого побоища Тиут получил тяжелый удар, который свалил его из седла. Пруанцы бросились к упавшему лострадскому полководцу, но его верная лошадь упорно защищала его. Она впилась зубами в одного из нападавших и подняла его на дыбы. Яростно лягаясь, она отбивалась от новых обидчиков. Однако, прежде чем погибнуть, лошадь успела смертельно ранить нападавших. С ослепительной быстротой один из адептов вонзил клинок в шею лошади, причем удар был такой силы, что массивное животное весом около тонны рухнуло на землю.
— Это военная лошадь, ее невозможно приручить, она верна лишь хозяину. От проблем стоит избавляться сразу, пока они не стали невыносимой ношей, — пояснил адепт, чей лишенный капюшона облик свидетельствовал о жутких голубых глазах, оттенки которых были глубже, чем сияние Есуры, а радужки вращались в пугающем направлении против часовой стрелки.
Монарх Тормак вышел из схватки и обнаружил тяжело раненного и захлебывающегося кровью Тиута, пытающегося сделать хоть какой-то вдох. Тиут кривился от физической боли и проливал слезы из-за моральной тяжести. Король Пруа́на не распорядился забрать жизнь Тиута, он понимал, что его травмы несовместимы с жизнью. Вместо этого он решил оставить Тиута корчиться в муках, тяготясь собственной виной за произошедший разгром.
Монарх пошел вдоль всей колонны перебитых солдат. Он слышал предсмертные стоны, тяжелые вздохи, всхлипы и хрипы, и с каждой секундой эти звуки становились тише, и после… безмолвная тишина. Смерть укутала это место.
К Тормаку подбежал Кацур.
— Их последние мысли. Какие они были? — размышлял король, мерно ступая по залитой кровью земле. Под его сапогами лопались багровые пузыри с мерзким звуком.
Но Кацур не слышал короля, он слышал лишь сдавленный стон и звон в ушах. Он слышал шаги чего-то страшного и боялся встретиться с этим взглядом.
— Я думаю им было стыдно, — начал Тормак, сложив руки за спиной и устремив взгляд к какому-то незримому горизонту.
— О чем вы, мой король? — не понимая Тормака переспросил Кацур.
— Их последние мысли. Я думаю, им было стыдно за то, что они не предупредили своих родных о своем невозвращении домой. Наверное, таковы были их прощальные размышления. Одни час назад думали, какие письма они напишут домой. Другие ушли, не попрощавшись. Кто-то поругался со своими родными и перед уходом не извинился, — рассуждал монарх, и его голос погружался в мрачную атмосферу.
— Правда таится за молчанием мертвых, мой король, — ответил Кацур, шагая рядом с ними.
— Они были чьими-то сыновьями, отцами, братьями. Родители столько растили и воспитывали их, чтобы они умерли здесь, в лесу, не имея могил. Такова жизнь — хрупкая, легко обрываемае. Но хрупкость делает ее истинную ценность неуловимой. Но при этом, ее так сложно ценить, ведь она досталась так просто. Когда приходится расставаться с ней, это делается неохотно, потому что отказаться от нее страшно. Бесчисленные мечты остаются нереализованными, жизни безвременно обрываются, улыбки и имена уходят в небытие. Их голоса, смех, мимику — никто не услышит и не увидит больше дома. А ведь кто-то сейчас смеется, радуется жизни, веселится. А здесь, в эту самую минуту, смерть накрыла себе застолье.
— Мир и война всегда тесно существовали между собой, мой король, — озвучил свои размышления Кацур. — И все же я должен спросить, вы действительно готовы убить герцогов? — спросил он, ища глазами полную готовность короля.
— Не всех, друг мой. Те, кто присоединился к наследию моего отца, к моему делу и ко мне, останутся нетронутыми, — он целеустремленно направился к своей лошади, едва слышный шелест листьев сопровождал его шаги.
— Верные герцогу люди восстанут против вас. Они не пойдут так просто за убийцей своих господ. Этот путь может подорвать ваше правление. Если вы продолжите с такой легкостью уничтожать столь важных государственных фигур, то какое значение вообще имеет жизнь простолюдинов? — Кацур, не отступая, возразил.
— Не беспокойся насчет этого, — произнес Тормак, держа руки за спиной. — У меня будут неоспоримые аргументы. А сейчас, не будем терять время. Распорядись, чтобы составили список наших погибших. И где наши наковальни? Живо тащите их сюда, латайте доспехи лострадцев и готовьтесь к походу на север. На все есть не больше двух часов.
Кольцеобразный ореол Есуры увенчал лес — призрачное благословение. Солдаты ликовали, выражая благодарность Тормаку за неожиданно быстрый триумф. Эта победа имела для Тормака огромное значение, служила печатью одобрения его дерзких планов. Безжизненные тела лострадских воинов были бережно перенесены с дороги в объятия леса. Под ритмичный звон переносных наковален кузнецы пытались восстановить снаряжение лострадцев. Тем временем пруанцы, облачившись в незнакомые мундиры, готовились к продвижению на север, тщательно воплощая в жизнь замыслы Тормака.
— Тьфу, никогда бы не подумал, что будут напяливать на себя лострадские доспехи, — пробормотал один из солдат, облачаясь в непривычное одеяние.
— Воняет южными тварями, — заметил другой, поднося доспехи к носу и морщась от запаха.
— Неделю отмываться не меньше, — изрек третий.
— Успокойтесь, вы мужчины, молча собирайтесь и в строй, в качестве наказания понесете лострадские флаги, — грозно произнес проезжающий рядом на лошади безволосый командир. — Не забывайте обмотать руки или ноги белыми тряпками.
Пруаны, старательно избавляя доспехи от мрачных напоминаний битвы, умело маскировали боевые царапины под слоями тщательной подгонки. С тряпками, окрашенными в обескураживающий красный цвет, дело обстояло сложнее. Отведенный двухчасовой промежуток времени истек, и пруанские ряды выстроились в строй, подражая строю лострадцев, двинулись вперед. К командиру, на которого были возложены обязанности этого похода, на своем коне подъехал Тормак.
— А́лес, доспехов хватило только на две тысячи человек, — заявил Тормак.
— Чтобы перебить гарнизон лострадцев, мне бы хватило и сотни пруанцев, — командир похода, суровый человек по имени Алес, ответил грассирующим голосом.
— Помнишь ли ты все тонкости нашего плана? — спросил король, покачиваясь в седле.
— Разумеется. Не беспокойтесь король, я выкину лострадцев отсюда раз и навсегда, — ответил лысый мужчина, на его покрытом шрамами лице отразилась решительная ярость, когда он надел шлем.
— Алес, я в тебе не сомневаюсь. Самое главное — приведи Дайрока живым, — промолвил король.
— Зачем вам нужен отпрыск этой генеральской мрази Флораса? — желчно и озлоблено произнес Алес.
— Выживи и узнаешь, — ответил король и со своими людьми направился в сторону от переоблаченного войска.
— Король! — вдогонку крикнул Алес. — Может отправим в гарнизон лострадцев всадника, он расскажет, что на нас напали, поэтому мы идем такими потрепанными.
Тормак развернулся и произнес:
— Нет необходимости в излишней панике. Продолжай придерживаться ранее наработанного плана, — ответил Тормак, чьи черные кудри ласково гладили лучи Есуры.