Ночной огонь

5

Босх бесшумно проскользнул в последний ряд зала заседаний судебного Департамента 106, обратив на себя внимание только судьи, который слегка кивнул в знак узнавания. Прошли годы, но в прошлом у Босха было несколько дел на рассмотрении судьи Пола Фальконе. Кроме того, он не раз будил судью, добиваясь среди ночи разрешения на выдачу ордера на обыск.

Босх увидел своего сводного брата, Микки Холлера, за пюпитром, расположенным сбоку от столов защиты и обвинения. Он допрашивал своего собственного свидетеля. Босх знал об этом, поскольку следил за ходом дела по Интернету и газетам, и этот день стал началом, казалось бы, невозможного дела защиты. Холлер защищал человека, обвиняемого в убийстве судьи высшего суда Уолтера Монтгомери в городском парке, расположенном менее чем в квартале от здания суда, в котором сейчас проходило судебное разбирательство. Обвиняемый, Джеффри Херштадт, не только был связан с преступлением с помощью ДНК, но и признался в убийстве на видеозаписи.

— Доктор, позвольте мне прояснить ситуацию, — обратился Холлер к свидетелю, сидящему слева от судьи. — Вы хотите сказать, что психические проблемы Джеффри привели его в состояние паранойи, и, находясь в котором, он боялся, что ему может быть причинен физический вред, если он не признается в этом преступлении?

Мужчине в свидетельской ложе было около шестидесяти лет, у него были белые волосы и борода, которая, как ни странно, была темнее. Босх не успел на приведение свидетеля к присяге и не знал его имени. Его внешность и профессорские манеры вызвали в памяти Гарри имя Фрейда[19].

— Так бывает при шизоаффективном расстройстве, — ответил "Фрейд". — У вас есть все симптомы шизофрении, такие как галлюцинации, а также расстройства настроения, такие как мания, депрессия и паранойя. Последнее приводит к тому, что психика принимает защитные меры, такие как кивки и согласие, которые вы видите на видеозаписи признания.

— Значит, когда Джеффри кивал и соглашался с детективом Густафсоном на протяжении всего допроса, он что — просто пытался избежать причинения боли? — спросил Холлер.

Босх заметил, что он неоднократно использовал имя подсудимого — ход, рассчитанный на то, чтобы очеловечить его перед присяжными.

— Именно так, — сказал "Фрейд". Он хотел "выжить", остаться на допросе невредимым. Детектив Густафсон был авторитетной фигурой, от которой зависело благополучие Джеффри. Джеффри знал об этом, и я видел его страх на видеозаписи. В его сознании он был в опасности, и он просто хотел ее пережить.

— Что заставило бы его сказать все, что хотел от него детектив Густафсон? — спросил Холлер, хотя это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Совершенно верно, — ответил Фрейд. — Все началось с вопросов, которые, казалось бы, не имели никакого значения: "Знакомы ли вы с парком?", "Были ли вы в парке?". А затем, конечно, перешли к вопросам более серьезного характера: "Вы убили судью Монтгомери?". В этот момент Джеффри пошел по следу, и он с готовностью ответил: "Да, я это сделал". Но это не то, что можно было бы назвать добровольным признанием. В силу сложившейся ситуации признание не было ни свободным, ни добровольным, ни осознанным. Оно было вынужденным.

Холлер оставил это на несколько мгновений в воздухе, делая вид, что проверяет записи в своем блокноте. Затем он пошел в другом направлении.

— Доктор, что такое кататоническая шизофрения? — спросил он.

— Это подтип шизофрении, при котором больной может во время стрессовых ситуаций впадать в припадок или то, что называется негативизмом или ригидностью, — сказал Фрейд. — Это характеризуется сопротивлением инструкциям или попыткам физического перемещения.

— Когда это происходит, доктор?

— В периоды сильного стресса.

— Это то, что вы видите в конце интервью с детективом Густафсоном?

— Да, это мое профессиональное мнение, что у него начался припадок, о котором детектив сначала не знал.

Холлер спросил судью Фальконе, может ли он воспроизвести эту часть записанного на пленку интервью с Херштадтом. Босх уже видел запись полностью, поскольку она стала достоянием общественности после того, как обвинение представило ее в суде, а затем разместило в Интернете.

Холлер проиграл запись, начиная с двадцатиминутной отметки, когда Херштадт как бы отключился физически и психически. Он сидел, застыв, в кататоническом состоянии, уставившись в стол. Он не отвечал на многочисленные вопросы Густафсона, и детектив вскоре понял, что что- то не так.

Густафсон вызвал врачей скорой помощи, которые быстро прибыли на место. Они проверили пульс, давление и уровень кислорода в крови Херштадта и определили, что у него судороги. Он был доставлен в "Каунти-ЮКУ"[20], где ему оказали помощь и поместили в тюремное отделение. Допрос так и не был продолжен. Густафсон уже получил то, что ему было нужно: Херштадт на видео, говорящий: "Я это сделал". Признание было подкреплено через неделю, когда ДНК Херштадта была сопоставлена с генетическим материалом, взятым из- под одного из ногтей судьи Монтгомери.

После окончания видеозаписи Холлер продолжил допрос своего эксперта-психиатра.

— Что вы там увидели,доктор?

— Я видел человека в кататоническом припадке.

— Спровоцированного чем?

— Совершенно ясно, что это было вызвано стрессом. Его допрашивали по поводу убийства, в котором он признался, но, по моему мнению, не совершал его. Это может вызвать стресс у любого человека, но особенно у параноидального шизофреника.

— И, доктор, узнали ли вы при ознакомлении с материалами дела, что Джеффри перенес припадок за несколько часов до убийства судьи Монтгомери?

— Да. Я изучил отчеты об инциденте, произошедшем примерно за девяносто минут до убийства, когда Джеффри лечили от припадка в кафе.

— И вам известны подробности этого инцидента, доктор?

— Да. Джеффри, по-видимому, зашел в "Starbucks", заказал кофейный напиток, а потом у него не оказалось денег, чтобы заплатить за него. Деньги и бумажник он оставил в доме престарелых. Когда кассир обратился к нему по этому поводу, он стал угрожать и у него начался припадок. Прибывшая скорая помощь определила, что у него судороги.

— Его отвезли в больницу?

— Нет, он вышел из припадка и отказался от дальнейшего лечения. Он просто ушел.

— Итак, мы имеем эти случаи судорог по обе стороны от убийства, о котором мы говорим. За девяносто минут до убийства и примерно через два часа после него, причем оба случая, по вашим словам, были вызваны стрессом. Верно?

— Верно.

— Доктор, как вы считаете, совершение убийства, при котором вы используете нож, чтобы нанести жертве три удара в верхнюю часть тела, может быть стрессовым событием?

— Очень стрессовым.

— Более стрессовым, чем попытка купить чашку кофе без денег в кармане?

— Да, гораздо более стрессовым.

— По вашему мнению, совершение жестокого убийства является более стрессовым событием, чем допрос по поводу жестокого убийства?

Прокурор возразил, заявив, что своими далеко идущими гипотезами Холлер выводит врача за рамки его компетенции. Судья согласился и снял вопрос, но Холлер уже высказался.

— Хорошо, доктор, мы продолжим, — сказал Холлер. — Позвольте мне спросить вас вот о чем: видели ли вы когда-либо во время вашего участия в этом деле какой-либо отчет, указывающий на то, что у Джеффри Херштадта был какой-либо припадок во время совершения этого жестокого убийства?

— Нет, не видел.

— Насколько вам известно, когда он был остановлен полицией в Гранд- парке недалеко от места преступления и доставлен для допроса, был ли у него припадок?

— Нет, насколько мне известно,нет.

— Спасибо, доктор.

Холлер сообщил судье, что оставляет за собой право вызвать врача в качестве свидетеля, после чего передал свидетеля стороне обвинения. Судья Фальконе собирался прерваться на обед до начала перекрестного допроса, но прокурор, которую Босх узнал, как заместителя окружного прокурора Сьюзен Салдано, пообещала потратить на допрос врача не более десяти минут. Судья разрешил ей продолжить.

— Доброе утро, доктор Штейн, — сказала она, сообщив Босху хотя бы часть имени психиатра.

— Доброе утро, — настороженно ответил Штейн.

— Давайте теперь поговорим о других фактах, касающихся обвиняемого. Известно ли вам, что при его аресте и последующем лечении в "Каунти-ЮКУ" у него была взята проба крови и проведено сканирование на наличие наркотиков и алкоголя?

— Да, брали. Это было бы обычным делом.

— А когда вы рассматривали это дело для защиты, вы ознакомились с результатами анализа крови?

— Да,просматривал.

— Можете ли вы рассказать присяжным, что выявил анализ, если вообще что-то выявил?

— Он показал низкий уровень препарата под названием палиперидон.

— Вы знакомы с палиперидоном?

— Да, я прописал его мистеру Херштадту.

— Что такое палиперидон?

— Это антагонист дофамина. Психотропный препарат, используемый для лечения шизофрении и шизоаффективного расстройства. Во многих случаях, при правильном применении, он позволяет больным вести нормальную жизнь.

— А есть ли у него побочные эффекты?

— Могут возникать различные побочные эффекты. Каждый случай индивидуален, и мы подбираем лекарственную терапию, которая подходит конкретным пациентам, учитывая при этом все проявляющиеся побочные эффекты.

— Знаете ли вы, что производитель палиперидона предупреждает пользователей о том, что побочные эффекты могут включать возбуждение и агрессию?

— Ну, да, но в случае с Джеффри…

— Просто ответьте "да" или "нет", доктор. Вы знаете об этих побочных эффектах, да или нет?

— Да.

— Спасибо, доктор. А минуту назад, когда вы описывали препарат палиперидон, вы употребили фразу "при правильном применении". Вы помните, как вы это сказали?

— Да.

— На момент совершения преступления вы знаете, где жил Джеффри Херштадт?

— Да, в доме присмотра в Анжелино Хайтс.

— И у него был рецепт от вас на палиперидон, верно?

— Да.

— А кто отвечал за правильное введение ему препарата в этом доме?

— В доме есть социальный работник, который выдает рецептурные лекарства.

— Итак, вы знаете из первых рук, что это лекарство было дано г-ну Херштадту надлежащим образом?

— Я не совсем понимаю вопрос. Я видел результаты анализа крови после его ареста, и они показали надлежащий уровень палиперидона, так что можно предположить, что он получал и принимал свою дозу.

— Можете ли вы точно сказать присяжным, что он принял свою дозу не после убийства, а до того, как у него взяли кровь в больнице?

— Ну, нет, но…

— Можете ли вы сказать присяжным, что он не хранил свои таблетки и не принимал сразу несколько перед убийством?

— Опять же, нет, но вы начинаете…

— Больше вопросов нет.

Салдано зашла за стол обвинения и села. Босх наблюдал, как Холлер тут же встал и сказал судье, что он быстро проведет перекрестный допрос. Судья одобрительно кивнул.

— Доктор, не хотите ли вы закончить свой ответ на последний вопрос мисс Салдано? — спросил Холлер.

— Да, хотел бы, — ответил Штейн. — Я только хотел сказать, что анализ крови, полученный в больнице, показал надлежащий уровень препарата в крови. Любой другой сценарий, кроме правильного введения препарата, не сходится. Независимо от того, запасался ли он наркотиками, а потом переборщил с дозировкой, или не запасался, а принял таблетку после преступления, это было бы видно по уровню на томограмме.

— Спасибо, доктор. Как долго вы лечили Джеффри до того, как произошел этот инцидент?

— Четыре года.

— Когда вы назначили ему палиперидон?

— Четыре года назад.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы он вел себя агрессивно по отношению к кому-либо?

— Нет, не видел.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы он вел себя агрессивно по отношению к кому-либо?

— До этого… инцидента — нет, не слышал.

— Вы регулярно получали отчеты о его поведении из дома присмотра, где он жил?

— Да, получал.

— Было ли когда-нибудь сообщение из дома, где он жил, о том, что Джеффри проявлял насилие?

— Нет, никогда.

— Вы когда-нибудь беспокоились о том, что он может проявить насилие по отношению к вам или кому-либо из окружающих?

— Нет. Если бы это было так, я бы назначил другую лекарственную терапию.

— Теперь, будучи психиатром, вы также являетесь врачом общей практики, верно ли это?

— Да.

— И когда вы рассматривали это дело, вы также изучали протоколы вскрытия судьи Монтгомери?

— Да, ознакомился.

— Вы видели, что ему было нанесено три удара ножом в непосредственной близости от правой подмышки, верно?

— Да, видел.

Салдано встала и возразила.

— Ваша честь, к чему он клонит? — спросила она. — Это выходит за рамки моего перекрестного допроса.

Фальконе посмотрел на Холлера.

— Я задавался тем же вопросом, мистер Холлер.

— Судья, это несколько новая территория, но я оставляю за собой право допросить доктора Штайна. Если обвинение этого хочет, мы можем пойти пообедать, и я допрошу его сразу после этого, или мы можем просто разобраться с этим прямо здесь. Я буду быстр.

— Протест отклоняется, — сказал судья. — Приступайте, господин Холлер.

— Спасибо, судья, — сказал Холлер.

Он снова обратил внимание на свидетеля.

— Доктор, в той части тела, куда был нанесен удар судье Монтгомери, имеются жизненно важные кровеносные сосуды, не так ли?

— Да, кровеносные сосуды, ведущие непосредственно к сердцу и от него.

— У вас есть личное дело мистера Херштадта?

— Есть.

— Он когда-нибудь служил в армии?

— Нет, не служил.

— Имел ли он медицинское образование?

— Нет, насколько мне известно.

— Как он мог догадаться нанести удар судье в очень уязвимое место под его…

— Протестую!

Салдано снова поднялась на ноги.

— Судья, этот свидетель не обладает никаким опытом, который позволил бы ему даже предположить, о чем адвокат собирался его спросить.

Судья согласился.

— Если вы хотите добиться этого, мистер Холлер, пригласите эксперта по ранам, — сказал Фальконе. — Этот свидетель таковым не является.

— Ваша честь, — сказал Холлер. — Вы поддержали возражение, не дав мне возможности аргументировать свою точку зрения.

— Я поддержал и сделаю это снова, мистер Холлер. Есть ли у вас другие вопросы к свидетелю?

— Нет.

— Мисс Салдано?

Салдано на мгновение задумалась, но затем сказала, что у нее больше нет вопросов. Прежде чем судья успел сказать присяжным, чтобы они ушли на обеденный перерыв, Холлер обратился к суду.

— Ваша честь, — сказал он, — я ожидал, что г-жа Салдано проведет большую часть дня в перекрестном допросе доктора Штейна. И я думал, что оставшуюся часть займусь своим перекрестным допросом. Это довольно неожиданно.

— Что вы хотите мне сказать, мистер Холлер? — спросил судья, в его тоне уже чувствовалась озабоченность.

— Следующий свидетель — мой эксперт по ДНК, прилетающий из Нью-Йорка. Она приземлится только в четыре часа.

— Есть ли у вас свидетель, которого вы могли бы вызвать вне очереди и привести после обеда?

— Нет, Ваша честь, нет.

— Очень хорошо.

Судья был явно недоволен. Он повернулся и обратился к присяжным, сообщив им, что на сегодня они закончили. Он велел им разойтись по домам, избегая освещения процесса в СМИ, и вернуться утром к девяти часам. Бросив взгляд на Холлера, судья объяснил присяжным, что для того, чтобы наверстать упущенное время, они начнут заслушивать показания до обычного начала в десять часов.

Все подождали, пока присяжные уйдут в зал заседаний, и тогда судья обратил свой гнев на Холлера.

— Мистер Холлер, я думаю, вы знаете, что мне не нравится работать полдня, когда у меня запланирован полный день суда.

— Да, Ваша честь. Мне тоже.

— Вы должны были привезти своего свидетеля вчера, чтобы она была доступна независимо от того, как будет развиваться дело.

— Да, Ваша честь. Но это означало бы оплату еще одной ночи в гостинице, а, как известно суду, мой клиент неимущий, и я был назначен судом на это дело по значительно сниженной ставке. Мое обращение к администратору суда с просьбой привезти моего эксперта на день раньше было отклонено по финансовым причинам.

— Мистер Холлер, это все хорошо, но высококвалифицированные эксперты по ДНК есть прямо здесь, в Лос-Анджелесе. Почему необходимо прилетать вашему эксперту из Нью-Йорка?

Это был первый вопрос, который пришел в голову и Босху.

— Ну, судья, я не думаю, что будет справедливо, если я буду раскрывать стратегию защиты обвинению, — сказал Холлер. — Но я могу сказать, что мой эксперт находится на вершине мастерства в своей области анализа ДНК и что это станет очевидным, когда она будет давать показания завтра.

Судья долго смотрел на Холлера, пытаясь, видимо, решить, стоит ли продолжать спор. Наконец он сдался.

— Очень хорошо, — сказал он. — Суд объявляется закрытым до девяти часов завтрашнего дня. Приготовьте своего свидетеля к этому времени, мистер Холлер, иначе это будет иметь последствия.

— Да, Ваша честь.

Судья встал и вышел из зала.

6

— Куда ты хочешь пойти?

Они сидели на заднем сиденье "Линкольна" Холлера.

— Неважно, — сказал Босх. — Куда-нибудь в укромное место. Тихое.

— Ты слышал, что "Traxx" закрылся? — спросил Холлер.

— Правда? Мне нравилось это место. Любил ходить на Юнион Стейшн.

— Я уже скучаю по нему. Это было мое любимое место во время суда.

Он проработал там двадцать лет — в этом городе это о чем-то говорит.

Холлер наклонился вперед и обратился к своему водителю.

— Стейс, отвези нас в Чайна-таун, — сказал он. — "Маленькая драгоценность".

— Будет сделано, — сказала водитель.

Водитель Холлера был женщиной, и Босх никогда раньше такого не видел. Холлер всегда использовал бывших клиентов для вождения своего "Линкольна". Мужчины расплачивались с ними за юридические услуги. Ему стало интересно, чем расплачивается Стейс. Ей было около сорока, она была чернокожей и походила на школьную учительницу, а не на человека с улиц, какими обычно были водители Холлера.

— Ну и что ты думаешь? — спросил Холлер.

— О суде? — ответил Босх. — Ты набрал свои очки по поводу признания. Твоя эксперт по ДНК окажется настолько хорошей? Ее "специализация в области анализа ДНК" — сколько в этом бреда?

— Ничего подобного. Но посмотрим. Она хороша, но я не знаю, достаточно ли она хороша.

— И она действительно приедет из Нью-Йорка?

— Я же сказал тебе, что все это ерунда.

— И что она собирается делать? Нападет на лабораторию? Скажет, что они все испортили?

Босха утомляла эта линия защиты. Может, она и сработала в случае с О. Джей Симпсоном, но это было очень давно, и в том деле было много других факторов. Очень много факторов. Наука о ДНК была слишком хороша. Совпадение было совпадением. Если вы хотели опровергнуть её спесь, вам нужно было что-то другое, кроме нападок на науку.

— Я не знаю, что она скажет, — сказал Холлер. — Это наша сделка. Она никогда не будет подтасовывать. Она говорит так, как видит.

— Ну, как я уже говорил, я слежу за этим делом, — сказал Босх. — Выбитое признание — это одно. Но ДНК — это совсем другое. Тебе нужно что-то делать. У тебя есть материалы дела?

— Большая часть — вся подготовка к процессу. Оно в багажнике. А что?

— Я подумал, что мог бы взглянуть на него для тебя. Если ты захочешь, я имею в виду. Ничего не обещаю. Просто, когда я слушал, мне показалось, что там что-то не так. Что-то меня насторожило.

— С показаниями? Что?

— Я не знаю. Что-то не сходится.

— Ну, у меня есть завтрашний день, а потом все. Никаких других свидетелей. Если ты собираешься искать, то мне это нужно сегодня.

— Без проблем. Сразу после обеда.

— Отлично. Заканчивай. Кстати, как колено?

— Хорошо. С каждым днем все лучше.

— Болит?

— Не болит.

— Ты позвонил не потому, что у тебя есть дело о халатности, не так ли?

— Нет, не это.

— Тогда что?

Босх посмотрел на водителя в зеркало заднего вида. Она не могла не подслушать. Он не хотел говорить при ней.

— Подожди, пока мы сядем за стол, — сказал он.

— Конечно, — ответил Холлер.

Ресторан "Маленькая драгоценность" находился в Чайнатауне, но там не подавали китайскую еду. Это была чистая каджунская кухня. Они сделали заказ у стойки, а затем заняли столик в достаточно тихом уголке. Босх заказал сэндвич с креветками. Холлер заказал жареные устрицы и заплатил за обоих.

— Ну что, новый водитель? — спросил Босх.

— Работаю с ней три месяца, — ответил Холлер. — Нет, четыре. Она хорошая.

— Она клиент?

— Вообще-то, мать клиента. Ее сын находится в окружной тюрьме в течение года за хранение наркотиков. Мы выбили пакет "намерение продать", что было совсем не плохо с моей стороны. Мама сказала, что отработает гонорар вождением.

— Ты весь такой сердечный.

— Человек должен платить по счетам. Мы не все такие счастливые пенсионеры, как ты.

— Да, это точно про меня.

Холлер улыбнулся. Несколько лет назад он успешно представлял интересы Босха, когда городские власти пытались лишить его пенсии.

— А это дело, — сказал Босх. — Херштадт. Как получилось, что тебя назначили? Я думал, что ты больше не занимаешься делами об убийствах.

— Я не знаю почему, но судья поручил это мне, — сказал Холлер. — Однажды я был в его зале суда, занимаясь своими делами, и он поручил мне это дело. Я говорю: "Я не занимаюсь делами об убийствах, судья, особенно такими громкими делами, как это", а он: "Теперь занимаетесь, мистер Холлер." И вот я здесь, с чертовым невыигрышным делом, и мне платят за гамбургер, когда я обычно получаю стейк.

— А почему общественная защита не взяла его?

— Конфликт интересов. Жертва, судья Монтгомери, раньше был общественным защитником, помнишь?

— Точно, точно. Я и забыл.

Назвали их номера, и Босх подошел к стойке, чтобы взять сэндвичи и напитки. После того, как он поставил еду на стол, Холлер перешел к сути их встречи.

— Итак, ты звонишь мне в разгар судебного процесса и говоришь, что тебе нужно поговорить. Так говори. У тебя какие-то неприятности?

— Нет, ничего такого.

Босх на мгновение задумался, прежде чем продолжить. Он назначил встречу и теперь не знал, как поступить. Он решил начать с самого начала.

— Примерно двенадцать лет назад мне попалось дело, — сказал он. — Парень на смотровой площадке над плотиной Малхолланд. Два выстрела в затылок, казнь. Оказалось, что он был врачом. Медицинский физик. Он специализировался на гинекологических раках. Оказалось, что он поехал в больницу Святой Агаты в Долине и вычистил весь цезий, который они используют для лечения, из свинцового сейфа. И он пропал.

— Я кое-что помню об этом, — сказал Холлер. — ФБР набросилось на него, думая, что это террористическая акция. Может быть, грязная бомба или что-то в этом роде.

— Верно. Но это было не так. Это было что-то другое. Я сработал, и мы вернули цезий, но не раньше, чем я получил хорошую дозу радиации. Я прошел курс лечения, а потом пять лет проходил обследования — рентген грудной клетки, все остальное. Каждый раз я был чист, и по истечении пяти лет мне сказали, что я чист.

Холлер кивнул, как бы давая понять, что знает, к чему все идет.

— Итак, все хорошо, и в прошлом месяце я пришел на обследование колена, и у меня взяли кровь, — сказал Босх. — Обычное дело, только вот анализы показали, что у меня что-то вроде ХМЛ — хронический миелоидный лейкоз.

— Черт, — сказал Холлер.

— Не так плохо, как кажется. Меня лечат, но…

— Какое лечение?

— Химиотерапия. Современный вид химиотерапии. В основном я каждый день принимаю по таблетке и все. Через полгода они посмотрят, на каком этапе находится болезнь, и если нужно, проведут более серьезное лечение.

— Черт.

— Ты сам сказал. Есть некоторые побочные эффекты, но это не страшно. Я просто легко устаю. Я хотел узнать у тебя, будет ли у меня здесь какое-нибудь дело. Я думаю о своей дочери. Если эта химиотерапия не сработает, я хочу быть уверен, что она будет обеспечена, понимаешь, о чем я? Позаботиться о ней.

— Ты говорил с ней об этом?

— Нет. Ты единственный, с кем я разговаривал.

— Черт.

— Ты продолжаешь это говорить. Но что ты думаешь? Могу ли я обратиться в полицию Лос-Анджелеса с жалобой на условия работы? А что насчет больницы? Этот парень просто вошел туда в своем белом халате и с бейджиком, а потом вышел с тридцатью двумя кусочками цезия в свинцовом ведре. Весь этот инцидент выявил слабую безопасность в онкологической лаборатории, и после этого они внесли большие изменения.

— Но слишком поздно для тебя. Так что забудь о страховании служащих. Мы говорим о серьезном иске.

— А как насчет срока давности? Облучение произошло двенадцать лет назад.

— Время по подобным делам начинает идти только после того, как тебе поставят диагноз. Так что здесь ты в полном порядке. По договору, который мы заключили, когда ты уходил из полицейского управления, ты получаешь медицинскую страховку на миллион долларов.

— Да, и если я заболею от этого… то есть по-настоящему заболею, я сожгу эту страховку за год. Я не собираюсь использовать свой план 401К[21]. Это достанется Мэдди.

— Верно, я знаю. С департаментом нам придется пройти через арбитраж, и, скорее всего, мы получим мировое соглашение. А вот с больницей придется повозиться. Плохая безопасность привела к этой схеме, которая привела к твоему заболеванию. Это наша игра на пятерку.

Они принялись за еду, и Холлер продолжил с набитым ртом.

— Итак, я завершаю процесс — мы обратимся к присяжным еще через день, максимум через два, — и затем мы подаем уведомление. Мне нужно будет взять у тебя видеозапись показаний. Мы назначим их, и тогда, я думаю, у нас будет все, что нужно, чтобы двигаться дальше.

— А зачем видео — вдруг я умру или еще что?

— Есть и такой риск. Но в основном потому, что я хочу, чтобы они видели, как ты рассказываешь эту историю. Они услышат эту историю от тебя, а не прочитают ее в ходатайстве или протоколе допроса, и они обделаются. Они поймут, что оказались в проигрыше.

— Хорошо, и ты это организуешь?

— Да. У меня есть люди, которые постоянно этим занимаются.

Босх едва успел откусить от своего сэндвича, а Холлер уже наполовину закончил. Босх догадался, что утро в суде заставило его проголодаться.

— Я не хочу, чтобы это стало известно, — сказал Босх. — Ты понимаешь, о чем я? Чтобы об этом не писали в СМИ.

— Я не могу дать такого обещания, — сказал Холлер. — Иногда средства массовой информации можно использовать для оказания давления. Ты — тот, кто получил дозу облучения от этого вещества, выполняя свою работу. Поверь, общественное сочувствие будет на твоей стороне, десять к одному. И это может быть мощным инструментом.

— Хорошо, тогда послушай, мне нужно знать заранее, будет ли об этом информация в СМИ, чтобы я мог сначала поговорить с Мэдди.

— Это я могу пообещать. Итак, у тебя сохранились какие-нибудь записи по этому делу? Есть ли что-нибудь, что я могу посмотреть?

— Подвези меня к моей машине после этого. У меня есть хроножурнал и большинство важных отчетов. Я тогда сделал копии на всякий случай. Я привез все это в своей машине.

— Хорошо, мы возвращаемся и обмениваемся файлами. Ты даешь мне это, а я тебе то, что у меня есть по Херштадту. Договорились?

— Договорились.

— Только с Херштадтом надо поторопиться. У меня почти нет времени.