Ночной огонь

17

В 9:05 утра в зале суда 106 парамедика спасателей Альберта Моралеса не было видно. Босх стоял в задней части зала суда, чтобы можно было выйти и обыскать коридор, как он делал это каждые пять минут. Холлер сидел за столом защиты, занятый бумагами и папками, чтобы создать впечатление, что он готовится к судебному заседанию.

— Мистер Холлер, — сказал секретарь. — Судья готов.

В голосе клерка слышалось нетерпение, которое судья, скорее всего, передал ей по телефону из своих покоев.

— Да, я знаю, — сказал Холлер. — Я просто ищу список свидетелей, и тогда я буду готов.

— Мы можем пригласить вашего клиента? — спросил клерк.

Холлер повернулся и снова посмотрел на Босха, одарив его взглядом "ты-трахнул-меня".

— Пока нет, — сказал он. — Позвольте мне поговорить с моим следователем.

Холлер встал из-за стола и, пройдя через ворота, направился к Босху.

— Я не твой следователь, — прошептал Босх.

— Мне плевать, — сказал Холлер. — Это было для нее, а не для тебя.

Где, блядь, наш свидетель?

— Я не знаю. В повестке было указано девять, я сказал ему быть в девять, и его здесь нет. У меня нет способа связаться с ним, кроме как позвонить в пожарную часть, и я знаю, что его там нет, потому что у него сегодня выходной.

— Господи!

— Может, судья даст тебе час. Я пойду искать…

— Единственное, что судья мне даст — это обвинение в неуважении к суду. Он, наверное, сейчас в кабинете пишет его. Я могу тянуть время еще минут пять. После этого мне придется привести эксперта по ДНК и сделать всё в обратном порядке…

Он остановился, когда дверь открылась. Босх узнал Моралеса в уличной одежде, выглядевшего таким же измученным, как и Холлер. На лбу у него выступили капельки пота. Он нес свою медицинский набор, похожий на большую коробку для рыболовных снастей.

— Это он.

— Что ж, самое время, хер ему в дышло.

Босх оставил Холлера и подошел к Моралесу.

— В повестке указано девять, — сказал он.

— Я не смог найти парковку, — сказал Моралес. — Я припарковался у пожарной станции и пошел пешком, неся эту штуку. В ней тридцать фунтов. А долбаные лифты едут целую вечность.

— Ладно, выйди в коридор и присядь на скамейку. Ни с кем не разговаривай. Просто остынь и не двигайся, пока я не выйду и не заберу тебя.

— Я вспотел, чувак. У меня будет солнечный удар, мне надо смочить голову и вытереться полотенцем или что-то в этом роде.

— Это дальше по коридору, за лифтом. Делай, что должен, только быстро и возвращайся сюда. Хочешь, чтобы я присмотрел за твоим набором?

— Не делай мне одолжений, чувак. Я не хочу здесь находиться. Моралес вышел из зала суда, а Босх вернулся к Холлеру.

— Он будет готов через пять минут. Он пришел из участка и вспотел, хочет немного привести себя в порядок.

— У него есть прибор в коробке?

— Должен быть. Я не спрашивал.

— Ему, блядь, лучше его иметь.

Холлер повернулся и направился обратно через ворота. Он помахал рукой клерку.

— Можете вывести моего клиента и позвать судью, — объявил он. — Защита готова приступить к делу.

Босх заметил, что прокурор Салдано подозрительно смотрит на Холлера. Она понятия не имела, что происходит.

Через десять минут суд был в сборе, Херштадт сидел рядом с Холлером. Судья Фальконе сидел судейской кафедрой, но ложа для присяжных была пуста. Босх наблюдал за процессом с заднего ряда галереи, недалеко от двери зала суда.

Судья был зол. Он велел присяжным прийти пораньше, и они так и сделали. Но теперь они сидели в зале заседаний, пока адвокаты спорили о включении неожиданного свидетеля. Моралеса не было в списке свидетелей, предоставленном защитой суду и обвинению в начале процесса. Теперь Салдано возражала против его показаний, не зная, кто он такой и что скажет.

Все это послужило плохим началом дня.

— Мистер Холлер, вручая вам вчера повестку, я не гарантировал вам, что этот свидетель даст показания, — сказал судья. — Я ожидал возражений со стороны штата и того, что вы представите веские основания для его привлечения к делу в столь поздний момент процесса.

— Ваша честь, — сказал Холлер, — суд предоставил защите широкую свободу действий, и это, безусловно, заслуживает одобрения. Но, как вы сказали присяжным в начале заседания, этот процесс — поиск истины. Вчера вечером мой следователь обнаружил свидетеля, который может изменить ход поиска истины в этом деле Несправедливо не только по отношению к моему клиенту, но и по отношению к гражданам Калифорнии не дать ему возможность дать показания перед присяжными присяжных.

Фальконе окинул взглядом галерею, и его глаза нашли Босха. На долю секунды Босху показалось, что он увидел разочарование, и он снова пожелал, чтобы Холлер перестал называть его своим следователем.

— Но видите ли, мистер Холлер, вы создали обстоятельства с вашим следователем и этим свидетелем, которые явно несправедливы по отношению к обвинению, — сказал судья. — У мисс Салдано не было времени подготовиться к этим показаниям, поручить своему следователю проверить и допросить свидетеля или допросить его самостоятельно.

— Что ж, добро пожаловать в мой мир, ваша честь, — ответил Холлер. — Я сам никогда не встречался и не разговаривал с этим свидетелем. Как я уже говорил, о его важности стало известно вчера — полагаю, вы подписали повестку в пять пятнадцать. Сейчас он находится здесь, чтобы дать показания. Мы все узнаем, что он хочет сказать, когда он это скажет.

— И о чем именно вы будете его спрашивать?

— Я спрошу его о событиях, в которых он участвовал в день убийства. Это парамедик спасательной службы, который оказывал помощь моему клиенту, когда у него начались судороги в кофейне чуть более чем за час до убийства судьи Монтгомери.

Судья переключил свое внимание на прокурора.

— Мисс Салдано, вы хотите ответить?

Салдано встала. Ей было около тридцати, и она была восходящей звездой в офисе окружного прокурора, назначенной в отдел особо тяжких преступлений. Куда бы она ни шла, за ней следовали представители СМИ. Босх уже заметил репортеров, выстроившихся в первом ряду галереи.

— Спасибо, ваша честь, — сказала она. — Штат мог бы просто возразить на основании того, что суд уже изложил: отсутствие уведомления, отсутствие включения этого свидетеля в список свидетелей защиты, отсутствие раскрытия информации о его показаниях. Но поскольку мистер Холлер решил применить старый прием поиска истины в своей просьбе об особом послаблении, штат будет утверждать, что этому свидетелю нечего добавить к показаниям по делу, которые каким-либо образом приблизят нас к истине. У нас уже были показания собственного эксперта мистера Холлера о приступе, который якобы случился у его клиента в кофейне. Штат не возражал против этих показаний. Этот новый свидетель может предоставить ту же информацию.

Она сделала паузу, чтобы перевести дух, прежде чем завершить свой аргумент.

— Итак, очевидно, ваша честь, что это какая-то лазейка, — сказала она. — Пустая трата времени суда. Еще один дым и зеркала от судебного мага, у которого ничего не осталось в его мешке с фокусами.

Босх улыбнулся и увидел, что Холлеру, откинувшемуся в кресле и повернувшемуся к столу обвинения, пришлось самому сдерживать улыбку.

Когда Салдано села, Холлер встал.

— Ваша честь, можно мне? — спросил он.

— Пожалуйста, будьте кратки, мистер Холлер, — сказал Фальконе. — Присяжные ждут с девяти часов.

— "Дым и зеркала", ваша честь? Мешок с фокусами? На кону жизнь человека, и я возражаю против характеристик, данных заместителем окружного прокурора. Это…

— Да ладно, мистер Холлер. Только в этом зале суда я слышал, как вас называли и хуже. И давайте не будем обманывать себя: мы оба знаем, что мисс Салдано только что дала вам следующий слоган для объявлений, которые вы размещаете на автобусах и автобусных скамейках по всему городу. Я уже вижу их: "Судебный маг — так утверждает даже окружная прокуратура".

В зале суда раздался рокот смеха, и Босх увидел, как Салдано опустила голову, осознав, что она натворила.

— Спасибо за рекламный совет, судья, — сказал Холлер. — Я займусь этим после того, как закончится этот процесс. Но сейчас важно то, что на карту поставлены жизнь и свобода моего клиента, а на скамейке в коридоре сидит свидетель, который хочет дать показания и который, как я полагаю, внесет ясность в то, что произошло — не только в кафе, но и часом позже в Гранд-Парке с вашим другом и коллегой судьей Монтгомери. Показания, которые должен дать свидетель, имеют отношение к главному вопросу — достоверны ли доказательства обвинения — и являются существенными. И наконец, я бы добавил, что о существовании этого свидетеля и его показаниях было или должно было быть известно обвинению — мой следователь узнал его имя из материалов, предоставленных самим штатом. Я прошу суд проявить снисхождение и разрешить мне привести этого нового свидетеля в зал суда для дачи показаний.

Холлер сел, а судья посмотрел на Салдано, которая не сделал ни одного движения, чтобы встать.

— Принято, — сказала она. Фальконе кивнул.

— Хорошо, давайте пригласим присяжных, — сказал он. — Мистер Холлер, я разрешаю вам вызвать свидетеля, но затем предоставляю мисс Салдано время, которое ей понадобится для подготовки перекрестного допроса, если она действительно захочет допросить свидетеля.

— Спасибо, ваша честь, — сказал Холлер.

Повернувшись, он снова посмотрел на Босха и кивнул. Босх встал, чтобы позвать Моралеса.

18

С самого начала Альберт Моралес производил впечатление человека, который зол на всех. Он явно не хотел оказаться в суде в свой выходной день и демонстрировал это тем, что вел себя незаинтересованно и давал обрывочные ответы на все вопросы. По мнению Босха, это было хорошо. Он полагал, что явная неприязнь парамедика к Холлеру вызовет больше доверия ко всему, что удастся вытянуть из него адвокату, выгодному для его клиента.

Босх снова наблюдал за происходящим из последнего ряда. Не потому, что ему нужно было быть рядом с выходом, а потому, что последний ряд укрывал его от глаз помощника шерифа, который сидел за столом перед дверью в здание суда и держал ручку. Использование электронных устройств было запрещено во всех залах Высшего суда, кроме коридоров. Помощники часто давали слабину сотрудникам правоохранительных органов и прокурорам, но никогда — защите. А Босху нужно было иметь возможность общаться с Холлером, когда тот проводил допрос Моралеса, не допросив его предварительно. Это была работа на тоненького, и Холлеру нужна была любая помощь. Он носил электронные часы, на которые приходили сообщения с его телефона. Если Босх не затягивал с отправкой сообщений, Холлер мог выводить их на часы и проверять, как если бы он проверял время.

После того как предварительные вопросы об имени, профессии и опыте работы были решены, Холлер перешел к делу, спросив Моралеса, поступал ли ему вызов о человеке, находившемся в "Starbucks" на Первой улице в день убийства судьи Монтгомери.

— Поступал, — ответил Моралес.

— И с вами был напарник? — спросил Холлер.

— Был.

— И кто же это был?

— Жерар Кантор.

— И вы вдвоем оказывали помощь человеку, который лежал на полу в"Старбаксе"?

— Да.

— Вы узнаете этого человека в зале суда сегодня?

— Узнаю? Нет.

— Но вы знаете, что он находится в зале суда?

— Да.

— И кто это?

— Это было во всех новостях. Я знаю, о чем этот суд.

Он произнес это раздраженным тоном, который Холлер проигнорировал, продолжая настаивать.

— Значит, вы знаете, что обвиняемый по этому делу, Джеффри Херштадт, — это тот человек, которому вы оказывали помощь в "Старбаксе" в тот день?

— Да.

— Но вы его не узнали?

— Я оказываю помощь многим людям. Я не могу запомнить их всех. К тому же он выглядит так, будто его привели в порядок, пока он сидел в тюрьме.

— И поскольку вы не можете запомнить всех людей, которых обслуживаете, вы пишете отчеты с подробным описанием того, что вы сделали по каждому вызову о помощи, верно?

— Да.

В начале заседания Холлер попросил у судьи разрешения принести копию рапорта о происшествии в пожарную часть, который был подан Моралесом после инцидента с Херштадтом. Получив разрешение, Холлер положил копию перед Морализмом и вернулся к пюпитру.

— Что это за документ, мистер Моралес?

— Отчет о происшествии, который я заполнил.

— После оказания помощи Джеффри Херштадту в "Старбаксе".

— Верно. На нем есть его имя.

— Можете зачитать присяжным краткое содержание?

— Да. "Объект упал или был положен на пол. Все показатели в норме. Уровень кислорода в норме. Отказался от лечения или транспортировки из-за незначительной рваной раны головы, полученной при падении. Объект ушел".

— Хорошо, что означает последняя часть? "Объект ушел".

— Это значит именно то, что написано: объект отказался от любой помощи с нашей стороны, просто встал и ушел. Он вышел за дверь, и на этом все закончилось. Не знаю, почему это так важно.

— Хорошо, давайте попробуем прояснить это для вас. Что… Салдано встала и возразила.

— Ваша честь, он нападает на собственного свидетеля, в то время как у свидетеля есть законные опасения по поводу того, что он здесь делает. Как и у меня.

— Мистер Холлер, вам лучше переходить к делу, — сказал Фальконе.

— Да, ваша честь, — сказал Холлер.

— И я присоединяюсь к свидетелю и прокурору в вопросе о том, как, собственно, мы продвигаемся в поисках истины с этим свидетелем, — добавил судья.

Моралес глянул на галерею и нашел Босха. Окинул его взглядом.

— Судья, — сказал Холлер, — я думаю, всем заинтересованным сторонам быстро станет ясно, если мне будет позволено продолжить допрос моего свидетеля.

— Тогда прошу вас, — сказал Фальконе.

Холлер сверился с часами, словно отмечая время, и прочитал первое сообщение Босха:

Приступай к штуковине.

— Мистер Моралес, в вашем отчете о происшествии написано: "Все показатели в норме. Уровень кислорода в норме." Что это значит?

— Его пульс и кровяное давление были измерены и находились в пределах допустимых значений. Его кровь была насыщена кислородом. Все было в порядке.

— И как вы пришли к такому выводу?

— Я измерил его пульс, а мой напарник измерил кровяное давление.

Один из нас приложил к его пальцу оксиметр.

— Это все обычная процедура?

— Да.

— Что делает оксиметр?

— Он измеряет содержание кислорода в крови. Вы получаете представление о том, как работает сердце в плане циркуляции насыщенной кислородом крови.

— Поэтому он прикрепляется к пальцу? Вам нужно измерение на конечности?

— Именно.

— Сегодня я заметил, что вы взяли с собой набор парамедика спасателей, это так?

— Да, потому что так велела повестка.

— Этот оксиметр, о котором вы только что говорили, есть в вашем наборе?

— Должен быть.

— Можете ли вы открыть свой набор и показать оксиметр присяжным?

Моралес опустился на пол рядом со свидетельской трибуной и отстегнул защелки на своем наборе. Он открыл крышку и достал из лотка небольшой прибор. Он протянул его Холлеру, который, затем, повернулся и показал его присяжным.

— Как это работает, мистер Моралес? — спросил Холлер.

— Очень просто, — ответил Моралес. — Включите его, закрепите на пальце, и он пропускает через палец инфракрасное излучение. По нему можно измерить насыщенность крови кислородом.

— И вы просто прикрепляете его к любому пальцу?

— На указательный палец.

— На любой руке?

— На любую руку.

— Как долго вы оказывали помощь Джеффри Херштадту в тот день?

— Могу я взглянуть на отчет?

— Можете.

Моралес просмотрел отчет, а затем ответил.

— От начала до конца, когда он ушел, прошло одиннадцать минут.

— Тогда что вы сделали?

— Ну, сначала мы поняли, что он ушел с нашим оксиметром на пальце. Я погнался за ним и забрал его. Потом мы собрались, купили пару латте и ушли.

— Вы вернулись на станцию?

— Да.

— Где эта станция?

— На углу Фремонт и Первой.

— Совсем недалеко отсюда, верно?

— Да.

— Фактически вы шли сюда от станции со своим набором, чтобы дать показания сегодня, не так ли?

— Да.

— Вы шли через Гранд-парк?

— Да.

— Вы бывали в Гранд-парке раньше?

— Да.

— Когда это было?

— Много раз. Он входит в зону обслуживания Третьей станции.

— Возвращаясь к тому дню, когда вы оказывали помощь Джеффри Херштадту в "Старбаксе", получил ли "Спасатель-3" еще один экстренный вызов вскоре после вашего возвращения на станцию в то утро?

— Да.

— Что это был за вызов?

— Это была ножевое ранение. Это было это самое дело. Судья, которого зарезали.

Босх перевел взгляд с Моралеса на Салдано. Она наклонилась к младшему прокурору, который сидел рядом с ней, и прошептала ему на ухо. Затем он встал и подошел к картонной коробке с документами, которая стояла на стуле у перил зала суда. Он начал перебирать документы.

— Помните ли вы, как скоро вас вызвали после того, как вы вернулись после оказания помощи мистеру Херштадту и проверки его жизненных показателей? — спросил Холлер.

— Точно не помню, — ответил Моралес.

Холлер прошел ту же процедуру, попросив у судьи разрешения передать Моралесу отчет о происшествии, на этот раз о ножевом ранении Монтгомери.

— Это проливает свет на вещи, мистер Моралес? — спросил Холлер.

— Если вы так считаете, — возразил Моралес.

— Если вы сравните его с первым отчетом о происшествии, разве в нем не говорится, что звонки были сделаны с разницей в один час и девять минут?

— Похоже на то.

— Итак, давайте продолжим. Вы сказали, что были с Херштадтом одиннадцать минут, а потом пошли за латте. Сколько времени это заняло?

— Я не помню.

— Вы помните, была ли там очередь?

— Это "Старбакс". Там всегда очередь.

— Хорошо, значит, по крайней мере несколько минут. Вы и ваш партнер сидели в кафе с латте или взяли его с собой?

— Взяли с собой.

— И вы вернулись прямо на станцию?

— Да, прямо.

— Существует ли какой-то протокол или процедура, которой вы следуете после возвращения со спасательного вызова?

— Мы пополняем запасы, пишем отчеты.

— Вы сначала допили свой латте?

— Не помню.

— Но потом вы получаете этот вызов — поножовщина в Гранд-Парке,верно?

— Да.

— И вы выезжаете на него.

— Да.

— Сколько времени у вас и вашего напарника ушло на то, чтобы добраться туда?

Моралес посмотрел на отчет о происшествии.

— Четыре минуты, — сказал он.

— Жертва, судья Монтгомери, был жив, когда вы приехали? — спросил Холлер.

— Он кружил над водостоком.

— Что это значит?

— Он умирал. Он потерял слишком много крови и не реагировал.

Пульса не было. Мы ничем не могли ему помочь.

— Вы только что сказали "не было пульса". Значит, вы проверили его жизненные показатели, несмотря на то что, как вы сказали, — "он кружил над водостоком"?

Вот оно, Босх знал. Суд сводился к этому вопросу.

— Мы проверили. Таков протокол. Несмотря ни на что, вы это делаете.

— С оксиметром?

Моралес не ответил. Босху показалось, что он наконец-то осознал важность своих показаний и понял, что все может измениться от его ответа.

— С оксиметром? — снова спросил Холлер.

— Да, — наконец сказал Моралес. — Это часть протокола.

— Это был тот же оксиметр, который менее чем за час до этого использовался для проверки жизненных показателей Джеффри Херштадта?

— Должен был быть.

— Это значит "да"?

— Да.

— Минутку, ваша честь.

Холлер позволил последнему ответу "повиснуть" перед присяжными. Босх знал, что он пытается принять решение по следующему вопросу. Он быстро отправил сообщение:

Спросишь?

Он увидел, как Холлер сверился с часами и прочитал его сообщение.

— Мистер Холлер? — спросил Фальконе.

— Ваша честь, — сказал Холлер. — Могу я еще раз переговорить со своим следователем?

— Только быстро, — сказал Фальконе.

Босх встал, сунул телефон в карман и пошел по проходу к перилам.

Холлер подошел к нему, и они зашептались.

— Вот и все, — сказал Холлер. — Думаю, я оставлю его здесь.

— Я думал, ты бросаешь кости, — сказал Босх.

— Да. Так и есть. Но я зашел слишком далеко и всё испортил.

— Если ты не спросишь, это сделает прокурор.

— Не будь так уверен в этом. Для нее это тоже не так просто. Она может ни о чем его не спрашивать.

— Это поиск истины. Судья так сказал; ты так сказал. Задавай вопрос. Или я не твой следователь.

Босх повернулся, чтобы вернуться на свое место. Впервые он заметил, что Рене Бэллард находится в зале суда, на другой стороне галереи. Он не видел, как она вошла, и не знал, как долго она там находится.

Усевшись, он вновь обратил внимание на зал. Холлер пристально смотрел на Моралеса, все еще решая, прекратить ли ему допрос, пока он впереди, или задать вопрос, который может выиграть или проиграть этот день и этот суд.

— Мистер Холлер, у вас есть еще вопрос? — спросил судья.

— Да, ваша честь, у меня он есть, — сказал Холлер.

— Тогда задайте его.

— Да, ваша честь. Мистер Моралес, между двумя вызовами спасателей, на которые вы выезжали, где был оксиметр?

— В моем наборе.

Босх увидел, как Холлер сжал руку в кулак и легонько стукнул ею по пюпитру, словно отбивая мяч после тачдауна.

— Вы его оттуда не вынимали?

— Нет.

— Не чистили и не дезинфицировали его?

— Нет.

— Не стерилизовали его?

— Нет.

— Мистер Моралес, вы знаете, что такое перенос ДНК?

Салдано вскочила на ноги и возразила. Она утверждала, что Моралес не является экспертом по ДНК и не должен давать показания о переносе ДНК. Прежде чем судья успел ответить, это сделал Холлер.

— Я снимаю вопрос, — сказал он.

Было очевидно, что Холлер знал, что возражение последует. Он просто хотел, чтобы фраза о переносе ДНК была занесена в протокол, а присяжные задумались над ней. Следующий свидетель Холлера должен был поставить точку в этом вопросе.

— Тогда у вас есть еще вопрос, мистер Холлер? — спросил судья.

— Нет, ваша честь, — сказал Холлер. — У меня больше ничего нет. Холлер вернулся к столу защиты, оглянулся на Босха и кивнул на ходу.

Босх проверил ряды репортеров. Они казались застывшими. В зале суда

царила тишина, которая подчеркивала то, что Холлер только что сделал, допрашивая Моралеса.

— Мисс Салдано, вы хотите провести перекрестный допрос свидетеля или взять немного времени на подготовку? — спросил судья.

Босх ожидал, что прокурор попросит совещания, чтобы сообщить судье без присутствия присяжных, сколько времени ей понадобится для подготовки к перекрестному допросу Моралеса. Судья уже сказал, что предоставит ей широкую свободу действий.

Но прокурор удивила Босха и, вероятно, всех присутствующих в зале суда, поднявшись и подойдя к пюпитру.

— Коротко, ваша честь, — сказала она.

Она положила на пюпитр блокнот, сделала на нем пометку, а затем подняла глаза на свидетеля.

— Мистер Моралес, вы носите с собой только один оксиметр в своем наборе парамедика спасателей? — спросила она.

— Нет, — ответил Моралес. — Я ношу с собой запасной. Ну, знаете, на случай, если в одном из них сядет батарейка.

— Больше вопросов нет, — сказал прокурор.

В наступившей тишине казалось, что ход событий изменился. Одним вопросом Салдано смогла перечеркнуть многое из того, чего добился Холлер.

— Мистер Холлер, есть еще что-нибудь? — спросил судья.

Холлер заколебался и попросил у судьи минутку. Босх пытался придумать, какой вопрос он мог бы ему задать. Казалось, что любой вопрос может открыть прокурору новые возможности. Он быстро набрал текст, не утруждая себя исправлением опечаток:

Псть открот набр.

Он смотрел, как Холлер сверяется с часами. Судья тоже заметил.

— Я остановлю вас, прежде чем вы спросите, мистер Холлер, — сказал он. — Мы не уйдем на утренний перерыв, пока не закончим с этим свидетелем.

— Спасибо, ваша честь, — сказал Холлер, прежде чем снова обратить внимание на свидетеля. — Мистер Моралес, не могли бы вы снова открыть свой набор и показать нам, где вы храните оба оксиметра?

Моралес выполнил просьбу. Оксиметр, который он продемонстрировал присяжным, находился в верхнем лотке его набора. Затем он поднял лоток, перебрал руками содержимое более глубокой коробки, пока не нашел второй оксиметр, и протянул его.

— Спасибо, теперь вы можете закрыть его, — сказал Холлер.

Он подождал, пока Моралес закроет свой набор. Он оглянулся на Босха и слегка кивнул. Дело близилось к тому, чтобы снова перевернуться.

— Итак, мистер Моралес, когда вы сказали, что у вас есть запасной оксиметр, вы имеете в виду, что у вас есть дополнительный оксиметр, который хранится в нижней части вашего набора, чтобы использовать его, если прибор, который вы сейчас держите в верхнем лотке вашего набора, выйдет из строя или у него сядет батарея, это так?

Моралес явно понимал, что предоставляет присяжным важнейшую информацию, и его лояльность была на стороне штата. Он заколебался, а затем попытался придумать ответ, который не дал бы Холлеру того, чего он хотел.

— Никогда не знаешь, — сказал он. — Мы можем использовать любой из них в зависимости от ситуации.

— Тогда почему один из них находится на верхней части вашей коробки, а другой — под лотком и в нижней части? — ответил Холлер.

— Просто так получилось, что я так упаковал набор.

— Действительно. Позвольте задать вам гипотетический вопрос, мистер Моралес: В Службу спасения-3 поступил вызов. Человека сбила машина на Первой улице. Вы отвечаете. Он лежит на улице, истекает кровью, без сознания. Если хотите, он "кружит по водостоку". Вы открываете свой набор. Хватаете ли вы оксиметр с верхнего лотке или… поднимаете этот лоток и вынимаете другой оксиметр из нижнего?

Как по команде, Салдано возразила, заявив, что Холлер снова пристает к своему свидетелю. Холлер снял вопрос, поскольку знал, что присяжным не нужно слышать ответ. Здравый смысл подсказывал, что Моралес должен был взять оксиметр из верхнего лотка, и что он сделал то же самое, когда оказывал помощь смертельно раненному судье Монтгомери.

— У меня больше нет вопросов, — сказал Холлер.

Салдано уступила, не желая больше зацикливаться на оксиметре. Судья спросил Холлера, есть ли у него еще свидетели.

— Да, ваша честь, последний свидетель, — сказал Холлер. — Защита хотела бы вызвать доктора Кристину Шмидт для дачи показаний.

— Очень хорошо, — сказал Фальконе. — Сейчас мы сделаем утренний перерыв и вернемся, чтобы заслушать вашего последнего свидетеля. Присяжные, сейчас самое время сходить в туалет, выпить чашку кофе. Но через пятнадцать минут возвращайтесь в зал и будьте готовы приступить к работе. Спасибо.

Судья не сделал ни одного движения, чтобы покинуть свое место, когда присяжные встали и вышли через дверь в конце зала для присяжных. Это означало, что суд не закрыт и у Фальконе будет что сказать адвокатам, когда присяжные уйдут.

Он подождал, пока последний из них выйдет через дверь зала заседаний, и только после этого произнес.

— Итак, присяжных больше нет, и мы продолжаем вести протокол, — начал он. — Я не хочу указывать адвокатам, что им делать, но мне кажется, что было бы разумным использовать перерыв, если бы мисс Салдано и мистер Холлер присоединились ко мне в кабинете, чтобы обсудить перспективность этого дела. Есть возражения?

— Нет, ваша честь, — немедленно ответил Холлер.

— Нет, ваша честь, — нерешительно повторила Салдано.

19

После того как адвокаты вернулись в кабинет судьи, Босх вышел в коридор. Кристина Шмидт сидела там на скамье, ожидая вызова для дачи показаний. Свидетелям не разрешалось выслушивать другие показания в ходе процесса, поэтому она не знала ни о показаниях Моралеса, которые он только что дал, ни о том, как круто они изменили дело. Босх пересек коридор, чтобы поговорить с ней, и просто объяснил, что адвокаты встречаются с судьей и она может рассчитывать на дачу показаний после этого.

Затем он вернулся через широкий коридор к другой скамье, где ждала Бэллард. Он сел, и она поставила между ними свой рюкзак.

— Так что же там произошло? — спросила она.

— Думаю, Холлер только что получил оправдательный вердикт, — сказал Босх. — По крайней мере, об этом наверняка говорят в кабинете.

— Эти показания. Он уничтожил улики по ДНК?

— Скорее, он придумал способ объяснить, как ДНК обвиняемого попала под ноготь судьи. Она была перенесена.

Он кивнул через зал на скамью, где сидела доктор Шмидт.

— Это его эксперт по ДНК, — сказал Босх. — Она пойдет следующей, чтобы рассказать о касательной ДНК, переносе ДНК. ДНК Херштадта была найдена под ногтем судьи Монтгомери. На одном ногте. Оксиметр мог перенести ее. Это обоснованное сомнение. Это заставит присяжных засомневаться, если добьется прямого оправдания.

— Но подожди, — сказала Бэллард. — А как же признание парня? Он признался в преступлении.

— Холлер вчера всё уже разнес. Херштадт — шизофреник. Его врач выступал на суде и сказал, что у него такой тип психоза, что он может согласиться на что угодно, находясь в состоянии стресса, сказать "да" чему угодно, включая убийство судьи в парке. Я думаю, что Холлер победил. Думаю, судья тоже так считает. Должно быть, именно об этом они говорят в кабинете.

— И ты дал ему все это?

Она сказала это тоном, в котором Босх услышал недоверие, как будто то, что он сделал, было частью хитроумной схемы защиты. Это его обидело.

— Я предоставил ему факты, — сказал он. — Никаких уловок. Я думаю, что всё, что он изложил, так и было. Херштадт этого не делал.

— Извини, — быстро сказала Бэллард. — Я не хотела сказать… Мне нравился судья Монтгомери. Я же говорила тебе об этом.

— Мне он тоже нравился. Я просто хочу убедиться, что за его убийство посадят того, кто это сделал, вот и всё.

— Конечно. Конечно. Мы все хотим.

Босх ничего не ответил. Он все еще ощущал жар от того, что его несправедливо обвинили в чем-то. Он повернулся и посмотрел в коридор на людей, входящих и выходящих из залов суда, ожидающих на скамьях, бесцельно бродящих по залам правосудия. Он увидел нескольких присяжных по делу Монтгомери, которые возвращались из уборных.

— Так зачем ты здесь? — спросил он наконец. — Ты что-то нашла в баллистической экспертизе сегодня утром?

— Вообще-то нет, — ответила Бэллард.

Ее тон изменился. Босх подумал, что она, вероятно, рада сменить тему после того, как влезла в дерьмо вместе с ним на суде.

— В банке данных нет ничего, что соответствовало бы пуле или гильзе из дела Хилтона, — продолжила она. — Но, по крайней мере, они теперь есть, если вдруг что-то обнаружится.

— Очень жаль, — сказал Босх. — Но мы знали, что шансов мало. Что дальше? Риальто?

— Чем больше я узнаю об Элвине Кидде, тем больше мне кажется, что ответ находится там.

— И что же ты нашла?

Бэллард потянулась к рюкзаку и достала ноутбук. Она открыла его и вывела на экран расположенные рядом друг с другом фотографии чернокожего мужчины, стоящего лицом вперед и повернутого вправо.

— Это снимки Кидда из Коркорана, сделанные в 1989 году, когда он и Джон Хилтон были там. А теперь посмотри на это.

Она достала из рюкзака блокнот Хилтона. Она открыла его на определенной странице и протянула Босху. Он сравнил рисунок на странице с человеком на фотороботе.

— Совпадают, — сказал он.

— Они знали друг друга там, — сказала Бэллард. — Думаю, они были любовниками. А когда они оба вышли по УДО и вернулись в Лос-Анджелес, это стало проблемой для Кидда. Он был крипом. Любая гейская вибрация — и это могло стать для него фатальным.

— Это большой скачок. Ты уверена, что он был геем?

— На данный момент нет, это просто предположение. Есть что-то в рисунках в скетчбуке… потом вся эта история с наркотиками, холодность родителей в их заявлении. Я все еще работаю над этим. Почему… что ты знаешь?

— Я ничего об этом не знаю. Но я помню, что мы с Джоном Джеком работали над несколькими убийствами геев, и Джон Джек никогда не был слишком мотивирован по этому поводу. Это был его единственный недостаток. Он никогда не мог разжечь в себе огонь, если речь шла о жертве-гее. Я помню один случай — неудачная ночевка на одну ночь. Старик подцепил молодого парня в Западном Голливуде и отвез его к себе домой, в холмы у Аутпоста. Парень ограбил его, а потом забил до смерти своим ремнем. У него была большая пряжка для родео, и это была ужасно. И я помню, как Джон Джек сказал кое-что, что меня обеспокоило. Он сказал: "Иногда люди заслуживают того, что получают." Я не говорю, что это неправильно всегда — у меня были случаи, когда я сам верил в это. Но в этом случае это было совсем неправильно.

— Все считаются или никто не считается.

— Ты поняла.

— Итак, мы снова приходим к вопросу о том, почему Джон Джек взял книгу об убийстве? Потому ли, что он ненавидел геев и не хотел, чтобы дело было раскрыто?

— Это кажется крайностью. Не думаю, что мы еще дошли до этого.

— Может, и нет.

Несколько мгновений они сидели в тишине. В зал заседаний возвращалось все больше присяжных. Босх знал, что должен вернуться в зал суда. Скорее из любопытства к происходящему, чем из обязанности находиться там.

— Неважно, что Томпсон сделал или не сделал с этим делом, — сказал Босх. — Или Хантер и Талис.

— Мы все равно его раскроем, — сказала Бэллард. Босх кивнул.

— Да, — сказал он.

Он встал и посмотрел на Бэллард.

— Мне нужно вернуться туда. Ты едешь в Риальто?

— Нет. В Западный Голливуд. Повидаться с бывшим соседом Хилтона и узнать, смогу ли я подтвердить кое-что из этого.

— Дай мне знать, как все пройдет.

20

Босх вошел в зал суда, когда последние присяжные возвращались на свои места в ложе, а судья повернулся в своем кресле с высокой спинкой, чтобы смотреть прямо на коллегию, когда будет говорить. Босх проскользнул на свое привычное место в последнем ряду галереи. Он видел, что и Холлер, и Салдано сидят на своих местах и смотрят прямо перед собой, поэтому Гарри не мог понять, что происходит. Как раз в тот момент, когда судья собирался начать, дверь зала суда открылась, и Джерри Густафсон, ведущий детектив полиции Лос-Анджелеса по этому делу, поспешно вошел и прошел по центральному проходу, а затем сел в первом ряду прямо за столом обвинения. Густафсон то и дело появлялся в зале суда в те дни, когда Босх присутствовал на судебных заседаниях.

— Дамы и господа, — начал Фальконе. — Прежде всего я хочу поблагодарить вас за участие в этом деле. Работа в суде присяжных может отнимать много времени, быть трудной, а иногда даже травмирующей. За последние десять дней вы все были настоящими тружениками, и я и штат Калифорния выражаем вам признательность и благодарность.

— Однако ситуация изменилась, и это дело подошло к концу. Окружная прокуратура решила снять все обвинения с мистера Херштадта и не продолжать дело в данный момент.

В зале суда раздался привычный гул шепота: наблюдатели и ряд репортеров отреагировали на новость. Босх наблюдал за спиной Холлера. Он не двигался и не делал никаких движений в сторону своего клиента, чтобы похлопать его по руке или плечу — никаких визуальных признаков победы.

Босх видел, как Густафсон, наклонившийся вперед, опершись руками о перила зала суда, опустил голову, словно человек, стоящий на коленях в церкви и молящий своего бога о чуде.

Но Босха смутили три последних слова судьи: "В данный момент". Что это значит? Он знал, как и судья, что снять все обвинения на этом этапе равносильно оправдательному приговору. Возврата не было. В Калифорнии процесс считается завершенным с момента выбора присяжных. Повторное преследование Херштадта после этого привело бы к двойному наказанию. У Босха не было сомнений: дело против Джеффри Херштадта закончено.

После своего невнятного объяснения судья еще раз поблагодарил присяжных и попросил их вернуться в зал заседаний и подождать. Он сказал, что представители обвинения хотят с ними поговорить. Босх догадался, что Салдано хочет опросить их, чтобы узнать, на чем бы они остановились при вынесении вердикта. Разговор мог подсказать ей, не совершила ли она критической ошибки, отказавшись от дела. А также подтвердить, что она приняла правильное решение.

Фальконе объявил перерыв в судебном заседании и покинул судейскую кафедру. Холлер стоял у выхода и, оглянувшись, увидел Босха в последнем ряду. Он улыбнулся и погрозил ему пальцем, затем подул на палец, как будто это был воображаемый ствол пистолета. Наконец он протянул руку и сжал плечо сидящего клиента. Он наклонился и начал шептать ему на ухо.

Салдано и ее помощник встали из-за стола обвинения и начали пробираться к двери в комнату для сбора присяжных. Густафсон встал и направился обратно по проходу к выходу из зала суда. Он остановился, чтобы взглянуть на Босха. Много лет назад они вместе работали в огромном отделе по расследованию грабежей и убийств, но не были хорошо знакомы.

— Доволен, Босх?

— Что именно произошло?

— Салдано прекратила дело, чтобы сохранить свой безупречный послужной список. Херштадт уйдет, и что бы ни случилось, это будет на твоей совести, мудак. Я знаю, что ты подстроил это для Холлера.

— Ты все еще думаешь, что это сделал он?

— Пошел ты, мудило. Я знаю, что он это сделал, и ты тоже.

— А как насчет остальных пяти,Густафсон?

— Каких пяти?

— Мы получили книгу убийства в ходе расследования. Ты и твой напарник нацелились на пятерых других людей, которые были бы рады смерти Монтгомери, но ты просто бросил это дело, когда получил совпадение с ДНК Херштадта. Ты собираешься вернуться к ним?

Густафсон указал на переднюю часть зала, где Холлер все еще шептал на ухо Херштадту.

— Там твой убийца, Босх. Мне не нужно ни к кому возвращаться. Это был он, он был у нас, а потом ты все взорвал. Отличная работа. Ты должен гордиться. Ты только что отменил все, что когда-либо делал со значком.

— Значит, это — "нет"?

— Босх, насколько я понимаю, это дело закончилось ОА[45]. И это на твоей совести.

Густафсон вышел из зала суда.

Босх остался сидеть на месте, его лицо пылало от негодования. Он пытался успокоиться, пока Холлер заканчивал разговор со своим клиентом и позволял помощнику судьи отвести Херштадта обратно в тюрьму при суде, чтобы его можно было оформить и отпустить. Холлер быстро собрал свои папки и блокноты и бросил их в портфель. Затем он защелкнул два латунных замка и перелез через перила, где его ждали четыре репортера. Переговариваясь между собой, они засыпали его вопросами о том, что именно только что произошло в кабинете судьи.

Холлер сказал им, что ответит на их вопросы в коридоре. Он вывел их из зала суда, подмигнув Босху, когда они проходили мимо его ряда. Затем Босх встал и последовал за ними через двери. Холлер занял место в центре коридора, и репортеры собрались вокруг него полукругом. Босх стоял за пределами круга, но достаточно близко, чтобы слышать, что говорят.

Репортеры начали выкрикивать вариации одних и тех же вопросов.

— Ладно, ладно, слушайте, а не гомоните, и я вас просвещу, — сказал Холлер, его голос почти дрожал от победы в суде.

Он подождал, пока они затихнут, прежде чем продолжить.

— Ну что, готовы? — сказал он. — Столкнувшись с более чем обоснованными сомнениями в доказательствах, представленных присяжным, штат сегодня пошел по пути истины и отозвал свое хлипкое дело против моего клиента. В настоящее время мистер Херштадт освобожден из-под стражи и скоро будет свободным человеком.

— А ведь это дело начиналось как гром среди ясного неба, — сказал репортер из "Таймс", которого Босх знал. — У них было признание и совпадение ДНК. Что же произошло?

Холлер развел руками и улыбнулся.

— Что я могу вам сказать? Разумное сомнение за разумную плату, — сказал он. — Здесь произошло то, что они не выполнили домашнее задание. Признание было фальшивым — оно исходило от человека, который признался бы в убийстве Черной Георгины[46], если бы его спросили. А совпадение ДНК имело вполне разумное объяснение. Судья увидел это, понял, что дело — утка без крыльев, и призвал обвинение к порядку. Мисс Салдано позвонила своему боссу, и разумные доводы возобладали. Она поступила так, как поступил бы любой благоразумный прокурор: свернула свою лавочку.

— Так дело было закрыто? — спросил другой репортер.

— Оно было отозвано прокуратурой, — сказал Холлер. — Они сняли всеобвинения.

— Значит, они все еще могут подать на новое рассмотрение, — сказал третий репортер.

— Нет, — сказал Холлер. — Это дело уже дошло до суда. Предъявить моему клиенту новое обвинение означало бы подвергнуть его двойной ответственности. Это дело закончено, друзья, и сегодня было доказано, что невиновный человек — невиновен.

— Кому звонила Салдано, чтобы получить согласие на прекращение дела? — спросил репортер "Таймс.

— Я не знаю, — ответил Холлер. — Она вышла из кабинета, чтобы сделать этот звонок. Вам придется спросить у нее.

— Что теперь будет с вашим клиентом? — спросил репортер "Таймс.

— Он свободный человек, — сказал Холлер. — Я постараюсь найти для него место, где он сможет жить, и вернуться к терапии. Я думаю открыть страницу сбора средств, чтобы помочь ему с расходами. У него нет ни дома, ни денег. Они держат его в тюрьме уже семь месяцев.

— Собираетесь ли вы потребовать от города и округа возмещения ущерба? — спросил репортер.

— Возможно, — сказал Холлер. — Я думаю, что нужно возместить ущерб. Но это вопрос для другого дня. Спасибо вам всем. Помните, это двойное "эль" от Холлера. Поймите правильно.

Холлер отошел от полукруга и поднял руку в направлении лифтов, пропуская журналистов. Проходя мимо него, репортер "Таймс" протянул ему визитную карточку и сказал что-то тихим шепотом, которого Босх не расслышал. Холлер взял визитку и сунул ее в нагрудный карман своего пиджака, за красно-бело-голубой карманный квадрат. Затем он подошел к Босху, и улыбка, казалось, навсегда закрепилась на его лице.

— Нечасто выпадают такие дни, как этот, Гарри.

— Полагаю, что нет. Что на самом деле произошло в кабинете?

— Практически то же, что я им только что рассказал. Я опустил ту часть, где судья сказал Салдано, что, по его мнению, присяжные никак не могут вынести вердикт о виновности вне всяких обоснованных сомнений. Он дал ей возможность продолжить и выслушать моего эксперта по ДНК, а затем мое очень убедительное ходатайство о прекращении дела. Тогда она вышла и обратилась к сильным мира сего. Дальше все было так, как я рассказал. Может быть, теперь они найдут подходящего парня для этого дела.

— Сомневаюсь. Густафсон по-прежнему считает, что это дело рук твоего клиента. Он зашел по пути, чтобы сказать мне об этом.

— Уязвленная гордость, вот и все. Что еще он может сказать?

— Да, но разве ты не видишь? Он не собирается искать настоящего убийцу. Он сам сказал, когда уходил: ОА — т. е. дело для него закрыто.

— В смысле?

— "Очищено арестом". Это значит, что дальнейшего расследования не будет. Между тем, тот, кто действительно это сделал, все еще на свободе.

— Но это не наша проблема, не так ли? Мы работаем на Херштадта, а Херштадт свободен.

— Может, это и не твоя проблема.

Холлер долго смотрел на Босха, прежде чем ответить.

— Полагаю, ты должен делать то, что должен. Босх кивнул.

— Я собираюсь придержать файлы по делу и копию книги об убийстве.

— Конечно. Прошу пользоваться. Я скоро свяжусь с тобой по поводу того, о чем мы говорили. О медицине.

— Я буду рядом.