— Какого чёрта?!
Я резко обернулась с намерением врезать мерзавцу кулаком как следует, но увидела перед собой не Фицроя, а Карсона. Он и сам, похоже, перенервничал больше моего. Вон глаза какие круглые и огромные, почти как его очки. Но и я не лучше. Стою тут мокрая с макушки до пят в луже воды. С волос течёт в три ручья, штаны прилипли к ногам, в берцы тоже попало.
— Т-ты горела, — выдавил Карсон.
— И это повод вылить на меня пару галлонов воды?
— Исключительно в целях пожарной безопасности.
Я и сама толком не поняла, что случилось. Разнервничалась жутко, а тут ещё этот шлем на шкафчике. Новый! Чёрный, без всяких наворотов в виде кошачьих ушей или адских рожек, но понятно, что женский — небольшой, изящный, прочный и в то же время достаточно лёгкий. Двух мнений быть не может — этот подарок точно от Фицроя.
И когда в голову ворвалась совершенно безумная мысль, будто подсовывать подарки таким образом — это исключительно его, Фицроя, стиль, во мне будто одновременно тысячи факелов загорелись.
— Не обожглась? — Карсон изобразил такую заботу на лице, что можно было всерьёз подумать, будто он способен на сопереживание.
Я поднесла раскрытые ладони к глазам. Пар идёт, но следов от ожогов нет. А вот после того как Брайс отказался меня целовать, я искала иной способ доказать себе, будто владею стихией огня и баловалась со спичками. В итоге пузыри от ожогов тоже приходилось заклеивать пластырем. А вызывать огонь специальными рунами получалось через раз и с тем же успехом.
Я уже почти потеряла веру в свои магические силы, когда мне вдруг говорят, будто я воспламенилась!
— Я что, горела на самом деле? — переспросила я.
— Совершенно верно, — подтвердил Карсон. — Как воин сопротивления на костре у эльвов.
— Вау!
Других слов у меня не нашлось.
— Я не могу молчать о том, что ты воспламеняешься. Не имею права, — пригрозил он. И из его уст угроза звучала очень странно. — Но мы можем договориться.
— Хочешь, я и рта не раскрою на конкурсе интеллектуалов? — предложила я. — И Брайса с Эваном попрошу. Блистать будешь только ты один.
— Слушай, — Карсон вдруг приблизился ко мне почти вплотную и понизил голос до шёпота, — Фостер… Элла… Я не скажу ректору, что ты едва не устроила в корпусе пожар, если окажешь мне одну услугу… э-э… деликатного характера. И лучше прямо сейчас, пока мы здесь одни.
— Я думала, ты один тут такой на факультете… уникальный, — приходилось тщательно подбирать слова, чтобы не сильно его обидеть. — А ты, оказывается, такой же, как все.
— Я и есть уникальный. — Нет, всё-таки обидела. — Уровень моего интеллектуального развития значительно выше, чем у других людей моего возраста.
— А я разве спорю?
— Девушкам стоило бы это ценить, но они в силу своего низкого интеллекта предпочитают таких, как Беккет.
— Если ты действительно такой умный, то должен знать, что прямой связи интеллектуальных способностей с биологическим полом не существует. А сейчас позволь мне переодеться по-быстрому, я на тренировку опаздываю. Ты же знаешь Фултона, он с меня за опоздание три шкуры сдерёт, а Фицрой ему в том поможет.
— Сержант Фултон джентльмен старой закалки и никогда тебя не наказывает, даже когда ты того заслуживаешь, а Фицрой в спорных моментах всегда на твоей стороне только потому, что ты девушка. И это несправедливо, не находишь?
— И вовсе не на моей! Он ненавидит меня с первой минуты знакомства. Нужно быть слепым, чтобы этого не заметить.
— Прости, конечно, но по поводу вопроса об умственных способностях женских особей я останусь при своём мнении.
— Твоё право. Может, отпустишь уже, наконец, мою руку, а?
— Иначе что?
— Иначе в пепел обращу, и никакая вода тебе не поможет!
— Что здесь происходит? — прогремел властный голос.
В дверях стоял Фицрой и распинал взглядом почему-то не меня, а Карсона. Тот поспешно меня отпустил.
— Мы обсуждали график дежурства, — нашлась я. — Вот, поменялись с Карсоном. Он согласился убирать в пятницу, я в субботу.
— Почему в таком виде? — продолжал напирать он.
— Я душ принимала! Да, в одежде! Это Уставом не запрещено!
Боги, я тут визжу как сумасшедшая, едва сдерживаюсь, чтобы не запустить в него проклятым шлемом, а он и бровью не ведёт!
— Фултон желчью исходит, а ты тут ерундой занимаешься. Бегом на поле. А Карсон пока здесь приберётся. Всё равно ему нечем больше заняться.
— Но позвольте, сегодня не моя очередь убираться, — возразил тот.
— Пока я здесь командир, делай то, что скажу, — бросил Фицрой. — Фостер, некогда переодеваться, по дороге высушу. И шлем не забудь.
Его тон, и без того жёсткий, сейчас буквально размазывал, заставляя безоговорочно подчиняться. Вздохнув, Карсон потянулся в угол за шваброй и тряпкой, а я, стянув со шкафчика шлем, поплелась за Фицроем. Зубы скрипят, руки дрожат, а слова поперек сказать не могу. Сложно представить силу и мощь магических возможностей древних жителей Родании, повелевающих полным набором стихий, если человек с двумя врождёнными стихиями влёгкую может заставить плясать взрослых людей под свою дудку.
Не знаю, как он это делал, не глядя на меня и не произнеся ни слова, но потоки горячего воздуха заструились вдоль тела, мгновенно высушивая волосы и одежду. Вместе с тем и сознание будто оттаяло, и я вновь стала собой — вспыльчивой и упрямой Эллой Фостер.
— Ну и зачем ты это сделал? — напустилась я. — Разве я просила?
Молчание. Он резко оглох, что ли?
— Я же сказала, со мной Карсон обещал поделиться.
Впрочем, теперь он вряд ли чем-то поделится со мной по доброй воле. Но это молчание хуже пытки. Уж лучше бы ранил признанием, я бы постепенно оправилась.
Но он молчит и молчит. А я как ненормальная разговариваю с его спиной, обтянутой белоснежной майкой.
— Мне ничего от тебя не нужно, ясно? Да я лучше без шлема буду играть, чем с этим уродством на голове! Сама себе всё куплю. Вот завтра же поеду в город и куплю. А это забирай. Всё забирай, до последнего одуванчика! Слышишь, Фицрой? Не понимаю, как тебя девушки терпят вообще. Ты же уникально невыносим! Я рада за Эффи, потому что теперь с ней не ты, а нормальный парень, который никогда не сделает ей больно.
Пока я выплёскивала злость и пыталась избавиться от серёжек, от которых в буквальном смысле пылали уши, мы дошли до поля. Там, за желеобразной стеной, уже гоняли заколдованные мячи наши ребята, а сержант Фултон, возглавивший тренировки, обрывал свисток. Я не ожидала, что Фицрой резко развернётся и чуть не врезалась ему в грудь. И врезалась бы, если бы между нами не застрял мой кулак с зажатой внутри серёжкой.
— Выпустила пар? Отлично. Сегодня играем вполсилы и пусть Фултон хоть что говорит. Выкладываться на тысячу будем потом. — Тон его, на удивление, был предельно ровным, только вокруг радужки покраснело так, будто сосуды полопались.
Ничего я не выпустила! В присутствии этого невозможного человека пар во мне вырабатывается постоянно, как в котле паровоза.
— Надень обратно, — давил он.
— Ни за что! — прошипела я. — Забери. Мне это не нужно!
От Фицроя можно ожидать чего угодно. За редким исключением он ведёт себя непредсказуемо. Вот и сейчас вместо того, чтобы упрекать или что-то требовать, выдал странную фразу:
— Надень и не снимай, они заряжены на поддержание природной магии.
Надо что-то ответить, но я будто остолбенела. Не ожидала, что ранит настолько сильно. Мне будто душу заговорённым ядром вынесло. Вот зачем он мне помогает? С какой целью, если знает, что живой не дамся? Почему из всех способов выбрал самый неприемлемый, из-за чего все его подарки вызывают отторжение и непреодолимое желание их снять и растоптать? Почему я чувствую себя в них грязной? И самое главное, почему я смогла вызвать огонь только тогда, когда эти проклятые серёжки были на мне? Такие неудобные вопросы… И ответы на них мне не нравятся ещё больше, чем поведение стоявшего передо мной человека.
Так и не дождавшись ответа, Фицрой разжал мой кулак. Его пальцы были холодными, как вода подо льдом, с моих же срывался невесомый прозрачный пар. Не знаю, кто кому причинил больше дискомфорта, уверена я только в одном: он оглушен ощущениями так же, как я.
На моей ладони блестела серёжка с крупным бриллиантом. Работа ювелирная, видно, что украшение создано в единственном экземпляре и оттого на сердце ещё гаже становится.
Ведь я знаю, что она нужна мне как воздух.
Догадавшись, что он собирается мне её надеть, я отмерла. Нет уж. Это чересчур интимный процесс, чтобы доверить его такому человеку, как Фицрой.
— Я сама, — прохрипела я. — Считай, что извинения приняты.
Дрожащими руками я кое-как надела серьгу, испытывая при этом мерзкое чувство, будто в очередной раз предала саму себя. И добавила:
— Это последнее, что я согласна для тебя сделать. Позже я обязательно всё верну.
— Лжёшь, Фостер, как всегда. Будешь соглашаться и делать ещё много раз. Всё, что я захочу, сделаешь.
— Да пошёл ты! Зря я тебя послушала! Больше такой ошибки не совершу. Забирай свои серьги. Лучше умереть, потеряв магию, чем подачки твои носить!
— Снимешь только вместе с часами, ясно? — его тон твёрже алмаза и тяжелее осмия. — Считай, это приказ.
— Тум тангерум корпус адельпо либелло, — выкрикнула я и повторила ещё раз: — Только коснёшься меня, пусть лихорадка тебя разобьёт!
— Фицрой! Фостер! — искажённый желеобразной стеной, прогремел голос сержанта Фултона. — Долго вы ещё отношения выяснять собираетесь? Даю ровно тридцать секунд или составите компанию Карсону на скамье запасных!
Игнорируя заклятие, Фицрой отобрал шлем и осторожно надел мне его на голову.
— Нормально сидит? — и закрыл визор.
Худшей тренировки у нас ещё не было. Из-за предстоящих соревнований и недосыпа все были на взводе. Фултон разъярялся и раздавал наряды направо и налево. Реншоу и Торрес из «Хамелеона» подрались и разнять их получилось только с помощью мощного потока воды. Эркин сжёг все корзины противника и получил наказание в виде ночного дежурства. Эван повредил запястье, а Блейн подвернул ногу и тренеру, скорее всего, придётся искать им замену. Кёртису прилетело мячом так, что шлем треснул. Противореча сам себе, Фицрой играл так, будто шёл решающий матч, а среди зрителей сидела вся его многочисленная любящая родня.
Я же ощущала себя так паршиво, будто сама себе лихорадку наколдовала. Меня трясло, как при ударе электричеством, а за грудиной разгорался пожар, перекидываясь и на другие органы. Казалось, шлем на мне пылает, будто керосином облитый. Играла рассеянно. Мячи мне не поддавались и тот единственный, который кое-как удалось забросить в корзину, вылетел оттуда до того, как сержант Фултон успел назвать мою фамилию. И всё же Карсон был прав. Как бы я ни лажала, Фултон ночным дежурством награждать меня не спешил.
Но самым неприятным было то, что Брайсу угодило в плечо ядовитой струёй и ему пришлось бежать в медпункт. Естественно, оставить друга в беде я никак не могла.
Сестра Хартли обработала рану и наложила повязку, не переставая бубнить под нос заклинания. Брайс стойко терпел все манипуляции, а вот я ахала и дёргалась всякий раз, когда медсестра, на мой взгляд, проявляла хоть каплю грубости или суетливости.
— Придёте утром на перевязку, — велела она. — И на пару-тройку дней воздержитесь от физической нагрузки.
— Спасибо, сестра Хартли, — поблагодарил Брайс и кивнул мне, мол, идём отсюда да поскорее.
— А разве ему не нужно остаться здесь на ночь под наблюдением доктора? — обеспокоилась я.
— В этом нет необходимости, — ответила медсестра. — Данный яд смертельной опасности не представляет, но на несколько дней понизится мышечный тонус. Теперь, когда в академии полно народу, с такими травмами ежедневно приходят по три-четыре человека. А вы за сегодня уже пятый! Я уже не раз говорила доктору Коутсу, нужно что-то делать с защитным ограждением, но кто меня слушает!
— Очень жаль, — посочувствовала я, едва мы вышли на крыльцо, — как же ты будешь играть? А как команда без тебя? Ты ведь один из самых сильных игроков в сборной!
— Нормально всё, Одуванчик, — улыбнулся Брайс, — я справлюсь. Рука движется и до решающего матча точно заживёт.
— Ну ладно. Но если вдруг станет хуже, сразу обращайся к целителям. И пусть ещё Эффи посмотрит.
— Посмотрит-посмотрит, не переживай.
— Слушай, совсем забыла. У меня отличные новости!
— Да? Ну-ка, удиви.
— Я сегодня воспламенилась. Сама! Без каких-либо рун и заклинаний. Догадываешься, что это значит?
Брайс сглотнул, прежде чем ответить. Видно, что потрясён новостью не меньше моего.
— Поздравляю. Это то, чего ты хотела.
— Получается, тогда, в детстве, когда общину накрыла эпидемия гриппа, со мной что-то сделали, — торопливо говорила я, пытаясь угнаться за скачущими мыслями. — Хотели отобрать магию огня, но что-то пошло не так. Магия осталась, но засела очень глубоко и не проявляла себя. А теперь… Боги, теперь всё изменится! Я наконец-то нашла себя! После стольких лет, Брайс! Разве это не замечательно?
— А магия земли? Она же никуда не ушла?
— Меня больше интересует другой вопрос: откуда она вообще у меня взялась?
— Хороший вопрос, — пробормотал Брайс и задумался.
— А ведь я совсем не помню себя огневичкой, — призналась я, — воспоминания стёрты начисто.
— Ну, это в порядке вещей при ритуале передачи магии.
— Я знаю теорию. Но теория — всего лишь абстрактная наука, когда ты не сталкиваешься с ней и не практикуешь. И совсем другое дело, когда это касается тебя лично.
— Звучит зловеще.
— Согласна.
— Мне так жаль, что тебе пришлось это пережить. Бедная моя девочка!..
— Перестань, пожалуйста, не то я расплачусь от жалости к самой себе.
— Как скажешь. Кстати, как там расследование продвигается? Сдвиги есть?
— Профессор Макнейр считает, что виноват огневик.
— С чего такие выводы?
— Помнишь, на первом курсе нам рассказывали, что магия каждого человека уникальна так же, как уникальны отпечатки пальцев и ДНК? Так вот, в последнее десятилетие в криминалистике метод идентификации человека по магической ауре развивается семимильными шагами. Это я в газете прочла ещё на «Принцессе Фелиции».
— Но такого закона, чтобы ловить преступников по отпечаткам магии, ещё нет.
— Пока нет. Но это дело времени.
— Уже выяснили, кто этот огневик?
— Миссис Макнейр пока не сказала. Думаю, они ещё не идентифицировали всех огневиков.
— Всех и не надо. Наверняка это одна из твоих соперниц, тех, что участвовали в конкурсе.
— Я тоже так думаю. Жаль, если ею окажется Рамона или Анна.
— Не подпускай людей близко к сердцу, Элла. Предать может и тот, кому ты веришь.
— Кроме одного. Тебя, мой дорогой. — Я не удержалась и обняла его, старательно избегая контакта с раненой рукой.
Брайс нежно погладил меня по спине.
— Я тоже тебя люблю, Одуванчик.
— Хорошего понемногу, — отстранилась я, подозрительно шмыгая носом, — не то ещё Эффи увидит и заревнует.
— Можно попросить тебя об одной услуге?
— Конечно.
— Скажи всем, что я остаюсь на ночь в лазарете, ладно?
— Но ты будешь у Эффи?
Брайс не ответил, но, судя по его довольной улыбке, планы на эту ночь у него были получше, чем у меня.
Одна из проблем решилась проще, чем я предполагала. Как только в присутствии секретаря Пламфли я заикнулась, будто мне не терпится увидеть друзей из Хендфордской академии, мне пошли навстречу и назначили ночным дежурным. И повязку фосфоресцирующую выдали. В мои обязанности входило встретить гостей из Хендфорда и Блессингтона и проводить в жилой корпус, правда, вместе с небезызвестным Морганом и его приятелем Алфи Дунканом, но я и тому была рада.
И ближе к одиннадцати вечера, когда «Гидры» и «Фениксы» улеглись спать, мы с ребятами, сидя на скамейке у административного корпуса, травили анекдоты.
— Приходит, значит, моряк в ресторан и спрашивает, где тут можно пришвартоваться, а официант ему: «Я вас не понимаю», — рассказывал Морган.
Я слушала вполуха, наблюдая за тем, кто входит, кто выходит и что творится во дворе. Нервно поглядывала на часы, облизывала потрескавшиеся губы. И утешала себя тем, что в случае успешного выполнения задания мне снимут магический браслет прежде, чем я увижу Фицроя. Облажаться никак нельзя.
— И что дальше? — нетерпеливо спросил Алфи, когда Морган отвлёкся на жужжащего комара.
— Дальше? — переспросил тот. — Ну, моряк попросил сделать уху понаваристее. Официант в отказ, мол, у нас стандарт один для всех. А моряк такой: «А вы скажите коку». И официант повторяет: «Коку». Ну как, смешно? А тебе, Элла? Я как услышал первый раз, ржал, наверное, минут десять.
— Классный анекдот, — рассеянно отвечала я, приглядываясь к фигуре, шедшей по неосвещённому участку дорожки. По манере походки и телосложению человек до необъяснимой дрожи в сердце напоминал Фицроя, но ведь тут его быть не должно!
И всё же… Ещё до того, как он вышел из тени, я поняла, что интуиция меня не подвела.