— О, Фицрой! — приветствовал его Морган. — Тебя тоже обязали дежурить? Садись к нам, мы тут анекдоты Элле рассказываем, так сказать, соединяем приятное с полезным.
— Я анекдотов не знаю, — ответил тот. Тем не менее, небрежным жестом согнал сидевшего слева от меня Алфи и уселся на его место. Настолько близко, что я помимо воли снова начала вырабатывать жар.
— Каждый, кто сидит на этой скамейке, обязан рассказать анекдот, — сказала я. Конечно, я не рассчитывала на то, что Фицрой уйдёт. Но и молчать рядом с этим ходячим стрессом я физически не в состоянии.
— Ладно, — согласился он и помолчал немного, собираясь с мыслями. — Жили, значит, три брата… Нет, пусть будет два. Старший обычно первым открывал все новогодние подарки, но с тех пор, как младшего научили считать, подарки пришлось делить поровну.
Морган одобрительно фыркнул, Алфи подобострастно хихикнул.
— Это не анекдот, — возразила я, — а история из жизни.
— Все анекдоты в какой-то степени истории из жизни, — ответил Фицрой.
— Дай-ка угадаю. Этим старшим братом, систематически воровавшим у малыша игрушки и сладости, был ты?
— Не угадала.
— Анекдот это или реальная история, роли не играет. Главное, рассказ принят, — объявил Морган. — Теперь твоя очередь, Алфи.
Пока Алфи с пространными отступлениями и объяснениями рассказывал свою историю, я, сгорая от перенапряжения, раз десять теряла нить повествования. Чёрт возьми, Фицрой портит мне всю картину. Я уже настроилась, набросала план А и план Б, а тут он!
— Что, не можешь заснуть без меня? — не удержалась я.
— Без тебя совсем не то, — ответил он.
Алфи замер на полуслове, прислушиваясь, но, не дождавшись продолжения, возобновил свою тягомотину.
Больше я не пыталась уловить суть рассказа. С приходом Фицроя воздух стал свежее, комары перестали досаждать, а ночные фиалки затмили аромат хищной дионеи, пахнувшей, как протухшее мясо, обильно приправленное специями. Созвездия засияли ярче и даже внутренний огонь поутих, будто воды испугавшись. Алфи и Морган по очереди травили свои нудные байки, и я, утомлённая бесконечными переживаниями, на какое-то время потеряла связь с действительностью.
— Брайс, ты здесь? — зову я. Вокруг темно, но здесь, в подземном убежище, я знаю каждый поворот и каждый угол. Когда на полуострове зверствовали эльвы, мы с Беккетами и другими членами общины проводили здесь дни и ночи. Он не отвечает, но я чувствую его. Он здесь. Напуган, зол и растерян. Возможно, даже плакал. Но я никогда его в том не упрекну. Несколько недель тому после продолжительной болезни его отец скончался и рана ещё очень свежа. Даю ему время выплакать последние слёзы и вновь даю о себе знать — Брайс! Это я, Элла. Я знаю, ты здесь. Можно к тебе? Я принесла поесть. — Я не хочу есть, — слышится его надрывный голос. Я безошибочно нахожу друга в самом дальнем углу. Пахнет подгнившей соломой и мышами, но этот запах знакомый, родной, а главное, безопасный. После недолгих уговоров Брайс соглашается разделить со мной нехитрую трапезу, но огонь просит не зажигать. — Никогда не теряй магию, Одуванчик, — горячим шёпотом говорит Брайс, и у меня от его тона мурашки по коже бегут, — потому что это верная смерть. — А как её теряют? — не могу сдержать любопытства я. — По-разному, — нехотя отвечает друг, — кто-то тяжело болеет, кто-то расстаётся с ней добровольно, а у кого-то её отнимают. — Кто отнимает? — Не знаю… Злые люди, которые хотят обладать одновременно четырьмя стихиями. — Но ведь когда четыре стихии соединятся в одном человеке, наступит мир. — Я слышал эту легенду, но это тяжкий грех — силой отнимать то, что каждому подарено богами, и обрекать другого человека на смерть. — Надеюсь, того, кто это делает, будут мучить черти в аду. — Только почему эта мысль меня не утешает? Меня всегда учили не отвечать злом на зло, но, знаешь, мне часто хочется делать наоборот. И чем дальше, тем больше. Это очень плохо, да? — За такие слова меня точно осудит твоя мама, но я думаю, что это нормально.
Очнулась от жуткого лающего воя гончей, инстинктивно цепляясь за кого-то, кто сидел рядом. То ли защитить пытаясь, то ли самой спрятаться…
— Кошмар приснился? — спросили голосом Фицроя.
О боги!.. Я вроде как уснула на скамейке. Но голова моя покоится у несносного командира на плече, а пальцы сминают нагрудный карман его рубашки. А вокруг ни души. Даже Дотти умолкла. Только цикады трещат да фиалки пахнут.
Я отсела подальше и глаза протёрла.
— Который час? — испуганно поднесла запястье к глазам. Либо я сошла с ума, либо стрелки в обратном направлении бегут. — У тебя часы идут?
— Ничего интересного ты не проспала, — расслабленно отвечал Фицрой. — Ещё не приехал никто.
— Время! — рыкнула я.
— Шесть минут первого. Можешь дальше спать, я тебя разбужу.
— Выспалась уже. А Алфи с Морганом где?
— На обходе.
Как неловко получилось!.. Только я могла уснуть на плече у самого невозможного в мире человека в то время, когда надо бы отрабатывать план похищения золотого кубка.
Но это что же получается? Он ко мне прикоснулся после того, как я его прокляла?
— Тебя не лихорадит ещё? — нашла в себе силы спросить.
— Пока нет и, возможно, не будет.
— Почему это?
— Ты на мне уснула, не я на тебе.
— Фу.
— Да ладно, Фостер, признай уже, что дымишь от меня.
— Снова твои больные фантазии? К доктору сходи, он тебя вылечит.
— Не всё в нашем мире лечится.
— Давай лучше тоже пройдёмся. Я, например, налево, ты направо.
— Да тебя и на минуту оставить нельзя, вечно в неприятности попадаешь.
— Самая большая моя неприятность — это ты, Фицрой. Отвянь, мне в туалет надо.
— Я тебя провожу и подожду снаружи.
Ну что за человек! Вот заманю его куда-нибудь подальше от любопытных глаз и нашлю временный паралич и глухоту со слепотой, чтоб под ногами не мешался.
В холле полумрак. Освещен только кубок четырёх стихий, стоящий на пьедестале. Наши шаги отдают гулким эхом. Тот факт, что вход в здание оказался не заперт, очень меня порадовал. Приятно, когда тебя ждут и готовы посодействовать в похищении реликвии.
Но Фицрой, как всегда, всё испортил:
— Когда-то кубок пытались похитить. И похитили, но единственный выход закрыли, а так как из крепости выбраться практически невозможно и префектура устроила обыск, кубок просто-напросто выбросили в окно. Позже его нашли в ручье с тигровыми пираньями.
— Кошмар какой!..
— После того случая магзащиту усилили и сменили сигнализацию.
— А похитителя нашли?
— То были студенты по обмену. Из Фелильи, кажется. Осуждены на двенадцать лет и лишены права на гражданство.
— Ну и зачем ты мне это рассказываешь?
— Предупреждаю.
— Ну и дурак. Думаешь, я здесь затем, чтобы украсть этот чёртов кубок?
— Думаю, ты здесь по другой причине.
Интересный парадокс. Фицрой частенько уличает меня во лжи, но, стоило мне сказать правду, как он мне не верит!
— Видишь нити? — спросил он.
— Какие нити? — не поняла я.
— Ясное дело, не видишь, потому что стихия у тебя только одна, и то… — он осёкся, но не нужно обладать телепатией, чтобы понять: он явно хотел сказать «хромая».
А я смолчала не потому, что мне нечего было сказать, а потому что я… увидела то, о чём он говорил. Вокруг пьедестала, на котором сиял кубок четырёх стихий, вились тусклые огненно-красные и зелёные линии. Вот это да!
— А что видишь ты? — поинтересовалась я.
— Чёткие синие и голубые плетения, овивающие пространство вокруг пьедестала.
— То есть красных и зелёных ты не видишь?
— Красные и зелёные — это огонь и земля. Понятно, что я вижу только свои. А те студенты обладали двумя врождёнными стихиями и им было нетрудно отключить магзащиту.
Спасибо всем существующим богам за то, что послали мне этой ночью Фицроя! Ничего он не испортил, наоборот, здорово помог. И ещё поможет.
В административном корпусе никого нет, только из-за приоткрытой двери приёмной выбивается неяркая полоса света и доносится крепкий запах кофе и сигарет. Секретарь Пламфли трудится день и ночь.
— Хочешь кофе? — вдруг спросил Фицрой. — На кухне не заперто, миссис Кёртис всегда оставляет для ночных дежурных печенье, лимонад и растворимый кофе.
— Не откажусь.
Чтобы не вызвать у Фицроя подозрений, захожу по дороге в уборную. Сейчас, в первом часу ночи, тихое пустое пространство с мигающей лампочкой под потолком выглядело странно и даже немного пугающе.
Я вглядывалась в зеркало и пыталась разглядеть там ту Эллу Фостер, какой была всегда. И пусть, не считая едва заметных теней под глазами и пылающих ярким румянцем щёк, внешность оставалась прежней, от уверенной в себе и полной смелых надежд девушки осталась лишь оболочка. Внутри она стала совсем другой.
— Как же ты был прав, Брайс, когда говорил, что на зло нужно отвечать отнюдь не добром, — сказала себе я. — Я сделаю это ради Миррена и тёти Эмили, фактически заменившей мне мать и отца.
Вторая часть фразы прозвучала неубедительно. От злости брызнув на своё отражение водой, я выключила кран и поспешила прочь.
Пока шла коридорами за Фицроем, пережила, наверное, с полдюжины жизней.
Первую, в которой родилась в Альверии и могла бы повторить участь отца с матерью.
Вторую, в которой я остаюсь с роднёй и кровавыми мозолями на руках зарабатываю на хлеб с сыром. В Тройственном Союзе, если ты не гражданин, на большее рассчитывать не приходится.
Третью, где я сдаюсь настырному Ноксу и остаюсь при штабе. Два-три года службы — и гражданство мне обеспечено, а может, и намного быстрее.
Проживаю четвёртую, самую страшную, в которой папаша Нокс даёт ход своему заявлению и мой младший братик вместе с тётей Эмили вслед за мной объявляются персонами вне закона.
Пятую, где меня ловят вместе с похищенным кубком. Ну, здесь я хотя бы попыталась…
И, наконец, шестую, в которой я с блеском прохожу испытание и с меня снимают все обвинения. Я заканчиваю академию, поступаю на службу, попадаю в горячую точку, совершаю подвиг, получаю гражданство и признание и покупаю взлелеянный в мечтах домик для тёти и брата на берегу ласкового океана.
Ведь я знаю, что для этого нужно, не так ли? Новая Элла Фостер идёт к своей цели походкой от бедра. Прямо. Уверенно. Не оглядываясь по сторонам и не обращая внимание на помехи. В груди бурлит огонь. Магия земли тоже даёт о себе знать, но гораздо слабее. Снова вспоминается тот не полностью стёртый из памяти ритуал и люди, закутанные в прорезиненные плащи и произносящие страшные заклинания. В том огне всё могло закончиться очень печально. У меня хотели отнять магию, но вместо того… я получила чужую. Огонь и земля. Земля и огонь… Какая из них врождённая, а какая приобретённая? Земля нередко меня подводила, огня до некоторых пор я не чувствовала совсем.
Когда я почувствовала огонь? Однозначно с приездом в Ла Риору. Не сразу, конечно. А полноценно воспламенилась после того, как надела новые серьги. Я машинально коснулась бриллианта. Мочку уха будто током прострелило. Запястье тоже. Видимо, я коснулась уха правой рукой, на которой браслет…
— С молоком? — ворвался в мысли голос Фицроя.
— Что? — не поняла я.
— Кофе с молоком? Или лимонад?
— Лимонад. И льда побольше, пожалуйста.
— Как скажешь.
По кухне гуляло эхо. Электричество приглушено, горел только боковой свет. Фицрой достал из шкафчика два стакана и бутылку лимонада. Видно, что хозяйничает тут далеко не впервые. Разлил лимонад по стаканам и изобразил в воздухе руну «лёд». И в следующий миг идеально ровные кубики льда с лёгким всплеском опустились в напиток.
— Благодарю, — сказала я, принимая стакан у него из рук.
Пить не торопилась, наблюдая за тем, как медленно тают льдинки и поднимаются на поверхность крошечные пузырьки. Нереальность происходящего зашкаливала. Кто бы мог подумать, что именно в эту ночь, когда мне предстоит совершить преступление, я буду пить со своим командиром лимонад и пытаться завоевать его доверие?
— Почему два брата, а не три? — спросила я. — Кого ты вычеркнул? Себя?
— Ты правда хочешь об этом знать?
— Если спрашиваю, значит, хочу, не так ли?
Он долго не отвечал, помешивая лёд в стакане. Затем выпил содержимое в три глотка вместе со льдом.
— У меня два младших брата, — наконец сказал он. — По отцу.
Вот как. Значит, нашего жёсткого командира воспитывала мачеха? Впрочем, мне всё равно. Я уселась на подвернувшуюся столешницу и осушила стакан почти до дна.
— Ещё?
— Можно.
Он долил ещё и насыпал льда побольше. Добавил сиропа для вкуса.
— У меня тоже есть младший брат, — рассказывала я. — Миррен. Ему восемь. Он остался с тётей в Альверии. Я ужасно по нему скучаю.
— Редко видитесь?
Он старательно делал вид, будто с трудом поддерживает скучный разговор и что моя жизнь его совершенно не интересует. Но взгляд его выдавал. И какая-то жадность в голосе, словно, дай ему волю, он забросает меня вопросами, как экзаменатор на сессии.
— Редко, — кивнула я. — Раз в год на летних каникулах. Всегда удивляюсь, как сильно он вырос.
Фицрой сжал челюсти, очевидно, борясь с желанием задать новый вопрос или сказать, мол, как жаль, что твоей родне нельзя перебраться поближе к тебе. Нельзя, потому что между континентами разрешено перемещаться только гражданам. Исключение составляют лишь прошедшие тщательный отбор кадеты военных академий, такие как мы с Брайсом.
Я не собиралась идти ему навстречу. Неторопливо отпила ещё несколько глотков, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за тем, как он на меня смотрит. А его взгляд буквально меня… раздевал.
Я предприняла последнюю попытку усмирить не вовремя проснувшуюся совесть и позволила бушующему внутри огню разгореться сильнее. Успешную попытку, нужно заметить.
Решительно отставила стакан в сторонку и спрыгнула на пол.
— Послушай, Фицрой, я всё прокручиваю в голове твои слова и… В общем, мне бы хотелось прояснить ситуацию.
— Что именно интересует? — прищурился он.
— Между нами осталось кое-что неоконченное. Хотелось бы завершить процесс. Ты же не против?
Судя по вспыхнувшим в увеличившихся зрачках огнях, не против. Но подобного предложения явно не ожидал.
— Что-то ты мутишь, Фостер. То больным на голову называешь, то вдруг себя предлагаешь.
Какой же ты идиот, Фицрой! Больше положенного я унижаться не стану даже ради золотого кубка.
Но предпринимаю ещё одну попытку, одним махом отрекаясь от своих убеждений:
— Ты же знаешь, какими девушки непоследовательными бывают. Говорят «нет», подразумевая «да». И раз я согласилась выпить с тобой кофе, значит, хочу не только кофе, понимаешь?
— Ты пила лимонад, но не суть. Вся суть в твоих часах.
— Ты о том, что они от любимого человека? Но это же не обязательно должен быть любовник, не так ли? У каждого из нас есть родственники и друзья. И у меня в том числе.
— Звучит убедительно.
Ну хоть что-то!..
— А если не хочешь заполучить лихорадку, трогать буду только я.
— Плевать на лихорадку, — ответил он. Резко подался вперёд и смёл меня собой. Подхватив под ягодицы, усадил обратно на стол. Втиснулся между моих бёдер, сжал ладонями талию. Что-то со звоном полетело на пол, но никто не обратил на это внимания. Я не то чтобы напугана… Ошарашена. Его напором. Своими чувствами. Он наклонился близко-близко, практически касаясь своим лбом моего и обжигая дыханием, но целовать не спешил. Смотрел при этом так, будто раньше времени обнаружил припрятанный ко дню рождения подарок и боролся с собой, открыть или нет.
Почему?
Пока он медлит, я и передумать могу. Потому что реальности со скоростью света сменяют одна другую. Я то прежнюю Эллу в себе узнаю, то новую чувствую. Первая не мыслила поцелуев без любви, точнее, практически о них не думала. Какая любовь, когда на континенте война? Вторая убеждала, будто это никак не связано и что поцелуям придают слишком большое значение. Они того не стоят, конечно. Вот сейчас я и докажу себе, что зря так романтизировала всю эту возню, без которой не мыслит жизни Брайс.
Ничего личного, Фицрой. Мне просто нужны частички твоей магии.
Но он всё медлит. Я хоть и гордая, но могу и первой начать. Пусть я только предполагаю, как это делается, но Фицрой ведь точно знает. Должен! Но не целует. Неужели я и правда ошиблась в нём? Зачем тогда бегал ко мне в лазарет? Прислал серьги и платье?..
Или догадался, что у меня на уме?
И тут что-то изменилось. Могу поклясться, что на какую-то долю секунды Фицрой меня опередил, но это уже не важно. Важно то, что это случилось. Да, не так, как я себе представляла. Он слишком агрессивен и напорист, но это же Фицрой. По-другому он не умеет. Однако в данной ситуации это даже к лучшему. Меня сносит шквалом эмоций. Закручивает вихрем. Полощет дождём. Осыпает снегом. Смывает гигантскими волнами. Уносит воздушным потоком выше облаков. Где-то вдалеке гремит гром и блестят молнии, а волны с грохотом бьются о сушу. Но чужие стихии в эту минуту я ощущаю сильнее своих. Огненный шар будто сжимается вокруг крошечной планеты и концентрируется в центре груди. Браслет сжимает запястье и я физически ощущаю стремительный бег стрелок. Но гораздо сильнее чувствую гудящую по венам магию. Мало реагируя на давление внизу живота и шарящие по телу ладони, я пью поцелуй с такой жадностью, будто хочу накачаться магией по самую макушку. Ещё меньше меня заботят звуки, которые мы при этом издаём. Где-то на задворках бокового зрения мельтешат снежные хлопья вперемешку с огненными искорками. Нас окутывает снежно-искрящимся коконом, точно шторкой, отгораживая от внешнего мира. И моя личная руна разрастается дополнительными линиями и озаряется всеми четырьмя основными цветами…
Отрезвляет ощущение, что меня настойчиво и довольно грубо раздевают. Э нет, моя цель достигнута, сворачиваемся.
— Мемориам туам делео, — отстраняясь, шепчу ему в губы, давая установку на то, чтобы он позабыл о том, что здесь произошло. Но он ловит мои губы зубами и целует снова. Ещё напористее. Ещё глубже. Ещё безумнее. Так, словно всю свою магию стремится мне отдать. Но мне достаточно, больше я не выдержу.
В физическом плане он, безусловно, сильнее. Моё преимущество — заклинания. Подставив для поцелуев шею, я смогла прочесть и заклятие временного паралича, и немоты, и потери памяти.
Мой бедный командир рухнул на колени с таким звуком, будто сломал обе коленные чашечки. Не без труда я оттащила его подальше в угол и прислонила спиной к стене, избегая при этом смотреть в распахнутые в немом удивлении глаза.
— Прости, — хватило совести произнести.
Но, чёрт возьми, мои часы снова остановились.
Пришлось одолжить у Фицроя — до часа Икс ровно семьдесят пять минут. Застёгиваю ремень и пуговицы на рубашке. У Фицроя тоже. Наскоро протираю бумажным полотенцем лужу, оставшуюся после снегопада и разлитого лимонада. Выбрасываю в урну осколки стекла. И, стараясь не шуметь, покидаю кухню. От переизбытка магии меня шатает. Чувствую себя способной не то что гору свернуть, но с голыми руками на свору гончих идти.
В холле по-прежнему никого, только золотой кубок на пьедестале стоит. Вокруг него отчётливо вижу сложное четырёхцветное плетение, которого не видела прежде. При желании я могла бы убрать магзащиту тотчас, но ещё остаётся сигнализация.
Я не услышала шагов позади, лишь запах кофе и сигарет. Это Пламфли. Можно выдохнуть.
— О, кадет Фостер! Как хорошо, что вы здесь!
— Извините, мне просто нужно было… м-м…
— Всё в порядке. Кадеты частенько сюда заходят. Кому-то нужно в столовую, кому-то по другим делам. Но я вот о чём хотел вас попросить. Пришла радиограмма из Балленхейда. Корабль из Фелильи уже в порту. Автобус с вашими друзьями будет у ворот академии через двадцать минут.
— Отлично, уже не терпится их встретить! — Я старательно изображала энтузиазм.
— Пожалуйста, предупредите остальных дежурных. Будьте наготове. Предложите приезжим чай или кофе — всё это вы найдёте на кухне.
Боги!.. Меня резко окатило стыдом за свои искусанные губы, а Пламфли будто нарочно смотрит прямо в глаза и ни на дюйм ниже, не желая меня смущать. Но я, не моргнув глазом, ответила:
— Конечно, сэр, всё будет сделано.
— Я могу доверить вам ключи от ворот?
— Кому как не королеве красоты, мистер Пламфли!..
— Действительно, — расплылся в улыбке он.
И вот — ключи от ворот у меня в руках. Фицрой обездвижен. По венам бурлит не магия, а настоящая сверхсила. Чуть бы больше её, наверное, не выдержала бы. И без того крышу сносит. Непросто всё-таки — носить в себе частички всех четырёх стихий. Что же случится, когда в одном человеке полноценно заживут все известные стихии?
Пошатываясь, вышла на воздух. Свежести в нём нет. Душно, жарко и пахнет подгнившим мясом, усыпанным специями.
Но только я подумала о том, что неплохо бы было вдохнуть чистого, слегка морозного даже воздуха, как с губ само сорвалось:
— Эсто реценсо!
Следующий вдох был куда приятнее. Интересно, насколько хватит сил? Не растеряю ли их до трёх ночи?
«Если что, — с ухмылкой сказала новая Элла, — наш дорогой Фицрой сидит себе спокойненько на кухонном полу».
Прежней Элле было бы жутко стыдно. Она была бы смущена, подавлена и взволнована в одно и то же время. И когда-нибудь потом, после того как схлынула первая волна эмоций… Нет-нет, прежняя Элла никогда бы по собственной инициативе не соблазнила своего командира.
Моргана и Алфи я нашла на той же скамейке. Как бы невзначай бросила, мол, командиру «Гидр» надоело ждать и он ушёл спать, и велела отыскать остальных.
Адская Дотти выла как-то испуганно и рвано, будто костью подавилась. Меня она больше не страшила. Я пыталась переварить произошедшее и успокоить бурлившие чувства. Вот не до них сейчас!
Но помимо воли я снова и снова мысленно возвращалась в ту комнату, где мы с Фицроем пили лимонад. Где целовались. Где он дрожал от лихорадки и возбуждения. Где я плыла от переполнявшей меня магии…
Позже наколдую себе потерю памяти. Возможно. Я ведь… не слишком разочарована?
К счастью, вскоре подтянулись зевающий Эркин, который наверняка дрых без задних ног где-то на лужайке, и двое парней из «Хамелеона» — Фрейзер и Глиссон.
— Встречаем гостей и сразу разводим по жилым корпусам, — сказала я, — после расходимся по спальням. Завтра рано вставать, нужно выспаться.
— Есть, мэм, — без всяких вопросов поддержал меня Эркин. Остальные приняли как должное.
Один только несносный Морган поинтересовался, где я умудрилась обжечь губы. Пришлось соврать, будто пила горячий кофе и что в столовке больше ничего не осталось. Морган заметно огорчился и побежал за водой в жилой корпус.
От нетерпения я ходила вперёд-назад и, погружаясь в тень, чтобы никому не пришло в голову спросить, откуда у меня часы Фицроя, доставала их из кармана и поглядывала на циферблат. С опозданием в четыре минуты автобус припарковался на площадке у замка Балленхейд. И первой оттуда выскочила Рейна Кавано. С визгом подлетела ко мне и обняла крепко-крепко, так, что мои глаза подозрительно увлажнились. Пока мы плакали друг у друга на плече, ребята бурно приветствовали своего бывшего однокурсника Рубио Васкеса. У автобуса топтались ещё несколько старых знакомых, были и незнакомцы из Блессингтона. Дыхание перехватило, когда я увидела приближающегося вразвалочку Ирвина Нокса, из-за которого, собственно, вся каша и заварилась.