Новенькая на факультете боевых магов (СИ)

ГЛАВА 17. И никаких откровенных разговоров при всех

Не знаю, в какую именно минуту моей многострадальной жизни меня «осенило» новым и заведомо провальным планом. Хотя назвать эту поистине бредовую идею планом было бы весьма опрометчиво. Не было никакого плана. Было одно только желание действовать по совести и не идти на поводу у шантажистов. Вот откуда оно только взялось, это желание? Теперь из-за него ни спать, ни есть не могу, всё из рук валится и конкурсы, в которых я могла бы подзаработать для своей команды очков, бестолково проигрываю. И Фицрой со своими призывами к правде и честности тут совершенно ни при чём. И дело не в том, что ему-то как раз не хватает этих качеств, а в том, что до сих пор не хватало мне. Просто я стала забывать, что человеческая жизнь — понятие относительное и что в один миг она может оборваться. И совсем уж нехорошо провести свои последние минуты во лжи или в ссоре.

Я понимала, что действовать наобум нельзя. А спешка приведёт меня на скамью подсудимых прежде, чем я притронусь к золотому кубку.

Вампир, естественно, и виду не подал, будто рассержен или расстроен. Наоборот, любезничал и интересовался, хорошо ли меня здесь приняли и как идёт учёба. Но после обеда мне прислали записку с угрозой: «Вашу тётушку ждёт штраф за осуществление предпринимательской деятельности без лицензии и уклонение от уплаты налогов. Даю время до вторника. В противном случае вместо штрафа будет возбуждено уголовное дело, а ваш брат отправится в приют». Из-за переизбытка эмоций я даже не поняла, сама спалила эту проклятую бумажку или же она самоликвидировалась. Ну это же надо — назвать тётину душевную доброту предпринимательской деятельностью! Если она пришила пуговицу на куртку соседа-вдовца и получила в благодарность букет и коробку конфет, то половину должна отдать префекту? И по полкоробки и полбукета за все куртки и штаны, которые подшивала до этого?

Ну, вампир, берегись, тебе это с рук не сойдёт!

Однако легко обещать на словах да нелегко на деле сделать. Это ещё мой отец говорил и сейчас как никогда я согласна с этим утверждением на все сто. К тому же всё осложнялось тем, что я ни единой душе не могла рассказать правды. Брайса не хотела впутывать по той простой причине, что боялась ему навредить. В том, что он не откажет в помощи, не сомневалась, но если всё пойдёт не так и нас обвинят в попытке кражи и клевете… Нет, даже думать об этом не буду. Если кто и должен отвечать перед законом, то лишь я одна.

Однако, чем больше я раздумывала над тем, как повернуть ситуацию в свою пользу, тем отчётливее понимала, что не справлюсь одна. И тут Фицрой подвернулся так кстати. Если честно, его бы тоже не хотелось видеть на скамье подсудимых, никого не хотелось, но он не Брайс. У него гражданство и связи.

Как-то меня вызвала к себе профессор Макнейр и снова пытала о моих возможных врагах. «Припомните, может, вы кому-то случайно перешли дорогу или отказали кому-то в, скажем так, грубоватой форме?» — спрашивала она. О Фицрое я предпочла промолчать, а другие на врагов не тянули. Ну, кроме Карсона, но вряд ли стоит принимать его в расчёт. «А почему вы спрашиваете?» — сказала я. «Видите ли, — замялась миссис Макнейр, — мы провели магиоскопическую экспертизу среди участниц конкурса, а точнее, среди девушек-огневиков, и не нашли той, которая могла бы испортить вам одежду». «Выходит, это сделал кто-то из парней?» — догадалась я. «Это всего лишь предположение, — ответила она. — В академии учится более двух тысяч кадетов, из них тысяча девятьсот двадцать пять парней. Шестьсот семнадцать огневиков. Провести настолько масштабную экспертизу нереально». «И что же делать?» — спросила я. «Будем искать среди тех, у кого могли быть мотивы».

Так в чёртовой нервотрёпке прошла добрая половина конкурсов. В рейтинговой таблице академия Балленхейд болталась где-то посередине и это неимоверно окрыляло конкурентов. Хендфорд выбился в лидеры, на противоположном конце стояла академия Гуаталайи, но это было ожидаемо, так как Гуаталайю представлял только один факультет — целительства и военной медицины, где преобладали девушки, и там, где победу в конкурсе определяла не магия, а физическая сила, девушки, как правило, проигрывали парням. Таким образом, во второй тур стихийного баскетбола попали четыре команды: Хендфорда, Блессингтона, Калаорры и Балленхейда.

— Если ты не соберёшься, Фостер, и не покажешь, на что способна, — выговаривал мне перед началом матча сержант Фултон, — мне придётся тебя заменить.

— Да, сэр, — только и ответила я.

Заменить? Да я не против, пусть хоть сейчас заменяет. Но кем? После первого тура у нас и без того шесть выбывших. Этвуду из «Фениксов» попало ядовитой струёй в глаза, когда он по глупости снял на поле шлем, и теперь бедняга лежит в одной палате с Морганом. В той же компании и Уордсворт из «Центавр» с переломом ноги. У Реншоу и Блейна ожоги. У Флинта вывих плеча, у Торреса температура под сорок. Брайс и Эван в игре, но, как по мне, выводить их на поле ещё рано.

— Ты сможешь, Фостер, я в тебя верю, — продолжал «мотивировать» тренер.

— Спасибо, сэр.

А что мне ещё сказать? Я постараюсь не облажаться и не подвести команду.

Тут Фултон, явно намереваясь сказать мне что-то ещё, вдруг отвёл взгляд, сосредоточившись на ком-то за моим плечом. Лицо его при этом выражало странную смесь восхищения, почтения, благоговения и страха.

Я обернулась узнать, какая же персона вызвала в нём эти чувства, и с удивлением обнаружила идущих по дорожке Фицроя и пожилую леди на каблуках, в платье-футляре и широкополой голубой шляпе с белоснежной розой на боку. Подмышкой у бабули зажата левретка, в зубах — трубка, а другая рука цеплялась за локоть Фицроя. Нужно отметить, что ни платье, ни яркий макияж не делали её нелепой, напротив, образ был настолько гармоничен, что оставалось только сказать: «Вау, всем бы так выглядеть в старости».

Наверное, это и есть та самая сеньора Вальенде?

Но моё внимание быстро переключилось на Фицроя. И вроде бы он такой, как всегда, и вроде бы не очень… Что-то в нём изменилось, но что-то неуловимое и не поддающееся объяснению. А мне, что совсем уж ни в какие корзины, эти изменения нравятся. Мало того, когда я смотрю на его губы, вспоминаю, как он меня целовал. Но мне не должно нравиться ни то, ни другое! Потому что он эгоист, наглец, лжец и грубиян. Я знаю, он может быть и не грубым, но эти знания в данный момент точно лишние.

Фултон кинулся целовать пожилой леди ручку, а я под шумок собралась быстренько слинять, но не тут-то было.

— Простите, сэр, вас хотел видеть ректор. Срочно, — сказал ему Фицрой и подал мне знак, мол, останься.

Но и без этого знака его спутница воззрилась на меня как на виновницу раскола Родании и появления эльвов с гончими.

— Что ж, безумно жаль, простите, сеньора, — запричитал Фултон, — был безумно рад видеть. Я уже говорил, что вы восхитительно выглядите? Да? Простите, но сегодня вы выглядите волшебно!..

Когда он, наконец, ретировался, Фицрой представил бабуле меня.

— Познакомьтесь, это моя будущая жена Элла Фостер. Фостер, это моя бабушка сеньора Алисия Вальенде.

Не знаю, как долго Фицрой репетировал эту речь, потому что произнёс её без заминки. Хотя о чём это я? Ложь всегда давалась ему легко. А вот я почувствовала, как под ногами земля плавится. Не зная, чем занять руки, я крутила чёртов шлем и, как назло, выразительные кошачьи глаза и усыпанная блестящими камнями корона (Морган с Реншоу загорелись желанием разрисовать мне шлем и я просто не смогла им отказать) постоянно попадали в поле зрения бабули Вальенде.

— Очень рада, — пробормотала я, чувствуя, как отчего-то становлюсь почти такой же красной, как то легендарное платье, в котором я выиграла конкурс красоты, — Фицрой очень много о вас рассказывал. То есть… э…

От волнения я совсем забыла, что неплохо было бы назвать Фицроя по имени, но бабуля не дала мне договорить.

— Надеюсь, не только хорошее, — вынув изо рта трубку, произнесла она низким хрипловатым голосом, — потому что лести я не переношу.

— Я очень ценю это качество в людях, — отозвалась я.

— Пока только хорошее, — встрял Фицрой.

— Что ж, я подпорчу впечатление, — заявила старушка и её левретка утвердительно тявкнула. — Фостер, значит. У вас акцент, как у представителей среднего класса Фелильи, но вы не из Фелильи. Третий континент, верно? Лицо без гражданства с раздутыми амбициями? Как вы вообще доучились до четвёртого курса?

Ясно, бабуля мне не рада. Гонора в ней столько, что на всех ла риорцев с лихвой хватит. Но чувствуется, что он не на пустом месте развился. Энергетика её настолько сильна, что меня чуть ли не сметало от осознания собственной никчёмности. Держу пари, Алисия Вальенде — обладательница не одной стихии, а двух. Ставлю на воздух. А вот вторая… Огонь? Нет, скорее, земля. Вон как под ногами дрожит.

— Прекрасно доучилась, — ответила я. — Если бы моей целью было замужество и гражданство, я бы вышла замуж ещё на первом курсе, ибо красотой, как видите, не обижена. Умом тоже. Я здесь, чтобы отомстить эльвам за смерть родных и друзей, за разрушенные города, за годы страха, голода и нищеты.

— Вот это явно лишнее, сеньора Вальенде. И впредь я не позволю говорить в таком тоне с моей невестой, — сказал Фицрой и обнял меня за талию.

От неожиданности я чуть на месте не подскочила и вовремя вспомнила, что между влюблёнными, коих мы изображаем, объятия в порядке вещей.

Но бедовая старушка угрозы не испугалась.

— Надеетесь мстить эльвам? Ха! — говорила она. — Женщины в нашем роду не воюют, а сидят дома и воспитывают детей, разве вам Джедуардо не сказал об этом?

— Тяф, — поддакнула левретка.

Пока я мысленно пыталась найти связь между мной, Джедуардо (это так у Фицроя, что ли, в паспорте написано?) и детьми, он крепче прижал меня к себе. Мне же только и оставалось, что впиться подушечками пальцев в шлем и при этом постараться, во-первых, его не раздавить, а во-вторых, не взвыть и не провалиться под землю. Мой фиктивный женишок ни разу не огонь, но его ладонь и бедро жгли похлеще адского пламени!

— Мы сами разберёмся, как нам жить после свадьбы, и ваша задача — смириться с нашим выбором, каким бы он ни был, — жёстко сказал он. — А теперь прошу нас извинить. Нам пора. Матч вот-вот начнётся.

— Была рада познакомиться с вами, сеньора, — отозвалась я и улыбку выдавила.

Бабуля окатила меня внимательным взглядом и произнесла:

— Не пойму, огонь или земля?

— И то, и другое.

У старушки брови вверх поползли и скрылись где-то под шляпой. Она перевела взгляд на Фицроя.

— Правда?

— Правда, — подтвердил тот и зачем-то добавил: — После близости я все четыре чувствую.

Это настоящее преступление — при бабушке родной говорить о таком! Её же беречь надо, не то удар прямо здесь хватит! Но, странное дело, его слова явно пришлись ей по душе, потому что она резко подобрела и молвила совсем другим тоном:

— Жду вас к ужину в воскресенье. Обсудим детали помолвки. Хорошей вам игры, дорогие мои. Джедуардо, береги девочку, не то ты меня знаешь.

— К сожалению, слишком хорошо знаю, — бросил тот.

— К счастью, милый мой, к счастью. Не нужно меня провожать, я сама взберусь на этот ужасный помост.

Я впервые увидела, как она улыбнулась и потрепала собачку по голове.

Как только бабуля сунула трубку обратно в рот и засеменила к трибунам, где рассаживались зрители, я выпуталась из объятий «женишка» и набросилась на него с упрёками:

— Мы договаривались без всяких глупостей, а ты при бабушке говоришь чёрт знает что и лезешь со своими руками!

— О поцелуях шла речь, о руках ни слова.

— Я не приемлю ни того, ни другого.

— Стоять на расстоянии мили друг от друга — это как минимум неубедительно. Мои сразу заподозрят подвох.

— Тогда никакого ужина, ясно? С меня хватит. Я выполнила условие и познакомилась с твоей роднёй, теперь свою часть уговора выполняй!

— Сеньора Вальенде — не вся родня. Придётся играть роль дальше.

— Если в твоей семье все такие чокнутые, я умываю руки! Предупреждать надо!

— Слушай, Фостер, я согласился на твои условия, будь добра сыграть роль до конца.

— До какого такого конца?

— До победного, блин.

— Один ужин, на котором присутствует вся твоя семья, и всё. На большее я не подписывалась.

— Один ужин и визит к мастеру Ферреро.

— И никаких откровенных разговоров при всех.

— У меня двое несовершеннолетних братьев, так что ничего такого не будет.

— И никаких объятий.

— Не перегибай, Фостер.

— А несовершеннолетние братья как же?

— Подловила. За руки просто подержимся.

— Идёт, — подумав, ответила я.

— И в бутик.

— Нет!

— Ты не можешь пойти на ужин в форме.

— У меня есть, что надеть и помимо формы.

Мы бы, верно, поубивали друг друга взглядами, если бы не сержант Фултон. Взвинченный и злой, он погнал нас на поле, а вскоре подоспели и судьи, и матч начался.