Новенькая на факультете боевых магов (СИ)

ГЛАВА 15. Врёт и не краснеет, а называет лгуньей меня!

В кабинете ректора Косгроува невыносимо душно и вопиюще неуютно, а сидящий напротив Фицрой и пальцем не пошевелит, чтобы сделать воздух пригодным для жизни. Ну хоть на унцию! С утра выбесил как бы невзначай брошенной фразой: «Пойдём по-быстренькому магией обменяемся». Теперь сидит и рассматривает так бесстыже и дотошно, будто я не живой человек, а редкого вида бабочка из энтомологической коллекции. Хоть бы преподавателей постеснялся, это неприлично в конце-то концов. Чувствую себя ужасно. Искусанные хищными растениями руки спрятаны под длинными рукавами рубашки, ладони крепко сжаты между коленями, шея перебинтована, а вот царапины на лбу и щеках, увы, не скроешь даже толстым слоем косметики. Хороша королева красоты!..

— От лица всего профессорско-преподавательского состава академии объявляю вам благодарность за бдительность и помощь находящемуся в беде товарищу, — Косгроув протянул мне огромную жилистую руку, — несмотря на собственные раны, вы проявили чуткость, доброту и милосердие — очень ценные, но, к сожалению, в наше время довольно редкие качества.

Благодарность? Мне? За то, что не успела украсть кубок?

Тем не менее, руку пожать всё же пришлось.

— Ну что вы, сэр, — промямлила я и поправилась: — Служу Союзу Трёх Континентов и да будет Союз Четырёх!

Практически с теми же словами пожилой ректор обратился и к Фицрою, отметив его недюжинную физическую силу, бесстрашие и ловкость.

— Служу Союзу Трёх Континентов и да будет Союз Четырёх, — в его голосе, в отличие от моего, слышалась гордость и готовность умереть за отечество.

Косгроув одобрительно кивнул и переключился на остальных, только в его тоне уже не было и тени благодарности и тепла, причём особенно сильно досталось бедняге Алфи, который, по сути, просто спасал свою жизнь.

Впрочем, слова ректора проносились мимо моего сознания. Я полностью дезориентирована. Задание не выполнено, цель потеряна, чётких инструкций нет, планов тоже, магия почти на нуле, в чувствах сплошная путаница. Вместо того, чтобы выгнать с позором из академии, мне объявляют благодарность, а главное, какой-то гад прямо из-под носа уволок золотой кубок. Мой кубок!

— Итак, проясним картину. В час сорок пять ночи прибыл автобус из порта. Все вы, — Косгроув перемещал взгляд с одного кадета на другого, — и ваш товарищ Долан Морган, который по уважительным причинам присутствовать здесь не может, встречали в это время приезжих.

— Так точно, сэр, — послышалось со всех сторон.

— Хорошо, — ректор что-то пометил в блокноте, — меня интересует, что делал каждый из вас между часом сорока пятью и тремя ночи.

Показания Эркина, Фрейзера и Торреса повторялись почти слово в слово: они отвели приезжих в жилой корпус и сразу же отправились спать.

— Примерно в два ночи это было, — уточнил Торрес.

— На вой Дотти не обратил особого внимания, — признался Фрейзер, — она часто воет, особенно по ночам.

— Ничего подозрительного не заметил, — подтвердил Эркин.

Я боялась, как бы кто не выдал отсутствие в общей спальне Брайса, но парни смолчали. Какое счастье, что он не бродил в это время по территории!..

Заикаясь и пряча глаза от стыда, бедняга Алфи заявил, что после того как он с Морганом помог заселиться парням из Блессингтона, тот решил пройтись по территории и посмотреть, всё ли в порядке.

— Он всегда был очень ответственным и внимательным к мелочам, — всхлипнул сержант Фултон, будто оплакивая несчастного, на что ректор едва слышно пробормотал:

— Привыкли всю самую ответственную работу спихивать на выпускников!

— А там Дотти по дорожке бежит, — продолжал Алфи, — ничего хорошего на уме у неё не было — это понятно было сразу. Мы побежали. Я в одну сторону, Морган в другую. Дотти за ним погналась. Ну вот, собственно, и всё. Мне жаль.

— С поля боя тоже сбежите, оставив товарищей умирать? — багровея от гнева, прикрикнул на него Косгроув. — Мы с коллегами обсудим вопрос о необходимости вашего дальнейшего пребывания в академии. Можете идти, мистер Дункан.

Это «мистер» резануло по ушам, похоже, не только меня. Видно, обговаривать уже нечего и несчастного Алфи отчислят уже сегодня. Был бы на его месте Брайс, я бы заступилась, но вся правда в том, что ни Брайс, ни кто-то другой не бросил бы друга наедине с гончей. А если бы бросил, то лишь затем, чтобы позвать на помощь или взять холодное оружие со стенда в холле.

— Кадет Фицрой, слушаем вас.

Ректор дал слово командиру «Гидр», а передёрнуло меня. Не от страха. От воспоминаний. Я будто снова очутилась в кухне на том самом столе с Фицроем между ног и его губами на моих губах. Магия отозвалась, мол, где две мои другие стихии, верните обратно! Ага, лечу, волосы назад. Земля с огнём вполне себе неплохо уживаются, зачем мне чужие?

— Честно скажу, я уснул и прозевал автобус, — Фицрой изобразил на своём лице слегка виноватое выражение, — такого больше не повторится, сэр.

— Что ж, официально вы в списках дежурных не числитесь, — проговорил Косгроув, — а личная инициатива всегда приветствуется. Что вас разбудило? Вой гончей?

— Да. Думаю, да, — утвердительно кивнул он. — Пошёл взглянуть, не забыли ли покормить Дотти и увидел её разгуливающей на свободе. Ну я на инстинктах и спеленал её подручными средствами.

— Вы с детства помогаете сеньоре Вальенде с собаками? — по-отечески ласково спросил Фултон.

— Приходилось, сэр.

— Откуда вы услышали вой? — продолжал допрос ректор.

— Из пищеблока, — был ответ. — Виноват, нужно было выпить кофе покрепче, а я пил лимонад и вырубился прямо там.

Не вырубился, а вырубили. Врёт и не краснеет, а называет лгуньей меня!

Но мне бы поучиться у него хладнокровию. Окна пищеблока как нарочно выходят на те самые заросли рододендронов, где лежал раненый Морган, поэтому ответ Фицроя благосклонно принял даже профессор Прингл, который привык смотреть на каждого как на потенциального злодея.

— Вы заслуживаете медали «За отвагу», — расщедрился ректор, — а не простой благодарности.

— Служу Союзу Трёх Континентов и да будет Союз Четырёх, — повторил Фицрой.

— Я нисколько не умаляю подвига наших кадетов, — вмешался Пламфли, — но, позвольте, реликтовая дионея практически вся вытоптана! Учитывая то, как медленно она растёт, понадобится не менее десяти лет, чтобы привести её в надлежащий вид.

Ректор отмахнулся от проблем реликтовой дионеи, как от мухи, и обратил внимание на меня.

— Расскажите вкратце, что делали вы, кадет Фостер.

Я? Боги, чего я только ни делала!..

Но сказать нужно что-то приемлемое.

— Так, — собралась с мыслями я, — вместе с ребятами я встретила приезжих. Это было в час сорок пять. Затем заперла ворота и проводила девушек на факультет военно-магической разведки, где им выделили комнату. Где-то в два с небольшим я вышла из корпуса и направилась к зданию администрации, чтобы отдать секретарю Пламфли ключи от ворот.

— Там вы и встретили Дотти? — подсказал Фултон.

Я молча кивнула и не удержалась, чтобы не бросить взгляд на Фицроя. Что он помнит? Неужели всё-всё забыл? С одной стороны, именно этого я и добивалась. А с другой, он наверняка возомнил, будто мы переспали, и на словах ведь обратного не докажешь.

— В два сорок ко мне в кабинет ворвалась кадет Фостер с заявлением о побеге Дотти и ранении кадета Моргана, — закончил за меня Пламфли.

— Кто из вас открыл клетку и выпустил Дотти? — пугающим басом вопросил ректор.

— Никто, сэр, — в унисон отозвались все.

— А кто это сделал, вы знаете?

— Нет, сэр.

— Понятно, — вздохнул ректор, что-то чёркая в своих записях и обратился к профессору Принглу: — Профессор, прошу вас, приступайте к процедуре.

Прингл надел белоснежные перчатки и водрузил на ректорский стол чемоданчик из крокодиловой кожи. Открыл. Достал оттуда полупрозрачный кристалл фиолетового цвета.

— Зачем это? — не удержался от любопытства Эркин.

— Вам выпал уникальный шанс поучаствовать в первичном этапе магиоскопической процедуры, — заявил Прингл. — Протяните правую руку. Сожмите кристалл.

Кроме того, Прингл заставил Эркина подуть на малиновый кристалл, плюнуть на серый, с помощью острого края голубого выдавил каплю крови из безымянного пальца и всучил серебристо-зелёный с просьбой уединиться в туалете, но ректор его остановил, мол, достаточно и этого.

— Кадет Фостер, вы следующая, — заявил Прингл.

Не без внутренней дрожи я позволила профессору проделать с собой всё то же самое. «Хорошо, что я не успела нарушить закон», — убеждала я саму себя, но такая мантра нисколько не успокаивала. Нарушила или нет, моя семья в любом случае обречена на страдания.

Затем процедуре подверглись Фицрой, Фрейзер и Торрес. И только после этого ректор нас отпустил.

— Кадет Фостер, останьтесь на пару минут, — велел он.

Меня резко в холодный пот бросило. Острый комок впился в горло так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вроде бы уличить меня не в чем, а всё равно стыдно и страшно.

— А вы поспешите, общее построение вот-вот начнётся, а вам ещё в парадную форму переодеваться, — нетерпеливо взмахнул рукой сержант Фултон, видя, что Фицрой остановился в дверях.

— Я подожду в коридоре, — бросил он.

Подождав, пока дверь закроется, ректор прочистил горло и произнёс:

— Вы же понимаете, Фостер, что отпечатки магии мы взяли с вас не для того, чтобы узнать, кто всё-таки выпустил гончую, хотя и для этого тоже.

— Понимаю, сэр, — кивнула я.

— Вы обещали секретарю Пламфли держать всё в тайне.

— Да, сэр, и слово своё сдержу.

— Этого мало. Мы не хотим подвергать вас лишнему магическому вмешательству и корректировать вам память, поэтому подготовили договор о неразглашении. Прочтите и подпишите.

Я пробежалась глазами по тексту. Ничего необычного. Меня обязуют не распространяться о событиях минувшей ночи под страхом уголовной ответственности. Конечно, я бы хотела посоветоваться с Брайсом или просто выговориться и услышать слова поддержки, и всё же договор в разы лучше, чем сдерживающий магию браслет.

Я поставила свою размашистую подпись и молча протянула Косгроуву бумагу.

— Если вспомните что-то важное, сообщите мне или любому присутствующему в этом кабинете, — сказал ректор, имея в виду Прингла, Фултона и Пламфли, — в любое время суток.

— Не стесняйтесь, — зачем-то добавил Прингл.

— Мне нечего вспоминать, я всё сказала, — отрезала я. — Я могу идти?

— Идите.

В коридоре меня ждал не только Фицрой. Почти вся наша ночная компашка обсуждала инцидент с гончей.

— Что теперь будет с Дотти? — спрашивал Торрес.

— Возможно, усыпят, — пожал плечом Фицрой.

— Как она выбралась, кто знает? Клетку плохо закрыли? Кто её последним кормил? — посыпались вопросы, но ответов, понятное дело, не имелось ни у кого.

— Нужно навестить Моргана, — решил Фицрой и все его поддержали.

— А тряпке Алфи так и надо. Мало ему отчисления, его посадить надо! — кипятился Фрейзер. — Нет, запереть в клетке с гончей!

— Устроим ему тёмную, пока не уехал, — потёр руки Торрес.

— Элла, сильно испугалась? — Эркин обнял меня за плечо, но я выбралась из захвата, уловив при этом взгляд Фицроя — хищный, собственнический.

— Нет, не очень, — храбро ответила я, — в Альверии мы имели дело с молодыми гончими и, как видите, я жива и вполне здорова. Дотти по сравнению с ними медлительная старушка. Но мне жаль Моргана. Как соберётесь к нему, зовите и меня.

Переговариваясь и строя планы, мы вышли в холл. На прежнем месте ярче прежнего сверкал кубок. Не тот, другой. Когда я среди ночи ворвалась в кабинет Пламфли с известием о пропаже кубка, он на эмоциях рассказал, что после того случая с похищением изготовили копию. Правда, мне не сказали, копия ли теперь стояла на пьедестале или оригинал, внешне их совсем не различить. Но тот факт, что там вообще что-то сверкало, вселял в меня настоящий ужас, потому что ничего там сверкать не должно. После общего построения и торжественного открытия игр вампир с папашей Ноксом, обнаружив кубок на месте, понесут заявление в префектуру, меня обвинят в намеренном причинении вреда здоровью Ноксу-младшему и посадят в тюрьму. Понятное дело, я буду умолять дать мне шанс и поклянусь найти настоящего похитителя, но поверят ли мне снова?..

Только семь тридцать утра, а новость о подвиге Фицроя уже прогремела на всю академию. Преподаватели приветствовали его, выделяя из толпы. Парни поздравляли и пожимали руку, девушки визжали и обнимали, какая-то блондинка предложила себя. Я бросилась бегом, лишь бы не услышать положительный ответ. В том, что он будет именно таковым, я не сомневалась.

А вообще, мне всё равно, с кем он там магией обменивается. Просто мне переодеться нужно, да поскорее.

По дороге в корпус среди прочих мне попался Карсон. Одет в новенький парадный мундир, а под глазом фингал расплывается. Увидев меня, отшагнул на газон, давая дорогу, и пробормотал что-то вроде: «Нон синт куи», — что означает «меня не видно».

Нервы совсем ни к чёрту. Ворвавшись в раздевалку, я пнула ни в чём не повинную скамейку. Хлопнула дверцей так сильно, что слетела петля, а с верхней полки свалилась какая-то коробочка.

Я наклонилась. Ах, это же та самая, в которой чёртов Фицрой прислал мне серьги. Выброшу их к Дотти в клетку или в унитаз смою, там им самое место.

Открыла с тем, чтобы забрать свои старенькие серёжки из нержавеющей стали, которые временно хранились в коробке, стоившей раз в сто больше, чем её содержимое. И вдруг застыла, сражённая воспоминанием.

— Что это? Серёжки? Какие красивые! И дорогие, наверное. Откуда они у вас? — Это тебе, Элла. Нравятся? — Мне? Но за что? — Ни за что. Просто так. За то, что ты выжила в той болезни… Тётя всхлипывает и я тянусь её обнять. Тело плохо слушается и поднять исхудавшие руки для меня равносильно каторжному труду. Всё самое неприятное осталось позади, но температура то и дело поднимается и кажется, будто я горю в буквальном смысле. — Хочешь их надеть? — спрашивает тётя и сама же отвечает: — Конечно, хочешь, ты ведь их заслужила. Только для начала нужно проколоть ушки. Я продезинфицирую самую острую иголку, чтобы тебе не сильно было больно. — А это больно, да? — Совсем чуть-чуть. Потерпишь немного, зато потом будешь красавицей. — Как мне вас отблагодарить, тётушка? — Не нужно меня благодарить, — улыбается, а в глазах слёзы стоят, — но, если уж очень хочется, просто носи их в память обо мне и не снимай.

«Не снимай…» Проклятые альверийские боги! Как только я их сняла, обрела свою вторую стихию.