Новенькая на факультете боевых магов (СИ)

ГЛАВА 19. Забыть, забыть, забыть!

Ночь прошла отвратительно. Не желая оставаться в одном корпусе с Фицроем, я отыскала свободную кровать в комнате, где спали девочки из Гуаталайи и Хендфорда. Я не могла не думать о том, что произошло, и никак не могла поверить, что всё это не в абсурдном сновидении мне привиделось. Ну в самом деле! Такое впечатление, будто после того случая с Ноксом моя жизнь полетела под откос. Одно нелепое происшествие тянуло за собой следующее и так по нарастающей, пока жизнь не превратилась в сумасшедший фарс. Обвинения, угрозы, переезд на Первый Континент, преступные планы, титул королевы красоты, испорченные платья, дорогие подарки, первый поцелуй, подготовка к помолвке и, наконец, пробудившаяся вторая стихия — разве это похоже на будни простой девчонки Эллы Фостер, которая и с одной стихией толком управиться не могла?

Я вертелась на узкой скрипучей постели, то ругая себя на чём свет стоит, то жалея, то проваливаясь в полусон-полуявь. И снова будто оказывалась то за празднично накрытым столом в шикарной гостиной сеньоры Вальенде, то в снежно-искрящемся коконе вместе с целующим меня Фицроем, то прячущейся от гончих в сыром подземелье общины ферджинианцев, то дрожащей от страха в охватившем меня ритуальном огне… Меня штормило не от конкурирующих между собой стихий, а от чувств, бросая из крайности в крайность. Но, что самое странное, все они в конечном итоге крутились вокруг одного человека, как будто он стал центром моей личной вселенной. Я и презирала его, и ненавидела, и пыталась оправдать его странный поступок, и восхищалась силой и смелостью.

Нет, я точно сошла с ума, и моя новая стихия тут совершенно ни при чём.

Слава богам, из-за выездного соревнования подъём был ранним. Я приняла душ, переоделась, как и велено было накануне, в спортивную форму. И неожиданно обнаружила во внутреннем кармане конверт. Бумага такого же качества, как прежде. Отлично. Больше я не совершу ошибки и прочту записку только в присутствии ректора Косгроува.

В компании Рейны я отправилась в столовку. Подруга о чём-то болтала, я отвечала машинально, особенно не вслушиваясь. Стоило мне вспомнить о вчерашнем вечере, настроение снова испортилось. А когда у линии раздачи я встретила Фицроя, который, на удивление, выглядел так, будто тоже всю ночь не спал, все бурлившие во мне эмоции достигли запредельной высоты. Пытаясь справиться с ними, я обрушила свою нерастраченную энергию на первого же подвернувшегося парня. К счастью, этим парнем оказался Эван Торберн, вызывающий у меня исключительно положительные чувства, и вместо пощечин, которые неминуемо обрушились бы на Фицроя, Эвану достались бурные объятия и фраза: «Какая встреча! Как же давно мы не виделись!» Кажется, Рейна подумала, будто платье я просила на свидание с Эваном, но мне всё равно.

— Элла, прекрасно выглядишь! — сказал Эван, обнимая меня в ответ. — Я скучал. Тебя не было всю ночь. Прости за вопрос, тебя что, снова назначили дежурной?

— Просто решила, наконец, отоспаться — у нас ужасно громко по ночам, ты же знаешь.

— Громко — не то слово, — улыбнулся Эван, — в следующий раз зови меня с собой.

— Замётано, — отозвалась я и зачем-то обернулась взглянуть на Фицроя.

Тот сверлил ненавидящим взглядом Торберна. Так, будто наметил его себе в жертву. Ну что он за человек такой? И сам нормально в чувствах признаться не может, и другим не даёт.

— Фостер! — окликнул меня властный голос сержанта Фултона. — Три минуты на приём пищи — и бегом к ректору.

— Есть, сэр, — крикнула я.

Есть не хотелось, но весь мой жизненный опыт говорил: ешь, пока имеется хоть какая-то еда. И, наскоро затолкав в себя кукурузную лепёшку с бобами и запив чёрным кофе, я побежала в административный корпус.

Дотти спала в своей клетке. После того случая она стала вялой и большую часть суток просто дремала, и я подозревала, что в еду ей добавляют снотворное.

Хищная дионея встретила меня злобным клацаньем шипастых пластин-ртов, но в атаку бросаться не решилась. Шикарные прежде заросли сильно поредели и теперь их обнесли ограждением с бросающейся в глаза надписью: «Прикасаться к цветам строго запрещено!»

В холле по-прежнему ярко сиял золотой кубок, а в приёмной торчали два самых рослых кадета из командного факультета и их куратор — сержант Морено.

— Кадет Фостер? — уточнил Морено, как будто кто-то в Балленхейде ещё не знает моего имени!

— Так точно, сэр.

— Входите, ректор вас ждёт.

Испытывая чувство дежавю, я постучалась и, услышав короткое: «Войдите!» — отворила обитую железом дверь.

Сквозь открытое окно доносились птичьи трели и врывался ещё не жаркий утренний ветерок. А в кабинете Косгроува, кроме него самого, сидел вампир Уоллингтон, Ирвин Нокс и пылающая праведным гневом Анна Лаудер. При виде вампира я нервно дёрнула повязку, закрывающую правое запястье. Как чувствовала, что нужно её надеть!

— Вызывали, сэр? — спросила я.

— Присаживайтесь, кадет Фостер, — любезно предложил Косгроув.

Я бы присела рядом с Анной, однако свободное место нашлось только возле вампира, причём прямо напротив моего заклятого врага Нокса. Я заметила, что сегодня он выглядел странно и чем-то отдалённо напоминал древнюю гранитную скульптуру с грубо прочерченными чертами лица. Ему что, заговорённым мячом сильно по шлему прилетело?

— Доброе утро, Фостер, — поздоровался вампир.

— Доброе утро, ректор Уоллингтон, — отозвалась я.

Что происходит вообще?

— Итак, — начал Косгроув, — мы собрались здесь затем, чтобы окончательно решить вопрос по поводу дальнейшей судьбы мистера Нокса.

В смысле «мистера»? Почему не кадета?

— Я со своей стороны обязуюсь хранить молчание обо всём, что здесь будет сказано, если кадет Лаудер и кадет Фостер будут на том настаивать, — продолжал он, — и прошу того же от присутствующих.

— Согласен с вами, коллега, — кивнул вампир.

Анна поджала губы и бросила убийственный взгляд на Нокса, а тот как сидел гранитным истуканом, так и сидит. Боги, он опять за своё?! В чужой академии?!

— Я не боюсь огласки, — сказала Анна, — наоборот, если держать всё в тайне, общей проблемы это не решит.

Ректор понимающе кивнул и она продолжала:

— Когда я поступила в Балленхейд, столкнулась с повышенным вниманием парней, их здесь подавляющее большинство. Конечно, я понимала, куда иду, и всё же с откровенными домогательствами мне сталкиваться не приходилось. А вот этот вот приезжий господин, — она указала на отрешённого Нокса пальцем, — возомнил, будто ему всё позволено. Я говорила ему чёткое «нет», клянусь, и не раз, но это не помогло. Ну и я… Накануне мы с девочками отрабатывали приёмы начертания рун, не относящихся к родной стихии. И вот, я превратила его в гранитную глыбу, а могла бы и сжечь.

— Ох, как это знакомо! — не удержалась я. — Простите.

— Желаете что-то сказать, кадет Фостер? — обратился ко мне Косгроув.

— Да, сэр. Такая же история приключилась и со мной. Только я превратила Нокса не в гранит, а в корягу. Ректор Уоллингтон подтвердит.

— Это случилось в самом начале зимних каникул, — кивнул вампир. — Но, так как это был единичный случай и глава попечительского совета представил веские доказательства вины кадета Фостер, мы приняли решение замять инцидент и перевести леди в другую академию. Теперь я понимаю, что глубоко ошибался. Надеюсь, мои извинения будут приняты.

Косгроув неодобрительно цокнул языком, но ничего не сказал.

— Что? — не поверила я своим ушам. — Вот так просто? И вы думаете, что после всех угроз и запугиваний можно просто извиниться? А как же тётя Эмили? С неё тоже снимут обвинения?

— Тётя Эмили? Обвинения? — переспросил вампир. — Простите, Фостер, я вас не понимаю.

Он ещё прикидывается невинным младенцем!

— Понимаете! И не говорите мне о единичном случае! — распалялась с каждым словом я. — В Хендфорде я была далеко не первой жертвой вашего любимчика. Спросите у женской половины академии, думаю, если дело получит огласку, к обвинениям присоединятся и другие.

— Если бы это был далеко не единичный случай, девушки бы не молчали, разве не так? — скривился вампир.

— Нет, не так, — ответила я, — потому что многие, видя безнаказанность, боятся осуждения и обвинений. Некоторые не выдерживают и бросают академию. Не хочу называть имён, но, думаю, вы сами догадываетесь, о ком я.

— Элла права, — согласно закивала Анна, — именно страх осуждения заставляет девушек молчать. Потому что всегда начинается одно и то же: «Может, ты сама этого хотела? А во что ты была одета? А что ты пила? А что ты там делала? А почему плохо отбивалась?» — таким образом возлагая вину на жертву, а не на преступника.

— Мистер Нокс, вы признаёте свою вину? — прогремел Косгроув.

Нокс не отвечал, продолжая строить из себя невидящую и неслышащую горную породу.

— Мистер Нокс, вы меня слышите? — повторил ректор.

Полный игнор.

Тогда ректор обратился к нам с Анной:

— Кадеты, вы готовы свидетельствовать против данного индивида в суде?

— Да, сэр, — ответили мы одновременно.

— Значит, Нокса мы передаём в префектуру, — решил Косгроув, — пусть там разбираются.

Он принёс извинения от лица всех организаторов зимних игр и выразил надежду, что небольшой отпуск пойдёт нам на пользу.

— Спасибо, сэр, но единственное, чего я хочу, — твёрдо сказала Анна, — так это того, чтобы Нокса изолировали от нормального общества и он больше ни одной девушке не причинил вреда.

— Полностью поддерживаю, — добавила я, — а отпуску мы предпочитаем занятия и подготовку к выпускным экзаменам.

— Не кадеты, а мечта, — с чувством произнёс Косгроув и отослал Анну, сказав, что, если она не желает принимать участие в сегодняшнем соревновании и захочет погостить у родных в пригороде Балленхейда, пусть предупредит Пламфли.

— Мистер Нокс, будьте добры, подождите в приёмной, — обратился к нему Косгроув.

Тот с трудом поднялся со стула и тяжёлой походкой прошествовал к двери. И только там, со скрипом обернувшись, произнёс по слогам:

— Я ни в чём не виноват. Меня оболгали.

— Префект разберётся, — бросил Косгроув, — идите.

Так вот почему в приёмной дежурили командники с сержантом Морено во главе — чтобы Нокс не сбежал до приезда представителей правопорядка. Хотя, будучи малоподвижной гранитной глыбой, сбежать от кого бы то ни было довольно проблематично.

Дверь закрылась, и я осталась с обоими ректорами — бывшим и настоящим — одна.

— А к вам, кадет Фостер, — строго сказал Косгроув, — у нас отдельный разговор.

У меня имелось какое-никакое доказательство вины вампира и я настроилась на бой.

Но Косгроув огорошил следующей фразой:

— Профессор Прингл предоставил отчёт о магиоскопической процедуре. Вы утаили наличие у вас второй стихии — огня. Это недопустимо.

— Прошу прощения, сэр, но о её существовании я узнала совсем недавно.

— Когда именно?

— Буквально несколько дней назад.

— При каких обстоятельствах это произошло?

— Я сняла серёжки, которые носила с детства. Думаю, они и блокировали мою вторую стихию.

— Вам нужно было сообщить сержанту Фултону или кому-то из преподавателей, — уже мягче произнёс Косгроув, — наша задача — помогать кадетам развивать как свои врождённые стихии, так и чуждые. Неконтролируемая магия могла сильно вам навредить. Как вы себя чувствуете?

— Нормально, благодарю.

— Принесите профессору Принглу серёжки на освидетельствование.

— Да, сэр.

— Магический браслет всё ещё у вас, верно? — вкрадчивым тоном заговорил вампир Уоллингтон.

— У меня, — уклончиво ответила я. Браслет-то у меня, правда, не на запястье.

— Ваше счастье, что браслет сдерживает вашу земную стихию, иначе вам пришлось бы несладко.

Боги, он меня ещё и жалеет! Жалкий притворщик!

— Ректор Уоллингтон рассказал мне о вашей ситуации, — моим вниманием снова завладел Косгроув, — думаю, будет лучше, если мы пока повременим со снятием браслета.

— Позвольте изложить свою версию событий, ректор Косгроув.

— Слушаю вас, кадет Фостер, — переглянувшись с вампиром, дал добро тот.

— Прежде я хочу сказать, что нисколько себя не оправдываю, — заявила я, — и я не о Ноксе сейчас, а о ректоре Уоллингтоне. После того инцидента он вызвал меня и обвинил в причинении тяжкого вреда здоровью Ноксу. Пригрозил подать заявление в префектуру в обмен на кое-какую услугу. Какую именно, он не сказал. И уже после того, как я прибыла в Ла Риору, мне пришла телеграмма, написанная проявляющимися чернилами. Она не сохранилась, но, клянусь, там чёрным по белому было написано, что мне велят украсть кубок четырёх стихий. Я могу говорить начистоту?

— Конечно, только это от вас и требуется.

— Так вот, мне велят украсть кубок. И он украден. Но не мной! Клянусь своей врождённой стихией, то есть двумя клянусь, я не виновата.

— Интересно, — протянул Косгроув.

— На этом угрозы не прекратились. На днях мне пришла записка. Там говорилось о том, что тётю Эмили — мою родную тётю, которая меня воспитала — оштрафовали за уклонение от уплаты налогов и незаконную предпринимательскую деятельность, а ещё вамп… то есть ректор Уоллингтон велел украсть тот кубок, который сейчас находится в холле.

— Вы уверены, что записки посылал вам ректор Уоллингтон? — строго спросил Косгроув.

— У меня нет доказательств, сэр, но я уверена на все сто, — запальчиво сказала я. — Больше некому. Он угрожал. Он надевал магический браслет. Он приказал похитить золотой кубок. Сперва я думала, что таким образом он хочет сорвать зимние игры и дискредитировать лучшую в Тройственном Союзе академию. Но затем… Вы говорили, что с помощью кубка можно провести обряд передачи магии. Так вот, кубок нужен вампиру позарез, потому что он — человек без магии, а, как известно, потерявший магию обречен. Он — преступник, ректор Косгроув, и я это докажу. Вот, смотрите, утром я нашла это у себя в кармане и решила распечатать в вашем присутствии, — и я продемонстрировала конверт.

— Что ж, надеюсь, там не послание от поклонника, — попытался пошутить Косгроув.

Если личное, будет неудобно, конечно. Но пути назад нет.

— Я узнаю этот конверт, — неожиданно признался вампир, — письмо от меня.

Впервые за это утро я возликовала. Вот он, мой звёздный час!

— Кадет Фостер, — усталым голосом продолжал вампир, — в одном, самом главном, вы оказались правы. Я действительно потерял свою магию в бою с эльвами и медленно умираю, но я бы никогда не попросил вас красть кубок и тем более не стал бы проводить запрещённый обряд. Я готов ещё раз принести свои извинения, мало того, я возмещу вам моральную травму той суммой, которую вы укажете, но я не виноват в том, в чём вы меня обвиняете, и, когда вы прочтёте письмо, сами в том убедитесь.

— Я настаиваю, чтобы мы прочли его одновременно, — сказала я, — пока не испарились чернила и бумага не превратилась в пепел.

Косгроув, отдавая дань умирающему вампиру, подошёл ближе. Я распечатала конверт.

На испещрённой заковыристыми узорами бумаге было написано следующее:

«Буду признателен, если вы всё же сделаете копию экзаменационных билетов, хранящихся в сейфе у Пламфли, и передадите мне до окончания зимних игр. Я в свою очередь верну вам то, что у вас позаимствовал. С наилучшими пожеланиями, Т.У.».

— Т.У. — Теодор Уоллингтон, — любезно расшифровал вампир. — Это второе моё письмо к вам. Первое, я так понимаю, вы проигнорировали.

Чернила испарились, бумага истлела в моих руках, а я всё ещё не могла поверить в то, что прочла. Серьёзно? Какие-то дурацкие билеты? Это ошибка! Недоразумение!

В кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихой перекличкой птиц за окном да тиканьем настенных часов. По ощущениям длилась она долго, однако, судя по щелчкам секундной стрелки, та успела передвинуться всего на три деления.

— Я вам не верю! — выкрикнула я. — Вы это нарочно подстроили!

Лицо ректора Косгроува оставалось совершенно непроницаемым и у меня по спине поползли противные мурашки. Я выложила все свои козыри, а толку ноль. Сейчас меня обвинят в клевете и ещё бог знает в чём, передадут префекту за компанию с Ноксом и прощайте, тётя Эмили и маленький Миррен.

— Я не посылал вам писем с угрозами и изначально намеревался просить вас сделать копию экзаменационных билетов, которые традиционно разрабатывает лучшая академия Тройственного Союза, — с внушающей уважение выдержкой произнёс вампир, — и таким образом спасти Хендфордскую академию от слияния с академией Блессингтона. Сами знаете, показатели у нас не ахти какие, а на носу аккредитация. Произошло жуткое недоразумение. Мне очень жаль.

— И что же теперь? — пробормотала я.

— Мы с коллегой обязательно решим эту проблему, а что касается вас, кадет Фостер, — обратился ко мне Косгроув, — было бы лучше, если бы вы сегодня остались под наблюдением профессора Прингла.

— Это приказ? — спросила я.

— Приказать я вам не могу. Смотрите по самочувствию. И вот ещё что. Всё, что произошло в этом кабинете, должно остаться здесь же. Если желаете, я могу подкорректировать вам память.

Забыть, забыть, забыть! Убежать на край земли и до конца дней своих не показываться на глаза людям. А ещё лучше — провалиться от стыда сквозь землю и никогда больше не появляться на её поверхности.

— Спасибо, ректор Косгроув, но я предпочту помнить об этом уроке до конца дней своих.

— Похвальное решение, — кивнул он. — Так вы говорите, были угрозы… Тем более я бы рекомендовал вам остаться сегодня в Балленхейде и поговорить с префектом.

— Я обещала друзьям принять участие в состязании. У нас и без того много выбывших и вообще. Не могу, сэр, при всём к вам уважении. А после состязания я обязательно встречусь с префектом.

— Тогда передайте эту записку сержанту Фултону.

Пока он что-то писал на листе бумаги, я сидела на своём стуле и погибала от стыда. Даже не знаю, что хуже — вчерашняя ситуация или сегодняшняя.

Закончив, Косгроув сложил бумагу вчетверо и передал мне. Я сунула её в карман.

— Можете быть свободны, кадет Фостер, — сказал ректор.

— Простите, сэр, — повинилась я. — И вы, ректор Уоллингтон. Я рада, что ошибалась на ваш счёт.

— Берегите себя, Фостер, — произнёс вампир и добавил: — Я выпишу чек на ваше имя. На пять тысяч реалов. Этого достаточно?

Боги!.. На эти деньги можно купить небольшой домик, о котором я так долго мечтала, или приобрести лицензию и открыть своё дело. Тётя Эмили могла бы стать хозяйкой модного ателье или уютной кондитерской. А Миррену можно накупить кучу разных игрушек, о которых он грезит дни и ночи напролёт.

Но…

— Спасибо, сэр. Это лишнее.

Уже стоя на пороге, я поймала произнесённое Косгроувом заклинание:

— Обливио квот ацидит!

В спину и затылок ударило прохладой и искрящая волна прошла сквозь тело, задевая каждую клеточку. Сознание затуманилось, зрение задвоилось. Тело охватила липкая слабость и нетвёрдой походкой я кое-как доковыляла до окна в коридоре. Створки были открыты и я высунулась наружу, жадно хватая тёплый, пропахший цветущими рододендронами воздух.

И вдруг, точно в трясину, провалилась в прошлое.

— Куда мы идём, тётя Эмили?

Она крепко сжимает мою ладонь своей, большой и шершавой. Я чувствую каждую её мозоль.

— В гости, дорогая.

— В гости? К кому? Будет праздник?

— Да, будет праздник. Будет еда и питьё.

— Как здорово!.. А Брайс там будет?

— Нет, боюсь, что не будет.

— Очень жаль. Мне без него не весело.

Поминутно оглядываясь в темноту, тётя приводит меня к дому старосты. Детей там нет, одни взрослые. Всего четыре человека в прорезиненных плащах. Из освещения горят всего несколько свечей, да и капюшоны закрывают верхнюю часть лиц, но по форме и цвету бороды я узнаю в одном из них своего доброго знакомого.

— Мистер… — радостно говорю я, но тётя грубо дёргает меня за руку.

— Пойдём помоем руки, дорогая, — суетится она, — нельзя садиться за стол с грязными руками.

Однако мы минуем ванную комнату и спускаемся в подвал…

Проклятые боги Альверии, там был огонь!.. А эти бинты на руке… от ожогов? Я сдёрнула повязки, но кожа была чистой. Только белый след на загорелой руке в форме браслета от часов.

Да нет же, то было давно. В детстве. Да и не может маг огня получить ожоги от своей же стихии, если он не совсем того. А сейчас… Что я делаю здесь с колотящимся сердцем и дрожащими руками?

— Кадет Фостер!

Я вздрогнула и обернулась. Ко мне приближался мужчина средних лет с иссиня-чёрными волосами и тонкими «гангстерскими» усиками.

— Фостер, вы всё ещё здесь? — на ходу говорил он. — Все уехали, только ваши товарищи задержали последний автобус. Поспешите, если хотите принять участие в «Захвате флага».

Хочу ли?..

— Спасибо, мистер… м-м… Пламфли, — вспомнила я и сорвалась с места.

В голове стучало только одно: «Тётя Эмили, дом старосты, ритуальный огонь…»