ГЛАВА 18. Ты и чистое сердце? Не смеши!

— И как вам удалось разбить сборную Блесс… Блессин… Как её там?

— Блессингтона, — подсказала я.

— Такое название мудрёное, что с первого раза и не выговоришь! — выдохнул мальчик.

— Коби, сколько раз говорить тебе: нет ничего более нелепого, чем демонстрировать собственную глупость на людях! — прикрикнул на младшего сына глава семьи — Джон Фицрой.

Он представился майором в отставке, но, как по мне, отец моего фиктивного жениха больше походил на эсквайра, который всю жизнь провёл в пределах своего поместья. Весу в нём было фунтов триста, не меньше, остатки седых волос свисали на плечи сосульками, а в мешки под глазами можно было вместить по два фунта картошки. Внешностью Фицрой явно пошёл не в отца, а в покойную мать, парадный портрет которой красовался в холле на самом видном месте. Двое его младших братьев также не захотели наследовать отцовские гены и получились мужскими копиями матери — кудрявой красавицы-шатенки с белоснежной кожей и пронзительными голубыми глазами.

— Простите, сэр, — отозвался мальчик.

— Нет ничего более нелепого, чем воспитывать своих отпрысков за ужином в честь знакомства с будущей невесткой, — вполголоса заметила сеньора Вальенде, ловко орудуя рыбным ножом и делая вид, будто по-стариковски болтает сама с собой.

Фицрой-старший резко побагровел и бросил на тёщу убийственный взгляд, но ничего не сказал.

А Коби вновь повернулся ко мне.

— Насколько я помню, в прошлом году они заняли второе место?

— Не могу знать, — ответила я, — год тому назад я и не подозревала, что когда-нибудь попаду в Ла Риору.

— Второе после Балленхейда, — уточнил Фицрой.

— Ну, это понятно, — кивнул Коби. — Наша академия лучшая!

— Не наша, а Джеда, тупица, ты ещё там не учишься, — проговорил Нейл. Он был старше Коби на два года и, игнорируя упрёки отца, цеплялся к младшему по поводу и без.

Его фраза была услышана и у Фицроя-старшего в преддверии очередной нотации затрясся подбородок и раздулись ноздри. Миссис Фицрой попросила сына немедленно извиниться, но ситуацию спасла бабуля Вальенде:

— Возьму вас на финальный матч, если не нахватаетесь за неделю двоек. Сами убедитесь, что сборная Балленхейда, несмотря на провальную игру в первом туре, по-прежнему на высоте.

Пока мальчишки выражали восторги, я смогла перевести дух и съесть хоть что-то.

Дело в том, что после визита к мастеру Ферреро, который сумел избавить меня от магического браслета, я чувствовала себя то ли захмелевшей, то ли окончательно свихнувшейся. Нет, поначалу всё было нормально и я даже разочарованно выдохнула: «Как? И это всё?» Старый мастер только усмехнулся в усы и сказал, что это лишь начало. И, как это бывает с лекарством, действующим спустя время, так и магия возвращалась ко мне постепенно. Сначала я почувствовала прилив энергии и слабые всплески земной магии, усиливающиеся примерно каждые пятнадцать минут. Теперь же во мне будто боролись за первенство две конкурирующие стихии — земля и огонь. Внутри то кипело всё, то камнем схватывалось. Серебряные приборы в моих руках становились податливыми, как пластилин, стул чуть не дымился. Энергия била ключом и я с трудом заставляла себя усидеть на месте. Но эту вынужденную неподвижность я компенсировала активным участием в общем разговоре и приходилось без конца себя тормозить, чтобы не наговорить лишнего.

Утешало одно: мне не нужно стремиться произвести хорошее впечатление на этих людей. Зачем, если я вижу их в первый и последний раз? Потому что в противном случае это было бы настоящей проблемой. Так как, во-первых, я совершенно не умею себя вести в высшем обществе и пользоваться мудрёными столовыми приборами, коих разложили здесь в неимоверном количестве, во-вторых, не научена вести светские разговоры и, в-третьих, бриллиантовые серёжки, которые я решила пока не снимать, совершенно не шли к платью и туфлям, которые я одолжила у Рейны. Платье было очень красивое и явно дорогое, и всё же не совсем то, что я бы хотела надеть, собираясь на званый вечер к семье своего жениха.

В общем, сегодня всё было ненастоящее — ни жених, ни платье, ни мои манеры.

Мальчишки и десяти слов не успели сказать, как я снова завладела всеобщим вниманием и принялась рассказывать о прошедшем матче: о том, как Кёртис и Эркин заколдовывали мячи и те гонялись за командой соперников, норовя сбить им шлемы, о том, как Эван Торберн случайно вызвал миниземлетрясение, о том, как ребята из команды Блессингтона пытались подменить баскетбольные мячи и поплатились десятью штрафными очками за обман, о том, как Сандра Бэрр из военмеда превратила поле в ледяной каток и соперники, потеряв равновесие, сбились в кучу, о том, как Сайм забил решающий мяч, опередив другую команду на полсекунды, и о том, как Фицрой сотворил воздушный хлыст и с его помощью возвращал улетевшие за пределы защитного ограждения корзины.

Братья веселились, жадно внимая рассказу, и вспоминали смешные ситуации, случавшиеся с ними на школьных тренировках. Фицрой дополнял и зачем-то хвалил меня, называя лучшим центровым защитником на своей памяти, и пусть я забила в корзину три мяча подряд, которые, к слову, оставались там до конца игры, это вовсе не значит, что меня трогает его лесть. Вовсе нет. Меня злила вся эта роскошная жизнь, так резко контрастировавшая с моей, злили некоторые его родственники, упорно строившие из себя тех, кем они не являются, злила вся эта ситуация, заставляющая притворяться и лгать.

Возможно, если бы тема баскетбола сопровождала ужин до самого конца, всё бы закончилось нормально, но Фицрою-старшему было угодно перетянуть внимание на себя.

— Из какой вы части Альверии, позвольте узнать? — поинтересовался он. — Я служил на Третьем Континенте почти двадцать лет и исколесил его восточную часть вдоль и поперек.

— Из Розуэлл-Файр, — ответила я, чувствуя, как от нахлынувших воспоминаний внутри всё бурлит и резко кристаллизируется, так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Может, воды? — любезно осведомился сидевший рядом «женишок». Этот тип весь вечер глаз с меня не спускал и так вжился в роль, что его семья наверняка подумала, будто он без памяти в меня влюблён. Но его забота вполне объяснима, всё-таки он в ответе за то, что я сижу здесь без сдерживающего магию браслета.

Я помотала головой, мол, не нужна мне твоя вода.

— О, Розуэлл-Файр, — повторил Фицрой-отец, — эльвы жестоко с ним обошлись.

— А всё потому, что легионеры, имея численный перевес, отступили вместо того, чтобы прийти измученным жителям на помощь, — не удержалась я.

Миссис Фицрой ахнула и замерла в предвкушении, предпочитая оставаться молчаливым наблюдателем. Мальчишки навострили уши. Бабуля с невозмутимым видом продолжала наслаждаться запеченной форелью. Фицрой, тот, который фиктивный жених, предостерегающе шепнул, мол, лучше не стоит дразнить отца. Но было поздно.

— Это сейчас легко рассуждать о том, что можно или нужно было сделать, — багровея, ответил тот, — в то нестабильное время на разведку толком полагаться было нельзя, особенно на местных, симпатизирующих врагам.

— Предатели — это, конечно, отдельная боль, — согласилась я, — но их меньшинство. Единицы. Большинство же отбивало врага собственными силами в то время, когда легионеры прятались от свор гончих.

— Вам, милая, многое пришлось повидать и мы, безусловно, бесконечно вам сочувствуем, — подала голос сеньора Вальенде, — но ведь в итоге Альверия освобождена и изменники наказаны. А нам всем нужно жить настоящим и с верой смотреть в будущее.

Видно, магия как-то уж совсем сильно во мне взбурлила, потому что удержаться я не смогла.

— С верой смотреть в будущее легко, когда война тебя не касается и все эти ужасы происходят не с твоей семьёй и даже не на твоём континенте, — говорила я, с удовлетворением наблюдая за тем, как вытягивается лицо Фицроя-старшего и ползут вверх бабулины брови. А Фицрой-жених, видно, желая меня остановить, положил ладонь мне на ногу выше колена. Чёрт бы его побрал, потому что меня понесло со скоростью сорвавшейся с орбиты планеты: — А вы ведь даже не задумываетесь, что настоящая цель эльвов — вовсе не мы, а вы. Вы со своими богатейшими домами и безграничными ресурсами. И, если бы мы не стояли на их пути живой стеной, а адмирал Уолт не сжёг собственный флот, они бы сейчас хозяйничали за вашим столом.

— Я согласен с Эллой, — вмешался Фицрой.

Ладонь его поползла выше под платье, обжигая кожу леденящим холодом. От такой наглости я задохнулась и дёрнула ногой, но тот только ощутимее впился подушечками пальцев в плоть. И прошипела как можно тише:

— Убери, не то вилку в тебя воткну.

И что, он послушался? Как бы не так! Продолжая лапать под скатертью мою ногу, он с важным видом рассуждал о новых военных тактиках, принёсших успехи в Аластурии, и анализировал былые неудачи. Отец яро с ним спорил, мальчики отвлеклись на бегающих вокруг стола болонок и левреток, скармливая им куски мяса и рыбного филе, мачеха задумчиво ковыряла вилкой салат, а вот бабуля искренне любовалась своим внуком. Надеюсь, от её внимания ускользнули его манипуляции под столом.

— Сит илудем комбустум, — прошептала я.

Заклинание подействовало. Руку он убрал. Покоившаяся у него на колене ладонь дымилась от ожога, а кожа покрылась пузырями. Наверное, я перестаралась. Но он сам виноват, нужно с первого раза меня слушать. Но тот факт, что он при этом не проронил ни слова и даже не скривился от боли, не оставил меня равнодушной.

— А ты видела эльвов? — полюбопытствовал младший Коби.

— Вы, а не ты! — поправила мать.

— Почему? — заупрямился мальчик. — Элла же почти член семьи!

— Конечно, видела, — сказала я, лишь бы уйти от скользкой темы семьи на более привычную. — Так близко, как тебя.

— Ничего себе! — выдохнул Коби. — Они и правда такие страшные, как на картинках в учебниках по истории?

— Они не то чтобы страшные. Скорее, омерзительные.

— Итак, — заявила бабуля Вальенде, поставив жирную точку в разговоре на немирные темы, — давайте определимся с датой. Первая декада марта вам подходит? Или конец февраля?

— Думаю, конец февраля. Мы же никуда не торопимся, — ответил Фицрой и подмигнул мне. Вот нахал!

— Кольца заказали? — продолжала бабуля.

— Пока присматриваемся, — уклончиво ответил «женишок».

— Не затягивайте. Сколько будет гостей со стороны невесты?

Боги, ну что за вопросы! Как это пережить?

— Только друзья по академии, — сказала я.

Старушка перевела взгляд на внука.

— Человек сто, я правильно понимаю?

— Больше. Весь выпускной курс и преподаватели, — был ответ.

— Отлично. И с нашей человек двести. Джессика, сколько у вас?

— Только близкая родня, — сказала миссис Фицрой, — тридцать персон.

— Приглашения я доверю тебе, Джессика, — распорядилась бабуля, — на мне меню, украшение зала и развлекательная программа. Торжество будет здесь, в родовом поместье Вальенде.

— Мы тоже хотим участвовать в программе, — вмешался Коби, — Нейл знает несколько классных фокусов, а я покажу тот номер с огненным драконом.

Если мне когда-нибудь и было неловко, то сегодняшние чувства затмили прежние. Мне хотелось одновременно провалиться сквозь землю, стать невидимой, превратиться в комету и улететь в космос. А ещё лучше — отмотать время назад и не соглашаться на эту авантюру. Так и подмывало крикнуть, что всё это — фарс и никакой свадьбы не планируется. Останавливала, наверное, только мысль о том, что тогда, несмотря на клятвенное обещание, Фицрой вряд ли захочет мне помогать. Сидеть здесь и дальше было выше моих сил и со словами: «Простите, мне нужно на воздух», — я выскочила из-за стола и почти бегом побежала на террасу. В спину раздались слова бабули Вальенде:

— Девочка волнуется, её можно понять.

Душный ночной воздух нисколько мои чувства не освежил. Только усугубил чувство вины и неправильности происходящего. А если Фицрою нормально, то мало ему одного ожога, я ещё поставлю.

— Фостер, погоди, покажу тебе сад.

Рядом зашагал Фицрой. Какое-то время шли молча. Вымощенная разноцветными плитами дорожка петляла между клумбами и тропическими деревьями. Звонко трещали какие-то насекомые. Пахло чем-то приторно-сладким и маслянистым. В листве и траве неярким матовым сиянием светились круглые фонарики.

Мне хотелось сказать так много, но вырвалось почему-то короткое:

— Поехали в медпункт.

— Да я лёд приложил, — и он продемонстрировал горку подтаявших льдинок на ладони.

— Я свою часть уговора выполнила, — решительно сказала я, не сбавляя шаг. — Уж прости, держалась как могла. Жаль расстраивать сеньору Вальенде, но придётся ей сообщить, что я передумала. Не против, если сообщим после завершения зимних игр?

— Конечно, как скажешь, — рассеянно произнёс он. — Жаль, бабуля расстроится. Она уже намечтала себе правнуков. Возомнила, будто у каждого будет как минимум три стихии.

— Согласна принять удар на себя.

— Послушай, Фостер…

— Это ты послушай, Фицрой, — перебила я, — не знаю, как тебе, а мне всё это притворство претит.

— Неужели?

— Я сыта им по горло. Вот, — я вынула из кармана часы, которые до сих пор таскала с собой, — возьми.

— А я думал, украли.

И снова, как прежде, его пальцы леденящим холодом обожгли мои, а с моих при прикосновении огненные искры слетели. В сердце тоже что-то отозвалось, но я быстро отдёрнула руку и возобновила шаг. Дорожка шла под уклон. Запахло тиной. Наверное, неподалёку раскинулось озеро или какой-то другой водоём.

— Я должна тебе кое-что сказать.

— Я тоже.

— Я первая, — и без паузы продолжила: — Мне правда жаль, что твоя семья приняла меня так хорошо. Честно, не ожидала.

— Почему?

— Как почему? Мы же совершенно разные. Как огонь и вода, как воздух и земля, как Ла Риора и Альверия. Мы — это два совершенно разных мира.

— Да ерунда это всё. Количество стихий — вот что главное.

— Нет, не в магии дело, а в чувствах, которых… В общем, много всего замешано.

— Насчёт чувств…

— Да погоди, дай мне сказать. В общем, то, о чём я хотела тебя попросить… Это не совсем законно, но всё делается во благо.

— Не понимаю.

— Если у нас всё получится, один не очень хороший человек сядет в тюрьму, а с меня снимут все обвинения.

— С этого момента, пожалуйста, подробнее.

— Не могу. Не сейчас. Просто хочу, чтоб ты знал: всё очень серьёзно. Если передумал, так и скажи, я пойму, но всё же буду рада, если не соскочишь.

— Раз уж условились, будем вместе до конца.

— Отлично. И вот ещё что. Не было у нас ничего, ясно? Мы просто целовались, ничего больше. И я тебя вырубила.

— Целовались? — он выговорил это слово по слогам, так, будто впервые услышал.

— Ну да. Я же говорю, ничего особенного, просто поцелуй. Так что не выдумывай себе лишнего.

Дальше идти было некуда. Дорожка оканчивалась небольшой пристанью. На мелких волнах покачивалась лодка. На противоположном берегу квакали лягушки, чуть в стороне прямо из воды высились какие-то шарообразные кусты. Высоко в небе сияли южные созвездия. Причудливая подсветка превращала это место в идеальный уголок романтики, но всё это существовало словно в другом измерении. Из-за переизбытка магии в глазах двоилось, по телу проносилась дрожь, а сердце билось так быстро, что, вздумай я сосчитать количество ударов в минуту, не успевала бы произносить названия чисел.

— Жаль, я этого не помню, — тихо сказал Фицрой, глядя при этом на мои губы.

— Только не вздумай меня целовать! — отшатнулась я. — У меня и своей магии с избытком, твою некуда принимать!

— Я могу забрать излишки и держать свою при себе.

— Надо же, какое щедрое предложение! Но нет. Со своей магией я сама справлюсь.

— Уверена? Я же от чистого сердца.

— Ты и чистое сердце? Не смеши!

— Действительно, оборжаться можно.

— Особенно смешно будет твоей семье, да, Фицрой? Зачем ты устроил весь этот цирк? Тебе нашли невесту, а она тебе не понравилась? И ты решил просто потянуть время за мой счёт?

— Ты же знаешь, что это не так, — он буквально рычал, как раненый зверь, умоляя о милосердии, но сейчас мне не до этого было.

— Если бы это было не так, ты бы не просил меня притворяться.

— Ты бы по-другому не согласилась.

— Не додумывай за меня!

— То, о чём ты говорила в лазарете… Насчёт одуванчиков и прочего…

Он хотел взять меня за руку, но я увернулась. Сорвала серьги и запихнула ему в нагрудный карман. Он не препятствовал.

— Давай вернёмся в академию. Поздно уже. Во всех смыслах.

Уже шагая по дорожке обратно, я поняла, что жалею. И испугалась этих чувств больше, чем предстоящей миссии.

Загрузка...