Оберег из Сычигорья

Глава 11

— Я не понимаю, — удивлялся Голяшка, возвращаясь к лекарне, — почему они ставили на меня?

Позади мужчин народ ликовал. Победу Ратмира решили отметить. Пекарь вынес вино, портниха, голося на всю улицу, танцевала с шатуном.

— Ставка на вас была выгодней. При одинаковых шансах они могли выиграть в пять раз больше! И род не при чём. Я зелёный, вы белый. Ладно портниха синего рода, но пекарь же из ваших. И почему они не заметили постановочность спора? Никто не спросил на что мы спорим. Они вызывались в судьи, но суда-то не было. Их уловкой втянули в игру. Я запутался. В чём же беда Сычигорья, Тацит Волиус?

— Они ставили не на вас, дорогой друг. Они ставили против меня. Но чтобы объяснить произошедшее, нужно начать издалека.

Они сели в повозку, женщины ещё не вернулись. Тацит дал кучеру чеканки, чтобы тот прогулялся, оставив их наедине.

— До прихода ворожбы Сычигорье почитало три качества: силу, обман и личную выгоду, — продолжил мужчина. — Четыре элемента изменили землю. Сначала люди обнаружили магические свойства элементов и на месте залежей образовались шестнадцать городов…

— Откуда вы знаете? — быстро спросил Голяшка и смутился, что перебил Тацита.

— Чтение. Я давно получил разрешение на грамотность. Всё дело в доступе к запретным книгам. Но об этом после, — потушил интерес Ратмира торговый доверитель и продолжил. — Итак, мы оказались в начале пути зельеварения. Каждый город существовал сам по себе, совершая ошибки и погибая во время добычи и варки. Прошли сотни веков и жители разобрались. Они объединили элементы, получив фундамент любой ворожбы. Зелёная хвоя даёт безопасность. Красные рубины усиливают мощь. Без них зелье пришлось бы варить в котлах размером с дом барона… Вам интересно?

— Конечно! Продолжайте, пожалуйста.

— Голубика обеспечивает повсеместность. Основание синего рода позволяет применять зелья в любой точке Сычигорья. Без голубики ворожба работает только в месте варки. Наконец, мой род. Кристаллы соли дают долговечность. Без соли зелья не живут дольше получаса, превращаясь в обычную воду. Не находите в основаниях гармонии?

— О, да, уважаемый Тацит! — возбудился Голяшка. — Какое подходящее слово: гармония. Добавьте к этому выбор рода и родовые силы. Выносливость, ловкость, физическая мощь и усиление чувств. И работают они по-справедливости, один день в неделю.

— Именно. По началу в городах жили представители одного рода. Это ограничивало развитие так же, как ворожбу ограничивает отсутствие других элементов. Прошла ещё сотня веков и мы перемешались. Теперь в каждом городе живёт примерно одинаковое количество представителей каждого рода.

— И во властной четвёрке представлена каждая из них. Слава королю, что подарил нам законы, — улыбнулся Ратмир.

— Да… Слава…

Тон Волиуса насторожил Голяшку. Негативные речи в отношении короля в Сычигорье строго наказывалось. Любое оскорбление вело к игрищам, а бывало к смерти на месте. Возмущённые жители кидались на оскорбившего. Изгнание в Сторону тоже не принесло бы облегчения. Король жил вне баронств, на центральном острове. Поэтому сторонщики хвастались, что король любит их больше, чем зажравшихся горожан: «Он тоже изгнан. Он один из нас!»

Заметив реакцию Ратмира, Тацит поспешил исправить оплошность.

— Нет, нет, мой друг. Моё огорчение по другому поводу. Прошла тысяча веков, а ничего не изменилось. Сила, обман и личная выгода до сих пор правят Сычигорьем. Разве не так?

Голяшка опустил голову и кивнул. Мужчина понял, что не ошибся в выборе. Молодой каменщик тоже недоволен, можно нажимать.

— Но главное в другом. Стало хуже, — Тацит хотел сказать «король», но быстро исправился. — Ко… Мы загадили дары магических элементов. Вместо общества, основанного на знаниях, любви к ближнему и справедливости, мы остались при своих и движемся к вымиранию. К трём порокам — почитание силы, восхищение обманом и культ личной выгоды — добавилась ненависть к богачам. Портниха с пекарем ссорятся из-за десятка чеканок, но готовы потерять три сотни лишь бы обыграть богача.

— Не понимаю, — нахмурился Ратмир. — Хорошо же, когда люди возмущаются богатством. Это ли не шаг к справедливости?

— Только если в основе возмущения находятся мысли о равенстве. Но жители Сычигорья просто завидуют богачам, вот и раздражаются. Они не хотят победы каменщика, они хотят моего проигрыша.

— А до появления ворожбы, разве, было не так?

— Нет. Богатым людям завидовали, но уважали. Жителям было не важно, трудом, силой или обманом заполучил человек деньги. Его принимали за равного. Пограбил и избежал кары? Молодец. Обманул и не поймали? Молодец. Завидую белой завистью.

— Сейчас так же.

— Только среди равных. Портниха возмутилась пекарем, что он увёл шатуна именно у неё. Завтра пекарь обманет дочь портнихи, и женщина будет радоваться этому поступку, обвиняя ребёнка в глупости. Но стоит мне одурачить кого-нибудь из них хотя бы на одну чеканку, возмутятся.

— Так в чём же разница?

— Ворожба. Зелья стоят дорого, поэтому мало доступны простым людям. Зная, что могут зелья, жители приписывают успехи богатых исключительно к действию магических сил. Мечи оружейника лучшие в баронстве, потому что изобрёл новый метод закалки? Нет. Потому, что у подлеца есть деньги на зелье могущества.

— Нет такого зелья! — удивился Ратмир.

— Но люди верят. Красильщица неделями не вылезает из чанов, провоняв и позеленев от тяжкого труда, но люди не замечают. За дорогую кибитку для торговли и пышные платье прозвали «зельеварной гадиной». Разве не так?

По задумчивому лицу юноши Тацит понял, что первый разговор достиг цели.

— Ненависть к богачам опасна повсеместным бунтом. Баронства и Сторону накроет народная ярость. Думаете, после казни богачей они остановятся? Как бы не так, примутся делить добычу и кровь умножится, — Тацит сделал паузу и отчеканил. — Сычигорье на пороге большой резни, уважаемый Ратмир. Мы бездарно используем магические элементы и родовые силы. Нужен другой подход. Справедливый.

— Он есть у вас?

— А! Благородные дамы, — заметил Тацит выходящих из лавки женщин и тут же повеселел. — Удачно закупились?

Плантаж не хотел отпускать Люцию с Фелицией без серьёзного навара, поэтому сразу распушился и заворковал голубем. Угодник рассказывал о достоинствах эликсиров, на ходу выдумывая эффекты. Бездарный лекарь, но блестящий торговец он ловко манипулировал клиентами, чувствуя, однако, границы. Только эликсиры и настойки «королевских эффектов», типа молодости, бодрости, свежести и прочего являлись беспросветным фуфлом, игрушками для богатых дурочек. Такие эликсиры не содержали элементов, не имели магических проявлений, поэтому не контролировались зельевариусами.

Однако завороженные зелья готовились Плантажем со всей тщательностью. Во-первых, за плохое качество можно лишиться статуса лекаря. Поэтому Угодник варил то, что попроще. Во-вторых, на самовнушении долго не проживёшь. Капризных дам, расстроенных, что крашенная водичка не помогла «уходу морщин навсегда», ушлый лекарь успокаивал напоминаниями о зельях. Сваренные на элементах, они никогда не подводили.

— Не помогло? Ай-ай-ай. Как же так? Я продаю ворожбу исключительного качества. Вспомните заживляющий крем.

Плантаж лез под потолок в запертую нишу. Ловкачи синего рода в свой день вытворяли такие кульбиты, что приходилось прятать дорогой товар понадёжней. Синий день недели вообще отличался повышенными кражами, поэтому за людьми с голубыми глазами внимательно следили.

— Вот он, — любовался Плантаж, достав шкатулку. — Десяти капель хватило, чтобы заживить вспоротое брюхо лучшего агента Гидона. Слава королю, что его вовремя доставили ко мне. Более того, этот крем поможет при магическом отравлении. Придётся потратить всю банку, но обязательно спасёт.

Крем был задорого куплен Плантажем у лекаря далекого от Зелёной долины города. Угодник берёг покупку, хвастаясь лишь в редких случаях. Двух вовремя спасённых жизней знатных людей хватило, чтобы слух пробежался по всему баронству. Дамы восторженно смотрели на заживляющий крем, успокаивали гнев, а Плантаж добивал.

— Может, напутали с дозировкой? Или не соблюдали рекомендации к применению. Мизинчик шестнадцать раз окунали в утренний сбор росы?

— Я не уверенна, что…

— Ну как же вы! — досадовал Плантаж. — Я понимаю, это трудно, но необходимо стараться. Для вас же тружусь. Вам же молодость возвращаю.

— Но миленький мой…

— Для сравнения посмотрите на этот отвар, — перебивал лекарь и хватал первую попавшуюся бутылочку. — Он не нуждается в строгой дозировке, нет необходимости отчитывать капли и следить за временем. По секрету скажу, что во всём Сычигорье осталось только два флакона. Не буду говорить, где находится первый, но намекну. Коронация. Тсс! Только тише, умоляю. Это секрет.

И через некоторое время Плантаж сдавался «под натиском шарма и благородства», продав очередную пустышку клюнувшей на обман даме.

Вот и теперь Люция с тётушкой попали под жернова гостеприимства хитрого лекаря. Прошёл час плотной обработки и Фелиция сдалась. Старушка не поддалась на речи Угодника, её доканал голод по корню боярышника.

— Я вижу вы благородный человек и знаете толк в эликсирах, поэтому соберите нам в дорогу набор лучших отваров на сумму в пятьдесят монет.

Плантаж чуть не лопнул от радости. Он рассчитывал обмануть старуху на десяток, максимум тридцать, а тут такая удача. Угодник не стал медлить и накидал в подарочный мешок весь неподписанный хлам, много лет уже стоявший на витрине.

— Раз уж мы закупили самое необходимое, ради чего приехали в ваш чудный город, — защебетала Фелиция самым любезным голоском, — добавьте, пожалуйста, активированный порошок черешни. Мне право не удобно просить такой пустяк в столь изысканном доме, но не хотелось бы терять время, заезжая в другую…

— Конечно, о благородная дама! — засуетился Плантаж, достав нужную коробочку.

Получив необходимое, пестунья кинулась на улицу к повозке, где её ожидали Ратмир с Тацитом.

— Едем обратно! Нам нужно срочно отправляться в путь, — Фелиция бросила взгляд на порошок. — Я забыла принять сердечные капли.

— Но тётушка, город закрыт до завтрашнего дня, — улыбнулась Люция.

Под действием тяги к корню боярышника, пестунья не обратила внимание, что выехать из города не получится. Это понимала Люция, поэтому не беспокоилась суетливостью родственницы. Никуда они из города до завтра не уедут.

— Лучшие номера Зелёной долины в увеселительном доме барда Балуна, — улыбнулся Тацит.

Опытная старуха понимала, что бардов без грехов не бывает и догадывалась, какие представления дают в увеселительном доме. Невесте Люции, девушке на выданье, нельзя посещать подобные заведения. Правда, если в сопровождении надёжных мужчин… Да и активированный порошок так заманчиво…

— Едем! — пискнула Фелиция и повозка направилась к доходному дому.

— Рад приветствовать дорогих гостей, — поклонился мужчина в красивой одежде, подойдя к столу. — Меня зовут Балун Сметана. Я местный бард.

Фелиции удалось снять целый этаж, переплатив за спокойствие. В номерах перед лестницей поселили мужчин, сами расположились в тупиковых комнатах. Тётушка собиралась безвылазно торчать в номере, но сначала её уведомили, что отобедать можно только в зале. А потом старуха добралась до порошка, посыпала корень и подобрела. Тело расслабилось, заботы исчезли, мир стал прекрасней. Первые несколько часов после приёма Фелиция сияла смиренностью. В отличие от корневого голода, она не выбирала тех, с кем лебезить. Любезничала со всеми подряд.

Четвёрка гостей города сидела в большом зале со сценой в ожидании обеда.

— Я тоже очень рада, — тётушка подошла и похлопала барда по руке. — Какой миленький.

— Разрешите представиться. Тацит Волиус Штамм. Торговый доверитель. Скажите, вечером будет смотр?

— Конечно, дорогой Тацит Волиус. Приходите на площадь, я обеспечу лучшие места.

— Неужели никто не испугался вчерашнего происшествия?

Бард получил информацию о гостях от восхищённого их щедростью Плантажа и ходящих с утра пересудов о старухе, магией уничтожившей разбойника. Подойдя к столику, Балун на миг растерялся. Ожидаемый им человек прибыл. Мимолётное замешательство не помешало Сметане. Бард вернул улыбку и вошёл в привычное состояние отрешённой блаженности. Поэтому вопрос Тацита не смутил барда.

— А что случилось? — улыбнулся Сметана.

— Города не закрывают просто так, — скрыл осведомлённость Тацит.

— Уверяю, вам не о чем беспокоиться. Обед скоро принесут, а пока прошу меня извинить.

Балун направился к угловому столику. За ним сидела короткостриженая широкоплечая дама, которую иноземцы со спины часто путали с мужчиной. Недружелюбный вид дополняло косоглазие.

— Шанежка, доброго дня. Вы опять к нам? Как ваш локоть?

Повитуха Косая, вчерашним вечером победившая в поединке на боль, вяло ответила.

— Не надейся, Сметана. Буду ходить, пока считаю нужным. А ежели ссору задумал, так можно выйти. Мы привычные.

Женщина закатала рукава мешком сидящего на ней балахона и сжала кулаки, показывая, что готова в честном бою отстоять право на столик в доме увеселений.

— Можно поединком. Второй локоть у меня здоровый.

— Ну что вы, Шанежка, — улыбнулся Балун. — Я просто хотел подарить бутылку молодого вина. Вы не против?

— Неси, — безразлично кивнула женщина.

Повитуха Шанежка Косая. Жена костоправа Давлея, подговорённого Гидоном произнести имя Лукоса Шварца на вчерашнем принятии ванны бароном. Аналогично мужу сурова и беспощадна. Оба предпочитали действовать, а не говорить. Оба тянули казну и хапали, где плохо лежало. Умели дружить с сильными, не забывая давать тумаки слабым. Оквадраченные, скуластые, а Шанежка ещё и косая с рождения. Горожане были уверены, что брак с Давлеем был сговором. Не могут в двух валунах находиться чувства. Порешали, поди, за кружкой настойки, не произнося больше тридцати слов за вечер, да и поженились, соединив капиталы. Какую только чушь не выдумывают сплетники, но в этот раз они не ошиблись.

— Пойдёшь за меня?

— А что у тебя?

— Правочный стол, единственный в городе. Дом у центральной площади и пашня в посаде.

— Прислугу выбираю сама и спим отдельно.

— Договорились. Будешь ещё настойку?

— Нет. Пошли объявим.

Вот и весь диалог, произошедший двадцать лет назад ещё при начинающих свой путь Гидоне с Мортусом и забытом сейчас бароне. Работящая пара, не чуждая прихватить бесхозное и выжать из клиентов максимум, стала не спеша, но уверенно набирать вес. Капиталы росли, уважение множилось. Все смирились, что Шанежка с Давлеем были лишь партнёрами по общему делу, как повитуха родила девочку. В день появления на свет дочки Давлей, по рассказу подмастерья, пустил слезу. Но рассказу не верили — металл не плачет. Шанежка тоже не изменилась. Было два молчаливых валуна, стало три. Дочка пошла в родителей. Плотная, квадратная, хмурые брови и тонкая линия вместо рта. Так и росло их молчаливое семейство вместе с капиталами.

Но год назад дочка внезапно исчезла. Ушла в посад договаривается об аренде пашни, да не вернулась. Шанежка с Давлеем в первый день даже обрадовались. Загуляла, наконец. Выросла девка, а женихов не видать. Супруги надеялись, что кто-нибудь совратит некрасивую девушку, а дальше дело техники. Угрозы, подкуп и молодца насильно женят, отписав хорошее приданное. Но на третий день заволновались. Начали допытывать, но бестолку. Аренду продлила да поехала обратно в город. Говорят, в последний раз её видели в увеселительном доме Балуна, но это не точно. Там народу много, можно и перепутать. С тех пор не нашли.

Неизвестно, как сильно пропажа единственной дочери отразилась на супругах, но с того момента костоправ с повитухой стали ещё молчаливей. А в годовщину исчезновения Шанежка заглянула в увеселительный дом, где если и бывала, то по делу, да и то не чаще, чем раз в пять лет.

— О дочке буду думать. Вино пить. На, — бросила деньги и уселась в дальний угол.

И вот уже несколько суток подряд иногда днём, иногда вечером приходила Шанежка в заведение барда. Сидела грозная, но без скандалов. Люди удивлялись. До исчезновения дочки дерзкая Шанежка часто кидала и принимала поединки. А после, как отрезало. Иноземец, оскорбивший повитуху, был исключением. Перегнул палку и поплатился печёным локтем.

Изменившееся поведение Косой не нравилось Балуну. Он понимал, что повитуха грустит о дочке, но день годовщины давно прошёл, а Косая продолжала угрюмить из своего столика. Когда же угомонится?

Тоска по пропавшей дочке была лишь версией, которую Шанежка Косая не опровергала. На самом деле, жена костоправа пыталась понять, кто убивает людей Гидона. Она вела своё расследование.

Пурелий с воеводой сидели в закутке в ожидании новостей. Труп шорника, убитого Гидоном в порыве гнева, унесли в городской отстойник. В нём хранили тела перед тем, как отправить в посадский крематорий. Отвозили по ночам, но из-за закрытия города покойники вторые сутки тихонько разлагались в специальных нишах. У кого хватало денег и привязанности, тот хоронил близких на кладбище, принося доход единственному на всё баронство каменотёсу надгробий. Даже знать, имея деньги, предпочитала сжигать родственников. Хоронящих близких на кладбище считали людьми сентиментальными, а, значит, слабыми. Поэтому особые привязанности мужчины скрывали.

— Хотел сжечь сына в посаде, да жена с дочками вой закатили, — сетовали зажиточные горожане. — Проще заплатить, чем вопли слушать.

Кто-то понимающе кивал, кто-то кривился. Зато потом горожанин мог тайно посещать могилку любимого сына да беззвучно плакать.

— Давай посмотрим, — Гидон развернул кусок ткани, принесённый стражником. — Ага, понятно.

Труп обезглавленного воеводой юноши успели сжечь до закрытия города. Поэтому пришлось резать ухо скотника, обезвреженного Пурелием.

— Этого хватит?

— Да, — кивнул книгочей, достал пряжку и зачитал сообщение. — Хитрость и глупость. Свидетели готовы, плоть заворожённого достал. Воевода опасен. Мне не доверяет, ждёт вас. Нужно торопиться. Скоро барон начнёт казни, чтобы успокоиться.

Сообщение причиноведу обсудили заранее. Гидон не внёс правок, посчитав, что не нужно вмешиваться в стиль общения Пурелия.

— Раз у нас с тобой полное доверие… доверие? — остановил фразу воевода и посмотрел на книгочея, тот кивнул, — воспользуюсь паузой и схожу к барону.

Гидон хотел добавить «проведаю его толстый бесполезный зад», но не стал. Рано пока. Привяжет мелкого поближе, тогда можно.

— За иноземцами-то следят?

— А как же! Наш человек всегда рядом, — развел руки в стороны воевода. — Когда Шварц ответит, мигом к дому наместника.