Оберег из Сычигорья

Глава 15

Жена Давлея заинтересовалась убийствами, когда по городу пошёл слух, что неизвестные вырезают людей воеводы. За день до этого в их с Давлеем хозяйстве был обнаружен труп работника. Туповатый и пьющий он был нанят женщиной исключительно для шантажа старшего брата. Толковый чистильщик, помогавший костоправу с трупами, хотел уйти от семейной пары. Но Шанежка удачей узнала про бестолкового родственника, поселив того в и так пустующей каморке. Затраты в виде кормёжки и нескольких чеканок в неделю с лихвой покрывались регулярным помыканием брата.

— Ты ещё спасибо скажи, что взяла под опеку твоего родственничка. Одни убытки! Кто ведро с огнежором проворонил? Тоже мне сторож!

Чистильщик угрюмо кивал и не приставал с разговорами о малом заработке, а главное, не думал уходить от Шанежки и Давлея. В тёмных делишках молчаливый исполнитель важная единица.

Услышав о смерти, женщина не сомневалась в бытовой причине. Зарезали за длинный язык или долгов. Нож в горло и все дела. Расстроилась, что рычаг шантажа пропал, да и забыла. Мысли отвлеклись на слух о магических смертях агентов Гидона. Косая стала ходить по кабакам в поисках ответов.

И вот сегодня Шанежке повезло. Повитуха пришла на смотр статусов и отметила четырех иноземцев. После того, как к ним присоединился мелкий прыщ в сопровождении Балуна, Шанежка пересела ближе, тут же убедившись, что напала на след. С интересом подслушала показания первого свидетеля, а потом искренне удивилась. Оказывается, смерть бестолкового сторожа отнесли к загадочным убийствам, приписав магические причины. Что за ерунда? А услышав сбитые показания работника, поняла, что тот врёт. Дальше отсиживаться не было смысла.

Пурелий, тонко чувствуя момент, не полез с обычными шуточками, а дал Шанежке управлять допросом. Сейчас они узнают правду.

Чистильщик понял, что попался. Да и руку хотелось сохранить.

— Заглянул утром к брату, а тот мёртвый с ножом в горле. Отмучился, наконец. Знал, что однажды именно так закончит бестолковую жизнь, но всё равно неприятно, — мужичок немного помолчал. — Вышел на улицу, подозвал стражника. Когда тот ушёл за могильщиками, заметил записку. На ней лежал кошель с десятью монетами. Я сразу к книгочею, читать-то не умею.

Все дружно посмотрели на Пурелия, но чистильщик помотал головой.

— Нет. Благородный иноземец дорого берёт.

— Это правда, — пожал плечами Пурелий.

— Я побежал к Колке.

— К кому? — удивился книгочей.

— Колка. Он работал у Гидона. Мы к нему ходили, ежели прочитать что. Знакомый, да и брал мало.

Пурелий знал, что Колка был третьим убитым.

— Колка прочитал. Меня просили наврать, что каморка была заперта. Что я видел, как брат зашёл к себе и не выходил до утра. Никого не было, значит, произошла ворожба. Вот я и соврал стражникам.

— Ты рискнул наврать воеводе? — с удивлением спросил Ратмир.

— Нет. Если бы я знал, чем всё обернётся… Я же стражникам врал. Десять монет всё-таки. Не мелочь.

— Записка у вас? — поинтересовался Тацит.

— Нет, у Колки осталась. Мне-то зачем? Я же читать не умею.

Пурелий решил вмешаться.

— Я хочу сообщить, уважаемые мужи и дамы, что Колка, прочитавший записку, вскоре был убит. Зарезал себя мечом в запертой комнате. Это третья жертва так называемых загадочных убийств. Которые, как мы видим, перестают быть загадочными. Магия испаряется с каждым новым свидетелем.

Шанежка отпустила руку чистильщика и задумалась. Она расстроилась, что в убийствах не было ворожбы, однако видела в них шанс.

— Уважаемый… Вас как зовут?

— Пурелий Эдур Цес, — поклонился книгочей и с интересом посмотрел на Шанежку.

— Уважаемый Пурелий, разрешите мне присутствовать при допросе третьего свидетеля?

— Почту за честь, — кивнул молодой человек и подал знак Балуну, чтобы привели последнего.

С ним разобрались быстро. Опять оказалось, что никакой запертой комнаты не было. Если конюх не заметил очевидного, а чистильщика подкупили, то последний свидетель сам заявил, что комната в кабаке была открыта.

— Я и не говорил, что заперта. Любой мог зайти. Мне показалось, что стражники меня уже не слушали.

Когда мужчина ушёл, Шанежка первая встала из-за стола.

— Держи, Балун, за беспокойство. Не сердчай за распорядителя. Чай, не умер. И не волнуйся, в увеселительный дом больше не приду, — женщина потрогала заживающий локоть. — Надоело.

Бард тоже откланился. На площади завершились танцы, горожане стали расходиться.

— По правде сказать, уважаемый Пурелий, история оказалась интересной, — подвёл итог Тацит. — Несмотря на обыденность преступлений, я замечательно провёл время.

— Я впервые присутствовала при расследовании преступлений. Это так здорово! — искрилась от радости Люция.

— Жаль, что нам не удалось установить убийц, — добавил Ратмир.

— А хотите продолжить? — в лоб спросил Пурелий, наблюдая за реакцией.

— Сейчас? — немного растерялась Люция, начинавшая чувствовать усталость после насыщенного дня.

— Нет, сейчас уже поздно. Если вы не против, мы можем завтра продолжить расследование. Или вы спешите? Пестунья Фелиция, вы согласны ещё на один день остаться в городе?

Старушка не ответила. Она бродила глазами по лицам, улыбалась, но думала о чём-то своём. Люции пришлось взять её за руку и вернуть в реальность.

— Ох, я так боялась сказать глупость и помешать вашей игре, — заморгала старушка, очнувшись от дум, завладевших ею на протяжении допросов. — А кто победил? Такие странные правила, я ничего не поняла.

Фелиция смотрела на допросы свидетелей, как на игру, не вслушиваясь в диалоги и радуясь, что Люция хорошо проводит время в компании благородных людей.

— Хотите, мы завтра вернёмся и выясним, кто победил? — заговорщицки прошептал Пурелий.

— А вы составите нам компанию?

— Обязательно.

— Тогда я согласна, — заулыбалась Фелиция.

Дело было сделано. Четвёрка остаётся. Люция после слов пестуньи не сдержала возглас радости, Ратмир заулыбался ещё шире, а Тацит слегка вздёрнул брови. Пурелий, оценив реакцию, решил поставить ловушку. Книгочей не наделся, что она сработает, но могло повезти. Поэтому он попрощался, заявив, что гостям пора отдохнуть.

— Как? Вы уходите, уважаемый Пурелий? — искренне удивился Тацит, когда книгочей поднялся.

— А что? Разве вам не нужно отдохнуть?

Пурелий прищурился. «Думаешь, забыл про порошок и старуху? Давай, раскалывайся! Выдай себя. Знаешь ты про сообщение от Шварца или нет?» — думал молодой человек, не спуская глаз с Тацита.

Первым осознанным воспоминанием детства казнахрона Мортуса Идилия Ката был танец. Не умеющий ещё ходить мальчик смотрел, как родители перебрасывали друг другу небольшой брусок жёлтого цвета. Они кривлялись в такт музыке, доносившейся с улицы, и хохотали. Через день мать скрылась с найденной ими златницей, оставив мужа-дубильщика с больным ребёнком. Отец зачерствел, но сына не бросил. Тяжёлая работа и предательство жены зашаблонили мужчину на одной мысли. Каждое утро он повторял: «Главное в жизни это деньги. Будут деньги, будет счастье». Отец умер за два года до инициации сына, оставив в наследство вонь дубильного барабана и веру в монеты.

Наставления сработали, сын не подвёл. Поняв, что слабое здоровье не поможет проявиться трём силовым талантам, мальчик на инициации выбрал белый род. Пример отца отбил желание тяжёлой работы, а красивая одежда и дорогие дома заманили во власть. Мортус решил, что деньги легче всего добыть, состоя во властной четвёрке. Когда знать лично варила зелья, впрягала лошадей в кузнечный молот или пахала землю, четвёрка «направляла». Даже статус воеводы подразумевала отдачу приказаний, а не махание мечом.

Костлявое тело Мортуса, обделённое мышцами, отыгралось на родовом таланте. Если слух и обоняние в белый день не приносили серьёзного усиления, то зрение для Идилия Ката стало сокровищем. Фактически остроту глаз Мортуса ограничивала линия горизонта. Шестнадцать гор за ней оставались, как и для всех, размытыми силуэтами, но птицу на ветке казнахрон разглядеть мог. Мортус получил идеальную резкость всего, что видел. Он мог обнаружить вражеских солдат, прятавшихся за деревьями в полоске леса на горизонте. Он мог определить цвет глаз человека на любом расстоянии. А из окна дома различал насекомых на картофельных полях посада. Поняв свою родовую силу, Мортус научился читать по губам. Он мог понять о чём говорит вон та парочка шатунов, удящих рыбу на берегу речки. «Какой речки?» — спросил бы любой собеседник Мортуса, не видевший речку, не говоря уже о рыбаках.

Но собеседников не было. Мортус строго хранил тайну родовой силы. Даже друг-подельник Гидон не знал, на сколько хорошо видел казнахрон. Про слабый слух и обоняние Идилий Кат рассказал сразу. Знакомые покивали и определили силу его рода, как «ну… пойдёт, ниже среднего, ты, главное, не расстраивайся». Мортус и не думал грустить. Главным его секретом была задержка. Большинство людей Сычигорья теряли родовую силу сразу после касания солнцем горизонта. Небольшая часть имела задержку. Родовой талант сохранялся в течение получаса после захода. Совсем редкие личности сохраняли силу до середины ночи. Но такие «долгородые» имели слабый навык усиления. Мортус же имел чрезвычайное зрение и задержку аж до вечера следующего дня.

Игрища были главным местом применения силы. Казнахрон смотрел на дальние трибуны и мог различить любой разговор, лишь бы говорящий не сидел спиной к Мортусу. Но чернь мало интересовала казнахрона, поэтому он покидал трибуну знати или ложу барона под предлогом занятости. Сам же с противоположной части наблюдал и «подслушивал». В белые дни информации почти не было. Любой житель Сычигорья знал, что нужно помалкивать. Обострённые чувства белых могли выведать секреты, поэтому люди не болтали о сокровенном даже находясь у себя дома. Зайдёт солнце, тогда беседуй.

В этот момент и ловил их Мортус. Как после выпитого развязывается язык, так после окончания белого дня люди возвращались к тайнам и заговорам. Шум увеселительного дома, открытое пространство главной площади и отсутствие родовой силы белых раскрепощали знать. Мортус смотрел, считывал с губ и наполнялся тайнами, как воевода силой.

— По мосту договорились, деньги тебе выделим, — кивнул казнахрон собеседнику. — Пять чеканок с человека, десять с всадника и пятнадцать с повозки. Не построишь вовремя, заберём мукомольню. Шестнадцатую часть каждый королевский день приносишь, как обычно, мне.

Голубоглазый посадник прокашлялся и решился на просьбу. Боясь гнева, начал осторожно.

— Говорят, в Белых холмах… а может, Синих горах… Сами понимаете, разные слухи ходят. Говорят, что… Повезло вальщику. Снизила ему властная четвёрка размер четвертного налога. До десятой части. А с навара он, как честный вальщик, благодарит, — посадник задумался, произносить статус казнахрона или нет, — … с глубоким почтением, — не решился мужчина.

Вопрос со строительством нового моста обсудили за две встречи. Деньги шатунам и каменщикам, материалы и прочие расходы выделила казна города с позволения Мортуса. Идилий Кат отодвинул от строительства костоправа Давлея и ещё парочку не совсем лояльных ему проныр. Он был доволен посадником, пока тот намёком не предложил снизить ему налог.

Четвертной был основой экономики баронств. Его платили все и всегда. При малейшем подозрении на укрывательство, казнахроны городов применяли ворожбу денежного согласия. Сложное и дорогое зелье нанесением на лицо метила тех, кто не доплачивал четвертной в казну. Крупные гнойники безобразили лицо и приговаривали беднягу к конфискации имущества, а при повторном нарушении к игрищам. Рецептом редкого зелья поделился король много веков назад. Тем самым подровняв баронства в экономическом развитии. Платили все и всегда. Или почти всегда.

Недалёкие властители за взятки применяли снижение к нужным людям, но оканчивалось всё одинаково. О везунчиках узнавали другие, метод становился повсеместным. Это вело к снижению затрат на город, а следовательно к бунту горожан. Сначала головы баронов и властной четвёрки весело перекатывались на главной площади под пинки горожан. Потом король успокаивал людей, чествуя их храбрость и справедливость. Совет старейшин выбирал нового барона, затем формировалась властная четвёрка.

«Он дурак такое предлагать? — подумал Мортус. — Надо бы провести беседу, жаль сейчас времени нет».

— Не верь всему, что говорят. Не хочу больше слышать такие глупости.

Посадник виновато поклонился, но казнахрон не злился. Мост это пустяки, шалость с налогом обговорит после. Нужно обсудить главную тему, поэтому Мортус добавил дружелюбие на сухое лицо.

— Сочувствую твоему отстранению. Уверен, что обида Бадьяра скоро пройдёт. С другой стороны, ты не присутствовал при купании.

— Покорно ждал в саду, но с радостью разделил бы участь знати. К всеобщему ликованию предотвращенную броском воеводы. Слава королю за храброго воина!

— Слава королю, — согласился казнахрон и осторожно начал. — Ладно мы, преданные труженики и слуги барона, нас не жалко. Но Бадьяр! А если бы он погиб? Я не представляю, кто мог бы занять его место.

Посадник молчал.

— Решал бы совет старейшин. Не знаешь, кто пользуется сейчас почётом?

— Уважаемый Мортус, вы же знаете, что людям, чей годовой доход…

— Знаю, знаю, — перебил казнахрон. — Нам нельзя видеться со старейшинами. И вообще, большая часть из них не известна. Личности засекречены. Я не об этом. Уверен, что Бадьяр Широкий будет бароном ещё многие годы. Но если… Я подчеркиваю, если…

Посадник пожал плечами.

— Откуда мне знать, уважаемый муж?

«Сговорились вы, что ли?» — подумал Мортус и зашёл с другой стороны.

— А что говорят о Плантаже Угоднике? Мне кажется, преданный человек для баронства.

— Да, лекарь уважаемая личность.

— И?

— Откуда мне знать, уважаемый муж?

Казнахрон опять наткнулся на стену. Полгода назад Мортус с Гидоном оценили силы. Найдя властные рычаги хорошими, решили интригами свергнуть Бадьяра. Толстяк был удобен подельникам, но аппетиты парочки выросли. Они смотрели на активы соседних баронств. Для этого нужна война. А на неё Бадьяр не пойдёт. Дурачок любил утехи, складности да такую же дуру Эльзу. Поэтому необходима замена.

На место барона подготовили самовлюблённого Плантажа. Осталось переманить знать на свою сторону. Однако план застопорился. Легко соглашающиеся на распил казны, закрывающие глаза на убийство неугодных, боявшиеся воеводу — казнахрон знал точно, боятся — богачи-коллеги уходили от прямого разговора. Они с опаской, но улыбались шуткам о глупости барона, а через мгновение закрывались от очевидных намёков Мортуса.

«Чего боятся? Гнева короля? Но он не препятствует переворотам, войнам и бунтам, — размышлял Идилий Кат. — Здесь страх перед кем-то земным и более могущественным, чем мы с Гидоном. Кто? Зельевариус? Смешно. Народница Веста Кнут? У ней нет силы, только местный закон, не работающий при бунтах или смене власти. Давлей? Ну не сторонщики же!»

— Хорошо, можешь идти, — отпустил посадника Мортус. — Хотя постой!

Казнахрон поддался тревожной мысли. Может, за предложением о снижении четвертного налога стоит не глупость, а провокация? Посадника попросили подставить Мортуса! А как проверить?

— Нет, ничего. Иди.

Через сутки после доклада о загадочных убийствах и покушениях, Идилий Кат, тайный властитель города Зелёной долины, осознал, что их с Гидоном выверенный план рушится. Знать не переманили, барона не дискредитировали, Лукоса Шварца в союзники не получили. Всё та же стена отторжения, а в придачу выродок, имеющий доступ к сильной ворожбе и мечтающий уничтожить верхушку города.

Одна надежда на суетливого малыша.

— Соглашусь, пора закругляться, — пожал плечами Штамм, проигнорировав или не заметив ловушку. — Выпью травяного отвара на ночь да пойду спать.

Тацит Волиус собирался подняться, как книгочей затараторил, опять сменив сосредоточенность и серьёзность на комичность и буффонаду.

— Ах, достопочтимый Тацит Волиус Штамм, как же вы правы! — Пурелий подпрыгнул, хлопнул в ладоши и затопал ножками. — Я же совсем забыл! Ваш фраза про травяной отвар… Знаете, бабушка в детстве поила меня свежим сбором. Я просыпаюсь, а он ожидает меня в голубой чашке на… Фелиция! — не закончил предложение книгочей и подбежал к пестунье. — Вы так прекрасны сегодня! Умоляю, погадайте! Пожалуйста, пожалуйста. Клянусь, я не сойду с этого места, пока вы не согласитесь!

Пурелий рухнул на колени и достал порошок, найденный у убитого воеводой связного Шварца. Рядом лежал кусочек уха, завёрнутый в тряпку. Пестунья ожила. Она обрадовалась, что к ней обратились за помощью не из-за простой вежливости. Находясь в добром настроении, вызванном корнем боярышника, Фелицию не покидало чувство бесполезности. Люция под опекой мужчин, магия не нужна. А потом эти разговоры с грубыми и воняющими людьми. Старушка отрешилась, копаясь в прошлом. И вдруг бойкий юноша просит, да что там, умоляет её об услуге.

Фелиция замахала руками и пустила слезу. Это так удивила Люцию, что она затревожилась.

— Тётушка, с вами всё в порядке?

— Да, милая, да. Это воспоминания. Моя юность… Я сегодня такая эмоциональная.

Она взяла порошок, а книгочей, вот ведь фрукт, опять потушил задорность и с внимательным, даже строгим видом сел за стол.

— Во времена моей молодости, — начала пестунья, успокоившись, — мы с сёстрами ворожили на любовный приворот. Проверяли молодых людей, приезжающих к нам свататься. Бывало, что матери наводили на них ворожбу, чтобы сыновья любовным взглядом смотрели на будущую невесту, а не только думали о приданном. Нам повезло изобрести зелье, обличающее зачарованных. Брались волосы юноши. Для этого придумали обычай, что потенциальный жених должен причесаться гребешком девушки. Потом капали на волосы зелье и наблюдали. Если человек зачарован, то все зелья, порошки и мази автора ворожбы начинали светиться мерцающим светом. Это устанавливало связь между зельем внутри зачарованного тела со всеми остальными отварами и настойками.

Фелиция рассказывала не спеша. Она была грустна и сентиментальна. Воспоминания терзали душу.

— Богатые родители всегда были при ворожбе. У многих на шее висели кулоны с отварами, мало ли разбойников на дороге. После применения нашего зелья обычно ничего не происходило. Но иногда карманы матерей начинали светиться. Значит, ворожба, и жениху не доверяли. А однажды… — старушка надолго замолчала. — Однажды багаж засветился так, что прибежали слуги. Я тогда глупая была. Сразу закричала, что это магия, что жених не искренен. Не пойду за него. Дура была, — тяжело вздохнула и опять задумалась. — Надо было промолчать, придумав что-нибудь о девичьей шалости. Замуж бы вышла. Детки пошли. Никто же больше не приезжал ко мне. Ни до, ни после. Только к сёстрам. Я же некрасивая была. Эх, упустила… Мне и сейчас он снится. Сидит, молоденький такой, красивый. Глазки нежные. И смотрит, и смотрит влюблённым взглядом.

Старушка махнула рукой и уронила голову на грудь.

— Тётушка, я не знала. Я думала… Я хотела…

— Ничего, родная моя, ничего. Всё давно прошло.

Старушка погладила по голове растроганную рассказом Люцию. Девушка почувствовала вину перед пестуньей. До этого момента старуха была для неё бесчувственным комком строгих правил. Люция с азартом манипулировала тёткой, считая её чёрствой каргой, а приступы доброты приписывала эффекту корня. Но оказалось, что Фелицию сотню лет гложет тоска. Корень расслаблял тело, показывая истинное лицо. Боярышник снимал сколоченный тётушкой злой и ворчливый костюм, прятавший её от действительности. Действительности, лишившей её семьи и пригвоздившей к поместью. К жизни с дефицитом женихов и красивыми сёстрами.

А ведь была улыбка судьбы. Она подарила долгожданное сватовство, зародив в некрасивой девушке надежду. И тут же разрушило счастье подначиванием сестёр: «Давай проверим! Давай погадаем!» Фелиция не хотела. Сёстрам что? Муж найдётся. Ни один, так другой. А для Фелиции это был единственный шанс. И сама же его упустила, поддавшись на болтовню. Вдруг жених взаправду её полюбил? Вдруг матушка зря ворожила? Встретились бы ещё раз, и…

Да что там! Упущено. Молодость, счастливая семья, дети. Сотни лет терзали Фелицию призраки прошлого. Бароны не ошиблись, долголетие для одиноких людей оказалось недугом.

— Ох, ладно. Чего уж там, — старушка окончательно стряхнула грусть. — Я этот порошок сразу узнала. Младшая сестра научилась получать его из зелья, что позволяло дольше хранить снадобье. Сёстры давно умерли, а зелье… Эти цвета я узнаю из тысячи. Видите, какие редкие сочетания? А тут вкрапления. Правда, их гораздо меньше. Боюсь, волос не хватит, нужно больше материала.

Фелиция с сочувствием посмотрела на книгочея, жалея, что не сможет помочь забавному юноше.

— В ткань завёрнуты не волосы. Там кусок плоти, — серьёзно ответил Пурелий. — Нам необходимо установить отравителя. Мы уверены, что убийства, обсуждавшиеся за этим столом, совершенны человеком, применившим ворожбу. Если установим виновника магии, установим убийцу.

— Ах, вот как, — задумалась старушка. — Да, плоть содержит больше информации, чем волосы. Этого хватит.

— Сработает порошок, если человек был заворожен несколько дней назад?

— В таком случае, придётся потратить весь.

Фелиция попросила принести свежий отвар ромашки, используемый для приготовления крепких настоек. Пестунья высыпала порошок в кружку и помешала.

— Вот и всё. А что? Думали, долго провожусь? — улыбнулась Фелиция. — Развёл и готово. Кидайте плоть, уважаемый Пурелий. У вас такие красивые глаза, — опять заблаженила тётушка. — У Ратмира тоже красивые. И у Тацита. Правда, у него грустные. Почему грустные?

Но на Фелицию уже не обращали внимание. Книгочей развернул тряпку и бросил в кружку мочку уха скотника Жостака. Не зная, какого эффекта ожидать, собеседники начали крутить головами.

— Как долго держится гадание? — поинтересовался Тацит.

— Утром пропадёт.

Пурелий встал, понимая, что нельзя терять время. Необходимо прочесать город и осмотреть дома в поисках мерцающего света.

— А каким цветом должно быть свечение? — взволнованно спросил Ратмир, уставившись на туфли Фелиции.

— Вот, — кивнула пестунья на кружку с зельем. — Цвета воды. А что?

Ратмир показал на щиколотку старушки, где из-под носка что-то мерцало аналогичными цветами. Фелиция отогнула носок и вынула тюбик крема.

— Ха, смотрите-ка! Получилось. Этот тюбик дал мне… Ох, я так рада, что мы здесь собрались, что заехали в этот чудный город. Ещё подумала, что лучше носить с собой, мало ли пригодится. Ведь не знаешь…

— Тётушка, умоляю! Скажите, откуда крем?!

— Как? Ты не узнаёшь? Это тюбик нам продал лекарь Плантаж.