— А ну отошел от моего халата!
— Куда ты руки свои тянешь, паскуда?
— А-А-А-А-А, НЕ ОТДАМ, ЭТО МОЙ ШЕЛКОВЫЙ РЕМЕШОК!!!
С момента объявления Акургаля прошло немногим более двух минут, однако спаянный, дружный отряд уже превратился в орущих, галдящих рвачей и крохоборов. Они визжали, царапались, кусались, рвали вещи из рук, отпинывали конкурентов на очередной никому не нужный хлам, в общем вели себя самым неприглядным образом.
— Щас станешь короче на голову! — Басил Камей и тянул на себя светлый, серо-голубой халат с вышивкой и деревянными вставками, — У тебя уже есть похожий, жадный ты вырожденец!
— Тупой варвар, ты даже не знаешь, как его правильно надевать. Иди разбрасывай навоз перед своей хибарой, деревенщина! — Пыхтел Юлвей с другой стороны рукава.
— Я бандит, а не крестьянин! Навоз разбрасывали хлюпики и слабосилки, когда в ужасе ползали передо мной на карачках!
— Так почувствуй себя на их месте! — Юлвей дернул настолько сильно, что его оппонент опрокинулся навзничь и все же отпустил ничуть не пострадавший от такого варварства элемент одежды.
— Наконец-то сменная одежда, — С глупой улыбкой провозгласил Юлвей за секунду до подлого удара локтем по самому уязвимому месту мужчины.
— Зачем тебе женские украшения? Отдай мне, я поменяю выгоднее, прибыль пополам, — Ма пытался вытрясти из Каня набор женских заколок. Тот не давался.
— Ты ими будешь замки вскрывать, кандальник клятый. Чтоб у тебя руки отсохли, ворюга, — Верещал Кань и норовил пнуть обидчика по колену или с силой наступить на пальцы. Тот ловко уворачивался, однако все никак не мог вырвать вожделенные украшения из рук мальчишки. Кань периодически бросал взгляды на отца. Вот только сам Вань в этот момент азартно спорил с Уру насчет принадлежности пластины с чьей-то божественной эмблемой. Причем настолько азартно, что уже брызгал слюной во все стороны, а его оппонент голосил как базарная торговка, перекрывая всех остальных.
— Не толкай!
— Сам не толкай!
— Я щас это копью засуну тебе прямо…
— О, это же метка клана Лиственниц, они исчезли больше семидесяти лет…
— Заткнись, старый пердун, не сбивай меня с мысли.
— Мысль как повозка, по оврагам и буеракам не скачет!
— Это кто тут буерака?!
— О, милосердная Гуань Инь…
— Богохульство!
— Нет!!!
— Тупого чинуши ответ!
— Я хотя бы считать умею не только на пальцах!
— Или ты отпустишь этот халат, или я отпущу твою душу прямо в Чертоги!
— Я щас тебе… Эй, верни пояс, мелкий паразит! И колечко положи, где взял! Чтоб тебя демоны…
Саргон стоял, и, впервые за все время попадания, не мог найти слов. Творящаяся прямо у него на глазах вакханалия ввергла его в ступор. Визжащие, грызущиеся между собой соратники, которые, как в детском саду, пытались перетянуть вещи друг у друга или отвесить исподтишка подзатыльник… Они плевались, орали, дрались, дергали друг друга за волосы, ползали караморой вокруг трофеев. В целом, такое поведение до боли напоминало ему наглых макак в Юго-Восточной Азии. С одним отличием: с макакой можно не церемониться, ведь она не пойдет с ним в следующий бой. А так — один в один. Однако добил его невозмутимый вид Акургаля.
— Чего ты ждешь, Саргон? Или тебе не нужны трофеи? Хоть халат себе найди новый. Не факт, что после нынешней волны у господина распорядителя их не скупят за облачные юани. Или же цену задерет сверх всякой меры, торгаш проклятый, — Спокойно сказал ему десятник, пока шарил взглядом по куче добра. Явно прикидывал себе трофей на выбор.
— Эм-м, то есть вот это вот, — Попаданец обвел рукой галдящую толпу дерущихся и толкающихся товарищей, — Нормально? Кто палку взял, тот и kapral?
— Не знаю, зачем тебе палка и что за нечисть этот твой капрал… Ты чем-то недоволен? — Проявил чуткость десятник, — Слишком устал? Скажи мне, какая вещь тебе нужна, и я вытрясу ее у тех оболдуев, — Совершенно серьезно предложил Акургаль. Причем с заботливыми нотками в голосе.
-...
— Не можешь определиться? Понимаю. Так иди, посмотри поближе. Тем более, у тебя есть очень важное преимущество! — Поднял палец десятник в несвойственном ему жесте наставника.
— Я внес большой вклад и мне без проблем отдадут нужный трофей? — С сомнением спросил его Саргон.
— У тебя есть кнут, — Улыбнулся командир.
-…
"Да какого Мирты я стою тут и булки мну? Да, скифы мы, да азиаты мы… С волками жить — по волчьи выть. Тем более, мой халат того и гляди разойдется на лоскуты. А там, в куче, даже нормальная броня есть. И, о мягкая задница Нингаль, даже нормальная обувь! Богиня, благослови мелкие размеры здешнего народца!"
После недолгих раздумий, Саргон вздохнул, похрустел шеей, залихватски улыбнулся, после чего ринулся в общую кучу. Вопреки совету Акургаля, он не стал охаживать кнутом своих приятелей. Взял для этого случая удачно притащенную из леса хворостину чертодрева. Без шипов, разумеется, но бить ей по ногам все равно одно удовольствие.
— А что, это даже весело! Как на базаре. Эй, а ну положил ту крутую одежду. Она даже не подойдёт тебе, здоровяк!
— Подарю наложнице! — Заржал довольный Камей
— На этот год рука твоя наложница! — Радостно выкрикнул Саргон. Торг начался.
Спустя еще полчаса яростный, непримиримый торг, больше похожий не то на ведьмин шабаш, не то на грызню стаи голодных шакалов, наконец закончился. Каждый урвал себе то, что хотел, а некоторые вполне мирно обменялись вещами уже после "перемирия". После драки кулаками не машут — принцип, справедливый даже для других миров.
Сам Саргон ощущал усталость и довольство. Он урвал себе абсолютно все необходимое и даже чуток сверху. Правда, его верная палка сломалась о спину несговорчивого Юлвея, но тот сам виноват: пытался забрать кольцо, которое содержало в себе толику темной энергии. Не спектра Нингаль, но нечто родственное все равно ощущалось. После путешествия в перекрестке теней парень стал весьма чувствителен на подобные вещи.
"И почему в интернете писали, что удары тяжелым предметом чрезвычайно опасны? Сотрясение, потери сознания, жуткие головные боли, треснувшие кости от удара? Опять наврали, гады. Мне только отдачей в локоть стреляло, да плечи болят после стольких махов".
Итогом внезапной барахолки остались довольны все. Каждый получил одежду разной степени изношенности, замызганности и защищенности, но тут главное — сам факт наличия. А уж постирать, зашить или укрепить чем-нибудь куда меньшая проблема. Кань, вдобавок, получил весьма интересный материал для пращи: старая просто не выдерживала его махов и обладала низкими характеристиками.
Его отец и Уру поделили несколько амулетов, один из которых достался и Ма. Вор, вдобавок, нашел себе несколько тонких железок — украшений, элементов одежды и Бог знает чего еще. Саргон не сомневался, что все полученное тот будет использовать в качестве отмычек либо других инструментов своего воровского ремесла. Камей щеголял новым копьем, Юлвей — несколькими комплектами одежды, а также посеребренными ножнами для ятагана. Акургаль забрал остальную мелочевку для продажи.
Сам Саргон оказался счастливым обладателем богато украшенного халата всего на какой-то размер больше своей комплекции. Более того — ворох одежды был снабжен поясом и повязками подмышками, что весьма облегчало движение, и расшит неким затейливым узором с причудливым орнаментом. Причем узор ощущался не как ткань, а походил на металлические шарики его кнута — парень чувствовал, что может напитать орнамент своей Ци без фатальных последствий для материала.
Кроме верхней одежды, он получил нечто вроде сапогов, кучу ткани на портянки, плотные штаны с начесом, то самое кольцо с темной энергией и целых четыре флакона с неизвестными там жидкостями. Акургаль опознал лишь один из них — Липучий отвар.
Вопреки названию, он не являлся аналогом клея. Лишь придавал особую пластичность энергии Ци, которая выводилась во вне, не давал ей бессмысленно растечься в пространстве. Довольно специфичный состав: культиваторам он был не особо нужен, остальным — подавно. Использовали его лишь практики с окрашенным в Пурпур сердцем для большего КПД некоторых своих техник. Достаточно дешевый в изготовлении, он имел высокую цену из-за редкости, но и только. Остальные же зелья опознать не удалось, поэтому члены отряда единогласно решили отдать фармацевту когда и если тот очнется.
Возвращался в казарму Саргон усталым, но довольным. Казалось бы, всего лишь одежда. Ничего не стоящая мелочь, особенно перед угрозой смерти от голода. Однако он лишь сейчас понял, как ему не хватало того душевного комфорта, к которому он привык в прошлом мире. Бытие нищим оборванцем достаточно сильно било по его самолюбию, а сейчас он словно расправил крылья. Не хватало лишь одной малости.
— Помогите, Саргон сошел с ума! — Закричал Кань, вбегая в казарму.
К его удивлению, никто даже не почесался. Большая часть новобранцев как пришла, так и упала на свои шконки и задрыхла. Акургаль пошел отчитываться перед куратором, а Иккагецу, тем временем, промывал рис для будущего ужина. Мешок приволок Камей, а на все вопросы делал таинственный вид, но пара побрякушек на его поясе куда-то пропала. Впрочем, происхождение еды никого не интересовало. По крайней мере, до тех пор, пока никто не предъявлял претензии.
— Ничего нового, — Меланхолично отозвался Ма и с причмокиванием выпил воду из-под риса, — Иди лучше, помоги мне приготовить жратву на всех этих проглотов.
— Почему я должен тебе помогать? — Тут же набычился Кань.
— Чтобы я не насыпал тебе в порцию еды вместо сушеных трав мышиный навоз.
С этим аргументом спорить оказалось трудно, поэтому подросток с преувеличенным вздохом принялся раздувать огонь под котлом.
— Аха-ха, ха-ха, ха-а-а, — Тем временем, виновник небольшого переполоха смеялся от радости и шумно фыркал, пока опрокидывал на себя очередной черпак с ледяной водой. А еще — яростно тер въевшуюся грязь самодельным мылом. Благо, золу с пепелища на Насыпи он успел захватить с собой еще до всей этой катавасии с отражением волны демонов-паразитов, а смешать с небольшим количеством растительного масла из запасов Юлвея (тот пользовался им как натиркой для клинка) не составляло труда.
— Вот теперь я чувствую себя человеком, — Пьяно улыбнулся он двум кашеварящим соратникам. Те повернули к нему чумазые рожи и одновременно скривились, но Саргону было плевать на чужое мнение.
"Теперь хоть не стыдно показаться перед Ба Мяо. Надо будет продумать возможность мытья хотя бы раз в пару дней, благо с водой сейчас проблем куда меньше. После начала кураторства Чжэня лао сянь-шена, ее нам дают без особых вопросов и практически в любых количествах. Просто таскать ее ведрами… Эх, что не сделаешь ради любимой женщины. Разумеется, любимой исключительно в платоническом смысле, мне еще дорога жизнь и собственное достоинство".
Саргон вздохнул. Все это время он как мог откладывал выполнение известной ему проблемы. Ему было банально страшно: вдруг он что-то напортачит с телом Юншэна и тот не сможет очнуться? Или вовсе — умрет? Как тогда быть? Пытаться откатывать назад, убивать себя, переживать допрос еще раз? Стоит признать, в этом цикле ему тупо повезло. Он смог отвлечь внимание, перескочить с опасной темы на просто неприятную.
Играл словами как карточный фокусник, дергал свою мимику по системе Станиславского, вживался в роль и лишь слегка менял свою истинную реакцию. Больше на каком-то кураже и вдохновении, чем от личного мастерства лицедейства. И даже так постоянно лавировал в разговоре на грани фола. Одно неосторожное слово или жест могли обрушить всю картину и отправить его на еще одну попытку в призрачном шансе на успех.
"В любом случае, мне необходимо сначала отдохнуть, восстановить свои силы и так далее. Приниматься за настолько ответственное дело следует на пике своей работоспособности", — Подумал он, и не мог ответить даже самому себе, сколько в таком решении приходилось на долю холодного рацио, а сколько — на преступное малодушие и страх потери.
Медитация ощущалась холодным компрессом на его усталое, исходящее лихорадкой тело. Он не стал пытаться выполнять какую-нибудь из своих модификаций: медитацию в пустоту, с оружием или нечто другое. В этот раз он пытался максимально уйти в себя, как можно четче представить работу собственной духовной системы.
Гонял внутреннюю энергию по всем тонким каналам тела, вытаскивал Ци тонким ручейком из печени, отправлял укреплять связки, лечить микротравмы в мышцах, освежать и наполнять энергией внутренние органы. Пополнял запас в даньтяне, спускал туда свои сомнения, злость на самого себя и другой негатив.
Саргон даже попытался вытащить из тонких каналов налипший на них побочный продукт Ци Нингаль — ту самую плесень или налет, которая осела на стенках эдаким мазутом. Остаточная энергия прилипла к шлакам, токсинам и последствиям генетических ошибок в его меридианах. Убрать их, разумеется, не получилось, однако половинчатая концентрация силы Богини Чанъэ могла потихоньку разъедать ненужные, а то и опасные для здоровья полипы, наросты и вредные элементы.
Даже удалять их полностью, вместе с налипшей на них дрянью. Вот только сам попаданец еще не хотел форсировать свое становление культиватором через очищение. Не время, не место, да и хочется сперва попытать счастье в Дао Меридианов. Поэтому он лишь отметил тот факт, что уже способен на подобное.
"Какое облегчение, что простая Лунная Ци настолько легка в "эксплуатации". Впрочем, это как раз объяснимо. Если та солнечная Ци, которую я впитывал по ночам, являлась лишь отраженным, ослабленным светом далекой звезды, то Лунная еще на порядок ниже. Всего лишь тень от тени. Почти флуктуация. Поэтому ее столь трудно выделить.
Подозреваю, мне в принципе удалось это сделать только из-за собственных невеликих запасов Ци, а также факта того, что я даже не практик. Из культиваторов ее способны ощутить наверняка разве что монстры контроля. Такие, как я — "тусклые", "негорящие", "непрактики" и так далее вообще не могут работать с внешней Ци. По крайней мере, так считается.
Однако такое убогое состояние тоже имеет плюсы. Это как со зрением — при серьезной близорукости очень сложно различить что-то даже в пяти метрах от себя, зато вблизи глаз видит немного больше, чем способен здоровый человек. Правда, этот эффект почти незаметен. Особенно самим владельцем, ведь нужно понимать разницу. С лунной энергией тоже самое.
Сила Нингаль на совершенно другом уровне. Она слишком тяжела для моего организма и может поступать лишь извне. Как и солнечная энергия, сколько бы я ни пытался ее выделить. Впрочем, пока темп моего развития даже выше, чем можно было надеяться".
В итоге, Саргон провел в медитации больше шести часов. Транс, пограничное состояние между сном и бодрствованием, захватил его настолько, что тот никак не отреагировал ни на зов десятника, ни на запах еды. Его товарищи успели пообедать, снова завалиться спать, Акургаль пришел и опять ушел, а парень все сидел и сидел в своей медитации. Раз за разом он пытался выделить, усилить именно очищающие свойства силы Чанъэ, пытался просчитать возможный маршрут Ци в чужом организме, сделал пару уточнений по поводу ее работы. Жаль, энергетика мертвых тел не подходит для изучения. Гниение делает свое дело, да и без естественного тока Ци понять там почти ничего нельзя.
Впрочем, Саргон все же сумел добиться некоторых успехов после своей медитации: наметилась даже оценка успешности предприятия. Примерно пополам жизни и смерти, провала и успеха. Шансы могли увеличиться от укрепляющих зелий, коими Акургаль поил аристократа перед пробуждением, от еды, от выносливости самого Юншэна, его психоэмоционального состояния. А также от того, насколько равномерно энергия Саргона окутает тело товарища.
"Нельзя просто вливать в него энергию", — Понял он, — "Это может перегрузить тот участок, через который пойдет основной поток. В идеале, следует начинать подачу с нескольких сторон одновременно. Но как? Я могу влить Ци в тело хоть через руку, хоть через кожу на затылке, но никак не одновременно. Да, у меня есть найденный Липучий отвар, но будет ли от него толк?"
Зато в лечебных свойствах двух эликсиров, выданных еще распорядителем, Саргон не сомневался. Первое лекарство — трава, которая заставляла бурлить внутреннюю энергию. Довольно специфичное и мало где применяемое растение из-за слишком общего эффекта. Ни для отравлений, ни для ран она не годилась. Зато могла активировать потухшую активность организма. Вторым же шел порошок, который помогал бороться с внутренними страхами. Тоже специфичная вещь, в основном использовалась для детей или психически неуравновешенных бойцов.
У друга на соседней койке нечему было бурлить, однако первое средство могло подстегнуть внутренние резервы организма, а второе давало волю к борьбе. Серьезное подспорье — Саргон уже успел убедиться, насколько эмоциональная составляющая влияет на усвоение или поступление Ци. Да и на волю к жизни в принципе.
Он сомневался до последнего момента. Сомневался, когда выпросил у Ма кашу для Юншэна, сомневался, когда сам вдоволь насытился и напился воды, вобрал в себя энергию почти под завязку. Сомневался, когда опрокинул в себя Липучий отвар и поил приготовленными снадобьями своего бессознательного друга. Сомневался, но лишь до момента самой операции. В операционной не место колебаниям и малодушию.
Выпитый отвар не ощущался почти никак. Ровно до того момента, пока парень не рискнул выпустить часть своей Ци за пределы организма. Доселе он использовал разве что "порыв". И то — бил им настолько быстро, насколько мог, чтобы разреженная взвесь энергии не успела раствориться в воздухе. Сейчас же она удерживалась лишь немногим хуже, чем в самом теле попаданца. Удивительное ощущение, несмотря на всю свою кажущуюся бесполезность.
Сперва он удивился. Затем, напрягся. После — запаниковал. Ци легко собралась в форму облака, на которой тот решил остановиться. Однако как в таком состоянии "пропихнуть" ее в тело Юншэна? Его мечущемуся в поисках ответа мозгу помогли найти ответ ощущения при создании "портала". То самое смешение темной Ци и светлой. Не концепция, но способ и свойство просачивания внутрь без потери общей структуры. Саргон быстро уплотнил энергию на краях, добавил туда нейтральной Ци-"путеводителя" из печени, после чего медленно заключил в облако энергии тело фармацевта.
Все. Энергия проникла внутрь. Саргон влил ее всю до капли. Настолько умело, насколько мог. Теперь выживание друга зависело от удачи, степени повреждений тела Юншэна и его собственной воли.
Попаданец тяжело рухнул на соседнюю шконку, прерывисто вздохнул, уткнул подбородок в колени. Брать на себя ответственность за чужую жизнь оказалось неожиданно больно. Паршивое ощущение беспомощности и давления. Ему казалось, что все взгляды в казарме направлены лишь на него. Что товарищи осуждающе пялятся на глупого пацана, сверлят спину недоверчивым взглядом. "Как ты посмел так много на себя взять?". "Ты не справишься!". "Ты не готов!".
"Я знаю!!!" — Хотелось закричать ему, — "К этому нельзя быть готовым! Кто, если не я, возьмет за него ответственность?!"
Парень на соседней койке громко застонал, затем принялся хрипеть, выгнулся дугой от пронзающей тело боли. Саргон подорвался со своего места, принялся носиться вокруг испуганной квочкой, заламывать руки. Однако приступ прошел также быстро, как и начался. Фармацевт осел обратно, его тело расслабилось, обмякло. Дыхание выровнялось, затем стало становиться все слабее, слабее. Пока его грудь не перестала вздыматься совсем.
— Юншэн! — В отчаянии крикнул Саргон. Склонился над другом, лихорадочно перебирая остатки знаний первой помощи из прошлого мира и приемы с Ци из этого. А затем наткнулся на мутный взгляд его темных глаз.
— Во…ды… — Прохрипел пациент.
Попаданец на радостях чуть не утопил своего приятеля потоком из глиняного кувшина. Вода пошла у фармацевта носом, он принялся отплевываться, фыркать, трясти головой. А затем вдруг замер, недоуменно моргнул и уставился на прыгающего вокруг него мальчишку шокированным взглядом. Самым эмоциональным из всех, которые довелось наблюдать Саргону.
— Я. Жив, — Потрясенно сказал он товарищу. Лицо дернулось в неприятном спазме, тусклые черты перекосились нервным тиком. Однако Саргон понял, что его друг всего лишь попытался улыбнуться. Вполне возможно, что впервые за долгие годы своей трагической жизни.
— Я. Чувству.Ю. Ее. Ци. Больше. Не бо. Льно, — Прохрипел он, — Нет. Стра.Ха. Нет. Смерти, — Он вдруг вскочил на ноги в порывистом жесте, однако телесная слабость дала о себе знать. Юноша покачнулся, рухнул на колени, однако Саргон успел поймать друга за локти, предотвратил падение.
Тот же не спешил вставать. Так и уткнулся куда-то в живот товарищу и слезы прорвали плотину. Рванулись вперед неостановимым потоком, перемежаясь всхлипами и невнятными фразами. Еще более невнятными, чем его обычная речь.
— Спа.Си.Бо. Спа.Сиб.О, — Только и мог услышать Саргон из его сбивчивых бормотаний.
— Ну-ну, — Неловко потрепал он друга по волосам, не зная, что делать в такой ситуации. Тем более, Юншэн вообще плохо переносил прикосновения и даже прямой взгляд глаза в глаза. Однако теперь он сам сделал шаг навстречу и его друг мучительно пытался понять, что с этим делать. Прошлая жизнь научила его лицемерию и маскировке истинных чувств, нынешняя — как встречать агрессию и негатив. Вот только никто не мог ему сказать, что делать при такой истовой благодарности. Саргон тяжко, и, вместе с тем, облегченно вздохнул.
А он все стоял на коленях и плакал. Слёзы лились неостановимой волной, приносили долгожданное успокоение. Какие бы сильные Юншэн сейчас не испытывал эмоции, это больше никак ему не вредило. Не сжигало его изнутри остатками поднятых прорвавшейся эмоциональной волной внутренней энергии. Нет, теперь по его венам стремилось так хорошо знакомое ему пламя Ци. Энергия не ютилась редкими лужами по темным углам тела, не жалило болезненным, разрушающим духовную систему ядом, не превращало все сваренные на Ци зелья в никчемную, опасную для людей бурду.
Теперь энергия разливалась внутри мощным потоком, омывала тонкие каналы и меридианы. Безвредная и живая Ци, дружелюбная как ластящийся щенок. Ощущаемая четко, как никогда раньше. Прекрасное, непередаваемое чувство.
Юншэн рыдал от облегчения, от радости, от щемящего, невыразимого чувства благодарности к совершенно чужому человеку. Тому, кто не прошёл мимо, протянул руку помощи там, где побрезговала его родня, его семья, все, во что он когда-то мог верить. Кто сдержал свое обещание там, где сама память о нем могла быть сродни подвигу.
Он избавил его от боли. От проклятия, от равнодушия и озлобленности на мир. Показал другую сторону. И теперь Юншэн даже был готов отпустить всю свою ненависть и обиды к собственному клану. В конце-концов, без их помощи он бы не встретился с Саргоном.
Слёзы давно пропитали толстую ткань грязного, окровавленного халата, снятого с мертвеца. Ему было все равно. Его друг стоял рядом, держал его за плечи, мягко гладил по волосам. Теплая поддержка человека, за которым Юншэн готов теперь пойти в огонь и воду, разлить по котлам бессмертие, заткнуть пробкой смерть.
— Спасибо, спасибо… — Все шептал он, даже не заметив, как научился произносить это слово на одном дыхании. И произносил, пока усталость окончательно не взяла своё, юноша просто уснул глубоким, целебным сном. В кои-то веки без кошмаров и пепла внутренних сожалений.
— Спасибо тебе, что верил в меня, Юншэн, — Улыбнулся Саргон и без особых усилий закинул обратно на койку тщедушное тело фармацевта. Им обоим предстояло как следует выспаться после бессонной ночи и безумного дня.