Опергруппа, на выезд!

А. Коханов Неудавшийся маневр

Поздним майским вечером в дежурной комнате отдела милиции зазвонил телефон. Дежурный поднял трубку.

— Сегодня моя мать ушла в деревню принимать экзамены в школе и до сих пор не вернулась домой, — сообщил по телефону гражданин Кирсанов. — Товарищ дежурный! Я очень прошу разыскать ее…

Прошла ночь. Кирсанова не появлялась. Ее труп был найден только через день в лесу. Она была убита двумя выстрелами из пистолета в затылок. Рядом с убитой была обнаружена стреляная гильза и пуля калибра 9 мм. По заявлению сына и учителей, работавших вместе с покойной, у нее недоставало наручных золотых часов. Все остальные вещи были при ней.

Никаких данных об убийце у работников милиции не было. Трудно было найти людей, которых можно бы заподозрить в преступлении. Бандитское убийство старой учительницы угнетающе подействовало на местное население. Поползли различные нелепые слухи. Чтобы пресечь их, надо было как можно быстрее найти преступника.

Выполнение этой трудной задачи было поручено начальнику отдела уголовного розыска управления майору милиции Белову[1].

Даже при первом беглом знакомстве с обстоятельствами убийства стало несомненно ясно, что преступление тщательно готовилось и преступник сумел хорошо замести следы. Нужен был настойчивый, нелегкий, кропотливый труд, чтобы успешно добиться цели — раскрыть преступление. Это отчетливо видел майор милиции.

Изучая условия жизни покойной, ее связи с другими людьми, С. С. Белов одновременно с этим выдвинул и проверил версии убийства Кирсановой: убийство с целью ограбления и убийство на почве мести. После тщательной проверки обе версии отпали. Никаких преступных проявлений и подозрительных лиц, которые могли бы совершить убийство с целью ограбления, в данной местности не было. Не нашла подтверждения и вторая версия. Кирсанова всю жизнь прожила в деревне, неприязненных отношений с местными жителями не имела, а наоборот, как учительница пользовалась их уважением.

Цель убийства оказалось загадочной, и С. С. Белову пришлось до малейших подробностей изучить личность покойной и людей, общавшихся с ней. Кирсанова жила одна. Муж ее умер несколько лет назад. К ней иногда заходил сын, проживавший в соседней деревне. Его личность не вызывала подозрений: учитель. Дочь Кирсановой жила в одном из южных городов страны и давно не навещала мать. Больше никого из родных не было, а с посторонними Кирсанова тесной связи не имела.

Несколько дней работы прошло в бесплодных поисках. Однажды в служебном разговоре с майором Беловым сын покойной высказал мысль, что она могла погибнуть от руки Павла С.

— Вот почему я так думаю, — сказал он. — Этот человек давно нигде не работает, а выпивает часто. Он знал, что у матери есть золотые часы и мог польститься на них… К тому же у него в комнате под столом была найдена вот эта гильза, — добавил Кирсанов, протягивая пистолетную гильзу Белову.

Новое обстоятельство убийства учительницы нужно было немедленно проверить.

Теща Павла С. не скрывала своего недоброжелательного отношения к зятю.

— Пьянствует, непутево живет. Давно без работы… А патрон, не знаю как попал под стол, но он действительно лежал там. Это верно…

При обыске в доме, где проживал Павел С., и во дворе были обнаружены золотые часы и пистолет «браунинг». Часы принадлежали покойной Кирсановой.

Результаты обыска потрясли семью Павла С. Сам он, коренастый, смуглый мужчина лет тридцати пяти, хмуро и растерянно смотрел на работников милиции и найденные у него в хозяйстве вещи. Раньше он работал шофером, но был на редкость для этой категории людей замкнут и молчалив. Теперь, казалось, он вообще онемел и потерял способность говорить.

Жена его, Анна Ивановна — выдержанная женщина с умным, открытым лицом, также с нескрываемой тревогой отнеслась к происходящему. Тревога не покидала ее все время, пока производили обыск, а когда он был закончен, она вдруг тихо зарыдала.

«Это отчаяние человека нежданно-негаданно попавшего в беду», — почему-то подумал майор Белов, наблюдая за этой женщиной.

Ни Павел С., ни его жена и теща не смогли объяснить, как к ним попали пистолет и часы. Как бы то ни было, над семьей нависло подозрение. Улики были налицо.

Бывший начальник отдела уголовного розыска УВД А. И. Коханов.

Вечером этого дня майор милиции встретился с Кирсановым. Он живо интересовался результатами обыска.

— Что нового, товарищ майор? — спросил он, протягивая пачку папирос.

Василий Кирсанов слыл в деревне культурным, вежливым человеком. Со всеми он обращался только на «вы». «Он мухи не обидит», — отзывались о Кирсанове односельчане, когда Белов изучал семью убитой. Сейчас Василий сидел напротив майора.

— Особенного ничего не нашли… Вот ржавый пистолетишко только… — Майор внимательно взглянул на Кирсанова. При упоминании о «пистолетишке» его глаза как-то странно вспыхнули, потом он опустил их.

— Ну вот, я так и предполагал, что это, наверное, он… А больше ничего не нашли? Вы бы поискали получше, может, там еще кое-что есть… — Он говорил убедительно, словно хотел внушить, что, если бы обыск был проведен хорошо, может быть, работники милиции нашли бы и другие доказательства виновности Павла С.

«Что это? Желание найти убийцу или…» Белов в упор посмотрел на сына покойной. Тот не выдержал взгляда, снова опустил глаза, и вся его щуплая фигурка как-то съежилась. «Он что-то знает и хочет сказать, но удерживается», — майор внимательно рассматривал Василия. Тот поднял глаза.

— Я тоже кое-что успел узнать. Сегодня случайно встретился с лесником. Он летом ремонтировал у Павла С. двор. Работал недели две. Вы знаете, он сказал мне, что как-то ночуя у них, он спал у стола и видел под лавкой патрон… Вам бы поговорить с этим лесником, товарищ майор. Он живет не так далеко. Может, он чем поможет…

— А мы там и часы нашли! — неожиданно перебил Кирсанова Белов, не отрывая глаз от его лица.

— Не может быть! — Василий сказал это возбужденным голосом. Он не скрывал своей радости. — Я так и знал. Конечно, его рук дело…

— Ну ладно. Я вас попрошу все-таки и дальше помогать нам. Ведь это в наших общих интересах найти убийцу. — Белов протянул на прощание руку. — А за сообщение спасибо. До свидания.

На другой день в отделение милиции вызвали лесника. Он непонимающими глазами смотрел на Белова.

— Так я только Василию высказал свои соображения. Горе у него. Я не думал, что так получится. А ночью меня вызвали в милицию. — Глаза лесника хитро щурились.

— Расскажите все, что известно о семье Павла С. Когда и при каких обстоятельствах ремонтировали у них двор? Как обнаружили патрон?

Лесник задумался. Потом поднял голову. Он рассказывал обо всем подробно. Сначала волнуясь, прерывающимся голосом, потом, увидя, что майор внимательно, не перебивая, слушает его, он освоился с обстановкой и повел рассказ как будто находился не в милиции, а в кругу друзей.

Белов действительно внимательно вслушивался в речь лесника, все время изучая этого пожилого человека. Он говорил теперь свободно, словно рассказывал об этом уже не в первый раз.

— В этот вечер мне постелили в комнате у стола. Лег, а хозяйка лампу понесла. Смотрю: что это под лавкой? Пригляделся и увидел. Пистолетный патрон. Утром, проснувшись, я хорошо рассмотрел его.

Чем дальше рассказывал лесник, тем больше сомнений в правдоподобности его рассказа возникало у майора Белова. Свидетель как будто хотел убедить работника милиции, что убийцей мог быть только Павел С. и никто другой.

Беседа с лесником окончилась. Нового она ничего не принесла, но гладкий рассказ его, его свободные и быстрые ответы на вопросы и почти неприкрытое желание обвинить Павла С. в убийстве Кирсановой не понравились Белову. «Беспристрастные свидетели не ведут себя так… Что-то скрывается за всем этим?» — подумал он, анализируя допрос.

Вскоре пришла почта. Из научно-технического отдела сообщали результаты баллистической экспертизы. Они были ясны: Кирсанова убита из пистолета, найденного у Павла С.

А Павел С. вел себя по-прежнему странно: он больше молчал, чем отвечал на вопросы. Не смог он объяснить, где был в день убийства Кирсановой. Были допрошены многие из тех, кто знал Павла С. и его семью. Их показания привели к неожиданному выводу: весь этот день Павел С. находился дома и никуда не отлучался. Та интуиция, которая появилась у майора Белова с первого знакомства с Павлом С. и его семьей, мысли о невиновности Павла С. в преступлении получали свое подтверждение. Но кто же убил Кирсанову?

Майор вновь и вновь тщательно собирал и изучал все материалы по делу. Странно вел себя сын убитой — Василий. Правда, его нервозность и повышенный интерес к результатам следствия могли вызываться родственными чувствами, но было и что-то загадочное в нем. Не менее загадочным оказался лесник, на которого как на свидетеля ссылался сын убитой. Обо всем ли он рассказал и, если не обо всем, то о чем умолчал? Одна за другой возникали и отпадали новые версии, но одна еще не ясная мысль все чаще возвращалась к Белову: «Не мог ли сам Кирсанов совершить преступление и, чтобы скрыть следы преступления, подбросить вещественные доказательства в хозяйство Павла С.? Встречались же в следственной практике такие случаи». В то же время служебное и общественное положение Василия Кирсанова, единодушные отзывы односельчан о нем, как о человеке безукоризненного поведения, честном и культурном, гнали эту мысль прочь.

Вера в то, что Павел С. не виновен в убийстве и не имеет никакого отношения к преступлению, окрепла у майора Белова. Она подтверждалась знаниями оперативной работы, практическим опытом. Но круг замкнулся, и выхода из него не было. Пришлось остановиться, осмотреться, взвесить каждое доказательство.

Майор снова встретился с Кирсановым. Что делал в день убийства матери, где был, как вел себя, с кем виделся — все это нужно было незаметно для Кирсанова узнать от него самого работнику милиции. В день убийства матери он был в другой школе — это подтверждают учителя. Вечером Василий присутствовал на собрании в соседней деревне, навещал мать, но не застал ее дома. Соседи сказали, что она домой не приходила. В этот же день он успел побывать в школе, где мать принимала экзамены, Там он узнал, что она после экзаменов ушла домой. Но дома ее не было, не было ее и в районо, куда по телефону позвонил он. Потом он связался с милицией и заявил об исчезновении матери. Эти данные уже были в распоряжении Белова, когда он начал беседу с Кирсановым. Тот повторил все, что было известно Белову. И только одна деталь не ускользнула от оперативного работника. Из рассказа Василия казалось, что весь этот день у него прошел по расписанию, которое он выполнял с точностью до нескольких минут. Он помнил каждый свой шаг в этот день, людей, с которыми встречался, даже отдельные произнесенные фразы. Столько переживаний, волнений — и… помнит такие мелочи!

Беседа длилась долго. Кирсанов волновался, пил воду из графина, курил папиросу за папиросой, но отвечал с большими паузами на все вопросы ясно, четко. Слух о том, что в убийстве его матери обвиняют Павла С., прошел по всем деревням и, кажется, не было сомнений в том, кто убийца. Зачем теперь этот допрос?.. Что же нужно милиции?

Но вот беседа закончена. Майор встал, попрощался.

…Через несколько минут в кабинет снова пригласили лесника. Теперь уже не волнение, а тревога была на его лице.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил его Белов.

От свидетеля требовалось немногое: объяснить, почему он с таким пристрастием давал показания на первом допросе, почему он считает, что убийца не кто иной, как Павел С.

Майор Белов блестяще разрешил эту сложную задачу. Серия продуманных, последовательно заданных наступательных вопросов поставили свидетеля в тупик. Надо было отвечать, говорить о том, о чем не было сказано ни слова на первом допросе.

Лесник опустил голову, испарина выступила на лбу. Надо было говорить правду. После продолжительного раздумья он заговорил:

— Когда я случайно встретился с Кирсановым, мне уже было известно о смерти его матери. У Василия был растерянный вид. Как бы про себя он повторял один и тот же вопрос: «Кто мог ее убить? Кто мог ее убить?..» Его подавленное состояние мне было понятно. Знаете, что значит потерять такого близкого человека, как мать. Я охотно сочувствовал ему.

«И милиция никак не может найти убийцу… Ты хорошо знаешь здесь всех людей, — обратился он ко мне. — Как ты думаешь, кто мог сделать это…» Я ответил, что трудно подозревать кого-либо из местных жителей. Ведь старую учительницу все отлично знали и уважали. «А ты подумай, — сказал он. — Что ты скажешь, например, о Павле С.?» Я удивился и возразил:

«Нет. Мне кажется, он на такое не способен…» Василий разочарованно посмотрел на меня.

«Но следствие уже кое-чем располагает о нем. Ты, кажется, двор у них ремонтировал. Не слыхал, у него как будто пистолет есть. Кто-то мне говорил об этом… Как думаешь, если я сошлюсь на тебя и скажу, что ты слыхал о пистолете, ты подтвердишь это на следствии?» Я, собственно, никогда не слыхал о пистолете у Павла С., но Кирсанов уверил меня, что мои показания лишь помогут работникам милиции быстрее разоблачить убийцу.

«За расходы я тебе заплачу», — добавил он. О каких расходах говорил Василий Кирсанов, я не знаю, но поскольку, по его словам, мои показания могли ускорить следствие, я согласился на предложение Василия. Тут мы и придумали историю с патроном под лавкой, о которой я рассказал на первом допросе. Больше я ничего не знаю. Не является ли убийцей сам Кирсанов, говорите? Нет, в это я не верю. У Василия слишком хилая натура, да и трус он. А потом, убить свою мать… Нет, он на это не способен… Павел С.? Тоже не верится, чтобы он мог убить человека.

Допрос лесника закончился. Теперь он высказал все, что знал, — это было несомненно. Следствие своим острием уперлось в личность Василия Кирсанова, который по-прежнему живо интересовался результатами работы по раскрытию убийства.

Оставалась одна дорога вперед: тщательно отработать и провести проверку версии об убийстве учительницы ее сыном. Проводить эту сложную проверку мне пришлось вместе с майором Беловым.

Чем располагало следствие против Кирсанова? Пока против него у нас не было никаких улик. Все обвинение строилось на предположениях, опыте оперативной работы, интуиции. Трудно было положить в основу обвинения его разговор с лесником, договоренность давать заведомо ложные показания.

Если убийцей является Кирсанов, в руках у него сильное оружие, ему есть чем защищаться. Он не мог не чувствовать слабость наших позиций. Против него не было ни одной сколько-нибудь серьезной улики, в то же время против Павла С. оборачивались вещественные доказательства. А потом, какая же цель преследовалась убийством матери? Все это приходилось учитывать.

Предстояла сложная, напряженная работа. Мы долго и тщательно продумывали план допроса, каждый вопрос, последовательность, с какой должны были ставиться вопросы, возможные ответы на них, контрвопросы.

После детальной подготовки к допросу Василия Кирсанова пригласили в отделение милиции.

При первом знакомстве с Кирсановым у меня создалось раздвоенное впечатление об этом человеке: его служебное и общественное положение, образованность, единодушные положительные отзывы о нем всех односельчан, как о человеке высокой морали и культуры, были отнюдь не в пользу обвинения. Таким элегантным, прилизанным, вежливым и тонким он вошел в кабинет.

Первые же незначительные произнесенные им слова, натянутость, с которой он улыбался, увертливый взгляд быстрых стыдливых глаз и другие, на первый взгляд незначительные, мелочи в его поведении, говорили о том, что все положительное в нем показное. В нем отлично, как показалось мне, уживались два человека: собственно Кирсанов и Кирсанов для окружающих. Неудивительно, почему интуиция подсказывала майору С. С. Белову лучше разобраться в Кирсанове, чем тратить время на уточнение деталей, касающихся Павла С. Эта интуиция заговорила во весь голос и во мне, как только пришлось столкнуться вплотную с сыном учительницы.

«Скользкий человек. Если он причастен к убийству, его не скоро удастся разоблачить… Он не сложит сразу оружия, хотя лесник и называл его трусливым, — думалось мне, пока я изучал Кирсанова. — С таким человеком нужно идти в открытый бой. Только прямые лобовые вопросы могут поставить его в тупик».

Мои предположения оправдались как только начался допрос. Вместе с Беловым мы внимательно наблюдали за поведением Кирсанова: за выражением лица, жестикуляцией, прислушивались к интонации голоса. Кирсанов сразу почувствовал это, и напускное спокойствие, с каким он переступил порог кабинета, исчезло.

При первых же вопросах волнение охватило его. Кирсанов взялся за графин с водой, на лбу выступили капельки пота. Прежде чем ответить на вопрос, он подолгу обдумывал и взвешивал каждое слово. Чем глубже и конкретнее уточняли мы отдельные детали его поведения в день убийства матери, тем дольше раздумывал он над ответом. Графин воды был выпит. Кирсанов попросил снова наполнить его. Начал путаться в ответах. Этого момента нельзя было упустить. На очередь встал решающий вопрос, скорее это был уже не вопрос, а прямое обвинение Кирсанова в убийстве матери. Оба мы — и майор Белов, и я — теперь были убеждены, что стоим на правильном пути. Пока мы только уточняли некоторые детали дня, в который произошло убийство, теперь же, обобщив все сказанное Кирсановым и то, что было нами добыто из других источников, нужно было вылить все это в определенную форму.

— Вы убили свою мать, — коротко бросил я Кирсанову. — Нас теперь уже интересует не то, что вы убийца, нас интересует цель убийства.

Кирсанов откинулся назад как от удара, но он чувствовал, что этот удар последний. Мы хорошо читали теперь его мысли. Кирсанов стал самим собой. И чтобы доказать правоту наших позиций, мне пришлось нарисовать Кирсанову всю картину убийства, показать, что учительница убита только им, а не Павлом С. и не кем-либо другим, объяснить, что его поведение в день убийства является уликой против него.

Кирсанов опустил голову, долго сидел неподвижно, молчал. Мы также замолчали, ожидая, когда заговорит он, а он должен был заговорить первым. Пауза длилась минут пятнадцать-двадцать.

— Она не давала мне жить, — вдруг отчетливо и медленно сказал он, не поднимая головы. И снова замолчал. Это еще не было признанием в убийстве, но развязка была близкой. Теперь мы не торопили сына учительницы с ответом. Только минут через пять молчания он продолжил свою мысль:

— Я жил с женой, матери жена не нравилась, и она постоянно отравляла нашу жизнь. Дальше терпеть не было сил. Я решил разделаться со старухой и, действительно, покончил с ней.

— Сам?

— Да, сам.

— Каким образом?

— К убийству я готовился несколько дней. У покойного отца был пистолет. После смерти мать куда-то спрятала оружие. Мне удалось отыскать его в бочке с овсом. Там же лежали патроны.

Мать в это время ходила принимать экзамены в соседнюю деревню. Несколько раз я ходил встречать ее, когда она возвращалась с экзаменов. Так я выбрал место в лесу.

В тот день я встретил ее недалеко от деревни. Она возвращалась домой. Мы встретились и пошли рядом. На лесной дороге было топкое место. Его обходили по лесной тропинке. Тут я пропустил мать вперед себя и двумя выстрелами сзади в упор застрелил ее.

После этого я быстро уехал в другую деревню на собрание, а потом, спустя некоторое время, начал по телефону разыскивать ее. Позвонил я и в милицию. Вот и все, что я мог сказать…

Показания Кирсанова полностью совпадали с нашими предположениями.

Нам не сразу удалось убедить Кирсанова в том, что молчанием он ничего не добьется. Заговорил он только спустя некоторое время.

— Мой отец — сын урядника, имел состояние, — говорил Кирсанов. — Об этом он скрывал от всех нас, в том числе и от матери. Только после смерти его мать нашла два завещания: одно на вещи, другое на деньги. Вещи надежно хранились в сундуке под замком. Они были завешаны родственникам отца. Деньги он завещал мне и сестре, но мы их после его смерти получить не могли. В завещании рукой отца было написано, что завещанные деньги мы должны получать и расходовать только по разрешению матери. Деньги хранились в сберкассах Рыбинска. Мои попытки получить их по сберегательным книжкам отца оканчивались неудачей: деньги без согласия матери мне не выдавали.

Несмотря на свое служебное положение, мать вела явно ненормальный образ жизни. Ее отношение ко мне и дочери вызывали протест с нашей стороны. Дочь псаломщика, эта женщина как хозяйка семьи унаследовала все дурные привычки прошлого. Ее скупость не знала границ. Каждый год в день рождения моей сестры родители делали ей ценные подарки и складывали в сундук. «Это до свадьбы», — говорили они. Однако, когда сестра выходила замуж, мать дала ей изношенную простыню и сказала:-«Остальное наживете сами». Питались мы плохо. Хороший стол мать собирала только по праздникам.

Чувствуя, что родители что-то скрывают, я стал отходить от них, чуждался их. Они видели это, тем не менее не сделали ничего, чтобы рассеять мои сомнения.

За скупость мать я стал ненавидеть. Наши отношения с ней, особенно после моей женитьбы и смерти отца, обострились. И хотя внешне мы жили с ней дружно, я ненавидел ее всеми силами души; она же, чувствуя причину моей ненависти, платила мне тем же.

Близилась развязка, я не думал ускорять ее, считая, что мать долго не протянет. Но проходили годы, а она была здорова и не помышляла о смерти.

Трудно сказать, что толкнуло меня на мысль об убийстве матери, но мысль эта скоро полностью овладела мной. Я решил осуществить ее… Остальное вам известно…

Приехавшая с юга сестра Кирсанова на допросе подтвердила характеристики, которые дал своим родителям брат.

Мы собрали все доказательства по делу. Павел С. не принимал никакого участия в убийстве. Пистолет и часы были подброшены ему Кирсановым. Маневр убийцы был разгадан.

Следствие закончилось. Местные жители с нетерпением ждали этого момента, с нетерпением ждали они и суда.

Вскоре при переполненном зале состоялся суд над Кирсановым. Немногие верили сначала, что убийцей оказался он. Но на суде обвиняемый рассказал обо всем, не скрыв ничего.

— Как видите, — говорил он в своем последнем слове, — я виновен, заслуживаю наказания. Но мне хотелось обратиться к присутствующим здесь. Только ли моя вина в преступлении? При другом, здоровом воспитании я никогда не совершил бы ничего подобного. А меня калечили родители с малых лет. Будучи сами собственниками, родители сделали все, чтобы сделать меня похожим на них. Я стал собственником. И вот результаты воспитания: я убил мать, ту, которая родила и воспитала меня таким. Моя трагедия послужит уроком другим родителям…

Кирсанов был осужден.

Заслуга майора милиции С. С. Белова не в том, что он не пошел по легкому пути, не бросился на соблазн вещественных доказательств, найденных у Павла С., а в том, что, быстро проверив версию и убедившись, что разгадку убийства нужно искать в другом месте, решительно встал на новый путь исканий и добился цели.