Мы сидим с ним за столом, беседуем, и он все более смущается тем, что не оправдывает надежд. Двадцативосьмилетний старший лейтенант милиции, следователь областного управления внутренних дел по особо важным делам, человек, умеющий вести и направлять разговор с любым собеседником, даже и с самым заядлым рецидивистом, тут немного растерян.
— Понимаю, понимаю, что требуется, — он в раздумье разводит руками, — Нужен рассказ о таких уголовных делах, чтоб читался с интересом. Особенно после того, когда чуть не все читатели смотрели телевизионные передачи «Следствие ведут знатоки». Там такие махинации распутываются, что от экрана не оторвешься. У нас же в области, к сожалению, вернее — к счастью, таких сложных, что ли, преступлений не было за последние годы. Насчет домысла, а тем более вымысла, сами понимаете, — исключено. Так что не знаю, о чем рассказать…
— Но были, наверное, все же запутанные дела, с которыми пришлось долго возиться?..
— Долго — это не показатель. Долго-то, пожалуй, и не юрист в конце концов докопаться до истины сможет. Быстро надо. Быстро и правильно. Только тогда можно считать, что с работой справляешься.
— Ну, вот, может, и было такое дело, которое удалось расследовать быстро и правильно?
— Стаж-то следовательский у меня всего четыре года. Выбор мал. Разве вот дело шофера Артемова пойдет…
И старший лейтенант милиции Виктор Григорьевич Губаренко начал рассказ…
Этот телефонный звонок заставил дежурного следователя по областному управлению внутренних дел начать быстро надевать шинель. Сообщали о том, что на Московском шоссе при въезде в Ярославль обнаружен убитый. Как убит, кем — сообщавший об этом из телефонной будки водитель проходящей автомашины сказать, понятно, ничего не мог.
Дежурный — а им в тот поздний вечер 20 апреля 1974 года был лейтенант Губаренко — немедленно выехал на место происшествия, Через четверть часа машина милиции была на южной стороне города. Следователю и приехавшему с ним инспектору ГАИ первый осмотр трупа, дороги и обочины поблизости ничего не дал. Все было засыпано снегом. Сырой и густой, несмотря на то, что был уже разгар весны, он шел весь вечер.
Прибывший следом врач скорой помощи констатировал, что смерть наступила мгновенно после сильного тупого удара в правую часть головы. Он сказал также (и это потом подтвердила экспертиза), что убитый был сильно пьян.
Все говорило о том, что потерпевший сбит какой-то автомашиной. Но какой? Где эта машина? Возможно, на ней не осталось почти никаких следов столкновения с человеком, и она мчится как ни в чем ни бывало где-нибудь около Загорска, Углича или Костромы.
— Ну что, Виктор, — обратился к Губаренко инспектор ГАИ, — пожалуй, больше ничего тут не высмотришь. Ушел преступник. Поедем обратно в управление.
— Поезжай, а я все-таки еще поищу. Какой-то след должен остаться…
Следователь УВД В. Г. Губаренко.
И настойчивость следователя была вознаграждена. В складке пальто убитого Губаренко обнаружил маленький осколок красного стекла. Настолько маленький, что окажись он чуть меньше, то невооруженным глазом уже нельзя было бы определить его цвет. Нашелся один кусочек стекла, значит, должны быть и другие. Примерно через полчаса из-под снега лейтенант извлек и другой осколок. Вроде треугольничка со сторонами полтора-два сантиметра. И самое главное — это был краешек, по всей видимости, габаритного стекла со следами зеленой краски на нем. Найденные еще осколки, правда, без следов краски и меньшие по размеру, давали основание предположить: человек сбит автомашиной, а у этой автомашины должны быть разбитыми передние фарные и габаритное стекла с левой стороны.
Наутро Губаренко, которому начальник отдела поручил следствие по делу, был у специалистов-автотранспортников. Они сразу облегчили ему поиск, подсказав, что такие стекла ставятся на автобусы «Икарус-620». Установить, к какому автохозяйству Ярославля приписаны такие машины, труда, естественно, не составило: пассажирское автотранспортное предприятие № 1.
Через два дня «икарусы» были тщательно осмотрены Губаренко и инспектором ГАИ. Казалось бы, тупик — все фары, подфарники, габаритные стекла спереди и сзади у всех машин были целехонькими. Но чуть заметное пятнышко краски на маленьком треугольничке стекла, лежавшем у следователя в кармане, — это была весомая улика.
Следующим этапом следствия стал самый пристрастный осмотр тех автобусов, окраска которых оказалась такой же, как на осколке стекла. Причем осмотр этот проводился так, что водители и не подозревали о нем.
В третий день следствия круг поиска сузился до предела. Он замкнулся на «Икарусе» с номером 69-92. Было установлено: передние фарное и габаритное стекла с правой стороны у этой машины кое-где с краев были чуть замазаны краской (не так давно кузов автобуса красили, не снимая фар). Стекла же с левой стороны оказались абсолютно чистыми от краски. Ясно, левые фарное и габаритное стекла были поставлены позднее, чем правые, после покраски машины. Пора вызывать водителя, который в тот вечер работал на этом автобусе, на допрос и дать понять ему, что он подозревается виновным в гибели человека.
Но беседа с механиком автохозяйства, дежурившим 20 апреля в парке, выявила ряд новых обстоятельств. На вопрос, в каком состоянии вернулся с линии автобус под номером 69-92, не были ли у него разбиты фары, от механика был получен категорический ответ: машина вернулась в полной исправности. Выяснилось также, что фар и стекол со склада после несчастного случая на шоссе никому не выдавалось. И еще была неясность: автобус перевозил пассажиров на маршруте моторный завод — автовокзал. Как же он оказался за пределами этой линии, на южной окраине Ярославля?
Что предпринять? Доискиваться ли до истины путем бесед с диспетчером маршрута, сверки записей в журналах учета движения автобусов, в путевках, или пригласить водителя и прямо высказать ему все, что думает он, следователь? Первое требует времени, а второе… Во втором варианте все зависит от того, каков он, водитель Артемов? Привык ли плести кружева, или человек прямой, которого тяготит случившееся?
Ознакомившись с личным делом Артемова, побеседовав о нем с руководителями автохозяйства, следователь остановился на втором. С первых минут разговора он понял, что Артемов не из тех, кто хитрят и запираются, совершив проступок или преступление. Однако и не из тех, кому совершенно чужд страх ответственности за содеянное. Поэтому и разговор с шофером старший лейтенант начал, минуя дальние подступы.
— Скажите-ка, почему ваш автобус сошел двадцатого апреля вечером с маршрута и проследовал от автовокзала до южной части города?
Этот вопрос поверг Артемова в смятение.
— Наши шофера оказались у вокзала, меня попросили довезти их до Дворца нефтяников.
— Значит, на самой окраине города вы были уже один в автобусе?
— Да.
— И потом сразу же вернулись на маршрут?
— Точно.
— Ну, что же, все пока совпадает. Только не могу догадаться, Артемов, когда вы успели поставить новые стекла вместо разбитых?
— А зачем мне было ставить? Они у меня с самого начала на месте…
— Да нет. Осколки тех, что были с самого начала, вот они, — и Губаренко выложил на стол доказательства. — Могу объяснить, почему уверен, что они с вашего автобуса.
Шофер опустил голову.
— Быстро вы… — выдавил он из себя. — В общем, спрашивайте, что еще неясно, все доскажу.
Как показал Артемов, сквозь шедший сплошными хлопьями снег он увидел шатающегося человека, бросившегося вдруг через дорогу, перед самым автобусом, за несколько секунд до наезда. Затормозил, но было уже поздно. Когда понял, что сшиб человека, было одно чувство — страх. Боязнь, что его, получавшего до этого только благодарности по работе, отца двух детей, могут судить, отправить в колонию, пересилила все. Он скрылся с места происшествия. А на кольце маршрута, у моторного завода, быстро заменил разбитые стекла и, как уже было сказано, по окончании смены привел автобус в парк в полной исправности.
— Но честно скажу, я не виноват, — заявил Артемов. — И любой водитель на моем месте не предотвратил бы беду. Хотя что вам до этого. Вы нашли виновного, ваше дело сделано.
— Сделано, да, видно, не совсем, — возразил Виктор Григорьевич. — Пока ясно, что найден водитель автомашины, сбившей человека. Но кто из них виноват в случившемся — это еще утверждать не могу. Словом, будем продолжать следствие.
С участием Артемова, работников ГАИ несколько раз на том же самом месте шоссе имитировалась та же ситуация, которая создалась здесь в печальной памяти снежный апрельский вечер. Стекла автобуса заклеивали бумагой, видимость из кабины была примерно такой же, как в момент происшествия. Проводилась тщательная техническая экспертиза. В результате было точно установлено: в случившемся виноват сам погибший.
И когда Артемову было сказано, что следствие по делу прекращается, что он не виноват в гибели человека, тот не удержался от проявлений самой горячей благодарности.
— Погодите благодарить, — остановил его следователь. — Я вам должен сказать и неприятное. Если бы у попавшего под машину человека смерть наступила не мгновенно, я возбудил бы против вас дело по другой статье. Но я буду настаивать, чтобы вас судили в коллективе товарищеским судом, так как вы, не зная, в каком состоянии находился сбитый человек, скрылись и оставили его без помощи. И от себя скажу так: что бы ни случилось, но трусить и заметать следы — это непорядочно.
— И все равно спасибо, что разобрались до конца, — говорил Артемов.
Таково лишь одно, средней сложности, как говорят в милиции, дело, которое расследовал Виктор Григорьевич Губаренко, Но и оно дает достаточное представление о том почерке, который вырабатывается у молодого следователя. Главные его особенности: высокая ответственность, добросовестность объективность, понимание того, что следователь имеет дело с человеческими судьбами.