Орда

Глава 17

Событие сорок четвёртое

Фригг— в германо-скандинавской мифологии жена Одина, верховная богиня. Родоначальница рода асов. Покровительствует любви, браку, домашнему очагу, деторождению. Является провидицей, которой известна судьба любого человека, но которая не делится этими знаниями ни с кем.

Мечеслав Детько ночь провёл беспокойно. Всё казалось ему, что только заснёт, а тут Святослав Киевский с дружиной нагрянет. Но! Перед киевской дружиной должны были проследовать по этой же дороге остатки дружины Димитрия Слуцкого, а их не было, этих остатков, до самого позднего вечера. «Туманом войны» это состояние называет князь. Много непонятного с ним творится после ранения в голову при Каменце, уже и удивляться воевода перестал. Что не диавол князю помогает видно по тому, что и отец Епифаний при нём, и митрополит Афанасий к нему благоволит. А раз знания и умения его не от дьявола и идут на пользу княжеству, то и нечего бога гневить, подозревая Андрея Юрьевича. Нужно принять его дар и пользоваться.

Ночью и пришла в голову Мечеславу мысль. Думал он, а что бы князь сделал, будь он здесь? Так, раз «туман», то развеять сей туман нужно, разведку выслать в сторону Искоростеня. Та и расскажет, что скрыто за туманом.

Утром настоящий туман навалился на лесок вдоль дороги, где они заночевали. Стрельцы уже заняли позицию ещё с вечера и ночевали там, а вот дружинники, арбалетчики и все возчики просто сошли с дороги, нашли место посуше и там расположились.

Разведка скрылась в тумане, и Мечеслав переправился через брод, чтобы проверить, как обустроились стрельцы. Оказалось, что так себе. Можно и лучше. Река Иршица после брода не углубилась и узкой не стала, а вот берега заболотились, так что действительно, киевляне переправиться вряд ли смогут. С этим всё правильно князь рассчитал. Плохо было другое. Пять сотен стрельцов, если их на ровном месте в ряд поставить, получится линия в версту длиной, чтобы они друг дружке не мешали. А оказалось, что река подходит к дороге близко, позволяя поставить стрельца, чтобы ему достать по ворогу, и чтобы деревья с кустами не мешали, всего на сажен двести — меньше полуверсты. Дальше она отходит довольно круто от дороги, а в другую сторону если, то всё лещиной и ракитой так заросло на этом берегу, что стрела не пролетит.

— А вы в два ряда становитесь, — скомандовал воевода.

Построились, пустили несколько стрел. С дороги-то туман уже сдуло.

— Занимайся воевода своими делами, — скривил рожу старшим над стрельцами поставленный Емеля, — Мы сами с усами.

Выбрался через полчаса Мечеслав на дорогу назад, а там уже разведчики вернулись. Оказалось, что всего в паре вёрст от них заночевали дружинники Димитрия. Литвины от них ещё у Искоростеня отбились, на север подались к Овручу, так что всего две сотни осталось у зятя княжеского. Так из них ещё с десяток стрелами поранены. Это, когда город штурмовали, их защитники с башен побили.

Через час на дорогу «союзнички», как их Андрей Юрьевич называет, из-за поворота выехали, увидели дружинников и к бою изготовились.

— Свои! — выезжая вперёд, остановил натягивающих луки десяток стрельцов князя Димитрия Луцкого.

Димитрий тоже раненым оказался. Он повёл воев на дружину Святослава, когда они неожиданно подошли к Искоростеню, и его копьём с коня сбили. Теперь бок ранен, где копьё кольчугу пропороло, но говорит, что не сильно, только кожу разорвало. А хуже гораздо, что при падении повредил себе ногу родич Андрея Юрьевича. Теперь не ходить не может, ни на коне ехать. Так его на носилках везут между двумя лошадьми притороченными.

— Езжайте в лагерь. Мы уж тут сами, — пресёк попытку Димитрия выделить ему сотню воевода, — У нас всё рассчитано, вы мешаться будете. Лучше скажите, далеко ли Святослав с дружиною.

— В паре часов за нами следовали до вечера. Сейчас нам не ведомо, — воевода Димитрия Луцкого Авдей был невысок, на голову пониже Мечеслава, но в плечах раздался, что и не обхватишь. Пенёк такой кряжистый.

Луцкие дружинники ушли к Житомелю, а Мечеслав опять разведку послал, да не своих послал, а Емелю с пятёркой лучших лучников.

— Вы специально им покажитесь и обстреляйте. А то повернёт Святослав назад. А нам нужно его дружину обязательно под стрельцов заманить.

Стрельцы скрылись за поворотом дороги и Мечеслав опять стал блудить меж сосен, что росли в их лагере. Шаги считал сначала, до той сосны тридцать, да до той сорок, а вон та кривая в сорока пяти шагах. Так и бродил меж трёх сосен три часа, Емелю дожидаясь.

Наконец они показались. Ехали неспешно, коней не понукая.

— Повернул Святослав⁈ — огорчился воевода, беря под уздцы лошадку Емели.

— Не. Через час здесь будут. Как ты и говорил, воевода, так и получилось, — стал рассказывать стрелец, — Мы подъехали к их лагерю, а они уже назад к Искоростеню выдвигаются. Мы их и обстреляли. По десятку стрел успели пустить, прежде чем они щитами прикрылись. Они тоже по нам стрелять начали, а только их стрелы ближе наших летят. Ещё мы десяток раз стрельнули. После этого они все развернулись и в погоню за нами пустились. Только, где этим развернуться, дорога лесная, виляет. Ещё три раза мы им из засады гостинцы посылали. Про три — четыре десятка раненых или убитых могу с уверенностью сказать. Издали били, не рисковали. Они все в бронях. И кони у многих в броне.

— А не повернут? — успокоился почти Мечеслав.

— Не должны. Видимо кого важного подстрелили, упорно за нами гнались, пока лошадей не заморили. Мы подождали в виду. Они лошадей напоили, накормили и снова за нами. Ну, тогда мы и оторвались.

— Хорошо, занимайте позиции, встретим Святослава Киевского.

Событие сорок пятое

Улль — бог стрельбы из лука, лыж, охоты и щитов в германо-скандинавской мифологии. Улль почти не упоминается в исландских источниках, но это имя широко представлено в исторической топонимике Норвегии и Швеции.

Емеля Осипов стоял за небольшой сосёнкой, растущей на самом берегу реки Ершицы, и всматривался в край дороги, скрывающийся за поворотом. Оттуда должен был показаться разведчик и дать отмашку. Лук вещь очень капризная. Его нельзя держать с натянутой тетивой долго, так ещё и промозглая погода ограничивает время, когда тетива будет работать как положено. Туман-то ушёл уже, но воздух совсем сырой. Несколько минут и кожа тетивы намокнет, впитав в себя воду. У него дорогая тетива из шёлковых нитей, но и она от сырости потеряет свои свойства. Пусть медленнее, чем из жил или кожи, но потеряет.

Потому, у всех пяти сотен лучников, что стоят сейчас на высоком западном берегу речушки, тетива не на лук натянута, а лежит в мешочке — кисете специальном, что для всех пошили из брезента, материи такой воды не боящейся, которую делают в княжеских мастерских. Андрей Юрьевич их и прозвал кисетами.

— Глянь, едуть, машуть! — воскликнул сын Емели Данило, что стоял рядом с ним. Это был его первый бой. На соревнованиях-то много раз выступал и побеждал и вторым, або третьим, становился. Только это соревнования, а это — бой. Тут кроме острого глаза и крепкой руки нужно спокойствие, выдержка, чтобы спешить не начать и мазать соответственно.

— Натянуть тетиву! — гаркнул Емеля, тоже от волнения. Заранее же договорились, что команду каждый должен повторить, чтобы до самого дальнего стрельца она добралась. Так что и шёпотом можно было сказать, лишь бы ближний услышал. А он заорал, как пятух пробудившийся.

— Натянуть тетиву… натянуть… натянуть, — звук удалялся пока не затих, словно эхо в горах, в Карпатах.

Емеля первым справился, потом достал из колчана стрелу и сунул в зубы. Ещё две воткнул в морозобойную трещинку на сосёнке и только четвёртую наложил на тетиву. Разведчики уже проскакали, спеша предупредить Мечеслава, а киевляне всё не появлялись. Он мог бы особо не спешить. Действия все заранее оговорены, и он должен выстрелить последний из пяти сотен лучников, ждущих в засаде супротивников. Не врагов, ничего плохого ему именно эти дружинники киевского князя Святослава не сделали, даже в отличие от тех же венгров, к ним и злости не было. Более того, это они пришли на их земли. Они — вороги.

Пришли не с ними биться, а с погаными, но раз киевляне в одном войске с ордынцами, то они точно не свои, не враги, но противники.

Стрелять он должен последним, потому что по плану, дружина Святослава должна проехать мимо него до самого южного конца засады. И стоящий самым дальнем Горыня должен выстрелить первым. И он же должен отдать команду «Пли!», а её в обратную сторону до Емели должны передать на полночь.

Стрелец внимательно всматривался в начавших появляться из-за поворота дороги воев. Сразу видно, что это именно те, кого они ждали. Княжескую дружину с ополчением не спутать. Вои все на справных конях, все в длинных, прикрывающих ноги почти до колена кольчугах, в остроконечных шеломах с бармицами.

Очень неудачно для себя едут дружинники. В правой руке — деснице, у них копье, а в левой — шуйце, шит. И беда их в том, что повернуты они к засаде неприкрытым щитом правым боком.

Воины Святослава выезжали и выезжали из-за поворота. Много их. И все они здесь останутся. Задумавшись, Емеля чуть не прозевал долетевшую с юга эхом очередным команду: «пли». Вывел его из ступора этого щелчок тетивы у стоящего рядом сына.

— Пли, — проорал и он и потянул стрелу, одновременно целясь в лицо воя, в красном плаще — епанче.

Дальше он, как заведённый, отправлял стрелы в киевлян, пока весь десяток не кончился. Пятьсот стрелков на пятьсот всадников, и каждый по десять стрел выпустил. Всего шестьдесят ударов сердца прошло — минутой князь называет. От латинян говорит слово пошло. (латинского выражения pars minuta prima («часть (часа), уменьшенная, первая»).

Далеко не все стрелы попадали в цель, хоть и расстояние плёвое — два с небольшим десятка саженей. Но княжьи вои в кольчугах. Далеко не у всех собраны из мелких колец — пансыри, но и крупные кольца могут остановить стрелу, смотря куда попадёт. Часть стрел попала в лошадей, хоть князь предупреждал, чтобы коней постарались не задевать, самим пригодятся, часть попала в шлемы, даже в копья, сколько-то и мимо пролетело. А только, когда в каждого дружинника летит десять стрел, и стреляют не абы кто, а кто надо, то и итог закономерен.

Всего минута прошла, а большая часть дружины Святослава Киевского лежит на земли или склонилась головами к шее коня и тоже сползает ужо под ноги коней.

Теперь команду снова должен дать Емеля по уговору. Если выживших воев киевских много, то его команда: «пли» приведёт к продолжению стрельбы, ещё по десять стрел каждый стрелец выпустит.

Емеля, передал лук сыну и в два прыжка и одно подтягивание оказался на не сильно и толстой ветке сосёнки. Всё дальше видно, именно из-за низкорастущей горизонтальной ветки сосёнку эту Емеля и облюбовал.

Нет. Не все дружинники полегли, то тут, то там на дороге уцелевшие всадники разворачивали коней и пытались в этой сутолоке пробиться назад.

— Пли! — во всю мочь заорал Осипов и спрыгнул быстрее с ветки, подскочил к сыну и забрал у него лук.

— Пли… Пли… пли… ли…ли, — опять эхом пронеслась вдоль реки команда и запели вновь стрелы. Ещё шестьдесят ударов сердца, ещё латинянская минута, и теперь уже точно нет невредимых воев киевских. Вся дорога завалена ранеными и убитыми. Всё, теперь дело за воеводой Мечеславом. Они — стрельцы свою работу, как говорит князь Андрей Юрьевич, сделали на пять.

Событие сорок шестое

Белобог — предполагаемый западнославянский бог удачи и счастья. В верованиях белорусов встречалось олицетворение счастливого случая, существо, которое называли Белун. Он представлялся в виде старца с белой бородой, который указывает путь заблудившимся

Оставив на всякий случай заслон из пяти десятков конных арбалетчиков, воевода Мечеслав Детько вёл своё победоносное воинство к Житомелю. Ослабив поводья, он позволил вороной кобыле Ночке самой двигаться за обозом из сотни телег. Те ехали, точнее тащились, неторопливо, но до темноты должны добраться до лагеря, так чего их понукать. И без того достаётся лошадкам. Дорога совсем раскисла и скорее берег болота напоминала, чем довольно оживлённый тракт, связывающий Киев и Житомель с Мазовией и ляхами. Ноги Ночки на всю бабку проваливались в серое месиво.

Телеги же были прилично загружены. Все сто подвод были забиты трофеями до отказа. Без малого пять сотен полных доспехов тяжеловооруженной княжеской дружины весили прилично. Железо, как говаривает частенько Андрей Юрьевич, и в Африке железо. Тяжёлое. Плюсом сюда — брони были на некоторых лошадях старших дружинников и самого Святослава Киевского.

А ещё пять сотен справных сёдел со всей подпругой и попонами. А содержимое сум у пяти-то сотен дружинников. Ага, копья ещё, щиты.

Не стоит забывать и о мясе с сорока с лихвой лошадей, часть стрельцы завалили, частью после серьёзных ранений его воям пришлось добить. Ну, и не бросать же мясо воронью и волкам. С них и голов там, требухи и прочих ног хватит. Всё забрали, даже хвасты отрезали и гривы, если те длинные были. Пригодится князю, на его придумку с лавками мягкими. По мнению Мечеслава — баловство, но чёрт его знает, про мыло это с ароматом цветов шиповника он так же думал, а оказалось, что разбирают кувшины с ним чуть не в драку.

На нескольких телегах везут одёжку с дружинников князя Святослава Киевского. Почти вся в крови и грязи, но возчики, которые её получат в качестве приварка с оговоренной плате довольны, отстирают. А ведь одёжка пошита из хороших дорогих тканей, в том числе и из заморского сукна, больших денег стоит. На ещё одной телеге везут тело Святослава Киевского. Остальных воев перетащили в глубокий овраг и ветками и землёй, как уж получилось, закидали. Они хоть и враги были, но православные, нельзя без погребения.

Тело князя киевского отыскали по дорогой одежонке и красной княжеской мятели — епанче. Ну и ещё по красавцу каурому жеребцу, что рядом с телом хозяина вертелся и даже пытался защищать его, когда владимирские дружинники подошли к ним. Добрый конь. На племя ого-го как сгодится.

Да и среди других пойманных после боя лошадей были очень неплохие жеребцы и кобылы. Хороший табун выйдет, который можно будет к отобранным на племя венгерским лошадям прибавить. Лошадей было всего около четырёх сотен и довести их до Житомеля было приличной проблемой. Многие дичились чужих людей и всё время норовили сбежать в лес. Таких пришлось привязывать к телеге и в результате сотня телег вытянулась больше чем на версту. За ними и двигался основной табун, который на узкой дороге ещё чуть не на версту растянулся. Следом ехали дружинники, потом пять сотен лучников, замыкал растянувшийся на несколько вёрст караван отряд конных арбалетчиков.

А Горыню с пятью стрельцами Мечеслав снова послал в разведку, до самого Искоростеня, а если там нет никого, то и дальше до Овруча. Нужно же знать, что там с Гедимином. Совладал он со своими супротивниками, или и этому на помощь поспешать надо. Сначала хотел, как обычно, десяток послать воевода, но стрелец отмахнулся, мол, большому отряду тяжелее будить уходить от врагов. Выбрал себе Горыня четверых на самых резвых коньках.

В лагерь по свету прибыть не получилось. Дорога с каждой пройденной верстой становилась все хуже и хуже. На глазах становилось теплее и дождь ещё зарядил. И ведь не остановишься, огромный табун лошадей с ними. Лошадь животное такое, что посреди поля не бросишь. Обиходить надо, покормить, напоить. Не простое это дело посреди леса на узкой дороге.

Как оказалось, когда они всё же добрались до лагеря, что спешили не зря. Это у них всё нормально с засадой окончилось. Даже не нормально, а здорово. А у той засады, что караулили переяславцев, всё получилось вкривь и вкось, и теперь срочно надо было ситуацию исправлять. Как рассветёт, по-быстрому нужно тем же составом выдвигаться на юг.

А всё из-за того, что планы резко поменялись.