Орда

Глава 4

Событие восьмое

'Она нити прядёт, в клубок сматывает. Не простые нити — волшебные. Из тех нитей сплетается

наша жизнь — от завязки-рожденья и до конца, до последней развязки — смерти.

Даже боги пред нею склоняются, как и все они подчиняются тем неведомым нитям Макоши'.

После недели гулянок и пьянок гости, чтоб им пусто было, отбыли наконец в свои Палестины, и Андрей Юрьевич смог уделить время привезённым генуэзцем Агафоном мастерам и мастерицам. Оказалось, всё плохо. Он поручил Глебу Зеремеевичу их разместить и кормить. Именно это ключник и сделал. Целых полторы недели люди вообще ничем не занимались. А ведь за них огромные деньги плачены.

Пошёл Виноградов пообщаться сначала с ткачихами… сватьями бабами Бабарихами. (Если что, то скорее всего — это бабушка Гвидона. А царевич хоть и злится, Но жалеет он очей Старой бабушки своей…). Двенадцать ткачих боярин разместил в одной из гридниц пока свободной. Войско медленно тащилось с основными трофеями из Мукачево, и пока до Владимира не добралось. Но со дня на день должны дружинники прибыть и нужно было с женщинами разбираться. И жильё постоянное подобрать надо и главное — организовать им Ковровый цех со всеми необходимыми станками, инструментами и шерстью.

Как это должно быть устроено, Андрей Юрьевич знал. В школе в девятом классе их классная руководительница организовала для них экскурсию в Ковровый цех. Что это был именно девятый класс Виноградов запомнил. Там же после восьмого половина учеников подавалась в техникумы и училища, и оставались в основном нацеленные на институт. А раз народа стало в два раза меньше, то их класс объединили с другим. Вот у одного из новых одноклассников мать и была начальником этого Коврового цеха.

Увиденное тогда поразило, а позднее, когда уже женившись Андрей Юрьевич по блату достал ковёр в мебельном магазине, заставило задуматься.

Цех! Ну, цех — это чересчур громкое название. Их привели к обычной пятиэтажке и потом всей толпой они спустились в подвал. Ладно, в цокольный этаж. Улица там довольно круто вверх уходила, и половина дома была как бы шестиэтажной. В этой половине с окнами на уровне земли почти «цех» и располагался. Внутри было четыре больших помещения. Наверное, двенадцать (плиты перекрытия же шестиметровые) метров длиной и метров по шесть шириной. В этих комнатах и стояли станки. Это такие рамы с внутренним просветом два на три метра и внутри белые нити натянуты — основа ковра. Перед рамами сидели на табуретках женщины и вязали из цветных ниток при помощи крючка такого узелки, а потом лезвием нитку отрезали и следующий узелок. Как рассказала мать одноклассника в ковре несколько сот тысяч узелков и вяжут их или ткут один ковёр женщины три — четыре месяца. После Андрей Юрьевич узнал, что в дорогих коврах и за миллион может доходить число узелков.

Потом начальница предложила желающим самим эти узелки завязать. Для шестнадцатилетнего Андрея это было испытание. Его распределили к самой молодой ткачихе. Лет двадцать пять. В цехе тепло, и ткачихи одеты в халатики синие такие сатиновые. У его «учительницы» видимо сел, ну или сразу был на пару размеров маловат. И всю её обтягивал, а на груди просто не сходился. И вот посадили его на табурет этот, и начала эта обтянутая ткачиха ему показывать, как вяжут узел, встала за его спиной и прижалась всеми выпуклостями одновременно к спине, а ещё и духами от неё «торжественно» пахнет. Это тогда модные духи были «Торжество», кажется, с запахом черёмухи. В общем, голова у Виноградова была совсем не узелками занята, и из-за этого дольше всех он возился, пока получилось несколько завязать. На всю жизнь впечатление.

А при покупке ковра в магазине через много лет Андрей Юрьевич задумался. Если вяжут ковер три — четыре месяца и зарплата, как говорила родительница от восьмидесяти до ста рублей, то только на зарплату шло рублей триста пятьдесят. Плюс коммунальные услуги. Света там было ого-го сколько и батареи жарили. А потом ковры отвозили на головное предприятие и там стирали и стригли, а после везли в магазин, где продавцам ведь тоже зарплату платили и директору магазина, и грузчикам, и за свет с теплом. И главное, там шерстяная совсем не дешёвая нить, а передовица в этом цехе ткала ковёр из верблюжьей шерсти, как похвасталась родительница. А купил ковёр два на три метра Андрей Юрьевич за четыреста пятьдесят рублей и именно верблюжий по блату. Если всё сложить и вычесть, то получается, что ковры в СССР продавали населению дешевле себестоимости. И значительно дешевле. А всё СССР ругают.

Пообщаться с ткачихами не удалось. При его появлении в присутствии двух амбалов, в кольчуги одетых и с мечами на поясе, женщины забились в угол. И так бы не получилось, рясофора Егория не было с ним, а сам полиглотом Андрей Юрьевич не был. Как потом оказалось, и Егорий бы не сильно помог. Армянского он не знал. А… А черкешенки, как выяснилось позже, были четырёх национальностей, их там на Кавказе этих национальностей столько, что сам чёрт ногу сломит. И языки совсем не похожи один на другой, женщины друг друга не понимали. И только три азиатки говорили на одном языке, какой-то тюркский. Византийки говорили на ломаном греческом, но гречанками точно не были. Как позднее выяснилось, скорее из Сирии они, ну, которая пока вроде ещё имеет отношение к Византии. Может из курдов?

Только на следующий день уже взяв Егория, и позаимствовав у боярина Глеба Зеремеевича слугу старого из кипчаков, удалось с частью ткачих пообщаться и выяснить, что да, на самом деле ковры вязать они умеют, и, если князь построит станки и даст нитки шерстяные или… Шёлковые? Да, эти самые византийки — сирийки — курдки ткали или вязали ковры из шёлка. Так вот, если всё это князь им предоставит, то они могут ковры и сами ткать, и учениц, приставленных к ним, обучат.

— А красить ткань кто-нибудь умеет?

Оказалось, что все умеют, но есть ли здесь те травы, что на крашение идут? Названия трав на десяти языках ничего Андрею Юрьевичу не говорили. Пришлось отправить ключника в город, чтобы тот привёл ему специалиста по окраске тканей. На первое время у него есть краски из Марены Красильной, что привёз Агафон, знать бы ещё, как ими нить красить.

Событие девятое

Жвайгждес — звёзды, дети Солнца-матери и, как правило, Месяца-отца у литовцев. Одна из важнейших звёзд — Аустра. Другие звёзды, сёстры Аушрине, менее важны, но они, такие как Вакарине или Вакаре (вечерняя Венера, готовящая постель для Сауле (солнца), Индрая (Юпитер), Селия (Сатурн), Жьяздре (Марс) и Вайвора (Меркурий), порой встречаются в мифах также.

Исаак Аргир родился в 1300 году во Фракии. Пару лет назад он перебрался в Константинополь. Ему повезло, известный учёный из Гераклеи Никифор Григора, из-за нападения турок на эту провинцию, тоже сбежал в Константинополь и был там назначен императором Андроником II хартофилаксом (хранителем архивов). Именно в архиве они и встретились. Никифор согласился продолжить обучение молодого математика и астронома. Исаак вскоре познакомил ученого со своими наблюдениями за солнцем и луной и вместе они составили предложение к императору о внесение изменения в календарь.

Однако, даже согласившись с Григорой и его учеником, Андроник II от введения этих изменений отказался из-за страха волнений, сославшись на то, что и так у него трения с патриархом и Синодом. Мол, нужно в Византии порядок навести и дать народу успокоиться, но прошло уже около трёх лет и ничего не изменилось. Дела в империи шли с каждым годом, даже с каждым месяцем всё хуже и хуже, и когда грек по рождению, перебравшийся в Кафу к генуэзцам, купец Агафон предложил ему перебраться на Русь и возглавить там университет, молодой и амбициозный математик, философ и астроном согласился.

(Через две сотни лет именно такая реформа календаря будет осуществлена римским Папой Григорием XIII практически на тех же условиях).

Сто раз пожалел Исаак, что поддался на уговоры генуэзского купца. Оказалось, что он вообще не выносит морские путешествия, Аргира мутило и рвало беспрестанно до того момента, пока они не сошли на берег в небольшом деревянном городишке, в котором каменных зданий было всего два — странного вида православный храм и небольшой замок рядом с пристанью на берегу Днестра, сложенный из непрочного песчаника. И к неприятностям морским можно ведь и добавить страшную бурю, которая кидала их кораблики как щепки, едва они отошли от Кафы. Волны перехлёстывали через галеру и смыли с палубы всё, что было не закреплено в том числе и целое стадо овец, только две выжили, они зацепились верёвками за мачту и волны их не утащили в морскую пучину.

И ещё раз потом проклял Исаак Аргир тот день, когда он согласился на посулы Агафона, оказалось, что этот городок с деревянным ограждением не конечный пункт их долгого путешествия, нужно потом ещё несколько дней добираться на воняющей преисподней повозке до такого же деревянного городка с двумя каменными строениями — собором и замком. На одной из стоянок молодой математик поинтересовался у монаха, что стал его переводчиком, чем это воняет от их транспортного средства.

— Это греческий огонь. Разбился один из горшков.

— Вы знаете секрет греческого огня? — удивился Исаак. Было чему удивляться. В самой Византии этот секрет давно утратили.

— Эх, отец Исаак, сколькому тебе ещё предстоит поразиться, — ответил рясофор и рукой махнул, мол, сам тем же самым всё время занимаюсь. Удивляюсь.

Во Владимире несколько дней Исаак был предоставлен самому себе, ему приносили еду и питьё и разрешили гулять по замку, но посоветовали из ворот не выходить, мол свадьба, полного чужого народу и пьяные все, бережёного бог бережёт.

Византиец думал, что умрёт от скуки, но… На третий день после его приезда во Владимир два воя принесли в его горницу непонятный большой деревянный щит, пропитанный чем-то и покрашенный в тёмно-коричневый цвет. А вскоре за этим появился рясофор Егорий и на этом щите вывел непонятные закорючки белым мелом. Как выяснилось из его объяснения — это индийские цифры. Послушник показал, как надо записывать простые и дробные числа, как складывать их между собой столбиком, как так же, столбиком, делить и умножать большие цифры. И даже выдал пергамент с написанной на нём чёрной краской таблицей умножения. А ещё он принёс две огромные свечи из светло-коричневого воска и усмехнувшись сказал:

— Уверен, отец Исаак, ночью вы спать не будете.

И ведь угадал рясофор. Почти до самого утра Аргир писал на щите коричневом примеры новыми цифрами и решал их. Стирал мел мокрой тряпкой и снова писал закорючки — цифры. Ох, как же просто всё и ладно выходило, после того как он освоил эти новые цифры. Какие молодцы эти индусы, что придумали их.

Утром, едва монах, заснул его разбудили, пришёл Егорий, принёс завтрак и непонятную конструкцию из деревянных кружочков и металлических спиц, закреплённых в раме.

— Это счёты, как говорит Андрей Юрьевич, прибор для удобство счёта. Вот смотри отец Исаак.

Весь сон мигом слетел с Аргира. Не чудо, конечно, как эти индийские цифры, но как же удобно и как просто, почему он не додумался до такого простого «прибора».

— Нет ли у тебя других чудес, друг мой Егорий, — с набитым ртом поинтересовался Исаак и не обманулся.

Рясофор встал, стёр примеры с доски и стал объяснять математику и астроному, который себя считал вторым в мире после своего учителя Никифора Григора, правила сокращённого умножения двузначных чисел, потом цифр, заканчивающихся на пять, а потом даже извлечение кубического корня и возведения в куб двузначных чисел.

— Где же ты раньше был, Егорий! — воскликнул уже через несколько минут монах, — я три дня жизни потерял в этих стенах, а оказывается можно было учиться.

Событие десятое

Ашвеняй — божественные близнецы в литовской мифологии. Ашвеняй изображаются тащащими по небу карету Сауле (Солнца). Ашвеняй часто изображаются в виде лошадей.

Часовой мастер Атанасиос из Константинополя, математик и астроном Исаак Аргир из… Константинополя и рясофор Егорий из Владимира сидели вокруг стола, на котором лежал пергамент с эскизом, и заворожённо слушали Андрея Юрьевича из Екатеринбурга.

Вчера они собрались в том же составе здесь же, и профессор с астрономом послушали лекцию про водные часы и посмотрели чертежи… Хм. Каляки-маляки, что им представил Атанасиос.

Согласно, пусть будет эскизам, часы эти просто представляли собой колокола, которые, повинуясь специфическому механизму, приводимому в движение водяным спуском, отбивали промежутки времени. Ни стрелок, ни циферблатов у этого творения не было. Маленькие колокола звонили раз в четверть часа, а большие раз в час. И часов в сутках было семнадцать.

— Обязательно сделаем, дорогой Атанасиос, — заверил грека Виноградов, — но для того, чтобы людей, которые придут украсть нашу идею вводить в заблуждение.

— Что же ты хочешь сделать, князь? — обиделся часовщик.

— Механические часы. Там движитель будет гиря.

— Я слышал от своего учителя, что у англов на Оловянных островах есть университет и там стоят такие часы, о них рассказывали крестоносцы, что захватили Константинополь, но этот же барон говорил моему учителю, что их создатели сетовали, что они очень неточные, и чтобы поднять гирю снова на высоту нужно усилия десяти человек. А точность их проверяют по водяным часам, которые гораздо точнее, — вступился за земляка Исаак.

Общаться с греками было тяжело. Пока они речь толкнут, пока Егорий её превратит в плохой русский… Почему плохой. Ну, слова механизм или прибор в русском нет. Потом Андрей Юрьевич рассказал про шестерёнки и этого слова нет в русском, а есть ли это в греческом, не знал Егорий. А как рассказывать про анкер и штифты или полеты? Потому, беседу вчерашнюю профессор Виноградов свернул и ушёл свои каляки-малки рисовать.

Как мог изобразил анкерный спуск и систему зубчатых колёс, в том числе и сами зубцы для простой передачи и зубцы главного спускового колеса. В эскизе этом не масштаб и красота имеют значение, его задача — объяснить этим товарищам то, что Гюйгенс потом изобрести должен — как работает маятник с анкерным спуском.

— Что ж, дорогие греки, смотрите. Вот это коромысло мы для удобства назовём анкером. А вот эти две пластинки, закреплённые на нём — палетами. Смотрите, концы у них наклонные и этот наклон вам, уважаемые, предстоит рассчитать.

Давно, году в две тысячи тринадцатом, зашли как-то супруги Виноградовы в магазин, где часы продавались. Нужно было на день рождение знакомому подарить чего-нибудь не сильно дорогое и в то же время красивое и нужное, почему бы ни часы с кукушкой. Часы купили, правда без кукушки, зато с эксклюзивной стрелкой, которая была электронной — светилась, сама стрелка не двигалась, точнее её вообще не было. Её огоньки изображали. Вернее, их. Стрелок было три и все из огоньков. Ну, бог с ними с подарочными часами. На видном месте в магазине стояли напольные китайские часы с боем, с гирьками и маятником. Механизм типа скелетон, весь на виду. Их тоже купили, себе подарок сделали, всё же вещь необычная и статусная.

Раз скелетон, то решил Андрей Юрьевич разобраться, как такие часы работают, почему движения маятника не затухают, что его подталкивает. Ничего не понял. Нет, анкер увидел, гирьку на маятнике покрутил, удлиняя и укорачивая его, чтобы отрегулировать точный ход часов согласно инструкции, а то немного убегали вначале, как из магазина привезли. А вот, что двигает маятник, не понял. Пришлось залазить в интернет и находить ответ. И, как всегда, оказалось, что предки дураками не были, а Христиан Гюйгенс так вообще — гений. Ну, и вот сейчас эти полузабытые знания пригодились. Смог он нарисовать привод с зубцами и полетами.

— Смотрите, древние греки, палеты анкера как бы охватывают определенное количество зубьев спускового колеса и поочередно заходят в эти зубья. При этом сам маятник соединен вилкой с анкером. Понятно?

— А зачем… — начал Исаак.

— Не спеши. Вот здесь, — Андрей Юрьевич, ткнул палец в чертёж, — маятник находится в амплитудном положении и начинает опускаться в положение равновесия. При дальнейшем движении зуб колеса поднимает левое плечо анкера и при этом придает анкеру и маятнику силовой импульс. После окончания импульса палета освобождает зуб спускового колеса, спусковое колесо скачкообразно поворачивается, пока соответствующий зуб спускового колеса не натолкнется на поверхность покоя второй палеты. Затем маятник легко переходит на свою точку левого поворота и снова возвращается. Процесс этот циклически повторяется. Спусковое колесо при каждом полуобороте поворачивается на половину шага зубьев.

— А так бы движения маятника затухали, — понял задумку Исаак Аргир.

— Точно. Колесо нужно сделать таким, чтобы он проворачивалось полностью за час, например. В принципе это не играет большой роли. Потом на оси этого колеса будет настоящее зубчатое колёсико, которое используя даже несколько передач будет вращать ось, на которой закреплена часовая стрелка, с такой скоростью, чтобы поворот совершался за сутки. Давайте сутки мы разделим на двадцать четыре часа, а циферблат разделим для удобства на двенадцать частей. Он будет показывать время от полуночи до полдня и потом второй круг от полдня до полуночи. Внутри этой оси, которую сделаем полой должна вращаться вторая ось, которая должна делать полный оборот за час, то есть, вращаться в двенадцать раз быстрее часовой оси. Круг разделим на шестьдесят минут, то есть между цифрами часов промежутки разделим на пять. Ну и колокола соответственно. Раз в час молоток должен ударить по колоколу. Для этого на часовом колесе необходимо предусмотреть штифт, который приподнимет спусковой рычаг: молоток, приводимый в действие этим рычагом, будет объявлять каждый час ударом по колоколу.

Греки зависли. Пришлось рисовать, объяснять, считать соотношение колёс и зубьев. Вспоминать из первого или второго курса института расчёт редуктора.

— Как же это можно изготовить? — задал уже под вечер уставший и даже осунувшийся часовщик.

— Хороший вопрос. Никак. Кузнец, ювелир и прочая, и прочая такого не сделают. Это сделает столяр.

— Так часы будут деревянными? — подпрыгнул Атанасиос.

— Нет. Часы будут лату… Бронзовыми. Столяр по вашим чертежам, по рисункам, сделает механизм часов из дерева, мы все ваши расчёты проверим, пересчитаем, так как уверен, что где-нибудь да ошибётесь, а потом мы это отольём в лат… в бронзе и напильником доработаем.

— И втулки?

— И втулки. Ничего сложного, поставим стержень, а потом на токарном станке с помощью резца поверхность внутри и снаружи почистим. Так же с помощью резца и чистовой диаметр вершин зубьев сделаем. Но это уже не ваша забота. Ваша — это просчитать диаметры колёс и количество зубьев. Ну и чтобы усилия были не чрезмерными, а часы точнее не пытайтесь передать усилие одной передачей, пусть механизм будет многоступенчатым.